Осколок

Но будем пробовать всё, решил Григорий Дмитриевич и шагнул в водоворот пассажиров.

Впрочем, даже и пары метров не прошел – людской поток тут же увлек профессора левее, к соседней нише, где зеваки образовали плотное полукольцо вокруг примечательной парочки: здоровенный парень в клетчатой рубашке активно размахивал руками перед высокой блондинкой с короткой стрижкой. Кумачовое платье барышни сливалось с мраморными стенами станции. В одной ручище парень зажал букетик увядших ландышей, в другой – нечто маленькое и блестящее. Профессор улыбнулся: похоже, «Красные ворота» для этих молодых людей станут входом в семейную жизнь. Парень у всех на виду делал барышне предложение.

Григорий Дмитриевич поправил очки и перевел взгляд на без пяти минут невесту.

И сердце его остановилось. На одно бесконечное мгновение. А потом страшно заколотилось, будто профессор прыгнул с парашютом.

Перед ним стояла Мария. Без сомнения, это она.

Повзрослевшая, с более резкими чертами лица, с более жестким взглядом. Вместо толстой пшеничной косы – задорные мальчишеские вихры. Вместо приталенных маминых нарядов с тысячью жемчужных пуговичек и кружевной пеной в зоне декольте – бесформенное хлопчатобумажное платье.

Поразительно, как может измениться человек за четыре долгих года!

Сегодняшняя Мария была совсем не похожа на себя семнадцатилетнюю… И все-таки это была она.

Профессор столько раз представлял себе эту встречу – а теперь вот не знал, что сказать, как сказать.

Григорий Дмитриевич почти беззвучно произнес:

– Мария…

Она его, конечно, не услышала. Всё внимание Марии было сосредоточено на парне в клетчатой рубахе. Тот как раз завершил свою пламенную речь сообщением о том, что данное колечко он выточил собственноручно, на станке, а в качестве исходного материала использовал стальное полотно первой лопаты, которой его избранница рыла канавы на Хамовнической набережной. Затем умелец протянул любимой лопатное колечко вместе с измятыми ландышами и нарочито небрежно, но при этом покрывшись красными пятнами, сказал:

– Так ты согласна создать новую ячейку общества?

Профессор, не намереваясь ждать больше ни секунды, набрал полную грудь воздуха и во весь голос, перекрывая гомон толпы и гул подземных поездов, крикнул:

– Мария!

Барышня вскинула коротко стриженную голову:

– Папа?!

Толпа ахнула и выплеснула Григория Дмитриевича в нишу, на сцену к удивленной парочке.

– Как… Как ты меня нашел? – с трудом проговорила Мария. Профессор с болью отметил, что из ее речи бесследно исчезли характерные французские интонации, которыми дочь обзавелась еще в детстве, переняв их от матери, выпускницы Московского Усачевско-Чернявского училища Лидии Константиновны Якубовской.

Григорий Дмитриевич, сам того не осознавая, горячо и быстро заговорил с дочерью по-французски, как у них всегда было принято в семье. Он рассказывал, как после побега Марии из дома они с матерью каждый день искали её, как дрожащими руками вскрывали редкие письма без обратного адреса, в которых дочь одной строчкой сообщала, что у нее всё в порядке, как он уволился с поста директора Автомобильно-дорожного института в Ленинграде, потому что поиски отнимали всё время, как едва не угодил в руки комиссаров НКПС из-за своей подозрительной отставки, ведь с таких должностей по своему желанию не уходят, и как объездил всю империю, то есть весь союз, под предлогом подготовки лекционного материала по дорожным покрытиям, а сам всё пытался напасть на след дочери…

Мария, нахмурившись, прервала его на полуслове:

– Говори по-русски, я советская комсомолка, а не танцовщица кабаре «Мулен Руж»!

Профессор Дубелир осекся, оглянулся на пассажиров, застывших с открытыми ртами, кашлянул и просто сказал:

– Милая, я без тебя отсюда не уйду. Мы с мамой очень ждём тебя дома. Прости за ту ссору. Ты уже всё доказала. Вернись домой, прошу тебя.

Мария отступила назад:

– У меня теперь совсем другая жизнь… Верно, Борис? – Она взяла под руку парня в клетчатой рубахе, который всё это время внимательно наблюдал за происходящим.