Читать книгу: «Город камня»

Город камня

Предисловие

В комнате тускло горела одинокая настольная лампа. В ее электрическом свете кружился снегопад из белой пыли. Он оседал на столе и подставке светильника, забивался в ноздри. В свете этой лампы можно было разглядеть одинокую фигуру, сгорбившуюся над ярким монитором ноутбука. Она то и дело нажимала на «обновить страницу», каждый раз при этом вздрагивая и с беспокойством поглядывая на часы. До полуночи оставалось всего тринадцать минут. Тринадцать мучительных, бесконечных минут…

Уже двенадцать, одиннадцать. Пальцы начинали нервозно постукивать по клавиатуре. В комнату осторожно заглянула женщина средних лет и с беспокойством оглядела все вокруг.

– Ложись спать… Завтра посмотришь результаты!

Но ответа не последовало, раздался сдавленный визг, застрявший в грудной клетке, чтобы не разбудить спящих за стенкой людей.

– Мама, я поступила! Поступила, мама!

1 глава

Слова… как они сильны. Словом можно ранить, вылечить, поднять и сбить с ног. Сказанное невзначай тонкой струйкой потечет с горного склона, постепенно набирая обороты. И вот уже оно не ручеек, а бурная река, затем море и океан. А из океана появится мощная волна, сметающая все на своем пути. Нужно лишь время, чтобы маленькая капля стала убийственным оружием, меняющим мир и сознание.

Иногда слово – это проводник в новую реальность. «Вы приняты!», «Я тоже люблю тебя», «Вы заняли первое место», «К сожалению, он умер…». Услышав эти фразы, человек переступает невидимую черту и уже никогда не возвращается обратно. Сегодня в полночь и Виктория вступила в новый мир, сдавленно выкрикнув: «Я поступила!».

Она засыпала школьницей-гимназисткой, а проснулась студенткой филологического факультета престижного университета в Санкт-Петербурге. На стенах нежным слоем разлился мягкий персиковый свет от солнца. Маленькая аккуратная комната полностью покрылась им и излучала тепло и уют.

Это было лучшее утро за все ее прекрасные 18 лет. Она сладко потянулась, улыбнулась своему отражению в зеркале, занырнула в мягкие тапочки и поспешно двинулась в сторону кухни, где за столом уже собралась семья: мать в ситцевом халате варила утренний кофе, отец курил старые терпкие сигареты, бабушка раскладывала по тарелкам песочное печенье с ягодной прослойкой, а младший брат пристально наблюдал за этим процессом.

– Наша студентка встала! – объявила мама торжественно. – Завтрак для победителя готов!

Виктория, сияя все больше, села и ухватила сразу три печенья из белой тарелки с нежно-бежевой каемочкой.

– Все старания прошли не зря, это уж точно, – подтвердил отец. – Скоро, небось, будешь собирать чемоданы?

– Она уже их вытащила! – усмехнулась бабушка, добавляя в тарелку печенье.

– Я заранее, чтобы не забыть ничего… – начала оправдываться девушка, уминая сладость и запивая все разбавленным чаем без сахара.

Вся семья, как один организм, погрузилась в бесконечные хлопоты, все наперебой давали советы и наказы, каждый хотел быть причастным к сборам единственной дочери, любимой внучки и сестры-примера для подражания.

Виктория ценила их заботу, но ближе к вечеру от поднявшейся суматохи в квартире стало душно, а потому она решила прогуляться до реки, чтобы успокоить бурные мысли в переполненной голове. Природа вторила ее победе. Солнце щедро спускало предзакатные лучи, нагревая асфальт, скользя по свежей листве и отбрасывая причудливые тени на ветвистые аллеи и крыши кирпичных домов.

В ее сознании все перемешалось: парты, учебники, школьные друзья, бессонные ночи и море слез, которые от усталости бесшумно проливались на подушку. Но выше всего стояла мечта, а за мечтой гранитный образ прекрасного далекого города на севере страны. При мысли о нем грудь наполнялась приятным тянущим трепетом, а существо тянулось вперед, оставляя позади маленький пыльный Ангарск, затерянный в сибирской тайге. Вперед влекла холодная стройная Нева, а где-то сзади со светлой грустью тихо и скромно текла Ангара, непоколебимо стояли родные Саяны и хвойные душистые леса.

На минуту в сердце будто прокралась тоска – вдруг эти кирпичные дома, эта река станут лишь воспоминанием. Но девушка тут же отогнала её, не позволив испортить момент абсолютной победы и безграничного торжества труда и упорства.

«Всё когда-нибудь окупается», – с упоением подумала она, смотря на мерный поток холодной воды. Вдруг вдали показалась знакомая фигура, от которой сердце слегка дрогнуло, а под ложечкой противно, но одновременно приятно заныло. Фигура решительно продвигалась вдоль противоположного берега, широко и размашисто шагая. Виктория не знала, хотела ли она быть замеченной, поэтому продолжала неподвижно стоять, не сводя глаз с приближающегося человека. Но в какой-то момент стало понятно, что её увидели: фигура весело помахала рукой и резко сменила направление.

Виктория осторожно помахала в ответ, слегка краснея и опуская глаза. Через несколько минут в фигуре уже отчётливо можно было разглядеть рыжие, слегка растрепанные волосы, зелёные глаза под густыми бровями, тонкий нос в веснушках и бледные, столь же тонкие, как и нос, губы, обнажившие красивую юношескую улыбку. На нем была белая рубашка, тёмные выглаженные брюки и кожаный ремень. Наверное, он с одноклассниками решил ещё раз повторить состоявшийся на днях выпускной и отпраздновать поступление.

– Виктория, не ожидал тебя здесь увидеть! – начал он весело, поправляя съехавший ремень.

– Ваня, ты… Ты-то как здесь? – спросила она как всегда невпопад.

– Мы с Михой, Стасом и Катей ездили в Иркутск в ресторан. Отлично посидели. Каждый из нас поступил. Представляешь, мы даже недалеко друг от друга будем жить! А наши с Катей общежития вообще через одну остановку.

– Я рада это слышать, – соврала девушка, криво улыбнувшись.

– А ты ходила с подругами куда-нибудь после выпускного? – поинтересовался он, подняв правую бровь.

– Нет, я… Я не могла ничего делать и никуда ходить. Я ждала лишь списков. Так боялась, что все мои старания были напрасны…

– И что в итоге?

– Поступила, – ответила она с неожиданной грустью.

– И куда?

– На филологию…в Санкт-Петербург, – добавила Виктория, намеренно понизив голос, как будто говорила что-то постыдное.

Глаза Вани округлились. С минуту оба молчали. Наконец, парень прервал неловкую тишину:

– Что ж, поздравляю! Но ты хоть нас не забывай! Иногда приезжай. Удачи! Ну а мне уже пора.

Он задержал взгляд на секунду, будто хотел что-то добавить, но лишь кивнул на прощание и удалился. Виктория осталась одна, пытаясь справиться с пустотой, медленно заполняющей её, как тягучая патока. Почему-то именно в этот момент плотина тоски порвалась и затопила собой все существо: залила уши, глаза и ноздри. Ужасное чувство плавления внутри. И воздух стал кислым, как пропавший лимон на базарном прилавке.

Виктория медленно побрела домой, разглядывая знакомое высокое небо, нагретые солнцем берега набережной и лесок вдали. Она отказывалась от малого – родного двора, знакомых улиц, даже от Вани – ради чего-то большего, чего ещё сама не понимала. Есть мелочь, выбросив которую, можно получить целое состояние. А за пеньком есть риск не разглядеть богатый тропический лес с фруктами и птицами.

Ваня был тем самым пеньком, за который не следовало держаться до потери сознания. Особенно если этот пенёк не держался в ответ. Он был тем прекрасным, на что в музее всегда смотрели издалека и тайно восхищались. Он был тем близким, что на самом деле находилось невообразимо далеко. Виктория часто думала о нем, не решаясь выйти за рамки обычных школьных разговоров. Они общались между собой, как общаются старые добрые одноклассники, не питающие друг к другу ни капли отвращения.

Ваня был умен и силен в точных науках, но гуманитарные дисциплины с их недосказанностью, амбивалентностью и непрактичностью никак не поддавались ему. Не мог он отличить ямб он хорея или вспомнить год рождения Пушкина, зато без труда в уме складывал и умножал трёхзначные числа, строил графики и чертежи, как семечки, щелках квадратные уравнения.

Виктория иногда исподтишка протягивала ему мятый листик с выцарапанными на нем ответами по истории или давала списать аргументы в сочинении по русскому языку. И за одно лишь «спасибо» была готова повторять эти действия снова и снова, не жалея о собственном труде, не думая ни о какой «справедливости», о которой то и дело упрямо твердила соседка по парте Софа.

Если Ваня был тем самым пеньком, за который нельзя держаться, то Софа… Софа была корнями, глубоко вросшими в землю. Отрывать их было больно. Софа была той самой резковатой, прямолинейной, но добродушной троечницей, которая не пропускала ни одного занятия по гитаре и коллекционировала виниловые пластинки. Дома на чердаке у неё хранилась специальная коробка, несколько раз для надёжности перемотанная скотчем. Она обожала как минимум раз в неделю забираться на чердак и, предварительно протерев слегка смоченной махровой тряпочкой пыль, перебирать пластинки и с любовью складывать их вновь. В Ангарске эти пластинки считались редкостью, а потому для Софы были особенно ценным подарком.

Вика знала об этом и не переставала удивлять подругу очередной находкой. Она по-настоящему ценила ее и уважала за ту твёрдость характера, которой не хватало ей самой. Впервые они познакомились в тот момент, когда на заднем дворе школы пацаны из средних классов стали задираться и обижать девочку Вику из третьего «А». Тогда-то на помощь и пришла отчаянная Софа с тяжеленным и жёстким рюкзаком наперевес. И впредь те мальчишки обходили двух подруг десятой дорогой.

Только Софа знала, куда подавала документы её подруга. Она не отговаривала её, не причитала и не показывала и толики разочарования от предстоящего расставания. «Большой город все равно, что хищный зверь. Не дай ему себя сожрать», – только и добавила она, когда Виктория протянула телефон с открытым списком. Стало обидно от такой холодности, граничащей с равнодушием. Но девушка прекрасно знала, что внешнее не равно внутреннему. Софа, должно быть, тяжело переносила происходящее и чертовски волновалась, вот только никто, кроме неё самой, не знал об этом. В ее жизни было много всего, что научило не показывать слабость и страх, а эмоции проявлять только перед близкими и то по праздникам.

Виктория знала, что Софе не хватило баллов на поступление в университет, поэтому она настроилась на кулинарный техникум, но в глубине души все ещё лелеяла смутную надежду на карьеру музыканта. Вика стала испытывать перед подругой неоправданную вину, как будто это она помешала всем планам и намеренно забрала студенческое место… Хотя, конечно, все эти мысли не имели ни малейшего основания. Но они добавили вторую ложку дёгтя в этот медовый горшочек радости.

От этой горечи вечером Виктория собирала чемодан с тоской. Она неспешно складывала футболки, юбки, рубашки, нижнее белье, перебирала документы и пересматривала списки, чтобы точно ничего не забыть.

С ужасом она поняла, что её любимые книги с полок никак не влезают, и их придётся оставить здесь. Она остановилась у большого книжного шкафа, провела пальцами по корешкам и стала безмолвно прощаться с каждым изданием. Она могла часами, зарывшись в плед, сидеть на диванчике в углу под цветком, при этом забывая про весь остальной мир. Он переставал существовать, когда со страниц её приветствовали вымышленные герои. Они любили, страдали, менялись и ошибались. О многом ужасном и прекрасном Виктория знала именно из книг. Она могла представить любовное признание благодаря Онегину или ощутить отчаяние с помощью Раскольникова. Ремарк заставлял её задуматься о смерти, а Франкл о жизни. Именно они навели её на странную мысль поступить на филологию и всю свою жизнь посвятить чтению, книгам и изучению языка. Ей казалось, что этот путь откроет дверь в бесконечное счастье, где не нужно будет работать и дня, а лишь наслаждаться тем, что делаешь.

Но на каждом пути наступает момент, когда ты начинаешь сомневаться в правильности своего направления. Впервые Виктория задумалась об этом, когда чемодан захлопнулся, а Ремарк и Франкл так и остались безмолвно стоять на привычном месте. Тогда она села, прижавшись спиной к стене, и всплакнула. Второй раз она усомнилась в этом, когда железные двери вагона захлопнулись, а все родные лица остались по ту сторону и исчезли вдали за несколько минут. Именно тогда пришло осознание, что дороги назад нет.

2 глава

Чемодан захлопнулся, словно дверь в прошлое. А поезд, как нож, разрезал пространство, оставляя за собой только рельсы. Поезда безмолвны и жестоки. Они открывают дверь в лучшую жизнь или отрывают человека от рая. Они соединяют людей или разлучают сердца, которые должны быть рядом. Как и люди, поезда не плохие и не хорошие – они лишь вестники чего-то большего в судьбе.

В купе на второй полке жизнь замедлила свой бег. Виктория лежала со звоном рельсов в ушах и подводила незримую черту. На несколько дней она оказалась предоставлена сама себе и собственным мыслям, которые могли как доставить наслаждение, так и сожрать до основания, принося неистовые страдания.

Виктория до конца не понимала, чем для неё стал поезд. Внутри было пусто и сухо, как будто из старого гаража вынесли весь хлам и тщательно протерли пыль. Она пыталась радоваться, но на это не хватало сил, пыталась плакать, слез уже не осталось. За окнами мелькали выжженные августовской жарой поля. Казалось, что ветви деревьев вот-вот раскрошатся от сухости, а поля настолько безжизненны, что в них невозможно найти ни одно существо.

Духота снаружи прокралась и в купе. Сломавшийся кондиционер пытался издавать хриплые звуки, но не собирался понижать температуру ни на градус. Люди умывали лицо ледяной водой из-под крана, обмахивались газетами, вытирали потные шеи грязными полотенцами. Соседка Виктории с нижней полки ехала куда-то с ребёнком, который постоянно протяжно ныл из-за жары. Она прикрикивала на него писклявым голосом, раздражительно перебирая содержимое сумки. Мужчина с верхней полки с самого утра пытался дремать, грузно дыша заложенными ноздрями и закинув руки за голову. От него в воздухе застыл терпкий запах дешёвых резких сигарет. Сначала Виктория не могла долго находиться в купе, так как запах застревал в горле и проталкивал за собой рвотный комок. Но вскоре она свыклась и через несколько часов и вовсе перестала обращать на него внимание. И лишь несколько минут после отъезда со станций приходилось бродить по вагону вперёд-назад, так как запах усиливался.

За все дни пути девушка лишь несколько раз перекидывалась с соседями парой слов. Основное же время она была погружена в себя или читала единственные три книги, которые взяла с собой. Оставить книги для неё было страшным ударом, после которого требовалось время, чтобы оправиться. Она брала в руки каждое издание на своих полках и перед каждым горячо и слёзно извинялась, будто разговаривала с живым и преданным другом. Она была готова взять второй чемодан, чтобы уместить в него всех их, но это было бы смешно, да и семья уж точно покрутила бы пальцем у виска и принялась уговаривать оставить эту странную затею.

Виктория читала «Петербургские повести», в конце которых была вложена открытка с Эрмитажем, подаренная Софой перед отъездом. Эти картинки бережно хранились как на бумаге, так и в голове. Но в ней они казались настолько яркими, что казались неестественными, почти нарисованными кистью безвкусного художника. И чем ближе был город на Неве, тем ядовитее становились цвета.

…

Восток сменился Западом, бескрайняя Сибирь и выжженные леса и поля остались позади. Поезд все так же мерно катился железными подошвами, стирая под собой рельсы Ленинградской области. Вечерело. В сумерках прозвучал настойчивый голос, объявивший о прибытии в Санкт-Петербург.

Виктория уже сидела наготове, сжав до боли ручку своего чемодана. Она тяжело дышала и явно ощущала, как венка на виске назойливо пульсирует. Пора. Её подошва коснулась перрона, а колёсики чемодана потащились за жёлтыми старыми босоножками с большой коричневой царапиной с внутренней стороны. Оказалось, что вокзал, на который она приехала, находился в самом центре города. Дух захватило от увиденного: казалось, будто улицы вечернего города отпечатались на сетчатке глаза миниатюрной кистью. Она застыла на мгновение, приоткрыв от удивления рот и округлив зелёные глаза.

Город втянул её в свою пучину, ослепив вспышками неоновых огней. Он обрядился в гранит и бархат светящихся вывесок, а широкий проспект ревел, как разъярённый зверь, захлёбываясь рёвом машин и людским гулом

Она пошла вперёд, пытаясь собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Родители наскребли денег на оплату съемного жилья до заезда в общежитие. В кармане лежал мятый листочек с заветным адресом дома, в котором она должна была жить эти две недели. Он располагался недалеко от метро, поэтому Виктория решила без промедления воспользоваться красной веткой. Отмахнувшись от толпы таксистов, она добралась до входа с синей буквой "М" и оказалась внутри.

Люди помогли ей оформить временный проездной и пройти через турникет к длинному эскалатору, который бесконечно долго спускался вниз. Пока Виктория ехала на нем, она успела три раза удивиться глубине станции, два раза пересчитать деньги в своём кошельке, четыре раза перепроверить, надёжно ли закрыт чемодан, а также наступить на длинный подол платья красивой девушки впереди.

Сон, который одолевал её весь вчерашний день, отступил. Здесь и сейчас она была поглощена лишь городом, который топил в себе, увлекая все глубже. Она никогда не бывала в метро, но видела его в фильмах и читала о нем в книгах. Она никогда не видела столько необычных молодых людей в ярких нарядах, с серёжками на губах и в носу, с мольбертами и гитарой наперевес. Она обратила пристальное внимание на большое количество старых и молодых людей в вагоне, которые взахлеб что-то читали. Они смотрели в книги без отрыва, стоя на эскалаторе, спеша в закрывающиеся двери, шагая по перронам. Читали везде и все: бумажные издания, электронные книги, огрызки газет и журналов, новостную ленту в социальных сетях, каналы в Телеграме. «Как же я хочу познакомиться с каждым из них», – думала Виктория, представляя в голове образы своих будущих одногруппников.

Поезд долго-долго ехал до конечной станции. Наконец, он остановился, и оставшиеся немногочисленные пассажиры поспешили наружу. Виктория присоединилась ко всеобщему потоку, то и дело судорожно проверяя по карманам шорт или рюкзака паспорт, мятый листок с адресом и немного наличных купюр. Её окружили огромные разноцветные многоэтажки, которые стройными рядами расположились на сухом пустыре. В первую минуту они навели ужас на девушку, ей показалось, что она потеряется среди бесконечных окон и бетонных плит. Но, сжав волю в кулак, она пошла им навстречу.

Дома выглядели одинаковыми истуканами. Ей показалось, что отличить их друг от друга и найти свой невозможно. «Как же я буду тут ориентироваться», – мелькнуло в голове Виктории, но поток сознания прервал молодой мужчина, придержавший дверь подъезда и спросивший:

– Вы входите?

– Это пятый подъезд?

– Да, пятая парадная, – поправил он, неодобрительно подняв левую бровь.

Виктория поспешила внутрь, юркнув в светлое и прохладное помещение. Лифт бесшумно раскрыл перед ней двери и подвез на шестой этаж. Там её уже ждала хозяйка – грузная женщина средних лет в клетчатой льняной юбке, нещадно пестрившей и резавшей глаз.

– А вот и вы! – обрадованно воскликнула она, вскакивая с места и показывая каждый уголок в небольшой, но уютной студии с бирюзовыми стенами и небольшим пуфиком под тусклой лампой в дальнем углу. После подписания договора хозяйка поспешно уехала со словами: «Ну все, не буду более вас утомлять. Вы непременно устали с дороги».

Оставшись одна, Виктория плюхнулась на кровать, написала родным о том, что добралась благополучно, достала из сумки ссохшуюся булочку, наспех пожевала её, запив глотком воды из бутылочки, и стала неспешно раскладывать вещи, в том числе свой любимый ежедневник, в котором ещё в поезде расписала все планы на ближайший год. Отдельным разделом шёл упорядоченный строй книг на прочтение, за ним гордо числилось вступление в книжный клуб и научное сообщество университета, а также участие в конференциях, музеи, театры и, конечно, пара концертов. Этот год обещал быть незабываемым и насыщенным.

Стрелка часов медленно клонилась к трём ночи. Девушка понимала, что нужно было хотя бы попытаться успокоить бурный поток мыслей в голове и провалиться в крепкий сон до завтрашнего утра. Но сделать это все никак не удавалось. Энергия, лившаяся наружу через вены и виски, не давала себя обуздать. Порой за новую жизнь мы платим дорого: сном, спокойствием и тишиной.

3 глава

Неизвестность впереди иногда кажется бездушной пустотой, от которой веет холодком. Для кого-то этот холодок противно несет канализационной вонью, от которой щиплет глаза, для кого-то источает еле уловимый цветочный аромат, от которого в душе становится приятно.

Неизвестность подобна пучине или высоте, в которую стоит сделать лишь один единственный шаг и упасть с головой. Она либо сожрёт, либо одарит того, кто посмел рискнуть. Она уважает смелых и смеётся над трусами. Она наказывает тех, кто отступает, так как отступление равносильно смерти. Отступление не входит в перечень наших возможностей, а потому приходится идти и идти вперёд, несмотря на страх.

Виктория не побоялась шагнуть вперёд и упасть. И пусть сдавливало ребра, и пусть сводило живот – зато не пришлось отступать и признавать свое поражение. Иногда неизвестность нужно просто перетерпеть. И тогда она станет уютной частью твоего мира, возможно, ещё более прекрасной, чем все прежние. Иногда её нужно пройти, стиснув зубы и закрыв глаза. И главное – не оглядываясь.

Неизвестность начиналась за дверями поезда и продолжалась утром следующего дня, когда будильник оторвал от надёжного убежища – сна. Открыв глаза, Виктория глубоко вздохнула, расправляя сжатые ребра, и отправилась на встречу с неизвестностью. Она вцепилась в новую реальность крепко и не собиралась отпускать в ближайшие несколько месяцев. Она решила твёрдо стоять на ногах и не только удержаться на плаву, но и подняться на новый уровень (а то и на два, три!).

До нового учебного года оставалось чуть больше недели, а потому она решила провести это время с пользой и обосноваться на новом месте. Интуитивно она понимала, о каких вещах стоит узнать прежде всего: о быте, транспорте и еде. Ей было необходимо запастись базовыми для жизни предметами, а потому она отправилась на поиски магазинов.

Район, в котором она оказалась, напоминал маленький уединенный мирок, раскрашенный в разные цвета. Центральное место в нем занимали высотки, а люди покорно умещались в их округе и обустраивали, как могли, свою жизнь. Они ходили на работу, воспитывали детей, ели и спали. У всех были какие-то собственные мечты, цели, страхи и проблемы. Мирок многоэтажек состоял из множества ещё более мелких мирков – сот-оконцев, за стёклами которых теплилась жизнь.

Виктория с любопытством разглядывала их, ведь она не имела своего собственного обустроенного мирка и пока только прикидывала, с чего ей начать. Здесь никто не ждал её, никто не любил, ни с кем в её жизни не было переплетений-узелков и даже лёгких прикосновений. Все нужно было строить прямо с земли, без фундамента.

Она присмотрела несколько магазинов бытовой химии, купила все необходимое, затем закупилась продуктами, занесла их домой и, вспомнив, что со вчерашнего дня не брала в рот ни крошки, принялась готовить завтрак. Он состоял из скромной яичницы, посыпанной свежим укропом, а также овощей: помидоров и огурцов. Для вкуса она слегка присыпала их солью. Запив все парой глотков апельсинового сока, она складировала посуду в раковину и уселась на мягкий диванчик у противоположной стены.

«Мне нужен чёткий план», – подумала она и почесала затылок карандашом. В ее списке дел набралось по меньшей мере 30 пунктов. «Что из этого я могу сделать сегодня?» – прикинула она. Её взгляд упал на «Русский музей» и книжный магазин. Туда и стоит отправиться сегодня! Отличное знакомство с культурной столицей и осуществление маленькой мечты – увидеть вживую настоящие шедевры искусства.

С помощью метро добраться до центра не составляло особого труда. Менее чем за час девушка оказалась в самом центре каменного города, где люди сновали по улицам туда-сюда, неслись куда-то, не разбирая пути, цокая каблуками, шлепая подошвами.

Солнце светило ярко, небо было безоблачным и высоким. Виктория оказалась посреди всеобщей суматохи, застывшая, словно статуя, испуганными, но восхищенными глазами внимающая все происходящее. Петербург красовался, кокетничал и переливался, показывая ей свою парадную сторону. Его улицы ломились от дорогих ресторанов, душистых кафе и фирменных магазинов. Из каждого окна все так и кричало «купи меня», а толпа зевак заглядывалась на эти окна и невольно с открытыми ртами тянула руки к кошелькам.

Виктория облизнулась при виде ярких пирожных и разноцветных напитков с красивыми трубочками, но тут же её остановила мысль: «Нельзя! У меня же ограниченный бюджет! Нужно вести себя разумно и не растрачивать деньги попусту».

Ее родители с трудом наскребли на съемную квартиру. Весь бюджет был расписан и до мелочей. Именно поэтому в заднем кармашке потрепанного рюкзачка она держала маленький блокнотик, где скрупулезно расписала все разрешенные траты. В них входили музей, пара-тройка книг, транспорт, еда и театр. Но не было места красивым пирожным, дорогой одежде и прочим развлечениям.

Виктория по брусчатой дороге уверенно направилась в сторону площади Искусств, перед которой раскинул свои могучие плечи музей. Почему именно он, а не Эрмитаж, попал в список под номером один? Потому что там она могла увидеть своих любимых художников, карточки с картинами которых бережно хранила в маленькой коробочке в выдвижном ящике своего столика. Она хотела увидеть их в полном масштабе, в их неотразимом величии и великолепии.

Она переступила порог храма искусства, где время застыло в благоговейной тишине. Между мраморных колонн, среди позолоченных рам, она двигалась как зачарованная, впитывая каждую деталь. Её пальцы непроизвольно сжимались, будто пытаясь удержать частицу этого великолепия.

Она любила картины и умела читать их. Она застыла у Брюллова, пропитываясь ужасом того рокового дня в Помпеях. Она сканировала картину, ни одна деталь не ускользала от ее чуткого взора: диагональная композиция со смещением вниз, что символизирует давящую силу природы, мощь исполинского вулкана. Каждый персонаж на холсте старается спасти то, что ему дорого. Вот и семья, укрывающая своих детей; сыновья, в спешке уносящие отца; художник, утаскивающий свои бесценные инструменты… А в центре мёртвая мать, которую безрезультатно пытается разбудить испуганный ребёнок. Её рассыпавшиеся драгоценности пусто поблескивают под огненным светом вулкана. Так ли уж важно сейчас золото? Что сейчас действительно ценно для каждого из этих людей? То, что они пытаются унести с собой… И из-за этой ноши не смогут убежать.

Искусство определенно делает людей людьми, заставляет задуматься о чем-то более высоком, чем повседневная оплата счетов и сдача отчетов начальнику. Оно будит в нас чувства, спрятанные глубоко внутри, или поднимает на поверхность давно забытые ощущения. Ради этого и тратят огромные деньги на театры, кино и выставки – чтобы оказаться в другой, более прекрасной реальности и посмотреть в себя глубже обычного.

Санкт-Петербург по праву можно считать одним из главных центров искусства в России. И Виктория смогла на собственной шкуре ощутить это. За следующие 12 дней она выходила из квартиры рано утром, а возвращалась лишь под вечер, уставшая, но счастливая. Ее одолевали дурман и ребяческий восторг – она хотела увидеть все: от блестящих на солнце каналов и Невы до музеев и выставок. За Русским музеем последовал Эрмитаж, в коридорах которого можно было с лёгкостью потеряться. За Эрмитажем затесались Кунсткамера, Эрарта, Петропавловская крепость, Юсуповский дворец… Но, кроме музеев, которые были у всех на слуху, Петербург пестрил маленькими музеями, которые бережно хранили каждый лоскуток собственной истории.

К таким музеям можно было отнести музей школы Карла Мая на Васильевском острове. Виктория попала туда нечаянно, но была тронута тем, как аккуратно в паре камерных залов были расставлены экспонаты: парты, чучела животных из класса биологии, портреты и фотографии, плакаты с лозунгами «Сначала любить – потом учить!». Эта маленькая немецкая школа смогла выпустить несметное количество известных людей в самых разных областях, в корне изменила подходы к обучению. Учителя в ней видели личность в каждом из подопечных, которые впоследствии с теплотой хранили воспоминания об этом заведении и даже помогали школе на безвозмездной основе (например, один из «майских жуков», как называли учеников этой школы, будучи талантливым архитектором, бесплатно сделал проект нового здания).

Помимо школы Мая, в список Виктории были добавлены музей Суворова и примыкающий к нему музей Оловянного солдатика, музей оптических иллюзий, «Гранд Макет Россия», аптека Пеля, музей теней… В общем-то она просто пополняла свой список всем, что видела, всем, что привлекало ее внимание. Познание есть процесс, который заставляет почувствовать жизнь во всей ее полноте, наполняет ум силой и способностью создавать. Тяга к познанию перевешивала в сознании Виктории все остальные потребности. Она могла отказаться от вкусняшек на пару дней, но при этом отложить деньги на новую книгу. Она могла валиться с ног от усталости, но при этом с полузакрытыми глазами досматривать новое видео ее любимого блогера, который выпустил разбор очередного романа.

И уровень зачарованности рос по мере того, как она рассматривала статуи в Летнем саду, считала колонны Исаакиевского собора, окидывала взглядом мосты и гранитные набережные, проходила мимо красивых витрин магазинов и ресторанов, считала библиотеки на одной улице, поглощала рекламу и объявления, снова и снова спускалась в метро, плыла в потоке пульсирующей толпы-кровотока, махала рукой счастливым туристам на паромах и белоснежных катерах.

Красота и искусство в этом городе таились в каждом его уголке: в миниатюрных кофейнях и аутентичных магазинчиках, в книжных лавках и узких улочках, которые паутинками отходили от Невского. Можно было часами разглядывать каждую деталь, внимать каждому ощущению. Сотни мыслей и чувств путались в голове, когда одна за одной вокруг мелькали картинки садов и парков, каналов и рек, улиц и площадей, резных окон и мраморных колонн. Дурман легко проникает в голову, когда сознание еще не затуманено реальностью и не придавлено грузом проблем…