Трамвай и немного странно

Донор

Решил как-то раз Славка Авдеюшкин сторонним приработком семейный бюджет поправить. И дело было, в общем-то, не в том, что денег катастрофически не хватало. Просто так ему захотелось. На принятие решений Славка, надо сказать, парень не скорый, но уж если ему что-то втемяшится, то хоть кол на голове теши – пока по-своему не сделает, никому от него покоя не будет. Так вышло и на этот раз.

А причиной всему был телевизор. Увидел Вячеслав Валентинович как-то репортаж о шахтерах в “Новостях”. Ну те, как водится в таких случаях, о жизни своей нелегкой плачутся, о том, как приходится без зарплаты выкручиваться, рассказывают. А один так прямо и говорит открытым текстом, что сходил давеча сдал кровь и получил за это семьдесят целковых, но вот только посетовал в конце рассказа о своем житье-бытье, что гемоглобина в крови почти не осталось. В следующий раз могут кровь и не принять.

У Славки хоть семья – он да жена, но живут на ее стипендию студенческую, да на его зарплату, что в совокупности чуть меньше прожиточного минимума для одного человека составляет. Вертятся, крутятся, но доходы с расходами в своем бюджете все ж таки согласовать умудряются. А люди-то они молодые: и в кино хочется сходить, и в театр, и одеться помоднее, да и съесть чего-нибудь повкуснее тоже иногда желание возникает (не одной лапшой быстрого приготовления жив человек). А тут выясняется, что можно практически даром семьдесят рублей получить. Ходил Славка, крепился, отбивался от возникшей у него идеи, как только мог (а мог очень разнообразно и порой даже изощренно), но стала она для него, не иначе как навязчивой. Сниться уже начало, что в капиллярах, а тем паче в венах и артериях у него вместо крови деньги текут.

Делать нечего. Стал Славка справки наводить и выяснять что, почем, где и как. Узнал адреса центров, где можно сдать кровь. Выяснил, что для обмена крови на деньги надо только-то, что явиться в любой из них, а там тебя с распростертыми руками обслужат, как дорогого гостя: завтраком накормят, кровь выкачают, деньги вручат, а еще и бумажку дадут, по которой на работе должны отгул предоставить с сохранением заработной платы. Удалось даже выведать, что после некоего количества литров сданной крови человек становится заслуженным донором (или чем-то в этом роде). С присвоением этого звания, оказывается, приобретаются некие льготы, правда, мужики на работе сошлись во мнениях только по поводу двух из них, а именно, возможности покупать хлеб без очереди и входить в общественный транспорт через переднюю дверь.

Славка, надо сказать, хоть и молодой, но относительно льгот и прочих даровых вещей человек ушлый. Раздают на улице газеты прохожим – возьмет обязательно. А ну как окажется в той газетенке информация нужная просто-таки до зарезу? На бесплатных презентациях – завсегдатай. Увидит, что предлагают рекламные проспектики – непременно себе выпросит и лучше если два, а то и больше. Ну уж если товаром каким оделяют, то тут и говорить нечего, Славка всегда в первых рядах. Натура у него такая. Раз дают – бери. Дают бесплатно – тем паче бери. Валяется бесхозным – надо прибрать. Никогда Славка не проходил мимо лежащих на земле денег, копейку и ту всегда подберет. Вдруг в хозяйстве пригодится! Никак нельзя ничего мимо себя пропустить.

Короче говоря, меньше чем через неделю после появления зачатков мыслей о сдаче крови, Вячеслав Валентинович Авдеюшкин решился воплотить свою уже окончательно сформировавшуюся мечту в жизнь. А много ли для этого надо? Только твердость в собственных намерениях и предупреждение начальства от написания на него, Славку, прогула.

Начальника он предупредил. Понимания не встретил, но препятствий ему чинить не стали. А это не так уж и мало.

Твердости тоже хватало. Светланка, правда, отговаривала. Говорила, что денег им и так хватает, что не надо этого делать, что вдруг ему станет плохо – все-таки кровь выкачивают. На все это Славка сказал, что идет туда “не из-за денег, а из-за отгула, из-за узнать об ощущениях во время сдачи крови, из-за помочь кому-нибудь своим проявлением доброй воли, в общем, целиком и полностью из-за личного кромешного альтруизма”. Врал конечно, но Светку свою уговорил не беспокоиться и не противиться уже принятому им решению.

И вот настало завтра. Утром между супругами Авдеюшкиными возник спор: можно ли есть перед актом добровольного донорства или не стоит? Светлана говорила, что поесть необходимо. Вячеслав отвечал: “Еще чего!” Свой отказ, вызванный желанием сэкономить драгоценные продукты питания, он мотивировал возможностью попадания в кровь чужеродных веществ, которые могут впоследствии пагубно отразиться на организме больного. Для большей убедительности, вспомнив школу, и в частности курс химии, даже вставил мудреное словцо “акцептор”. Но убежденности Светланки не поколебал. Она же, обращаясь к факту наличия бесплатного завтрака, отмела все домыслы супруга и заставила его поесть. Не помогли даже славкины упоминания о физиологических процессах и предположение, что “всяческая бяковость с того донорского завтрака в кровь попасть не успеет за малостью временного промежутка”.

Противясь в глубине души происходящему, Славка с удовольствием съел все, что было подано на стол, после чего, поцеловав жену, отправился становиться донором.

Уж чего-чего, а увидеть очередь в пункте приема крови Славка ну никак не ожидал. Люд тут присутствовал весьма разношерстный (от иcтатуированных задохликов, насквозь пропахших алкоголем, до розовощеких обладателей свисающих поверх брючного ремня “авторитетов”), но все сплошь мужики.

Этим неожиданности не пожелали закончиться. Вместо того, чтобы вонзить иглу в славкину вену, заботливо им предоставленную, дама в белом халате, будто бы не заметив его жест доброй воли, проткнула ему безымянный палец, откачала немного крови и попросила обождать, сидя в сторонке. Вскоре выяснилось для чего все это производилось. Происходила элементарная отбраковка предложенного материала. Кому-то говорилось, что в его алкоголе слишком мало плазмы, кому-то, что уровень гемоглобина маловат и надо бы его вначале восстановить до положенного. Одному мужчине посоветовали прийти через неделю, так как два месяца со дня последней сдачи крови еще не истекли. (ДВА МЕСЯЦА! Ужаснулся Славка. Он-то надеялся, что донорством можно заниматься в среднем где-то через неделю!) Остальным были выданы какие-то специальные карточки. Одна из них досталась Славке.

Очередь плавно и явно не спеша (даже вальяжно) от одного кабинета переместилась к другому. Там всех допущенных внесли в компьютерную базу данных. “Вот что значит НТР!” – искренне порадовался за медиков и всю страну Славка. И подумал о том, что раньше компьютер был дорогостоящей забугорной диковинкой, а сейчас – дешевым и очень полезным помощником на разных уровнях бытия человеческого.

Следующим этапом была кормежка. Вопреки ожиданиям хорошего плотного завтрака, Славку ждали кружка бульона из какого-то супового кубика, кусок хлеба, чай с сахаром и сколько угодно крекеров. Нигде не было видно никакого “Кагора”, о котором зажмурив глаза от сладости воспоминаний поговаривали некоторые знатоки донорского дела. Но это-то, пожалуй, к лучшему. Никогда Славка не был любителем алкогольных напитков, хотя, с другой стороны, нахаляву и уксус сладкий.

Далее под присмотром очередной дамы в белом (кто их разберет, кто из них врач, а кто медсестра, на них ведь не написано!) все обрабатывали локтевой сгиб самолично выбранной для предстоящей экзекуции руки специальными ватными тампончиками до тех пор, пока оные больше не изменяли цвет в процессе соприкосновения с кожей потенциального донора.

И вот подошла очередь Славки сдавать кровь. Поскольку дамы в белом, как заправские кумушки, разнесли промеж собой весть, что он сегодня единственный с “первичным приходом”, то в течение всей процедуры Славка находился под их недремлющим оком. Мало ли что может случиться с непривычки!

Процесс лишения крови прошел абсолютно безболезненно и был лишен каких-либо эксцессов со стороны славкиного организма. Тем не менее Славку направили на повторное чаепитие. Все остальные подобного счастья были лишены, поскольку уже давно заматерели на подобных процедурах. Из них хоть всю кровь выкачай – разве что посинеют немножко, а так ничего страшного.

После повторного чаепития Славка направился получать деньги за добросовестно и добровольно им отданные без малого пол-литра крови. Здесь его ждал очередной удар: за все про все ему было выдано всего тридцать рублей! Еще немного потусовавшись в среде доноров Славка выяснил, что всем выдают именно эту сумму, а вовсе не ожидаемые им семьдесят рублей.

Это была настоящая катастрофа: кровь была выкачана в полном объеме, а денег дали гораздо меньше (в разы!), чем ожидалось. Но делать нечего. Не обратно же в вены кровь закачивать.

Так и пошел Славка домой с несколько испорченным настроением.

А на дворе стояло лето. Был теплый день, зеленели свежей листвой деревья, звенели птичьи голоса, плыли в вышине легкие белые облачка. Вспомнился Славке пакет с его кровью. Впервые видел он ее вне себя в таких количествах. Это зрелище завораживало и притягивало взгляд. Тот же самый эффект вызывал в Славке вид трубки, по которой из него вытекала кровь. Но он постарался с самым отсутствующим видом смотреть на стену перед собой и это ему, в конце концов, удалось. Иначе мог под впечатлением и в обморок грохнуться!

И вдруг что-то изменилось в Славке, то ли из-за этих воспоминаний, то ли из-за чего-то другого. “А что,” – подумал он, – “ведь моя кровь может помочь кому-нибудь, может даже жизнь спасти! Не в деньгах счастье, а в их количестве! А оно у меня пусть меньше ожидаемого, но все-таки увеличилось. Так что не надо грустить, а, вовсе даже наоборот, надо радоваться тому, что я совершил, можно даже сказать даром, такое благородное дело! В любом случае я – молодец!”

октябрь 1998

Жизнь по Гераклиту

“Все течет, все изменяется. В одну реку нельзя войти дважды. Так сказал Ге…” Выключил радио, взглянул на часы. Пора. Допил чай. Проверил: ключи, бумажник, галстук – на месте. Портфель… Захлопнул дверь и – к остановке.

По аллейке навстречу идет молодой человек. Увидел издали:

– Атлант! Вот те крест: настоящий Атлант! Полжизни в спортзале!

А как подошел ближе – игла в сердце: “Он!” Как уверенно идет! Какой красавец! Только странный какой-то? Что-то… И вдруг толчок в плечо и резкое: “Подонок!”

Ошалев, обернулся – молодой человек удаляется как ни в чем ни бывало.

– Что ж это он? Откуда ж он?.. Мать, с-сучка, рассказала…Все не имется ей. Стерва!.. А он… Сын… За что?

Мысли путались, вертелись темными, колючими клубочками. Было неприятно, хотелось сосредоточиться на чем-то одном и… Постепенно одна выбилась из стаи и начала пульсировать. Толчок – боль, толчок – боль: “За что? За что? За что?..”

Втерся в автобус. (Как всегда битком.) Портфель под мышкой. В мозгу буравчик: “За что? За что? За…”

– Гражданин, оплотим проезд!

“Оплóтим! Дура!” – Буравчик затих и больше не жужжал.

***

Читал лекции, задавал вопросы… День промигнул незаметно. Домой пошел позднее, чем обычно.

Уже зажигались фонари, и на асфальте под ними расплывались светлые пятна.

В проеме входной двери мальчишка-студент. Тренированная фигура… Снова игла. Вспомнил утреннее и больше уже не мог переключиться на что-то иное. Все думал, думал… И к остановке шел – думал, и в автобусе…

Из забытья вывела “шпилька”, воткнувшаяся в ногу.

– Черт-те!.. Будьте внимательней! Что вы, как!..

Дернулась. Глаза усталые, загнанные (кто же тебя заездил, лошадка?):

– Сам-то хорош! Расшаперился со своим портфелем!

Не ожидал! Глаза опустил – дырка. На чулке. Видно, тоже кто-то… Вот и остервенилась.

– Простите. Я не хотел вас обидеть.

– Да, я… сама… хороша, – покраснела, как подросток, а у глаз уже лучики– гусиные лапки. – Вы меня простите. Устала.

***

Вышли из автобуса.

– Разрешите вас проводить.

– Пожалуйста. Только… А, впрочем, что тут – провожайте.

***

Долго шли молча. Старательно переступал трещинки на асфальте. Раньше, ребенком, любил играть так сам с собой. Привычка осталась. Шел и смотрел под ноги.

Тротуар наполовину в темноте. Ее левая нога в прорванном чулке на свету, а правая – в темноте.

Идет по границе света и тени. Как по канату… Засмеялся. Удивленные глаза – вверх…

– ?

– Скажите, кто вы?

– Я? Учительница.

– Нет, не то. Как вас зовут?

– Татьяна.

– “Татьяна, милая Татьяна!..”

В лошадьих глазах удивление сменилось интересом:

– “Евгений Онегин”. Вы литератор?

– Нет, философ.

– По призванию или по профессии?

– По жизни. Разрешите представиться: Константин.

– Славное имя. Constanta – постоянный.

– Вы физик?

– Нет, что вы! Историк. Вернее, историчка.

Снова замолчали. Под ногами шелест листвы. Трещинок больше нет: они под листьями. Под ноги смотреть незачем. Смотрит на нее. Она задумалась, голову опустила, так что глаз не видно.

– Вы замужем?

Снова дернулась. Взглянула – обожгла (У! Какой холод. Видимо, нет.):

– А вам зачем знать?

– Да я так… Извините, Таня…

– Николаевна!

– Татьяна Николаевна. Вы…

– Ну вот. Я пришла. Прощайте.

– Простите.

Быстро процокала к двери подъеза (Лошадь и есть.). Побрел, не спеша, домой. Ни о чем не думал. Усталость какая-то не давала думать. Дома разделся, поставил чайник, закурил.

***

Курил, по привычке стоя у форточки, хотя уже давным-давно жил один и скандалов по поводу сигарет не имел.

С первой женой расстались много лет назад. Стервой была. И дурой. Дурой. И стервой. Со второй жили так… Как жили, так и перестали жить… Естественно… “Разошлись, как в море корабли” … С тех пор зарекся. Был роман с одной студенткой-соплюшкой, да черт ее!..

Раздавил окурок. Выключил чайник. Ложась спать, вдруг вспомнил об утренней встрече: “А может, и не знает он меня. Так просто злость сорвал на постороннем. Скорее всего, не знает. Ведь когда уходил, ему и года не было, а она сама предложила забыть о сыне. Предложила!.. Если бы! Орала как… “Вообще забудь о нас. Сгинь, паршивец!”

А может, и знает он… Но я же не виноват!

***

Утром в автобусе:

– Здравствуйте! (Вчерашняя лошадь.)

– А, это вы? Здравствуйте. На работу?

– Да, вот. Вы тоже?

– А куда ж еще?

– Странно, раньше я вас не видела.

– Просто не знали.

“Миллион, миллион, миллион алых роз… Следующая – “Некрасова,” – водитель выключил радио и объявил остановку.

– Ой, мне пора!

– Давайте вечером в семь…

– Нет, занята сегодня!

– Завтра. У вашего дома. Я буду…

– Хорошо! Выходите? (Уже другому с портфелем.)

Проследил глазами:

– Хорошо пошла. Интересная дамочка. А вот бы…

– Что вы сказали? – второй с портфелем насторожился.

– Выхожу я на следующей!

– А…

***

Встретились. Вечер, и фонари уже горят. Настороженная. Глаза блестят. Подкрашены.

– Ну и куда же пойдем?

– Сам не знаю. Глупо как-то себя чувствую. Мальчишка!

– Так пойдемте ко мне, чай пить!

– Ну… пойдем… те.

– Только этаж седьмой, а лифт…

– Это ничего! Но мы никого не побеспокоим? Как ваш… ваши домашние к незванноу гостю отнесутся?

– Никак: я одна…

***

Поднимались долго. Она впереди, он за ней. Невольно оценивал: “Фигурка что надо, старовата только и руки длинны, но ничего… А вот бы…”

– Ну вот и пришли!

Дверь открыла. К выключателю. Руку перехватил. Прижал к стене.

– Что вы? Что вы делаете, Конс… Пусти…

Рот зажал. В охапку. На пол. Молчит, только глазищи дикие, огромные…

***

Закурил у форточки на кухне. Руки дрожат. Прислушался – всхлипывает в ванной.

Пришла. Волосы у лба влажные. В теплом халате. В глаза не глядит.

– Давайте же пить чай, Кон… Костя.

Раздавил окурок. К ней. В ноги.

– Прости… те. Прости меня. Сам не знаю. Я не…

Говорить не мог, голову поднять – боялся. На колени опустилась рядом, по щеке погладила:

– Давай… те… пить… чай…

Понял, что простила, пожалела. От сердца отлегло.

***

Чай пили долго. И молча. О чем говорить после такого! И вдруг она:

– Расскажи о себе.

– Да что рассказывать?

– Все. Все, что хочешь.

Начал полушутя:

– Родился в семье врача, но врачом быть никогда не хотел: боялся трупов и лягушек. Трупов лягушек…

Постепенно посерьезнел. Говорил, говорил, говорил. Душу на ладошку выкладывал.

А она все смотрела, смотрела. Молча. Даже не кивала. Замерла. Пила глазами.

– Потом женился. И любил ее очень. Очень сильно любил. Сначала. Гуляли недолго – сразу в загс. Первые дни – мед. Только потом как-то оказалось, что разные мы с ней люди. У меня свои интересы, у нее – свои. Дом – работа – дом – работа – дом… Все осточертело! Начались ссоры, придирки. Потом сын родился. Олег. Тут вообще пошло-поехало. Она как с цепи сорвалась. Все не так, все не эдак. Я начал себя ловить на том, что на чужих баб заглядываюсь, домой идти не хочу. Пару раз не пошел… Сам себе стал противен. Одна отдушина – Олежка! Да только ведь его от нее не оторвешь! Чувствовал, что стреножен навеки. Не стерпел однажды, взмолился: отпусти! Она: “Отпускаю. Только чтоб тебя, паршивца, больше и духу не было. И про Олега забудь! Понял?” Ну я и забыл…

Взглянул на нее. Смотрит все так же пристально. Ни ресничкой не дрогнула, но в глазах что-то новое.

Говорил долго. И про недавнего “подонка” рассказал. Все–все…

Глаза поднял. Она потупилась, чаинки в чашке разглядывает, ложечкой играет. Почувствовала взгляд, покраснела, как подросток.

– Что же молчишь?

– Молчу? А что сказать? Иди… те. Поздно уже. Поздно.

– Ну, я завтра…

– Нет!

– А?..

– Ни к чему.

– Прос… Прощай… те, Татьяна…

– Прости… те.

***

Вышел, спустился, закурил. Поздно. Под фонарями размыты светлые круги. Улицы опустели. Из освещенных окон – звуки: “Миллион, миллион, миллион… Начинаем вечерний выпуск… Иди ты к дьяволу!… Мама, ма… Свою жизнь для тебя превра… В одну реку нельзя войти дважды. Так сказал…”

Окурок упал на асфальт.

июнь 2000