Читать книгу: «Мехасфера: Сирены Пустоши», страница 3

Так вот, слой за слоем из клубня наподобие листьев капусты вырастали крепкие листы кевларика. Ведущие инженеры плантистов аккуратно срезали их алмазными пилами, чтобы закрепить место разреза, которое, как и в обычной ткани, может расползтись по всему листу и сделать его бесполезным. Получение кевларика больше походило на хирургическую операцию, нежели на сбор урожая. В умелых руках микропилы делали свое дело и на выходе получалась плотная субстанция из переплетенных полирамид, намного крепче, чем обычные связи в растительном веществе, а главное – очень тонкая. Один за другим эти и без того крепкие слои накладывали друг на друга для создания действительно стойкой брони. Такая ручная работа занимала чудовищно много времени, требовала усилий, как средневековая кольчуга, но и результат был соответствующим – прочнейшая броня в несколько раз легче металлических панцирей цепных псов. К тому же она абсолютно не пробивалась никакими баллистическими снарядами. От слова «совсем». Выпущенный с большого расстояния мелкий калибр просто отскакивал от такой брони, а при выстреле из пистолета в упор пуля в лучшем случае могла застрять во внешних слоях защиты, оставив большой синяк. Даже крупнокалиберные пулеметы ее не пробивали. Но растительная защита не давала бессмертие – кинетическая сила выстрелов просто перемалывала ребра и внутренние органы плантиста, тот умирал без единой дырки в теле.

Сшитая из кевларика броня для простоты называлась кевриковой и высоко ценилась за пределами Тала. Разумеется, так же, как псы из Пита не продавали плантистам свою защиту, плантисты Тала не продавали им свою.

Амдэ перестал бы себя уважать, если бы за десять лет в Пустоши не обзавелся комплектом такой брони. С виду простая жилетка, а на деле сотня слоев кевларика, удобно сидела на его груди. Эта броня, а также татуировка раба неразрывно связывали Амдэ с плантистами. Как настоящий блудный сын, он не мог уйти далеко от своей альма-матер, постоянно возвращался обратно. Но не в плен, конечно, а за новыми запасами корума.

– Начинают, – шепнул он скорпиону.

В ста метрах перед ним начиналась торжественная церемония открытия первого двигательного завода плантистов. Памятуя о прошлых неудачах, охранники отошли как можно дальше, и у самого завода осталась только парочка технарей. Торчащая над землей часть фабрики представляла собой небольшой домик с приборами и станками, почти что без стен, с выходным люком конвейера. Техники последний раз проверили трубы, насосы и ушли на другую сторону этого собранного из разных частей Франкенштейна.

– Похоже, земли между Талом и Питом скоро наполнятся кровью. Если у них получится – быть войне.

Амдэ глянул на скорпиона, и тот расстроенно покачал головой.

Потом следопыт вновь посмотрел в бинокль и насторожился. Что-то изменилось. Он не мог понять, что именно его встревожило в боковой стенке завода, но интуиция подсказывала, что дело было в одной из труб. Компрессор высокого давления оказался отсоединен от основной цепи. Возможно, были и другие изменения.

– Чертовщина какая-то. Там же никто не проходил. Все техники на другой стороне.

Он еще несколько секунд всматривался через бинокль и заметил необычный блеск на земле в паре метров от фабрики. Какая-то побрякушка бликовала по солнце.

– Что-то ценное, – смекнул следопыт. – Странно, почему я раньше этого не заметил.

Едва он успел договорить, как раздался взрыв. Стоило техникам дернуть рычаг запуска, и завод сразу взлетел на воздух, отправился к праотцам, забрав с собой и души инженеров. Неожиданный грохот привел за собой и взрывную волну, с головой накрывшую следопыта. Когда он пришел в себя и вновь посмотрел в бинокль, на месте завода рдело пламя, очень хорошо дополняя собой красный фон неба. Оранжевая земля плавно тянулась к укрытию Амдэ и дальше за его спину, пока снова не переходила в пылающее море залива.

– Еще минус один завод, – пробормотал он.

Никто из техников не выжил. Охранники не спешили возвращаться к горящей фабрике, и следопыт позабыл о них. Шокированный взрывом, он потерял концентрацию и пошел вперед, прямо к сверкающей на солнце безделушке в паре метров от новых руин. Вывернутая наизнанку фабрика пыталась кряхтеть механизмами. Агрегаты неспешно постукивали и замирали один за другим. Так умирает левиафан.

Блеск загадочной штуковины затерялся в отсветах пламени, но Амдэ помнил ее примерное местоположение, прибежал туда и принялся водить руками по запыленной земле. Он поднимал один загадочный обломок за другим, пытался понять, светятся ли они. Наконец под всем этим обгоревшим хламом Амдэ нашел кольцо. Идеально отполированный перстень.

– Вот что блестело, – сказал он скорпиону. – Готов поспорить, побрякушку уронил тот, кто учинил этот взрыв.

«Цок-цок?»

– Не знаю. Невидимка какой-то.

«Цок-цок-цок».

– Такой же плащ-хамелеон, как у меня? Может быть. Тогда понятно, почему никто его не заметил. Но этот незнакомец не такой уж крутой, раз обронил перстень. Смотри, на нем какой-то знак.

Следопыт подставил находку под солнечные лучи и разглядел гравировку на плоской печатке.

– Вроде игрек, только неровный. Так ветвится побег растения. Похоже на букву какого-то древнего алфавита.

Амдэ едва успел положить перстень в карман, как его окружили плантисты. Те самые охранники, о которых он позабыл, вернулись к месту взрыва.

– Смотрите! Это он! Держите гада!

«Вот дурак, – подумал о себе следопыт. – Еще над этим невидимкой смеюсь. Сам ничуть не умнее».

Он попытался выхватить револьвер, но один из охранников оттолкнул его руку и прижал ее к земле ботинком. Нависшие над ним туши закрыли полнеба. Одетые в черную кевриковую броню, они смотрели на него сквозь стеклышки черных противогазов. Невозможно было увидеть лица и определить возраст этих плантистов.

– Эта тварь взорвала завод! Чертов вредитель! – из-под противогаза раздался глухой, лишенный естественных ноток голос охранника.

Перед глазами Амдэ промелькнула вся его насыщенная событиями жизнь. Он поступил точно так же, как и любой на его месте, – чертовски испугался.

– Нет, нет, это не я!

– Ты тут единственный.

– Здесь был еще один вредитель… О господи, что я несу. – Амдэ попытался исправить свой ляп: – Здесь был вредитель. Это он повредил ваш завод.

– Мы в курсе, чудак. Говоришь о себе в третьем лице?

Следопыт осознал всю безнадежность ситуации. Он бы сам ни за что не поверил в собственную невиновность, не увидь все своими глазами. Более того, даже теперь он не до конца верил увиденному. Может, так действует яд светящейся псины? Мутнеет рассудок. Да, точно, у него жар. И как он раньше не догадался? Списывал все на летнее пекло и близость горящего моря.

Не расходуя силы на лишние слова, плантисты стали осматривать следопыта. В том месте, где ноющий укус на руке все сильнее отравлял его тело, на оголенной красной коже виднелась татуировка невольника.

– Он из наших рабов, – объявил один из охранников.

– Беглая тварь, – ответил другой. – За это полагается только одно – смертная казнь.

Всего собралось уже шесть вооруженных автоматами людей в черном. Амдэ понял, что дело худо, еще раз оценил ситуацию и сказал кодовое слово:

– Денди, код ноль!

Взявшийся из ниоткуда питомец ужалил хозяина своим летаргическим ядом и быстро зарылся в землю, как делали в песках его более агрессивные пустынные братья. Никто не успел его схватить.

– Чё он, блин, натворил? – удивился один плантист.

– Предпочел быструю смерть публичной казни, – хмыкнул второй. – Ну ладно, по крайней мере оказался с яйцами.

– Бросим его?

– Нет. Лишняя кровь нам не помешает. Говорят, от отравленной плазмы тофель растет быстрее.

Двое охранников взяли следопыта за ноги, двое за руки и понесли к черницам. Амдэ ничего не чувствовал и не понимал, пребывал в летаргическом сне. Его сердце билось настолько слабо, что пульс на руках и ногах практически не ощущался, по крайней мере такими далекими от медицинского дела людьми.

– Заберем плащ?

– Сдался тебе этот балахон. Он же весь в земле.

– Наверно, ты прав, обычная тряпка, – убедился плантист, смотревший на Амдэ сверху вниз. При таком ракурсе плащ-хамелеон практически сливался с землей. – Зато револьвер у него хороший.

– Это да. Знатная вещь. С подствольным фонариком.

– Может, в сапогах еще что припасено?

– Посмотрим. Фу, нет. Я туда не полезу. Давай ты.

– Да черт с ним. Явно какой-то бедняк. Пошли.

Амдэ начал приходить в себя. Постепенно вернулись мысли – спутанные, необъяснимые, совершенно бесполезные сами по себе, без связи с реальным миром. Это походило на взявшийся из ниоткуда сон. Потом Амдэ почувствовал свое тело и вспомнил, что он человек, живет, ну или пытается выжить в Пустоши. Все его прежние приключения оказались не фантазией Морфея, вся его прошлая жизнь не была мимолетным видением. Амдэ открыл глаза.

Он сидел на земле, свесив голову и уперевшись спиной в стальную трубу, – вполне естественная поза для бездыханного тела. Чтобы мертвый, как думали охранники, следопыт не упал, его руки были крепко связаны за трубой. Из вены торчала и уходила в корневую систему тофеля красная трубка. Далеко вперед тянулся ряд грядок с привязанными к ним рабами. Рядом стояли бутылки с чистой водой и лежали мешочки с корумом.

Такое легкое и быстрое попадание в святая святых плантистов оказалось полной неожиданностью для Амдэ. Вокруг лежало то самое удобрение да еще и еда. Настоящий тофель. Десять лет назад следопыт уже был рабом в этих черницах. Тогда удалось сбежать. Он огляделся по сторонам, убедился, что охранники ушли достаточно далеко и тихо присвистнул.

Посаженный прямо перед ним куст тофеля зашевелился, начал приподниматься, пока под ним не показалась голова скорпиона. Питомец вылез прямо из-под растения и теперь сидел в грядке вместо него, а куст тофеля походил на его корону, съехавшую набекрень. Какие только сюрпризы не преподносит загадочная земля Пустоши. В ямке лежали несколько созревших тофелин.

– Молодец, что услышал, – шепнул следопыт. – Вон там корум. Подкрепись и уходим отсюда.

Десять лет назад, когда Амдэ был еще молодым и неопытным рабом, ему пришлось потратить несколько месяцев на подготовку к бегству. Теперь в его распоряжении не было столько времени, зато имелся неоценимый опыт. А также джокер – питомец.

– Разрежь клешнями веревки.

Скорпион пристроился сзади и начал освобождать руки хозяина. Вся эта суета не осталась незамеченной другими рабами.

– Эй, слышь, освободи и меня, иначе подниму шум, – сказал один.

– И меня, – вторил ему другой.

Они не знали, что их освобождение и так значилось в планах Амдэ – не ради высокой цели, а чтобы спастись самому.

– Ладно, только тише, – бросил он, будто делал одолжение.

Охрана сразу заметила подозрительное движение в центре черницы, поэтому массовка очень пригодилась Амдэ. Он успел вызволить нескольких человек, и те сразу бросились на выход, утягивая за собой шлейф разъяренной стражи. Разумеется, даже выйдя через двери… особенно выйдя через двери, ты не спасешься – там поджидают мины, колючая проволока и еще больше охранников. Но сбегавшие впервые невольники об этом не знали.

Один неблагодарный раб оттолкнул спасителя и повалил перед ним ящики с инструментами, чтобы выиграть хоть сколько-то времени. Амдэ притворился мертвым, и вызванный на подмогу отряд охранников пробежал мимо следопыта. После этого он схватил мешок корума, забросил в него несколько тофелин, вернулся на свое место, вырвал стальной шест из земли, воткнул его ближе к краю черницы, взобрался по нему, помогая себе ногами, и открыл черное, как уголь, стекло. Даже не все плантисты знали, что каждое десятое стекло в этой модели черниц открывается. Но Амдэ прекрасно все помнил. Он посадил скорпиона на плечи и по веревке спустился с крыши. Оказавшись в темном проходе между двумя черницами, он незамеченным пробрался к открытой местности. Коричневое поле обманчиво манило своим простором, тая под слоем невзрачной пыли тысячи мин.

Вдалеке разносились выстрелы и крики раненых. Следопыт знал, по какому принципу плантисты оборудовали минное поле, и легко его преодолел. Ему даже показалось, что он наступает на свои же следы десятилетней давности, но нет, ветер и дождь давно стерли отпечатки его ботинок даже на такой грубой поверхности, как утрамбованный мусор. На безопасном расстоянии от ловушек он спустил скорпиона на землю и зашагал, уже не боясь ни взрывов, ни выстрелов. Всего через час скитаний по окраинам Тала следопыт вернулся к тому самому пригорку, откуда наблюдал за неудачным пуском завода.

Горшок с тучелистом стоял в ямке и очень обрадовался свежей порции удобрения. Наверное.

– Оказалось даже легче, чем я думал. Плантисты сами отвели меня к коруму. Спасибо этому вредителю-невидимке.

«Цок-цок-цок».

– Ну ты тоже молодец, держи лакомство, – поддразнил следопыт питомца. – Сколько я был в отключке?

«Цок».

– Сутки??

Скорпион лишь пожал клешнями.

– Ладно, идем в безопасное место. Надо найти лечение, а то мне совсем хреново.

Место укуса пульсировало болью, как будто клык смерти вцепился в него когтями. От нарывов темнело в глазах.

– М-даа, это точно не из-за жары.

День был прохладнее прошлого, и стало очевидно, что жар сидит внутри следопыта, а не окутывает его снаружи. Он порылся в карманах на подоле плаща и нашел половину таблетки.

– Последняя, – сказал он и проглотил ее.

Боль поутихла. Пульсация отошла на второй план. Искать лечение расхотелось. Два самых быстрых процесса в мире – распространение света в вакууме и скорость, с которой мужчины забывают свои обещания заняться здоровьем, как только боль уменьшается. Амдэ отвлекся от раны и понадеялся, что укус сам заживет.

Солнце пряталось за красными тучами, а жар преисподней от Огненного залива валил на север под напором южного ветра из пустыни, всего лишь знойного, а не выжигающего все живое, так что погода по меркам Пустоши стояла чудная. Пот не так сильно заливал глаза следопыту, и к вечеру они с Денди покинули земли плантистов. Возвращаться было некуда, впереди вместо «дома, милого дома» всплывала куча неразрешимых проблем, но до конца дня не хотелось ни о чем думать. Амдэ нашел безопасное укрытие между двух плит и, не дожидаясь ухода навязчивого летнего солнца, лег спать.

Как бы следопыт ни пытался отложить ностальгию по разрушенному дому, она настигла его на следующий день. Избегая ответственности за будущее, Амдэ в унынии бродил по руинам в районе своего растерзанного жилища. На забитой хламом поверхности Пустоши виднелась длинная впадина, ведущая в неизвестную даль. Такая бывает, когда опускается вымытый подземной рекой грунт, ну либо когда завод-очиститель пробирается через руины, уничтожая все, что было тебе дорого.

Следопыт так бы и продолжал рефлексировать, если бы в двух сантиметрах от его ступни не разорвалась пуля и по Пустоши не пронесся раскатистый грохот выстрела. Не осознавая, что стреляет близкий ему человек, Амдэ укрылся за бетонной плитой, чем только усугубил конфликт. Прямо возле его головы в плите возникла новая дырка, и его щеку оцарапала разлетевшаяся во все стороны крошка. Огромным преимуществом Пустоши служили ее первоклассные запатентованные развалины, дающие бескрайний простор для маневра любому пожелавшему в них укрыться бедняге. Но даже несмотря на «прекрасные» условия Пустоши, стоять на одном месте тоже не стоит – противник рано или поздно приноровится, нащупает твое слабое место и выстрелит прямо меж глаз. Поэтому следопыт постоянно менял укрытие. От второй пули он увернулся за бетонной плитой, следующую обхитрил уже в раме стальной трубы, а четвертую едва не словил копчиком, когда перелезал через остаток стены. Вконец устав, он засел в серой развалине, похожей на угол древнего дома, прямо под подоконником, поставил тучелист в углубление и вздохнул. Кем бы ни был противник, он досконально знал все привычки Амдэ, не давал ему сбежать, загоняя в тупик.

Из рации в рюкзаке послышался женский крик:

– Ах ты кобель поганый!

– Лея? – Удивленный взгляд следопыта уперся в настороженные глаза скорпиона.

Никакого «цок-цок» не было, что означало: «Сам отдувайся, парень, не втягивай меня в свои семейные дрязги».

Амдэ достал рацию и после следующего выстрела, пробившего дыру в ближайшей стене, нажал на кнопку связи.

– Лея? Вот так встреча. Месяц тебя не видел, куда ты пропала? – Он старался говорить как можно ровнее, но периодические срывы, вопли, дрожащий голос и заикание выдавали в нем легкое подобие страха. – Почему тебя не было дома?

Сначала выстрел, потом ответ:

– Ты хотел, чтобы я ждала, как дура, пока ты шляешься не пойми где? – Голос гиноида невозможно было отличить от голоса реальной женщины. Они и внешне-то почти не отличались, а по некоторым параметрам андроид в женском обличии был гораздо лучше некоторых психованных представительниц прекрасного пола. Хотя и с гиноидами можно переборщить, если максимально задрать степень их человечности.

Новый выстрел пробил дыру в стене в считанных сантиметрах от Амдэ.

– Шляюсь? – удивился он. – Я целый месяц искал диск с матчем! Чертова псина сожрала ключ-карту, и я потратил еще неделю на погоню. Думаешь, на юге я развлекался? В нашем мире это вообще возможно?

–Ты общаешься с кем угодно, только не со мной.

– О чем это ты?

Выстрелы прекратились. Трогательный режим андроида сменил собой убийственно-истеричный.

– Ты знаешь о чем! Я говорю о Хане!

У следопыта голова пошла кругом. Но даже в такой ситуации он не позволил себе устроиться удобнее и высунуться из укрытия. Пусть голова лучше кружится, чем разлетается на куски.

Лея тем временем продолжала:

– Я нашла повязку с его именем в твоем сундуке.

– Зачем ты рылась в моих вещах?

Скорпион устал стоять рядом и уныло побрел по развалинам, демонстративно оставаясь на виду у Амдэ. Желание спрятаться за любым из миллиона обломков старого мира уступило желанию поглумиться над своим храбрым, суровым хозяином, превратившимся теперь в подкаблучника.

– Кто он такой? – не унималась гиноид.

– Какое тебе дело! Хан давно мертв! Зачем ты напоминаешь о нем?

Следопыт решил попытать удачу и, оставив растение и рюкзак в укрытии, вышел навстречу судьбе. Вот бывает, что идешь в прекрасный летний день по Пустоши, прячешь лицо в тени и только собираешься вдохнуть полной грудью мягкий июньский воздух, как его мощный порыв бьет мошками по глазам, а в рот засыпает полкилограмма песка. В тот момент Амдэ попал именно в такую ситуацию. Благодаря ветру пуля пролетела в сантиметре от его виска. После этого моментально сработали инстинкты жителя Пустоши, и следопыт кувыркнулся к торчащему из хлама одинокому стальному столбу.

«Ну это уже ни в какие рамки, – подумал он. – Лея реально хотела меня убить. Шутки закончились».

– Тогда зачем ты хранишь его вещи? – не унималась девушка-робот. – Откуда он взялся?

Следопыт перебрался в следующее укрытие. На первый взгляд все его перебежки казались сумбурными попытками избежать неминуемой смерти, но с каждым таким кувырком он оказывался все ближе к своей ревнивой спутнице жизни.

– Потому что его убили! – рявкнул он в рацию и сбавил громкость динамика, чтобы прислушаться и выследить Лею по голосу.

В ответ тишина, только тихий далекий хруст. Видимо, она меняла магазин в винтовке. Тогда следопыт пробежал еще несколько бетонных развалин и затаился. Через несколько секунд издалека донесся голос:

– Ты не ответил на второй вопрос!

– Хан был моим лучшим другом. Я храню его вещи как память, потому что должен отомстить предателям! Тем, кто бросил его подыхать в Пустоши.

И подумал: «Только это заставляет меня жить дальше».

Следопыт снова выключил рацию, укрылся плащом и выследил Лею. Она стояла, прислонившись к железному парапету. Локоть держащей винтовку руки упирался в ржавый кусок концентрированной радиации, но андроидам было плевать на все эти альфа-, бета- и гамма-лучи. Им даже не требовалась вода… по крайней мере не в таких безумных количествах, как простым людям.

– Хотела бы я поверить, – прорычала Лея в рацию, не зная, что Амдэ выключил свою и слушает девушку без всяких приемников. – Ты где? Помаши рукой, прострелю хотя бы ее.

Через несколько пугающе молчаливых секунд следопыт возник прямо позади Леи и ловким движением руки выхватил у нее винтовку. Гиноид попыталась достать нож, но предугадывающая все опасности интуиция человека оказалась быстрее предсказуемой реакции робота. Бунтарка была обезоружена. Сто семьдесят сантиметров роста прекрасно уживались с округлыми формами и тонкой талией. Ее полимерную плоть покрывали черные кожаные штаны и белая холщовая стеганка, подчеркивающая нужные выпуклости. Открытая кожа была только на кистях рук – там вдоль каждого пальца тянулись линии биологический сварки, закрывающие места доступа к внутренним механизмам, и на лице – там по сторонам от скул расходились бескровные надрезы, сквозь которые проступала загадочная чернота. Максимально сексуальный киберпанковый образ гиноида – андроида женского пола. Некрасивыми они просто не выпускались. Какой смысл? Кто тогда будет на них смотреть?

– Я просто хотела быть твоей единственной.

– Ты же знаешь, так и есть. Ты моя единственная.

Следопыт потратил несколько секунд на борьбу с подсознательным желанием навсегда стать рабом этого прекрасного существа, но колоссальным усилием воли сконцентрировался на том, что она чуть не убила его, и спросил по-мужски прямо:

– Это ты отключила сигнализацию в моем убежище?

– В нашем убежище, – нахмурилась андроид. – Да.

– Я так и думал.

Амдэ провел рукой по длинным белесым волосам Леи, поднялся от плеч почти до самых корней. Прекрасная нежная голова. Девушка поначалу решила, что он задумал неладное, отстранилась, но медленные движения следопыта ее успокоили.

– Зачем ты это сделала? – Амдэ пытался говорить мягко, не раскрывая своего замысла. – Я чуть не умер. А мой дом… его уже нет.

– Я психанула из-за повязки. Прости. Я не знала, что история с Ханом не стоит выеденного яйца.

Последней фразой она перегнула палку уже в обратную сторону. История с Ханом была важнее всей остальной жизни.

Следопыт разозлился и крепко сжал ухо Леи вместе с прядью волос.

– Не смей так говорить! Хана предали, оставили погибать в рабстве, и я единственный, кто может за него отомстить!

– Зачем? – удивилась гиноид. – Не проще ли забыть прошлое?

– Забыть? А зачем тогда жить? Ради чего жить, если не ради мести?

– Например, ради любимых, – защитным нежным шепотом проговорила Лея.

Амдэ прижал андроида к парапету, подмяв под себя последние сантиметры пространства между ними. Его рука продолжала гладить ее голову, теплый под слоем волос затылок. Уставший гулять скорпион присоединился к их компании и поглядывал с расстояния в несколько метров.

– Ради тех любимых, которые дают очистителям сожрать мой дом? Или для тех, кто на полном серьезе стреляет по мне из винтовки?

– Прости, ты же знаешь, это все мой характер.

– Знаю, – сказал следопыт.

– Я точно была твоей единственной?

Резкий щелчок, и ее глаза закрылись, а голова повисла чуть ли не до груди. Одно движение руки Амдэ, и девушка превратилась в бездушный набор винтиков и микросхем. Его рука вынырнула из волос гиноида с чипом управления. В квадратном куске текстолита стороной в шесть сантиметров умещалась вся память, весь разум и все сознание Леи. Без контакта с телом эти данные пребывали в анабиозе – воспоминания, застывшие в микросхеме, как древнее насекомое в янтаре.

– Нет, – с грустью ответил Амдэ. – Не единственной. Черт бы меня побрал.

Он раскрыл левый подборт плаща, и на дневном свету показались семь пришпиленных чипов с красноречивыми подписями, начиная с «Лея-1» и заканчивая «Лея-7». Следопыт достал маркер, написал на кремниевом воспоминании «Лея-8» и положил чип в компанию себе подобных. Как ни крути, Амдэ был очень сентиментален.

– Она хотела убить меня, – оправдался он перед Денди. – Дважды.

Скорпион цокнул что-то вроде «ох уж невдомек мне эти мужеско-гиноидные отношения».

Хорошо, когда рядом есть кто-то, кому можно излить душу и на кого можно свалить собственные психологические проблемы, плохо – когда он такой сухарь.

Знойный ветер с южных окраин Пустоши пробудил следопыта от размышлений. Одной проблемой меньше, что всегда неплохо, но в этом мире надо постоянно двигаться дальше. Психованная, теперь уже бывшая девушка больше не палит по нему из винтовки, но остальные несчастья никуда не делись. Амдэ пришел в себя и понял, что стоит в полный рост на открытой местности – форменное безумие в Пустоши. Он быстро присел и взвалил на себя тело гиноида.

– Оттащим ее к Яве. Может, подкинет чутка киловатт.

«Цок-цок-цок».

– Не знаю на чем. Надо найти тележку. Вроде была одна возле дома.

Амдэ понес бездыханное тело Леи-8 в сторону своего бывшего убежища, ныне съеденного заводом-чистильщиком. Самого полувагона, конечно же, не осталось, как и почти всех вещей следопыта, но кругом лежал развеянный ветром перемен хлам. Тележка из какого-то богом забытого супермаркета пылилась в руинах. Такие тележки составляли чуть ли не десятую часть спрессованного временем и войнами мусора. Остальные девяносто процентов – наверное, сами здания супермаркетов да всякие бытовые товары с некогда заполненных полок.

Следопыт положил Лею-8 в тележку и повез на восток, в тайный, спрятанный в Пустоши бар. Рядом с гиноидом Амдэ примостил свой рюкзак, поставил горшок с цветком и снайперское ружье. Путь предстоял тяжелый – тридцать знойных километров через руины. Но это лучше, чем идти в Пит, и уж тем более безопаснее. В баре можно продать гиноида за двухдневный запас провианта – как раз столько нужно, чтобы дойти до этого самого бара. Так себе бизнес-план, но деваться некуда, надо двигаться.

Единственная радость – неунывающий скорпион. Питомец всегда помогал отбиваться от рейдеров и хищных зверей, но самую большую поддержку давала его дружеская компания. Он был очень хорошим слушателем, а если включить воображение, то и советчиком, первоклассным психологом и так далее. Не будь у Амдэ питомца, ему бы обязательно следовало его выдумать. Хотя… Следопыт иногда задумывался, не мерещится ли ему скорпион? Но Денди снова и снова доказывал реальность своего существования, вырубая рейдеров и волкогавов. Впрочем – опять это сомнение – Амдэ мог бы и сам вырубить этих тварей, а потом представить, что видел их избиение со стороны. Как в религиозном мифе тысячелетней давности про бойцовский клуб.

Путешествуя долгими однообразными днями по Пустоши, следопыт часто копошился в чертогах сознания, по тысяче раз обдумывал одни и те же вещи. Так жили люди без телевидения в растянутом на многие километры мире. Куда компактнее жилось в городах, например, в Пите, но там захватившие власть группировки выстраивали собственные безумные правила, заставляли жителей делать жуткие вещи либо платить киловаттами – единственной твердой валютой. Амдэ, в свою очередь, был достаточно свободолюбив и не признавал чужие уставы, к тому же числился беглым рабом, о чем свидетельствовала огромная татуировка на укушенной левой руке. В городах таких людей ожидала не самая лучшая участь.

Солнце нещадно палило, и, посматривая на скорпиона, следопыт задумывался, не сошел ли он, Амдэ, с ума. Какой к черту скорпион? С другой стороны, какая к черту Пустошь? По отдельности детали окружающего безобразия выглядели безумно, но собирались все-таки в цельный и гармоничный образ. К тому же, если ты еще способен задумываться о своей нормальности, значит, ты, скорее всего, не сошел с ума. Пока что.

Все тридцать километров Амдэ боролся с навязчивой идеей вывести свою психику на чистую воду, найти лазейку в бастионе своей нормальности, через которую вся эта адекватность незаметно выливается в пустоту заблуждения и притворства. Он назвал этот процесс тестом Пустоши – если ты пока в состоянии критически оценивать свою психику, то сам факт этой оценки является здоровой опорой сознания. Но тогда получается, раз ты перестаешь подозревать себя в ненормальности, значит, становишься психом? Что-то не складывалось. Чушь лезет в голову, но о чем еще думать, когда ты один на один с этим враждебным извращенным миром. Эх, была бы возможность все изменить… В таких невеселых раздумьях тридцать километров пути под жарким солнцем оказались пройдены.

Денди радостно цокал клешнями, а следопыт наконец перестал запутывать себя рассуждениями. Они пришли к цели, к месту отдыха всех заблудших душ, потерявших в Пустоши дом, любимого человека, самого себя.

Амдэ с тележкой и его скорпион пролезли в небольшое углубление посреди руин заводов и супермаркетов. Им нужно было спуститься на десять метров ниже уровня земли. В какой-то момент тележка застряла, и следопыт забрал с нее свои вещи, закинул на плечо Лею-8 и полез дальше.

– Продадим гиноида. Заодно отдохнем.

В чертогах хитросплетений многомерных подземных руин перед следопытом нарисовался секретный бар для своих. Вместо входной двери – закрытый люк, какие делали на подлодках и космических кораблях. Над люком, зажатым осадочными породами хлама, виднелась выдавленная в металле большая красная надпись «Мир-2». Прежде чем стать прекрасным уютным баром на задворках жестокой Пустоши, эта штука успела сотни лет полетать в космосе. Огромная орбитальная станция одной древней, чертовски крутой страны кружила над остатками рассыпающейся цивилизации, всей своей сотней модулей наблюдала за отлетом на Марс политиков, бизнесменов, ученых и всех, кто смог купить себе билет в один конец. Вся элита землян убежала, а станция продолжала летать. К две тысячи пятисотому году она выработала свой ресурс, и последние космонавты покинули лабиринты ее многочисленных модулей. На смену им никто не прилетел. У оставшихся на Земле людей были совершенно другие думы – как спрятаться от солнечного излучения, от которого больше не защищало магнитное поле планеты, как отбиться от грабительских банд, как найти работу в мире автоматизированных заводов. И когда одни фабрики приходили в негодность, а другие раскрывались на полную мощь, отравляя воздух и землю, над всем этим безобразием кружила орбитальная станция. Может, одну, а может, и две сотни лет этот мощнейший и практически неубиваемый символ мощи страны опускался все ниже и ниже. Наконец в один ужасный день «Мир-2» сорвалась с неба и грохнулась всеми ста модулями прямо в земную твердь в пятидесяти километрах к югу от Пита. Тогда он уже стал называться Питом. Большинство модулей проделали дыры на десятки метров вглубь земных отложений и разлетелись на атомы, но один блок, тот, что приземлялся самым последним, немного затормозил о своих менее удачливых собратьев и вонзился в Пустошь всего лишь на десять метров, сумев сохранить форму. По большей части.