Читать книгу: «Моё безумие», страница 3

Глава 6. Гаптофобия.

Определение:

Гаптофобия – редкая специфическая фобия, навязчивый страх, боязнь прикосновения окружающих людей. Наблюдается при обсессивно-компульсивном расстройстве и психастении. Проявляется как страх вторжения или загрязнения, распространяющийся даже на близких знакомых человека, страдающего гаптофобией.

Марина

Я проводила время в своей комнате, занимаясь созданием альбома «Рассвет». В нём я собирала самые красивые фотографии восходов, которые мне удалось запечатлеть на камеру. У меня также есть отдельные альбомы, посвящённые Мияру (моему коту), закатам, цветам, городским пейзажам и людям. И многое другое.

Погладив Мияра у себя на коленях, я рассмотрела одно фото, которое навсегда останется у меня в сердце, вернее воспоминание о том, как я его запечатлела.

Внезапно на меня нахлынуло чувство привязанности, которое словно подталкивало меня к действию. Сердце начало быстро биться, когда я вспомнила маму и её лучезарную улыбку. Мне захотелось написать именно ей после того, как посмотрела своё первое фото рассвета, которое помогла мне сделать именно она.

Я взяла в руки телефон и быстро нашла контакт «Учитель музыки». Я так её назвала из-за папы.

Марина: Привет, мама, как ты?

Тяжело сглотнув, поскольку папа не разрешает мне писать ей или хранить её номер, бросила телефон обратно на кровать возле себя. Глубоко дыша, я пыталась успокоить сердце, когда получила сообщение. Я подумала, что это мама, но на экране высветилось уведомление от Кристины:

Кристина: Куколка, как ты себя чувствуешь?

Марина: Я начала разговаривать со своей кошкой как с человеком. Какой диагноз ты поставишь?

Пошутила я.

Кристина: Синдром «Марины». С вас десять тысяч лир.

Марина: Ничего себе.

Кристина: Рада, что ты не потеряла способность шутить.

Марина: А ты сама как?

Кристина: Нормально. Сегодня или завтра собираюсь навестить вас.

Марина: А как идут дела с работой?

Кристина: Всё так же. Алиса немного на нервах из-за прошлого приезда бывшего.

Они, как лучшие подруги, нашли себе общую работу в известной компании и работают бухгалтерами. Но хочу упомянуть, что после имени «Алиса» появляется неприятное ощущение в груди. Это потому что она «жена» Мерта, хоть они и фиктивно все еще вместе. Но какой от этого толк? Всего лишь разозлить бывшего мужа Алисы?

Марина: Хорошо, буду ждать, смайлик с поцелуйчиком.

Кристина: Сердечко.

Вдруг после её сообщения пришло ещё одно. Теперь это точно было от мамы. Мы с ней не созванивались несколько лет. Я, конечно, писала ей, но она никогда не отвечала, поэтому я не думала, что это она.

С чувством, будто меня сейчас убьют за то, что я посмела написать ей, зашла в чат, чтобы прочитать её сообщение:

Учитель музыки: Привет, малышка. Я нормально, а ты как себя чувствуешь?

Меня переполняли эмоции, я даже отложила телефон, чтобы понять, не галлюцинации ли это. Я пыталась ощупать себя и перестать дрожать от переполненных в теле чувств.

Маму зовут Мишель. Она кондитер, сколько я себя помню, а помню я себя с девяти лет после полной амнезии, когда упала с лестницы в её доме. Этот период почти стёрся из моей памяти. В то время я жила с мамой и наслаждалась её вкусными блюдами. Однако папа забрал меня оттуда, потому что подал на неё в суд за то, что она недостаточно заботилась обо мне.

После этого случая он начал убеждать нас, что наша мама – настоящая злодейка. Но я уверена, что она не виновата в произошедшем. Она не могла знать, что я упаду с лестницы и разобью себе голову.

Но… Она ответила. Мама любит меня. А папа врет. Иначе она не стала бы так вести себя, так нежно звать меня, заставив в груди полыхать от теплоты. Из глаз даже полились счастливые слезы, а сопли не заставили себя долго ждать.

Я привела себя в порядок и начала печатать:

Марина: Всё прекрасно сердечко

Учитель музыки: Я только приехала в город. Только папе не говори, что я здесь. Можем мы встретиться? Я так скучаю по тебе.

Я кивнула, перечитывая её сообщение.

Марина: Конечно, может, сегодня?

Учитель музыки: В парке возле девятого квартала. Я жду тебя там в семь вечера. Надеюсь, твой отец не сильно разозлится.

Марина: Я приду, даже если он будет против.

Учитель музыки: Моя девочка. Жду тебя.

Я убрала телефон, когда в сотый раз перечитала её ласковые и нежные слова. В моей голове роилось множество мыслей, но я была уверена, что сегодня обязательно встречусь с ней и налажу общение.

Через минуту, когда я рассказывала Мияру, что произошло, в комнату вошёл папа.

– Как себя чувствуешь, птенчик?

– Хорошо, – я нервно улыбнулась, когда он сел на край кровати.

– Мы сегодня собираемся в церковь, ты пойдёшь с нами? Тебе там станет легче, – сказал он, улыбаясь.

– Сегодня я не хочу, но обязательно пойду в следующее воскресенье, – я попыталась улыбнуться, но в голове крутились слова, что папа делает вид, что хороший, но на самом деле не такой.

Даже если он никогда не повышал на меня голос и не поднимал руку, меня всё равно терзает это чувство. Мне необходимо принять лекарство, чтобы избавиться от ощущения, что мои родные – мои враги, которые в конце концов меня убьют.

– Ты пьёшь таблетки? – папа встал и направился к моему рабочему столу, где лежал специальный контейнер с лекарствами, которые нужно принимать три раза в день. Они распределены по ячейкам, чтобы не путаться. Вики мне всегда их собирает, когда я жалуюсь, что распределять эти таблетки сложно.

Я вернула своё внимание на папу, который, подозрительно прищурив глаза, проверял, выпиты ли мои лекарства. С довольным выражением лица он вернулся и в скором времени ушёл, на прощание нежно прикоснувшись к моей щеке.

Как папа и сказал, через час я выпила вечерние таблетки, а в доме стало шумно. Я вышла из своей комнаты и направилась в сторону коридора. Вики прощалась с папой и убеждала его, что присмотрит за мной и не сведёт оба глаза, и, если понадобится, вырастит ещё два на затылке. Папа посмеялся над её шуткой, а она не выглядела так, будто шутила.

Когда дверь захлопнулась, я подошла к ней сзади и испугала её, но она просто сделала вид, что испугалась.

– Ты выпила таблетки? – спросила Вики.

– Почему все только и делают, что спрашивают меня об этом? У вас нет других… более важных дел?

– У тебя апатия, ты можешь решить, что это тебе не нужно, а я должна присматривать за тобой.

– Ладно, выпила я, не читай нотации.

– Хорошо, – она подозрительно прищурила глаза.

Я проверила время на настенных часах и пришла к выводу, что у меня ровно час, чтобы отвлечь Вики. Но это невозможно, поэтому я прибегла к крайним мерам. Подсыпала ей в напиток лекарство, которое вырубало меня во время бессонных ночей.

Мы смотрели телепередачи, где одинокие женщины ищут для себя красивых женихов, и попивали любимый напиток Вики: зелёный чай с гвоздикой. Через двадцать минут она склонилась ко мне и, положив голову мне на плечо, беззаботно уснула.

Я хотела аккуратно переложить её голову на диван, чтобы она лежала спокойно, и уйти, но она проснулась, когда я собиралась пойти в свою комнату.

– Ты куда идёшь? – невнятно пробормотала она, едва открывая глаза.

– Я писать хочу.

– Вернись скорее.

– А если по-быстрому не получится? – усмехнулась я, но она вновь закрыла глаза, поддавшись действию лекарства.

Я покачала головой и, вытащив из полки фотоаппарат, щелкнула её беззаботное выражение лица, прекрасно понимая, что она потом меня убьёт. Надев джинсовку, потому что на улице было прохладно, я направилась в парк, чтобы встретиться с мамой. С каждым шагом я понимала, что приближаюсь к ней, и сердце от этого радостно подскакивало.

Спустя примерно четверть часа я оказалась в парке. Там были развешаны гирлянды, которые мигали и освещали всех, кто беззаботно прогуливался, наслаждаясь первыми звёздами на небе.

Я искала взглядом маму или женщину, которая запечатлелась в моих туманных воспоминаниях. Но она сама меня заметила и помахала мне с лавочки. Я постаралась скрыть дрожь в руках и с улыбкой подошла к ней.

Я думала, что обрадуюсь и крепко обниму её, но в животе развязался тупой узел, а в лёгкие не поступал воздух. В тени разума притаился новый приступ, угрожая мне сдавливанием груди, в которой бешено колотилось сердце.

– Мама? – неуверенно спросила я, когда она стремительно подошла ко мне и обняла.

Стиснула в своих объятиях, и тогда я задрожала ещё сильнее, но попыталась взять себя в руки и сопротивляться передергиваниям лица и всего тела.

– Как ты, доченька? – спросила она, приложив холодную ладонь к моей щеке.

Это плохая идея, потому что любые прикосновения до приступа негативно сказываются на моем состоянии. Это может усилить конвульсии и перейти в ухудшенную версию эпилепсии. Поэтому я отодвинулась от неё, но улыбнулась.

– Прости, я всегда забываю, что ты у меня особенная.

Она имеет в виду мою болезнь? Все называли меня больной, а она – особенной. После её слов мое тело заметно расслабилось, а лицо перестало выражать пустоту, но тревога и паника всё ещё находились поблизости, готовые схватить и увести меня в темноту.

– Привет, мама, – произнесла я дрожащим голосом.

После моих слов она заплакала, вероятно, от радости и тоски по мне, и казалось, что это было искренне, но больше она меня не обнимала.

– Как у тебя идёт учёба в школе? Что ты ешь? Твой папа хорошо относится к тебе?

– Да, всё в порядке, мам.

– Хорошо, – она попыталась остановить слёзы, а я только сейчас заметила мокрые дорожки на своих щеках. Я старательно протёрла веки и села на скамейку рядом с мамой. В голове возникали странные образы: кровь, лицо мамы, мои отчаянные крики.

Они мучили мой разум, и я согнулась, обхватив голову руками, пытаясь справиться с этой болью.

– Девочка моя, ты в порядке? – спросила она, протянувшись ко мне, но не прикасаясь.

Я кивнула и снова пришла в себя.

Я вроде выпила лекарства, так почему мой разум рисует непонятные окровавленные сцены, и почему это происходит в её присутствии?

Покачав головой, я сосредоточилась на лице мамы. Её глубокие морщины и чёрные густые волосы, её тёплый и обеспокоенный взгляд карих глаз, нервная улыбка с поджатыми тонкими губами – всё это навевало тоску о моём детстве. Мне хотелось обнять её, прикоснуться к ней, но что-то внутри меня словно кричало об опасности, о том, что я должна немедленно уйти от неё. Однако я отгоняла эти параноидальные мысли в самый дальний угол своего сознания, потому что они не всегда были правдой.

– Ты ходишь к врачу?

Я кивнула, когда она в ответ глубоко вздохнула. Следующие слова я произносила тихо, но отчаянно, надеясь, что мама не оттолкнет меня.

– Я хочу, чтобы ты стала моим опекуном. Я больше не хочу жить с папой.

После этого глаза мамы загорелись, и она быстро схватилась за край моей джинсовой куртки, заставив меня испуганно отпрянуть.

– Прости, я… – запнулась она и, придя в себя, спросила: – Ты серьёзно, малышка? Конечно. Если ты не против, я хочу проводить с тобой больше времени. Я не думала… что ты сама это предложишь.

Она снова залилась слезами, закрыв лицо ладонями, и её рыдания были полны горечи. Я пыталась её утешить, но не могла найти слов. Как бы я ни пыталась ласково коснуться её спины, я не могла заставить себя это сделать.

Сквозь слезы и рыдания она сказала:

– Я подам в суд, поговорю с органами опеки и обещаю сделать всё возможное, чтобы мы снова жили вместе.

– Снова… – часто заморгала я.

– Ты не помнишь?

Я покачала головой, надеясь, что её слова пробудят забытые воспоминания, однако этого не последовало. Мой разум был затуманен. Иногда возникали лишь чувства, но не полные воспоминания.

– Неважно, – сказала она, привлекая моё внимание. – Оставайся со мной на связи, чтобы мы могли общаться по телефону. А теперь тебе лучше пойти домой, а то твой отец заподозрит что-то неладное.

Я молча кивнула, и когда она протянула руку, чтобы поцеловать в щеку, я непроизвольно отпрянула назад, не позволив ей этого. Одно её прикосновение, и, кажется, у меня начнётся новый приступ, поэтому я старалась всеми силами избежать этого.

Она осталась стоять на месте и провожать меня, когда я помахала ей и скрылась из виду. Однако это был далеко не конец, потому что за мной увязались несколько незнакомых мне парней. Снова маньяки. Снова это чувство паранойи. Как бы я ни пыталась от неё избавиться, не получалось, и это стало бесполезным, когда вдруг один из тех парней меня окликнул:

– Красавица, куда ты так спешишь?

Глава 7. Пароксизм.

Определение:

Пароксизм – Внезапное обострение болезни, приступ боли, сердцебиения, кашля, лихорадки и прочие проявления. В бытовом обиходе термин иногда используется при кратковременных эмоциональных вспышках.

Мерт

Все мои мысли о Ней заменила Марина, о которой я думал даже когда играл в футбол, а это уже серьезная причина, чтобы начать избегать её. Я не хотел вновь влюбляться и снова почувствовать, как всё разрушаю. Я избегал этого в течение многих лет, а теперь не могу смириться, что это происходит.

Мне просто любопытно, по крайней мере сейчас, но я беспокоюсь о ней, когда она прямо у меня на глазах потеряла себя. Стала совершенно другой Мариной, без лучезарной улыбки, а пустой оболочкой с неживым взглядом.

Вечером я отправился на прогулку с друзьями, но Кристофер, как обычно, не пришёл. Он не отвечал на мои сообщения, а я попытался объяснить ему, что между мной и его сестрой ничего нет. Но он даже не захотел меня слушать.

Похоже, я снова потерял человека, который после Али претендовал на роль моего лучшего друга. И снова из-за его сестры.

Парни, Керем и Озил, которые составляли мне компанию, пошли в магазин, чтобы купить напитки и семечки. Я искал свободную скамейку, но внезапно заметил кучку подростков, которые окружили девушку.

Уговаривая себя не влезать в чужие дела, я старался игнорировать свой внутренний голос, который буквально кричал помочь той незнакомой девушке.

Упрекая себя, я стал приближаться к ним, а она тем временем схватилась за голову и села на корточки. Тогда до меня наконец дошло, что это была Марина. Я вдруг понял, что не вмешаться уже невозможно. Я не оставлю её здесь. Куда смотрит Кристофер?

Подростки, которые окружили её, начали гулко смеяться, когда я толкнул одного из них позади, а тот недоумевающе обернулся.

– Развлекаетесь? – спокойно спросил я, а гнев всё ещё бурлил внутри меня.

– Тебе чего, мужик? – отозвалась девушка с короткой стрижкой.

– Оставьте девушку в покое и проваливайте, – сказал я.

– Ты что, охренел? – самый высокий и крупный вышел вперед, защищая своих друзей.

Я покачал головой и посмотрел на Марину, которая что-то шептала себе под нос, крепко зажмурив глаза.

Притворившись, что собираюсь уйти, я неожиданно нанёс удар по крупному противнику, заставив его упасть на землю. Он застонал от боли. А другие, более мелкие, не решались выйти вперед. Они трусливо сжимались под моим гневным взглядом, в котором проскакивала убийственная аура. На первый взгляд, им всем было не больше пятнадцати лет. Мне же было целых двадцать семь.

– Придурки, – покачала головой девушка и, бросив телефон перед Мариной, стала уходить.

Другие испуганно отошли, последовав за девушкой, а тот, у которого кровоточил нос, встал, пошатываясь, и, собрав упавшие сумки, направился куда подальше.

Я осторожно подошел к Марине и сел на корточки. Она по-прежнему что-то читала про себя, закрыв уши ладонями, а мне хотелось вытрясти её за плечи, чтобы она пришла в себя. Однако, вспомнив слова Кристофера, что её нельзя трогать во время приступа, я бросил эту идею.

– Марина? – шепотом окликнул я.

Внезапно она перестала шептать неразборчивые слова, похожие на «Она здесь», и подняла голову, затем открыла глаза, которые казались неживыми и стеклянными. По моей коже пробежали мурашки, и я тяжело сглотнул, стараясь не показать ей своего страха.

– Ты в порядке?

– Что ты тут делаешь? – спокойно спросила она нейтральным тоном, затем её голос приобрел нотки паники и страха, после чего она с придыханием заговорила: – Она здесь. Она убьет меня.

Марина перестала дышать, вернее, её рот открылся в немом крике, пока она сама отчаянно пыталась набрать воздуха в легкие.

– Дыши, – она меня не слушала, поэтому я настойчиво схватил её за плечи и, развернув к себе, уверенней заговорил: – Сделай глубокий вдох. Затем выдох.

Она поступила именно так, не стала противиться, глубоко вдохнула и наконец расслабилась, прекратив настороженно озираться.

– Мне позвонить твоему брату? – тихо спросил я, пытаясь не спугнуть её.

– Моему брату? У меня есть брат? – шокировано захлопала она ресницами.

– Он ждет тебя дома, пошли туда, – попытался я уговорить её.

– Почему ты меня не любишь? – внезапно спросила Марина, не прерывая зрительный контакт со мной.

– Я люблю, – сказал я, даже не подумав.

– Только как сестру?

– Только как сестру.

После моих слов она надула губу и начала плакать. Вернее сказать, её тело дрожало, а слёзы продолжали катиться, пока её выражение лица выражало равнодушие, иногда прерываясь на передергивания.

Я нашёл свой телефон и начал набирать Кристофера, но Марина остановилась, прикоснувшись к моей ладони. Я поднял на неё недоумевающий взгляд, надеясь, что её приступ отступил, но она по-прежнему смотрела на меня стеклянными глазами.

– Пошли домой, я приготовлю тебе паэлью, – весело сказала она.

– Пошли к тебе, там ты приготовишь, хорошо? – настороженно произнес я, чувствуя её холодные пальцы на моей ладони.

В ответ она быстро встала, заставив меня последовать её примеру, и когда она посмотрела на меня своими темными, но безжизненными глазами, я вспомнил Её. Ту, которая больше не должна занимать место в моих мыслях. Руки вдруг зачесались, а мое желание закурить всплыло на поверхность.

Марина осторожно сжала мою руку в своей маленькой и холодной, заставив меня прийти в себя, затем, пошатываясь, сказала:

– Я сейчас упаду.

– Я держу.

Я предложил ей свой локоть, чтобы она могла на него опереться. Однако она шла с трудом, и я решил не торопить её и замедлил шаг.

Не знаю почему, но у меня было плохое предчувствие, особенно когда Марина коснулась моей ладони. Кристофер не стал бы предупреждать об этом, если бы это не было серьёзно.

Мы вместе дошли до её дома, и дверь внезапно распахнулась, на улицу вышла Виктория.

– Марина, на этот раз я убью тебя, – сказала она, увидев нас.

Как только она подошла к ней, то замерла, поняв, что у неё начался новый приступ, из-за чего её тело дрожало и передёргивало.

– Пойдём в дом.

Она покачала головой и сказала:

– Я должна приготовить Мерту паэлью, чтобы он влюбился в меня.

Я закрыл глаза и подхватил её, когда она запнулась и чуть не упала по дороге в дом. Виктория испепеляла меня взглядом, но впустила. Я не знаю, как Марина прошла незамеченной перед ней, но её строгий взгляд заставляет и меня повиноваться ей.

– Я позвонила Кристоферу, он скоро будет.

В ответ на её слова я кивнул и сказал, что мне лучше уйти. Однако Марина закричала из кухни, что это невозможно, потому что не позволит мне уйти. Виктория тем временем остановила её, когда она потянулась к плите и ножам.

– Тебе пора спать, – Виктория вела Марину, но при этом не прикасалась к ней.

Затем осторожно уложила её на диван, где она просто вырубилась. Дыхание и судороги в теле наконец прекратились. Виктория тяжело вздохнула и протёрла лицо руками, после чего начала приближаться ко мне, чтобы, наверное, отчитать, хотя я ничего не сделал.

– Почему я снова вижу тебя рядом с ней?

– Когда мне запретили подходить к ней?

– Когда у неё начали учащаться приступы из-за твоего присутствия.

Я сдержался, чтобы не ответить, и только начал движение в сторону выхода, как дверь распахнулась, и передо мной возник Адриан Рузель – отец Марины, и сам Кристофер позади него.

– Что ты тут делаешь? – спросил Кристофер, а я мысленно начал жалеть, что не успел уйти раньше.

Адриан смотрел на него недоумевающе, а на меня – исключительно убийственным взглядом.

– Где Марина? – спросил он меня.

Его выражение лица было мрачным.

Я не ответил, но продолжал смотреть на него в упор, чтобы показать, что он не вправе приказывать мне. Хотя я нахожусь в его доме, думаю, это глупая идея.

– Она уснула. Это моя вина, – сказала Виктория.

– Как ты могла уснуть? И что этот парень делает здесь? – начал Адриан и прошёл в гостиную, вернее, к дивану, чтобы проверить Марину, которая крепко спала.

– Он пришёл ко мне, – сказала Виктория.

– Пришёл к тебе? – недоумевал Кристофер, переглядываясь между нами.

Его отец подозрительно посмотрел на Викторию, а та выглядела убедительной, приняв уверенную позу, а потом он неодобрительно покачал головой.

– Ты должна сохранять своё целомудрие, – ответил он, а Виктория закатила глаза.

Однако я не стал задерживаться и, бросив прощальный взгляд на Марину, которую заботливо укрывал одеялом её отец, поспешил уйти.

Захлопнув дверь, я вышел на свежий воздух, пытаясь переварить всё, что произошло, но внезапно я услышал, как дверь позади меня вновь открылась.

– Хочешь снова получить по морде? – спросил Кристофер.

Я закатил глаза и развернулся.

– Вижу, и ты горишь желанием, чтобы я снова сломал тебе нос.

Он подошёл ко мне так, будто четыре года нашей дружбы вовсе не существовали, и будто я нахожусь на первом месте в списке его ярых врагов. Хотелось ударить его по голове, чтобы он очнулся и перестал вести себя как идиот.

– Это серьёзно, держись подальше от Марины, если хочешь сохранить нашу дружбу.

– Я говорил тебе об этом уже сотый раз, – я протёр переносицу, пытаясь совладать со своим разумом и чувствами. – С твоей сестрой у меня ничего нет.

– Ты точно так же говорил своему лучшему другу перед тем, как опозорить его сестру?

После его слов я уже не сдержался, когда во мне пробудилась необузданная ярость, сметая всё на своём пути. В особенности такие слова, как «хладнокровие», «разум», «самоконтроль».

Я рывком стянул его за воротник рубашки и прошипел:

– Лучше тебе взять свои слова обратно.

– Разве это вернёт то, что ты совершил?

– Заткнись, придурок, – я оттолкнул его подальше от себя, чтобы не действовать в соответствии с убийственными мыслями в голове. Однако он лишь усмехался на мою реакцию, как какой-то маньяк, который был рад провоцировать меня.

– Не смей больше приближаться к Марине, она натерпелась достаточно дерьма, чтобы ты ещё и её обижал.

Я нервно провёл рукой по волосам, после чего незамедлительно высказал всё, о чём думал с тех пор, как увидел приступ Марины.

– Я не знаю, что вы задумали и почему скрываете её болезнь, но ей нужна помощь.

– Мы прекрасно понимаем, что ей нужно, и без твоего совета, – оскалился он, подавшись вперёд. – Разберись со своими демонами, Мерт, а мою сестру оставь в покое.

Он толкнул меня и собирался вернуться домой.

– Она меня коснулась, – сказал я, вспомнив, что его предупреждения насчёт касаний были ложными. – Ты и это придумал, чтобы я лишний раз не коснулся её?

Он повернулся ко мне с расширенными глазами, которые выдавали лишь шок и недоумение. Кристофер подошёл ко мне достаточно близко и тихо спросил:

– Ты её касался во время приступа?

– Выключи свои собственнические наклонности хотя бы на секунду, – возмутился я. – Это она коснулась меня.

– Ты врёшь, – непонимающе уставился он на меня, наверное, пытаясь понять, насколько мои слова правдивы. – Она бы не смогла.

– Но она коснулась, – убедительно сказал я. – Когда она в последний раз виделась со своим врачом?

Он молчал, низко опустив голову и задумавшись.

– У неё нет конкретного врача, мы находим ей разных специалистов, чтобы они не назначили ей психбольницу.

– В таком состоянии она может навредить себе и окружающим.

– Значит, ты посоветуешь надеть на неё смирительную рубашку и запереть в психушке?

– Если будет необходимость, – нейтрально сказал я, глядя ему в глаза, которые с каждой минутой наполнялись влагой.

– Как я могу отправить свою сестру прямиком в её самый ужасный кошмар?

– Тогда ты станешь для неё убийцей, или она твоей.

– Марина не настолько больна.

– Она не знает, что делает в моменты приступа, забывает абсолютно всё, и нет гарантии, что она не убьёт кого-то или себя в первую очередь.

– Закрой свой рот.

– Ей нужно лечение. Её приступы ведь увеличились.

– Заткнись, чёрт возьми, – обессилено прошипел он и сел на выступ тротуара, яростно протирая глаза, чтобы избавиться от предательских слёз.

Я присел рядом с ним и позволил тишине окутать нас, а свет фонаря с улицы озарял наши фигуры. Кристофер, склонившись вперёд, изредка тяжело дышал, пытаясь совладать с чувствами.

Я не прикасался к нему, потому что знал, что он не переносит физический контакт, если слишком поддавался эмоциям. Я успокаивал друга как мог, хотя несколько минут назад хотел разукрасить его лицо и заставить его заткнуться. Сейчас же мне его безумно жаль. Безысходность медленно убивает его и его семью, начиная с самой Марины.