Читать книгу: «По моему хотенью», страница 3

Глава 3. Затопленная квартира

1 июля 202.. г. Москва

“Пауков снова стало больше. Стало больше … – думала хозяйка квартиры, в которой и стало больше тех самых пауков. – Хорошо! Значит еды им хватает, прекрасно. Теперь главное их пересчитать …”

Она встала ногами на кровать, подошла вплотную к углу стены и, приподнявшись на мысочки, притянулась ближе носом к комку из паутины, пыли и кошачьих волос. Внутри сидел крупный паук, окружённый несколькими своими сброшенными “шкурками” и завёрнутыми в коконы мухами, припасёнными на чёрный день. Она с минуту полюбовалась своим любимцем, слегка подула на струны его паутины, вызвав беспокойное недовольство паука, и с лёгкостью бабочки спрыгнула с кровати. Старые половицы скрипнули в ответ, будто еле сдержавшись, чтобы не треснуть под весом хозяйки.

И, надо сказать, проблема тут была явно не в девушке: при довольно большом росте, весила она чуть больше пятидесяти килограмм. Проблема заключалась в состоянии квартиры.

Кире эта квартира досталась от родителей, коих, впрочем, никто никогда не видел, и была в состоянии критическом уже лет тридцать. Все усугублялось тем, что располагалась квартира на первом этаже: холод и сырость от подвала соединялись в ней с плесенью и болотным запахом после потопа, устроенного запойным соседом сверху. Трещины на потолке, там где ещё осталась штукатурка, линялые обои, все в разводах от потоков воды, местами прорванные так, что можно было рассмотреть все пять их слоёв, вплоть до советских газет. Когда-то вздутый и вновь улёгшийся обратно паркет, каждая его дощечка уже лежала отдельно от других. Вся обстановка квартиры была способна вызвать самые депрессивные настроения у самого жизнерадостного человека, но не у Киры. Ей нравился постоянный полумрак, даже в яркие солнечные дни через пыльные окна почти не проникал свет. К тому же, все подоконники были заставлены горшками с растениями в несколько рядов сверху вниз. Замысловатые конструкции из старых деревяшек, верёвок и проволок, на которые были водружены все фикусы, драцены и диффенбахии, не давали даже самой малой возможности осветить это панельное болото. Кира любила свою квартиру и проводила в ней большую часть жизни, поскольку работала удалённо, а увлечений или друзей, требующих регулярных выходов из дома, у неё не было.

Зато был кот Морик. Однажды весной он появился сам собой, запрыгнув в открытое окно через балкон, да так и остался жить с Кирой, не слишком обременяя её заботами о нем. Даже еду порой он добывал себе самостоятельно, когда уходил гулять на долгие дни, а однажды даже умудрился накормить и саму хозяйку, притащив в зубах запечатанную упаковку свежих крабовых палочек. Кот вообще приносил много пользы: ловил мух, с которыми не справлялись пауки, контролировал количество крыс в подвале под квартирой и иногда мог выслушать хозяйские жалобы на жизнь, но с таким выражением морды, что лучше бы и не слушал. Была в коте и одна странность – его окрас. Сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь видел подобных котов: он был серо-буро-болотный, причём зеленоватый цвет шерсти был отчётливо заметен, а ярко-жёлтые крупные глаза завершали его образ, навевая мысли об озёрных лягушках.

Кот после своего появления довольно быстро обжился в квартире Киры, завёл свои привычки: обследовать покосившиеся кухонные шкафы в поисках завалявшегося корма, спал на огромном пыльном кресле и периодически справлял нужду в горшок огромного фикуса, что, похоже, шло растению только на пользу.

В общем, кот и хозяйка составляли довольно гармоничную пару, ни в чем друг друга не стесняя, и радовались, как встречам, так и довольно частым расставаниям. В летнее время кот мог пропадать неделями, возвращаясь похудевшим с разорванными ушами и принося с собой новую глазную инфекцию. Кира его выхаживала, водила в клинику к знакомому ветеринару, где каждый раз выслушивала лекцию о вреде свободного выгула и пользе кастрации.

– Он же вольная озёрная лягушка! – такой ответ от Киры и получал каждый раз доктор, которому только и оставалось обработать боевые раны и выписать капли для глаз.

Сейчас у кота как раз был период зализывания ран и отдыха дома, поэтому он с радость помогал в пересчёте пауков, хоть это более походило на их усердный отлов с последующем поеданием.

– Морик, немедленно его отпусти! – прикрикнула хозяйка на кота, прижавшего передними лапами небольшого серого паучка. – Это тебе не еда …

– Кирюха! – раздался хрипловатые голос прямо под балконом.

Кира вздрогнула всем телом от неожиданности, но сразу оправилась, вспомнив несносную привычку Николая объявляться подобным образом. Она протяжно недовольно вздохнула и вышла на балкон, найдя для этого только один тапок.

– Коля, чего тебе? Я тут босиком.

– Да, ты тут ещё и без штанов! – заключил Коля, когда подтянулся на ограждении балкона – тот висел почти над самой землёй – и с нескрываемым восторгом уставился весёлыми глазами на Киру, стоявшую перед ним в трусах и топе на голое тело, образ, конечно, завершал один когда-то белый тапок.

– А ну слезай! Чего тебя надо? Денег не дам!

– Кирюша … ты что? Я же по-соседски, по-дружески зашёл тебя проведать. Как ты тут, не обнесли ли ещё твою хату драгоценную … – разразился Коля звонким добрым смехом.

– Тихо ты, не ори – шикнула Кира, косясь на злобных старух, сидящих на скамейке у детской площадки. – Не обнесли, как видишь, живу – не жалуюсь.

Кира отыскала в шкафчике на балконе припрятанную пачку сигарет, достала одну и протянула пачку Коле. Он, кивнув, взял пачку, по привычке мелком глянув на её пальцы. Это было то единственное во внешности Киры, что пугало Николая. Пальцы были необычно длинные и тонкие, причём последние фаланги были равны по длине предыдущим. А довольно заметный светлый пушок, начинавшийся от локтей, доходил до середины каждого пальца. Не то чтобы это было некрасиво, но внимание притягивало и навевало мысли о лапках какого-то зверька.

В остальном Кира ему очень даже нравилась: высокая, тоненькая, светлые волосы и большие голубые глаза инопланетянки. Ее нельзя было назвать красивой в общепринятом понимании, но Кира обладала способностью притягивать внимание людей: её хотелось разглядывать, то делая заключение о её неземной красоте, то относя к беспросветным дурнушкам.

Замкнутость и нелюдимость Киры также не отпугивали Николая – слишком многое было вместе пережито и понято друг о друге за последние десятилетия, проведённые в Москве. Переехали они в этот когда-то новый для них город практически одновременно: она из небольшого городка Белорусской ССР, он чёрт знает откуда. Кира так и не смогла выяснить откуда родом был Николай, впрочем, она особо и не старалась. Главное, что он у неё был, был хорошим другом. Она же была разве что сносным. Но лёгкость характера и беспредельная терпеливость Николая сполна компенсировали вспыльчивость и резкость Киры. Николай всегда приходил на выручку: доставал новые паспорта – в последних был символично указан один 1997 год рождения; помог найти жилье – ту самую квартиру на первом этаже; в первое время после переезда помогал с поиском работы.

На протяжении лет их роли периодически менялись. Кире порой приходилось искать исчезнувшего Колю неделями, вызволять из жутких притонов и КПЗ, прятать от бандитов и коллекторов, одалживать денег. Как видно, Коля не отличался сознательностью, но никогда не подвергал Киру реальной опасности, а деньги всегда возвращал, иногда и с процентами.

– Так чего пришёл то? Случилось что? – спросила Кира, немного успокоившись, и затянулась дымом сигареты.

– А ничего не случилось. Все супер. Правда к тебе пришёл, соскучился … – протянул последние слова Коля. – Виделись то когда? Ещё в мае? Уж больше месяца прошло.

– Ну позвонил бы, или лучше написал. Чего приходить?

– Кирюх …

– Ладно, – виновато сказала Кира – забирайся. Или ты наконец-то как человек – через дверь?

– Закачусь как обычно! – рассмеялся Коля, снова подтянулся на ограждении и запрыгнул на балкона.

Кира, ничего не спрашивая, сразу направилась искать что-то съестное в холодильнике. Тот был совсем древний, с малюсенькой морозильной камерой сверху, и из-за него ни раз приходилось просыпаться по ночам – грохот заводившегося мотора порой напоминал рёв дикого животного во время гона (не той мыши, конечно, которая давно покончила с жизнью в этом холодильнике). Помимо мыши припасы все же были: на небольшом кухонном столе появились банка шпрот и чёрный хлеб, нашлись маринованные зелёные помидоры, банка консервированной кукурузы и пачка крабовых палочек. “Кот что ли притащил?” – задумалась Кира и шмякнула пачку на стол к остальным припасам. Композицию завершили бутылка с прозрачной жидкостью, найденная в том же холодильнике, и две рюмки из морозилки.

– Опа! А вот это мы уважаем! – воскликнул Коля, увидев с любовью приготовленный обед, звонко хлопнул в ладоши и уселся на табурет.

– Разливай! Выпьем за встречу, как говорится. И давай расскажи, где тебя носило?

– Кирюша-а … отдыхал! Не поверишь, как можно бесплатно и с комфортом прожить целый месяц, да ещё и за городом, на природе.

– И как же? – предвкушая занимательный рассказа, спросила Кира.

– Вскрываешь дачу где-нибудь на отшибе какого-нибудь захудалого СНТ. Аккуратно, главное без шума: без битья окон и сноса дверей. И изображаешь полноправного владельца садового участка, ну или его родственника, одолжившего домик, чтобы отдохнуть от праведных трудов и пыльного мегаполиса. Домик только нужно выбрать правильный: чтоб не под носом у соседей; брошенный, но и не на столько давно, чтобы было некомфортно проживать, а лет пять назад, к примеру. Заросший, но чтобы ещё были видны тропинки на участке, без разбитых окон, с ещё крепким забором и запирающейся калиткой. А ещё, чтобы провода электрические не были обрезаны, и вода проведена. Вот я себе такой и нашёл. Прелесть! Двери, окна – все цело. Репейник на участке выше головы, яблони, даже можно было отыскать кусты чёрной смородины. Баня на участке! Действующая! В придачу древняя копейка под импровизированным навесом, правда не завелась, но антураж придавала. А сам домик – загляденье! Два этажа, винтовая лестница, всем обустроен. Я только плитку себе на две комфорки приобрёл электрическую – там только газовая была – и прибрался немного. Там даже кое-что из одежды нашлось и книги для развлечения, правда … все больше сочинения какого-то Ленина, да я особо и не вникал, читал себе, ради букв.

– “Какого-то Ленина?” Коля, ты же при нем жил.

– Не помню … Царевичей вот помню. Ленина не помню. Да ты про дом дальше слушай! Он хоть и отвечал мои жёстким жилищным требованиям, а пол в одной из комнат на первом этаже провалился, да глубоко так; я подвал искал потом под домом – не нашёл. Мне это и не мешало, комнатой этой я не пользовался, да и мало ли какие отношения у дома с потусторонней силой. Выудил только из провала телевизор старый (не заработал он только, звук есть, а не показывает), пару стульев и раковину; и кому пришло в голову раковину от умывальника в комнату притащить, ума не приложу.

И вот, как-то раз, хожу я мимо этой комнаты с провалом, хожу и вдруг вижу: вылезает! Обросший такой, в рванье, драной фуфайке. Смотрю, а это наш! Но из “староверов”.

После слов Николая выражение лица Киры переменилось: в зрачках будто сверкнула искра, веки раскрылись шире, а мимические мышцы почти изобразили улыбку с лёгкой примесью надежды.

– Наш? Ты уверен? А кто? – спросила Кира и разлила по второй стопке.

– Не знаю. Я не понял, но кто-то из домашних я думаю. Было темно, и он меня за своего не принял и в момент испарился. Я потом веника три там оставил: и соломенный, и сорговый, и дубовый … Ничего … Испарился.

– А баню проверял?

– Проверял конечно – пусто. Не водится боле наш брат в местах заброшенных. Да и не в нашей это природе …

Коля сделал таинственное грустное лицо, принял более удобную позу, положив ногу на ногу, и уже приготовился пуститься в философские рассуждения, выдававшие, всё-таки, в нем не такого уж простого и приземлённого паренька, как вдруг Кира звонко рассмеялась (случалось это довольно редко, надо сказать).

– Коля, давай без твоих рассуждений, – с улыбкой произнесла она.

– Кирюша, ну а что такого? Людей там уже давно нет, и нам там что делать? Эта мода 90-х на переселение во всякие заброшенные дома, больницы и прочие непригодные для нас места – чушь полнейшая. Если ты дух, то уж будь добр, соблюдай духовные традиции. Вот все и опомнились – перебираются теперь обратно в города, в квартиры, к людям.

– Да. Вот только все на столько хорошо прячутся, что я уже лет семь кроме тебя никого не видела. И Коля, ты же сам только что рассказал, как жил на заброшенной даче! И ни про одного человека я в твоём рассказе не слышала!

– Э-это другое, Кирюша. Мне, так скажем, на время нужно было залечь на дно. Это отшельничество было связано исключительно с моей человеческой половиной, – ответил Коля на шуточные обвинения своей подруги и рассмеялся.

– Понятно. Опять куда-то вляпался …

– Кирюша! Все чисто: денежки при мне, кредиторы на том свете, – с хитрой улыбкой произнёс Коля и вытащил из кармана джинсов толстую пачку пятитысячных купюр, туго перетянутую чёрной канцелярской резинкой, слегка потряс ею для убедительности и кинул на стол, чуть не задев открытую банку шпрот.

– Коля! Осторожней! – ворчливо вскрикнула Кира, взяла пачку в руки, спасая её от шпротного масла и разлитого маринада от помидор, и удивлённо взглянула сначала на пачку, затем на Колю.

– Убивать за полмиллиона рублей? Коля, это не серьёзно.

– Я не убива-ал! И пальцем не тронул. Ты не поверишь – банальнейшая, пошлейшая ситуация: везут меня в багажнике чёрного BMW, в лес везут, в полном соответствии традициям «переселенческих» времён. В салоне три наголо бритых амбала, в кожаных куртках и золотых цепях.

– Коля, ты фильмов насмотрелся?

– Я клянусь тебе, – рассмеялся Коля, – все именно так и было. В багажнике мне ещё в нос острие новенькой лопаты упиралось, руки за спиной связаны и бензином воняет. Едем. Долго едем и вдруг, чувствую, притормаживаем, поворот, и катимся уже не по асфальту трассы, а по грунтовой дороге. Все, думаю, сейчас возьму я эту новёхонькую лопатку и выкопаю себе наконец-то могилку.

– Прям таки наконец-то? Ты помирать собрался? – с прищуром спросила Кира.

– Собрался, Кирюша. Покоя хочу и умиротворения. Лечь сейчас в холодную земельку, руки сложить вот так, – Коля скрестил ладони на груди под подбородком, опёрся спиной о край стола и закрыл глаза, – и испустить свой дух, оставив это презренное чужое тело.

В эту секунду на кухне квартиры на первом этаже повисло гробовое молчание, под стать внезапным словам Николая, застывшего со скрещёнными на груди руками. Кира также сидела без движения, как будто ещё шире распахнув свои и без того большие глаза, и зажав тлеющую сигарету тонкими длинными пальцами. Тишину нарушил кот Морик, разбуженный манящими рыбными запахами. Он все же решил сползи со своего старого кресла для того, чтобы проверить ситуацию на кухне. Мягкими размеренными шагами он пришёл на запахи, провёл хвостом по стенке холодильника, свернув его затем в колечко, и заявительно мяукнул.

– Морик, ты слышал, что сказал этот хлебушек? – обратилась Кира к коту, небрежно махнув рукой в сторону Коли.

Коля же в ответ громко рассмеялся, подхватил Морика на руки, усадил к себе на колени и начал активно начёсывать ему щеки и уши. Морик же не был против такого фамильярного к себе отношению, удобнее расположился на коленях у Коли и заливисто замурчал, прикрыв жёлтые глаза.

– Конечно, я шучу, Кирюша. Никто помирать не собирается! Я ещё с экскурсией на Марс слетать хочу, а дальше посмотрим, как пойдёт.

– Ах, на Марс? Это ты себе на полёт копишь? – Кира кивнула в сторону купюр.

– Точно, Кирюша, я же тебе рассказывал, как меня закапывали. Так слушай дальше: останавливаемся мы, значит; амбалы вылезают из тачки, открывается багажник, меня из него выволакивают и кидают на землю. А у меня так все затекло в этом плену, что я и лежу дальше: руки за голову завел, потягиваюсь. Мои конвоиры даже на секунду застыли от неожиданности. А потом один меня за шиворот, на ноги поставил и толкнул в сторону леса, я только и услышал, как лопата о кузов машины дзинькнула.

– А как ты, Коля, вообще оказался в этом багажнике?

– Как, как … Одолжился не у тех людей. Да, и взял то всего ничего, а они у меня полляма по закромам вырыскали и себе присвоили, жулики!

– Поскребли по сусекам? – ехидно улыбнулась Кира.

– Тебе то смешно, Кирюша, ты в багажнике не каталась. Ну слушай дальше: идём мы по тропе в гущу леса, в спину мне тычет дуло пистолета, тишина …

И Коля поведал в своей лёгкой шуточной манере историю загадочной смерти трёх вооружённых мужчин среди подмосковного леса. Загадочной она была для сотрудников полиции, прибывших на место обнаружения трупов, и для случайно набредшей на останки пожилой пары грибников, этих сотрудников вызвавших, и для старожил ближайшего к лесу СНТ, который около двадцати лет не замечали в этих местах волков, разорвавших и обглодавших Колиных обидчиков. Появление волков в этих лесах действительно было отмечено впервые за много лет и, судя по практически голым скелетам среди зарослей папоротников, это была крупная стая животных.

Не терялся в догадках только Николай. Проведя в глубь леса около ста метров, Коле всучили лопату для сооружения собственной могилы. Тот, нисколько не растерявшись, взвесил орудие в руке, крутанул им в воздухе, сделав пару шагов от своих конвоиров, чтобы оказаться между стволов двух елей, и с силой врезал полотно лопаты в землю. Спустя несколько минут, пока Николай увлечённо ковырялся в земле, в надвигающихся сумерках послышался едва различимый рык, затем среди зарослей замелькали непонятные серые тени. В лесу неестественно быстро стемнело. Тени будто кружили, подходя все ближе к людям, сужаясь в кольцо. Постепенно становились различимы оскаленные морды и жёлтые хищные глаза.

Первый укус пришелся в мясистую голень одного из бандитов. Волк вцепился острыми зубами в ногу жертвы чуть выше щиколотки, сделал небольшой рывок головой и отпустил, отбегая в сторону и встраиваясь в круг сородичей. От резкой боли в ноге человек взвыл, потерял равновесие и невольно нажал на курок пистолета, дуло которого минуту назад было направлено на Николая. Вылетевшая пуля ранила в плечо второго участника Колиных похорон, от выстрела он повалился на землю, приминая кусты папоротников. Огромный волк, стремительно вырвавшись из круга стаи, вонзил клыки в шею подстреленного человека. Его крик, едва вырвавшись из горла, сразу заглушился вскипевшей на голосовых связках кровью. После этого волк услышал только хруст сминаемой трахеи, а затем дробь конечностей о землю.

Третий же участник казни попытался избежать судьбы товарищей, в ужасе ища глазами хоть малейший просвет в будто сгустившемся лесу и адском волчьем кругу. Но стая, доведённая до пика инстинктивного желания запахом крови и страха, приблизилась почти в плотную к жертвам, и две пары стальных челюстей вонзились сперва в правую руку, а затем в левую ногу человека. Тот повалился на живот, издавая истерический крик, пока остальные волки, будто четвертуя жертву, отрывали куски кожи и мышц от его рук и ног. К моменту, когда крики прекратились, стая уже добралась до спины, рёбер, внутренностей человека, образуя над ним серый движущийся купол.

Николай стоял, опёршись на рукоять лопаты, и спокойно наблюдал за пиром волков. Смотрел, как разлетаются остатки одежды, как шеи животных окрашиваются в красный цвет, и как три здоровых опасных мужика превращаются в три обглоданных скелета.

Постепенно волки успокаивались. Явно округлившиеся в области животов, с потемневшими от крови мордами, они по одному отходили от тел, медленно и довольно облизывая брыли. И также по одному пропадали среди стволов и ветвей, возвращаясь по ту сторону полотна лопаты.

Коля дождался пока поляна опустеет, разыскал в обрывках одежды ключи от автомобиля, на котором его привезли, деньги, которыми затем хвастался перед Кирой, и забрал пистолет. Последний раз посмотрел в глубь леса и направился обратно к дороге.

Под конец Колиной истории бутылка была пуста, нехитрые припасы – съедены. А Кира и Коля под влиянием дурмана алкоголя и зноя летнего дня спокойно заснули, каждый на своей половине кровати, прямо под комком из паутины, пыли и кошачьих волос. В ногах у Киры примостился и Морик, наблюдая свои кошачьи сны о невнимательных воробьях, открытых колбасных витринах в «Продуктовом» и бескрайних дворах спальных районов. Кот будто сладко улыбался своими пушистыми губами, наслаждаясь идеальными снами.