Читать книгу: «Привет!», страница 3

А эта фотография с выпускного и мы неразделимы, как две капельки воды слившиеся одну побольше, и мы нежно держим друг друга за пальчики, и смотрим влюбленно друг на друга и бесконечно счастливы, и ещё не знаем, что скоро расстанемся друг с другом, и больше никогда не встретимся. Это ужасное слово «Никогда». Я со скандалом, по настойчивому желанию родителей уеду в Москву поступать в театральный, провалю вступительные экзамены и стану работать на полставки в детском саду, а потом опять буду поступать в театральный, потом в ГИТИС. Успех, признание, слава и бесконечная череда фильмов – это всё мои медные трубы, из которых я еле выбралась живой. Фильм хороший, фильм плохой, уже не имело для меня никакого значения, эта была обычная тяжёлая работа на износ, все хотели меня снимать за любые деньги, какие бы я не попросила, и я просила, и я снималась, и они платили. Переезды, перелёты, и не проходящая вязкая усталость и одиночество, куча ненужных мне на тот момент мнимых друзей, зачем-то вдруг неудачное замужество со звёздным алкоголиком-режиссёром, преждевременные смерти родителей, и бесконечные предательства, и опять одиночество, жуткое выворачивающее на изнанку одиночество.

Он же, мой Андрюша, после моего отъезда, совсем пропадёт из виду. На все мои письма, не напишет ни одной строчки ответа. По каким-то обрывкам сведений от моей мамы, я узнаю, что он окажется на какой-то бесконечно долгой и непонятной мне войне, будет ранен, пройдёт страшный плен.  А потом неожиданно приехав домой, пробудет там некоторое время, и уедет в неизвестном никому направлении, и только денежные переводы родителям будут говорить о том, что он жив и у него может быть все в порядке. Так ли это на самом деле, совершенно не известно.

И вдруг в её голове, что-то быстро запульсировало, задвигалось, и превратилось в плотный огненный шар, резкой болью надавивший изнутри на глаза. Слезы ручьями хлынули и потекли горячими извилистыми дорожками по щекам. Она поняла: «Это Андрей, мой Андрюша, мой милый, добрый, любимый, я поняла, что это он, я точно знаю, что это он».

Рыдая, в возбуждённом состоянии от своей догадки она подошла к столу, села на край стула, легонько тронула клавиатуру и написала: «Здравствуй мой дорогой, как долго я тебя ждала, как долго я тебя ждала, милый мой, где ты был все это время? Мне без тебя плохо, мне всю жизнь без тебя плохо. Андрей?! Напиши мне. Андрей, Андрюша?!»

Ответа не было не через минуту, не через час. Почти успокоившись, она, не шевелясь сидела и смотрела на экран, изредка вытирая своим маленьким кулачком скатывающиеся слёзы и думала об Андрее. Думала о том каким он мог стать за это время, о себе, о том, как ей было бы с ним хорошо, как бы она посвятила всё себя ему и как бы у них родились дети, очень красивые дети, много красивых детей, и они были бы счастливы. И эти мысли расстроили её настолько, что ей ещё сильнее захотелось плакать. Слёзы, появляясь на её глазах, прозрачными тоненькими ручейками не переставая катились по её прекрасному грустному лицу, повисали маленькими грушеобразными капельками на кончике носа, и словно с трамплина, скатывались на упругие маленькие детские губки, обжигая едкой солёной горечью язык. Собравшись в одну большую тяжёлую каплю на подбородке, беспомощно срывались словно в пропасть вниз, беззвучно ударяясь о край стола, становясь одной большой водяной кляксой. Время шло. Когда экран Мас начинал темнеть, она трогала клавиатуру, и он как бы очнувшись говорил ей: «я не сплю, я на месте, я жду», потом опять темнел и она опять проводила по клавиатуре, он опять говорил ей: «я не сплю, я на месте, я жду», но ответа всё не было. Закрыв крышку ноутбука, она встала, подошла к кровати и не снимая халата легла, с головой забравшись под одеяло, поджала в коленях ноги и сразу же провалилась в глубокий сон.