Читать книгу: «Обере'ги Амара'нта. Книга стихов», страница 2

…И ТЕ, ЧТО ВСЕГДА НАГОТОВЕ

 
Они всегда стоят и ждут.
Их вёдра по'лны чёрной краски.
Закрасят жизнь за пять минут, —
А коль заплатишь, так и сразу.
Но стоит глянуть в их глаза,
Как тут же – Ах!.. – сама невинность…
Друзья и только, что сказать…
Помогут, да… – отправить в минус.
Ты с ними чикаться не смей,
Делиться самым сокровенным;
Умри, закройся и забей,
Чтоб не впустить их внутривенным…
Не поддавайся на игру,
Не аплодируй опоясно,
Приняв за стойкою на грудь
Текилы с лаймом…
Это ясно?..
Поверь, они всё также – здесь.
Они не спят, их вёдра полны,
Пока верти'тся на шесте
Судьба царицею танцпольной.
Но танец твой уже не тот.
Не блещут «медные»… Гитары
Покрылись трещинами… Вот.
Раз-раз и…
Всё элементарно.
Черноквадратник подтвердит,
Что антитворчество – скабрезно.
А ты рисуй, пиши, пиит,
Цветным посверкивая перстнем,
Чтоб даже этим молодцам
С ночною краской наготове,
Не захотелось отрицать,
Задав вопрос:
«Простите, кто вы?..»
 

ИНФОДЕМИЯ

 
Спутаны мысли. Гнетут всевозможности.
Вирусной армией злых микродемонов
Завтрак уменьшен до кофе несложного
В два-три глотка… А виной – инфодемия.
Вирус запущен. Нужна консультация?
Бьются динамики в тахикардии, что
Время закончилось цивилизации, —
Если по правде сказать, то четырежды.
Нервы всё время и так на пределе, но…
Что ослабляет иммунную тонкую?..
Вирусный страх, что введён инфодемией
В наши умы и ослабшие органы.
Далее – смерть иссушенного овоща,
Что проиграл поединок с инфекцией…
 
 
Главный на троне взывает о помощи?
Потные сёстры готовят инъекции?
Маски, перчатки, напруга, статистика…
Часто и больно, как капли по темени,
Делятся с нами искусственной истиной
Распространители зла инфодемии.
Полно, ребята… Не нужно истерики.
Не поддавайтесь тревожному времени…
 
 
Ластиком страха стирают растерянных,
Трансформируя цветы в удобрения.
По небу – тучки… Ручьятся по стёклышкам
Капли дождей, удивляясь отсутствию
Шумных людей, ни бегущих, ни мокнущих,
Верящих на» слово лжи институции.
 

ЦВЕТУЩИЙ ГЕРБАРИЙ

 
Прячась на кухне от запаха хлорки,
Скудными днями, что злы и протестны,
С глянцевым томиком Гарсиа Лорки,
Знаешь, приятно мне быть неизвестным.
Взявшись за усики старой антенны,
Чувствую – вот он, контакт с ноосферой…
Запах герани, портрет вдохновенный,
Кот под ногами и рюмочка веры:
Веры в бессмертье, что, может, наступит
Солнечно, ласково, молодо…
Вечность,
Вытеснив время нервозных раздумий,
Бархатным светом разгладила вещи
До неустойчивых воспоминаний…
Где ты, священное новое утро?..
Где вы, энергии?..
Мир оригами.
И… грим-уборная с припуском пудры.
Там за стеной говорят о болезнях,
Бьются проблемы, грохочет будильник…
Здесь же, на кухне, товарищ любезный
(под псевдонимом «LG») холодильник,
Мне предлагает кальмара в салате,
Бутик с икрою да эль… по желанью,
Чтоб успокоился я, в результате…
Но… ограничусь икрой баклажанной.
Тесный мой мир… Да какой же он тесный,
Если во мне мелким бисером – звёзды?..
 
 
– Выйдешь из кухни сегодня?..
– А если…
– Три часа ночи…
– Не так уж и поздно.
 

ВИЛЛАНЕЛЬ

 
Холодный мир оттягивает время,
Когда в словах почувствуется лето
И листья в солнце блеском диадемным
 
 
Украсят лоб Девицы Благолепной.
Ну, уступи, хоть малою приметой,
Холодный мир… Измученный запретом
 
 
Стоит поэт у кряжистого древа
И на коре рисует незаметно
Пророческие страсти по апрелю.
 
 
А час капели проще теоремы,
В которой озарённый мистик метром
Нашёл число, когда пернатых трели
 
 
Сплетут узор над бесконечно древней
Планетою… Но позабыв об этом,
Планета спит наложницей в гареме,
 
 
Закрыв лицо… Лишь волосок кипрея
Спешит признать весенний луч рассвета
Скорее ветра южного, скорее
Звучащих лютен в ритме вилланели.
 

В СЕРО-БЕЛОМ ЦВЕТЕ

(акварель)

 
Ветер с озера дует напористо,
Остужаясь ледовою коркою.
Слёзы марта. Агония, попросту…
Сесть у печки и…
выбулькать горькую.
Хорошо бы дровишки… – подводами…
До сарайки хожу поминутно я…
Эй, откуда такая ты бодрая,
Варьетешка пернатая, тутная?..
…стоячком на головке три пёрышка,
Хвостик жёлтенький, крылья – малиновы…
Как, скажи ты, не мёрзнешь, стыдобушка,
Клоунесса моя бесфамильная?..
Ни листочка ещё, ни травиночки…
Снег да грязь: голубая распутица.
А схожу-ка я в гости к Кузьминичне, —
Не в трактир за вином, не к распутнице…
Посидим с ней над Бхагавад-гитою,
Да чайком угостимся горяченьким,
Чтоб пришёл к нам в момент чаепития
Бодхисатва, огнями охваченный.
И сказал: «Ну, чего же вы мёрзнете
У Защитницы вашей за пазухой —
В безупречности чистого воздуха
И воды?..»
Но, тревожны и пасмурны,
Обволочены снежными тучами,
Иссушённые серыми мыслями,
Мы не спим, наготове по случаю…
И, наверное, смотримся кислыми.
Ночь пугает какими-то вспышками,
Завываньями, тресками, скрипами…
Кто мы, где мы – случайные, бывшие…
И куда мы, товарищи, прибыли?..
До свидания, тени и сумерки.
 
 
До свидания, печки и лавочки.
Усмехаетесь, местные умники?
Я вернусь,…
Только – с первою бабочкой.
 

СТРАСТЬ БОТАНИКА ВАЛЕРЫ

 
Жил на свете ботаник Валера —
Обладатель незыблемых нервов:
Был спокоен, как камень в лесу…
Вот, случалось, стоит, на весу
Держит длинный сачок над красивым
Мохноногим жучком красно-синим
И не слышит, что рядом, в отвал
Разгружает песок самосвал.
Или вот ещё: в школе, бывало,
Подойдут к нему девять амбалов,
Отмутузят ребёнка вконец…
Ну а он – всё одно огурец:
Отряхнётся, очочки поправит,
Если стёклышки целы в оправе,
И обратно шагает в поля
С мотыльками цветы опылять.
Удивлялись мы этому другу:
Почему в нём ни зла, ни испуга,
Будто тело – дырявый мешок…
Эх, Валера, ну, что ж ты, дружок?..
Записался б на секцию, что ли…
Проявлял бы себя на танцполе…
Одноклассниц бы в вальсах крутил…
 
 
Позади тридцать лет. Без пяти
Долгожданных минут – академик.
Слава, почести, нолики денег…
Как-то раз в перелётном пути
Вдруг почувствовал боль он в груди.
Всё поплыло куда-то… Фортуна,
Где ж ты, сволочь?!.. Летит он с трибуны
В темноту…
Энтомолог, а-у!..
В кулуарах, глотая слюну,
Удивлённые шепчутся тени:
– А ведь был без пяти – академик…
 

ПРО СОЛОМИНКУ

 
А в аптечной среде безмятежной
Ожидает больного – надежда, —
Пусть сомнительная, неживая,
Но дающая смысл и желанье…
В странном запахе взвешенных смесей
Не шути о плохом и не смейся:
Неуместно, сойдёшь за болвана,
Называя лекарство – обманом.
– Сомневаешься?.. Что за причина?..
 
 
Погремушкой гремят витамины…
Витамины, как бусины держит
Очень крепкая нитка – надежда.
Изучай фармацевтику, если
Хочешь жизнь провести свою в кресле,
Разжижая себя аспирином,
Что томится в аптечных витринах.
Там названий полно, как известно…
– Дормипланта мне, будьте любезны…
 
 
Вот стоишь ты, сомненьями полон,
Исстрадавшись по женскому полу,
И не веришь, что действом несложным
Возвратить себе силу возможно.
Нет, по-моему, в химии этой
На любовь твою, парень, ответа.
И вообще, ты подумал бы прежде,
Чем входить в этот погреб надежды.
 
 
Но… звенит на дверях колокольчик,
Предваряя желанный укольчик;
«Дзинь-дзинь-дзинь», язычочком играя,
Старичков-простачков зазывая.
 

ВРЕМЯ НЕПРИЯТНЫХ ОЖИДАНИЙ

(эскизы, почти сложившиеся в картину)

 
С гербом, как у советского полтинника,
Меня с утра встречает поликлиника, —
Затоптанная, серенькая старь,
Дрожащая за бедный инвентарь.
В числе других больных я, словно устрица:
Всё спрятаться хочу, но не опустится,
Упав на сцену, занавес… Смешон,
Гляжу-гляжу, забыт, опустошён,
Когда фонарь объявит мне: «Пожалуйста…
Входи, больной… Садись больной и… жалуйся».
А жаловаться – это не моё.
Вон, кто-то прямо здесь уже даёт
Концерты по заявкам ожидающих,
Слюну неуспокоенно глотающих.
Но что-то успокаивает… Что?
Беспроигрышное тихое лото:
Не торопить в молчании обыденном
И слушать, как бегут, стучат копытами…
Не лошади – сестрицы. Каблуки
Уходят прямо им под колпаки.
Час подойдёт и, позабыв про принципы,
Ничто не утаю. И от полиции
Ничто б не утаил… Чего таить?..
Не исповедь, где можно…
подзабыть…
 
 
Насквозь пропахнув духом поликлиники,
Сверну я в парк, и в ягодном малиннике,
Подобно мишке, где-то на часок…
И вот уж не пульсирует висок,
Не беспокоят взгляды ожидающих,
Таких же, как и я, смешных товарищей.
 

ЦЕРЕМОНИАЛЬНОЕ ПИОНЕРСКОЕ

 
Зал спортивный залит тёплым светом.
А по окнам – солнечный Китай.
Пионерка с запахом конфетным,
Ритуалу важности придав,
Вносит знамя. Следуя за нею,
С барабаном подле живота,
Выступает медленный Савелий,
Филантроп и полная беда.
Жаля дробью в блюзовой манере,
Барабанщик вдруг теряет такт…
Пронесло: не слышит вождь фанерный,
До бунтарских лозунгов мастак.
Прозорливым взглядом меря дали,
Устремлён он в будущее… Но,
Друг горнист по имени Виталий —
Не вступает… Хмурится фано…
Даже, вроде, «Аппассионаты»
Прозвучал фрагмент, как проступил…
А в линейку – сонные ребята,…
Молча ждут… «ту би ор нот ту би».
 
 
Но решают здесь иные силы,
Что повяжут галстук на груди
И…
отсалютировав красиво,
Вновь забродят призраки беды.
Мир кровавый, красного краснее,
Упетлит пунцовым узелком…
 
 
Это ж мы… – покладистые змеи…
И кого считали мы врагом?..
И кого наотмашь наши деды
Отмечали шашкой на лету?..
Стёрлись грани. Блёстким пустоцветом
Под метлою бряцает латунь.
 

ВСПЛЕСК

 
Я стараюсь, ищу замещения —
Не усталости, не одиночеству,
А, представьте, живому общению,
Чтоб без всякого имени-отчества,
Чтоб без всяких там звонких эпиграфов,
Предисловий, пустой отвлечённости
В утвержденьях, что жизнь не проиграна…
Отвечаю вам чуйкой печёночной:
Всё сведётся обратно к простейшему, —
Хитрым сделкам, проектам да выручкам.
Ну, чего не живётся вам, бешеным,
Короедам отбросов опилочных?!..
 
 
Вот сижу я в своём кабинетике,
Проглянцованный, злой, отвратительный
И монеткой крутящейся медною
Сделать страх свой пытаюсь невидимым,
Чтоб вообще раствориться, рассеяться,
По примеру воришки в примерочной…
Но они говорят: «Перемелется…»,
Говорят: «Не срывайся на мелочи…»
И… плетётся байда увертюрная,
Философия, в смысле – амбиции…
А сказать бы мне: «Парни, придурки вы…»…
А прицыкнуть бы, ссука: «Убийцы вы!..»
 
 
Без улыбок, ровны, как коробочки,
Запустив пятерню в узкобрючие,
Улыбаются сытые сволочи,
Диалогу с врагами обучены.
Восклицают они: «Что за паника?!..
Ты ж такой же, как мы… Удивительно!..
Или, может, поднимешь восстание,
Став на часик пластмассовым лидером?..»
И сижу я, молчу, жажду мщения,
Головою кручу полимерною…
Ну, никак мне нельзя без общения:
Нет ему замещенья, наверное.
 

«ПОБОРНИКАМ» ВЫСОКОГО ИСКУССТВА

 
Похоже, вы зациклились на классиках?
А как же не зациклиться, когда
Раскручивают вас они, как пассики
И ток дают в ночные города.
И памятники им, и книжки критиков,
Исследованья, фильмы… – всё о них,
Совсем забыв, что есть иные винтики,
Входящие в единый механизм.
И каждый год, и заново, и сызнова,
Посверкивая глянчиком брошюр,
Отвлечь хотят вниманье от «непризнанных»
Двенадцать обоюдных полудур.
А снег летит за окнами, – он выбелит
Для новых строк равнины и поля.
Конечно, издавать Шекспира прибыльно,
На домик с «тачкой» выручку деля,
Но как же в остальном, друзья-товарищи,
Редакторы зелёных кошельков?..
 
 
О, алчная, когда же ты подавишься,
По головам
шагая
широко!..
 

СТИХИ ИЗ БЛИЖАЙШЕГО БУДУЩЕГО

 
Немного рассеян, немного спонтанен,
Пропахший духами доверчивой девы,
Плывёт по Неве стихотворец Виталий
На старенькой барже в страну Понедельник.
И может быть – справа, а может быть – слева,
Из прошлого века, конвою неровной,
Под лёгкие вздохи волны кантиленной
Мерцают дворцы, холодны и бескровны.
Не ждёт мой герой полуно'чного часа,
Когда он в гостиной, луной освещённый,
Проявит стихи и…
порыву подвластный,
С кипящей души переводит защёлку.
«Кричи, моя ба'ржа, распугивай чаек,
Раскачивай чувства бортом чёрно-белым
Всё мимо паромов, всё мимо причалов,
Чтоб, не прерываясь, закончить успел я…»
Но строчки не льнут… Голубеют страницы
От радужных брызг, затеняясь мостами…
Рванулись за баржей – гранитные львицы:
Бегут-громыхают, ожившими стали.
Но берег всё ближе и… плащ – нараспашку,
И волосы – в ветре, как мысли, буквально…
…и баржа проходит вблизи Эрмитажа…
Да только вот строфы пусты и банальны.
Стихи – это чувства, что вспыхнут позднее,
В просторной гостиной, луной освещённой…
 
 
Но критик взыскательный ждёт пояснений,
Ведь стих не дописан…
– Катренчик ещё бы…
 

ГИПЕРБОЛЫ И ЯМЫ

 
Расходуйте правильно время на жизнь.
Не стройте дворцов за глухою стеной.
Иначе два знака в один – не сложить,
Иначе, увы – никакого кино.
– — – — – — – — – — – — – — – — – —
 
 
…и новые строчки, сплетаясь в стихи,
Найдут ваши перья, что вновь заскрипят…
Тоску межсезонья отправив в архив,
Начнёте во всём вы весне уступать.
Слепыми дождями по крышам дробя,
Вернётся к вам лето и скажет: «Привет!..»
И…
быстро промчится, забыв второпях
Оставить в саду хоть какой-нибудь след.
 
 
А там, за стеною, в ущербности мечт,
Где сны и подушка превыше всего,
Пунктиром едва обозначилась речь
Предельно противная слуху богов.
Там не до поэзии, не до Любви…
Окутаны мысли мангальным дымком…
Минута, другая и… Кто это? Львы?
Но не перепрыгнуть, не взять: высоко.
Дешёвая роскошь, обёрточный толк,
Животная азбука вздохов и поз…
Но… через бетонку проглянул цветок:
Сиреневый, яркий, эффектнее роз…
 
 
А вот уж и осень. Листва по холмам
Шевелится в ветре, огня горячей…
Не время ль всё бросить и… встретиться нам,
Без глупых претензий и острых мечей?..
Но нет, на воротах не лязгнет затвор
И пёс избалованный не заскулит…
Богатые спят. И, вернувшись во двор,
Вы, други, всё те же поэты на вид.
Что может быть лучше, когда ты в друзьях
С дождями, цветами, весёлым лучом…
Понять это сложно. Несложно сказать,
Услышав в ответ, как всегда:
– Ты о чём?..
 

СТИХИ О ЗАБЫТОЙ ГИТАРЕ

 
Гитара, странным образом забытая,
Оглохшая от временных обид,
В углу неромантично и обыденно
Полгода зачехлённая стоит.
Да что теперь её происхождение
С наклейкой бренда в голосовике,
Когда она больна пренебрежением,
Как старый недоделанный макет.
Не верится гитаре, что без музыки
В её существовании есть смысл,
И, чувствуя саму себя обузою,
Оглохшая кричит она: «Возьми!..
Возьми меня, настрой меня, и заново
Открой мою поющую струну,
Чтоб не уйти безмолвною под занавес…
 
 
Воздушными триолями блеснув,
Тебя бы я продвинула, прославила…
Но всё пустое: золото – не медь.
…а потому что есть проблема. Правильно:
Уж лучше так, чем невпопад звенеть».
 

А ПОПРОСТУ…

 
А по TV транслируется небыль.
Стараясь правду вымыслу придать,
Почтенный муж меняет в доме мебель…
 
 
Лицом к лицу лица не увидать.
 
 
Но при агонизирующем теле
Невозмутимость трудно сохранить.
И зная, как оно на самом деле,
Срываюсь я в желанье закурить.
А по TV – всплывающие окна
Открытым текстом – «Спрятаться и ждать!..»
Но господа, вы что?.. Побойтесь Бога!..
 
 
Лицом к лицу лица не увидать.
 
 
Иль мы фарсёры жалкого театра,
Чтоб свято верить маскам шутовским?..
Отвратны ваши действия, отвратны!..
Кому вы, черти, пудрите мозги…
Ах, перестаньте вымыслом дешёвым
Нас то и дело, дяденьки, пугать:
На расстоянье видится большое:
 
 
Лицом к лицу лица не увидать.
 

О РЕШИТЕЛЬНО НАСТРОЕННОМ ПИНГВИНЕ

(мини-легенда)

 
Одурев от ветров Антарктиды,
Перебравшись на льдине один,
По Зеландии с царственным видом
Мчит на велике смелый пингвин.
А навстречу отважному другу
(нет, не поле белей молока) —
Грузовик, доставляющий уголь
В кочегарку, что топит… слегка.
 
 
И устроившись в ту кочегарку,
Подзабыв фейерверковый лёд,
Мой пингвин привыкает к цигарке
И внушает себе, что живёт.
А в уме то и дело всплывают
Камни Родины, словно киты…
«Представляешь, на краешке ванны —
Как на льдине у самой воды…».
 
 
Ни уют, ни вагон удовольствий
Не заменят отсутствие стен.
«Эх, скорей бы на холод, на воздух
Согреваться в живой тесноте!..»
И, поставив шуровку на место,
Обращается парень к огню:
– Уезжаю, дружок… Бесполезно
Пребывал я здесь… Так что – адью.
 
 
Сел на велик, педалькой крутнул и…
Только пыль серым шлейфом взвила'сь.
Ну а дальше – попутной акулой,
Что по-дружески вышла на связь.
Долго будут бескрылые птицы
Обсуждать кратковременный срыв,…
И бродить по ледовой границе
Двух манящих миров, на разрыв.
 

РИТУАЛ

«В неначатом деле змея сидит»

(русская пословица)

 
А Вальтер Брук стихов не сочинял,
Как вдруг решился на стихотворение:
Очистил стол, достал листок, пенал,
Взял гелевую ручку… На мгновение
Задумался… В уме всплыла она —
Кудрявая простушка деревенская…
Чертополох, тропинка, тишина,
Косматый дождь над синим перелеском и…
 
 
«Смартфон – на «выкл», двери – на замок,
Беруши – в уши… Верно!.. – освещение…»
Погашен свет, свечой заменен ток,
Ведь всякий знак несёт своё значение…
 
 
…зажмурился, напрягся что есть сил…
В глаза глядит она ему, наивная…
 
 
…и вот уж, было, строчку ухватил…
Но тут упал горшок с комода глиняный,
Задетый лапой бодрого кота
И… всё решил в два счёта с написанием.
А что простушка, кудреница та?..
Рас-хо-хо-та-лась!..
Да уж, наказание…
 
 
И Вальтер Брук поёт себе впотьмах:
– Раз чувства нет – не выразишь в стихах.
 

МАСТЕР-КЛАСС

 
Не умея творить – критикуйте,
От колючих разборов ликуйте,
Упражняйтесь, – задача проста…
Начинаем. Займите места.
Ты гляди, вы почти виртуозы!..
Лихо перекрываете воздух
Начинающим авторам. Эх!..
Предрекаю скорейший успех,
Шантеклёры-завистники. Ну же,
Продолжайте… Критически нужен
Нам ваш опыт, бездарная тьма.
По изданиям множа тома,
Вы вот-вот завладеете миром,
Нападая, подобно вампирам,
На живую пульсацию фраз.
Мастера, вся надежда на вас!
То, бесспорно, хорошая сводка…
Но есть явная недоработка…
Удивляетесь?.. Сколь не строчи,
А к замочку найдутся ключи,
Что откроют врата этой клети,
Ведь не все же бездарны на свете…
Вон их сколько, кудесников чувств!..
Им любой ваш удар по плечу.
Но, мерзавцы, не падайте духом!..
Непрестанно жужжите над ухом
Юных гениев, признанных звёзд
И… всегда им садитесь на хвост.
Для чего эта тщетная мука?..
Но ведь зависть такая наука,
Что без пакости – не обойтись.
Так что, критик, давай, не ленись.
 

СОСТАВ, СТОЯЩИЙ В ТУПИКЕ

 
Отцепленный состав томится в тупике.
Привычен стал пейзаж за окнами вагона.
Но где же паровоз?.. Растаял вдалеке
И памятником стал на стыках перегона?..
Отечество – плацкарт, где узкий коридор —
Дорога в два конца без выхода и входа.
И скучный проводник, что мягок и нескор,
Приносит нам в ущерб сомнительную воду.
А тамбур – на замке. Вот если бы открыть…
И выйти на луга за воздухом и цветом!..
Но лгут диспетчера, спокойны и хитры,
Что надо подождать: свобода под запретом.
И кто на что горазд, и кто на что талант…
Мы силимся создать иллюзию комфорта…
Но жизнь трещит по швам, рябая от заплат.
Как больно быть людьми, – людьми второго сорта.
А кто-то всё поёт, что, вроде бы, к утру
Подцепят нас и вновь потащат по маршруту…
В оседлости своей нам страшно:
– Не к добру-у-у…
– Да вы не бойтесь так: они ведь просто шутят…
 
 
Но где же паровоз?.. Разносчики газет,
Не ведая стыда, по кнопке возникая,
Ответствуют:
– Друзья, а паровоза – нет.
Счастливого пути. Судьба у вас такая.
 

ЭКСКЛЮЗИВ

 
У нас на Малой Бронной
Вовсю идёт ремонт,
Где в спаленке укромной
Устроил я бомонд.
Ко мне пришли три друга
И пять лукавых дев.
Я усадил их кругом,
В глаза им посмотрел
И был слегка взволнован,
Не зная, что сказать.
Непросто в доме новом
Живую речь связать.
О чём-то актуальном?..
Но всё, как мир, старо.
Молчать?.. Феноменально!..
Раскладывать таро…
Гадал я: «кто же первый?..»
И вскоре «номер три»
Сказал:
– Ребята – нервы…
– Да ладно те, умри… —
Ответил «номер пятый».
И, где-то, через час,
Под горький вкус салата
Вино попало в нас.
Потом дурацкий хохот,
Тупой банальный стёб…
И стало мне так плохо
В кругу пяти особ…
Но вот ушли три друга,
За ними – пять девиц…
Сменяя их, без стука,
Проник в квартиру Фриц.
В руке держал он книгу
(закладкою – вопрос)
И, вмиг создав интригу,
 
 
Устроил мне разнос.
Мы спорили до ночи
И понял я не вдруг,
Что Фриц, промежду прочим,
Мой самый лучший друг.
 
 
Мораль проста, как спичка:
Когда во взглядах – ложь,
Спасёт не «косметичка»,
А тот, кого не ждёшь.
 

ШАРИКОВАЯ ШТУЧКА

 
Пропита вся получка.
Крутится под ногами
Шариковая штучка,
Твёрдая, будто камень.
Или я к ней привязан,
Или я к ней прикован…
Это же, блин, опасно…
Это же, блин, фигово…
Ни побежать, ни прыгнуть
В «двадцать седьмой» трамвайчик…
Ни интервью, ни выгод,
Чтобы поймать удачу.
Не передать – измучен,
Следую к психиатру:
– Шариковую штучку
Мне отцепить бы надо…
– Употребляли херес?..
– Это же ненаучно…
– Certe cadaver, eris —
Ваша зовётся штучка.
Вы бы на всякий случай
Гробик себе купили,
Чтоб никого не мучить…
Оп-па!.. – и вы в могиле…
– Что же мне делать, доктор?..
Может быть, водки с перцем?..
– Нате, коль есть охота,
Или второе сердце…
 
 
И при плохом настрое,
Выйдя из кабинета,
Вижу, у стенки – двое,
И с вискарём, при этом.
Кинул я взгляд на рожки
Да на хвосты козлячьи
И пробубнил:
– Немножко
Повоздержусь… Иначе —
Вмиг под баян… Обидно.
В образе неразлучных,
Бесы вздохнули:
– Видно,
Шариковая штучка…
 
 
Глянул я тут се в ноги,
И не увидев груза,
Выдохнул – «Слава Богу!..»,
Только вот как-то грустно…
 

ПРОЗА ЖИЗНИ

 
Шептал босанову классический дождь
(Как щётки* – играл он на томе рабочем*),
И был он слегка на джазмена похож,
Особенно в профиль похож был он очень,
Особенно – тучей одной, за углом
Гранитного дома с глазастой аркадой.
А подле неё, где богиня с веслом,
Сидел на скамейке художник Аркадий.
И струйки, что вились в его волосах
Каштаново-русых, спадавших на плечи,
Стекали по драпу пальто в небеса,
В которых за музыкой пряталась вечность.
И был тот Аркадий немножко влюблён,
Отнюдь не в актрису с четвёртого курса,
А в дочку завмага, всем правдам назло…
Что варит супы она, умница, вкусно —
Вне всяких сомнений. Теперь и ему…
Ну как не влюбиться голодному брюху
В такое сокровище? Чем не l’amour,
Пухлявым Амурчиком дышащий в ухо?
А в сумрачном зале с десятком рядов
И маленькой сценой, пропахшей духами,
Скучала актриса и, плача в подол,
Краснела от злости к кухарке «нахальной».
 
 
Но кто его знает, что будет потом…
А может, действительно, через желудок
Лежит этот путь?.. Но пока что о том
Страдать не хотелось Аркадию. Трудно
Несмазанным стрелкам старинных часов
Крутиться по кругу… И дождь, не стихая,
Смешным тополям наводя причесон,
Какими-то глупыми лился стихами.
Щётки* – барабанные палочки с металлическими
щётками на конце.
Рабочий том* – малый барабан ударной установки.