Отзывы на книгу «Котлован», страница 7, 121 отзыв

Что пишут: Котлован — антиутопическая повесть Андрея Платонова, написанная в 1930 году. Повесть Котлован является социальной притчей, философским гротеском, жёсткой сатирой на СССР времён первой «пятилетки». В повести группе строителей дано задание построить так называемый "общепролетарский дом", основной целью которого является стать первым кирпичиком в утопическом городе будущего.

Моё мнение: Честно признаюсь, что я сейчас не особо заинтересована в книгах, описывающих события 20х-30х годов ХХ века, но это произведение меня поразило своей глубиной, своей откровенностью, из-за которой долгие годы была запрещена цензурой. "Котлован" читается тяжело, как, впрочем, и все остальные работы Платонова. Во-первых, это связано со специфическими конструкциями, соответствующие такому жанру, как антиутопия - сплошной абсурд и сочетание комичности и трагичности. Во-вторых, здесь мы не встретим даже намёка на позитив: если даже будут какие-то светлые идеи, они будут теряться в общей атмосфере подавленности и отчуждения. Основные проблемы, поднимающиеся в данном произведении: поиск истины (смысла жизни); голод, нищета; обезличивание человека; выдвижение нового класса с новой идеологией; слепая и бездумная вера в идеологию; коллективизация; бессмысленность преобразований ввиду заранее известного результата - "будущее изначально похоронено".

Сразу предупреждаю, если вы рискнёте взять эту книгу в руки, то морально готовьтесь к тому, что будет желание бросить и не дочитывать. Скорее всего, многие не оценят по достоинству, т.к. действительно нужно понимать, что вызвало в авторе потребность представить Россию именно такой - начало ХХ века было полным противоречий, войн, революционных настроений.

Оценка: 7. Думаю, если возьмусь перечитать это произведение через несколько лет, поставлю больше, ибо в данный период времени я не понимаю некоторых аспектов, увы.

Задумалась я сегодня с утра над этим вопросом. Дальше тянуть некуда. Надо сдавать книгу в библиотеку. Да и пора бы уже во что-то другое врасти, желательно, не такое странное и сложное. Тем более, я начала сразу после “Котлована”, абсолютно неосмотрительно и безжалостно к себе, читать биографию Андрея Платонова (ЖЗЛ: Андрей Платонов /Алексей Варламов. — М.: Молодая гвардия, 2011). Через три недели обнаружив себя все еще на 35 странице, разум ласково, но настойчиво попросил эмоции успокоиться и не мучить нас всех. Принимается. И откладывается на неопределенный срок. В этом деле я точно знаю – всему свое время.

Так вот. Возвращаясь к “Котловану”. Можно ли описать сон? Вы когда-нибудь пробовали это сделать?

Я да. Много раз. И у меня ничего обычно не получается. Потому, что в самом сне, внутри него, все логично. Чтобы там не происходило, какими бы безумными не были сочетания времени, места, людей и событий – ты просто проживаешь это все как данность. И нигде, ни в каком моменте не вскрикнешь: “Батюшки, да вы в своем уме вообще?!” А проснувшись пытаешься все это собрать в единую картинку. Но она, как в калейдоскопе, распадается на части, образовывая новую, а потом еще одну и так далее. В этих невозможных узорах ты узнаешь тех, кого любил и знал в “другой жизни”. Ты бродишь там, где “живут” уже ушедшие. Ты легко встраиваешься в их “сцену”, как-будто и не знаешь боли утраты еще. И только с утра ты опять горюешь, что не сказал во сне главные слова любимым, не исправил, все что испортил когда-то, просто не обнял. Сон – это что-то мистическое, где можно все и ничего одновременно. Это наш собственный лимб (limbus), где мы еще не знаем точно, что заслужили. Так и у Платонова в “Котловане”. Я долго не могла понять, как все происходящее там воспринимать, что это такое? А потом меня осенило. Да это же сон!

Сон, в который попала “красная” страна.

А в нем:

--- Слабосильный задумчивый Вощев со своим мешком, где “он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности”. В этом сне он живет “стесняясь и тоскуя”. И доживет до его кошмарного конца, когда последняя надежда – маленькая Настя – исчезнет навсегда. --- Никита Чиклин, старшина артели землекопов, положительный и неравнодушный. Которому убить ближнего ничего и не стоит, особенно, если вокруг все правое дело, а он пролетариат. Никита глубоко и безопасно схоронит мечту на последних страницах повести в мерзлую землю котлована, так чтобы “в нее не сумел бы проникнуть ни червь, ни корень растения, ни тепло, ни холод”. --- Инженер Прушевский, томящийся от несбывшейся любви и от того, что еще в 25 лет “почувствовал стеснение своего сознания и конец дальнейшему понятию жизни…”. Он никак не решится взять то, что ему больше всего хочется – свою смерть. --- Козлов, слабый здоровьем и от этого имеющий право “выбыть” из рабочих и “прописаться” в городской интеллигенции. Желчный, крикливый, а значит далеко “идущий” по карьерной лестнице и удобствах жизни. Если бы не кулаки. --- Сафронов, ”вождь ликбеза и просвещения”, который жалел лишь об одном – ”что он не может говорить обратно в трубу, дабы там слышно было об его чувстве активности , готовности на стрижку лошадей и о счастье”. (Речь идет о радио в жилище землекопов, поставленное там, чтобы “во время отдыха каждый мог приобретать смысл классовой жизни из трубы”). --- Жачев, совершенно инфернальный “урод империализма”, безногий инвалид, который в конце больше не верит в коммунизм. Невероятно выразительный персонаж, уверенно снующий по страницам “Котлована”. --- Настя, маленькая сирота, символ будущего абсолютного счастья и торжества коммунизма на всей планете. Конечно, несбыточного. Эта девочка спит в одном гробу, игрушки хранит в другом, знает, что “Сталин только на одну каплю хуже Ленина, а Буденный на две” и понимает, что мать ее “плохая буржуйка”. Но, вот ведь, тоска по ней выше классовой ненависти. Хотя любить такую маму надо только в тайне, наедине с собой. А еще надо “плохих людей всех убивать, а то хороших очень мало”. Настя всё быстро и хорошо понимает. Ее логика безупречна. --- Молотобоец, медведь-кузнец, забредший в этот сон и очень там органично существующий. Рабочий его подвиг теперь не сдержит ни один кулак, ведь их всех, наконец ликвидировали вниз по реке. --- Активист в деревне и колхоз. “Зимние мухи”, танец коллектива”, поиск виноватого в том, кто “съел первого петуха, а не последнего” – это просто шедевральные образы, достойные самого кошмарного сна. Такое уже рисовал Босх. У Андрея Платонова в прозе тоже очень выразительно получилось.

Все эти и другие персонажи “Котлована” “роют” его, чтобы в перспективе, в будущем, когда-нибудь в центре мира выросла башня, куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всего земного шара”. Другого счастья никому в этом сне непозволительно иметь. От того он становится еще более кошмарным. Хорошо, что Андрей Платонов нам оставляет маленький ключик, если мы все-таки найдем дверь, ведущую вон из этого липкого, душного, страшного сна. Имя ему – сарказм. Здесь он обладает серьезным целительным эффектом.

P.S.

Знаю и понимаю почему так многие не могут, не любят, не понимают Платонова. А вот Сергей Павлович Залыгин в предисловии к первому советскому изданию «Котлована» очень хорошо сказал, что Платонов — это вечный упрек нам, людям с обычным языком и обычными понятиями. Так и есть.

Андрей Платонов - один из широкого сонма русских "больных классиков" - не тех, знающих, как надо, что твёрдо держали в руках плодовитое перо и твёрдо стояли на земле, не тех, кто остаётся столпом и святыней при любых режимах; иных. Больных знанием своего незнания, сомнениями и горестями, больных тонкостью душевной оболочки, чрезмерной сложностью или наивностью - больше в нашей литературе, чем уверенных мэтров, и тем она живёт, тем ветвится её крепкое древо. О них не прекращаются споры, их книги оцениваются от «ужасно» до «восхитительно» - и я подползаю к вторым, чтобы восхититься в очередной раз тоже.

Потрясающе несоветская своей вневременностью и абстрактностью, короткая эта повесть - вся плоть от плоти молодой страны, от лжи и надежды, что расцвечивали чахлыми цветами кровавые знамена; из этого вздыхающего, цветистого мяса вьётся по фантасмагорической русской земле платоновский узор. Если это и антиутопия (как многие характеризуют) - то такая, в которой не пришлось много придумывать и быть провидцем. Иди, смотри и вышивай.

Узорчатая ночь "Котлована" вышита сном о жизни - сути жизни, смысле жизни. Вышита сном-мечтой о всеобщем счастье, которого нет и не будет ни по плану, ни без; чтобы построить полный света и радости дом для всего человечества, придётся сперва вырыть котлован размером с Землю. Тем и заняты смутные герои повести, заняты каждый момент жизни, даже не держа в руках лопаты; они прорывают котлован в самой ткани бытия, забрасывают землёй её отходящие цветы, пробиваются травами и чахнут вновь под спудом вываленной из черного нутра землицы. Их намерения благи, дела абсурдны, абсурд обыденен; узор вьётся суровой истрёпанной ниткой по канцелярскому листу, и кажется порой, что читаешь кафкианский какой-то отчёт из параллельной вселенной прошлого. Дотошнейшие подробности перетекают в странные временные разрывы: между сегодня и завтра в мире Платонова - годы, между двумя шагами - верста. Нитяной узор сплетает меж собой крохотные эпизоды, костяные бусинки - поцелуй первый и последний, слово, мысль, свет лампы на потухающем лице и кремовом пирожном. В своей быстроте эти моменты не успевают пронзить, лишь оставляют тихую горечь на сердце - но в них-то самая соль, соль земли на зубах молодых и старых, нищих и имущих.

Все одинаково жалки, наивны и слабы перед космосом раскопанной ямы. Abyssus abyssum invocat.

Обычно антиутопии - это такие поучительные притчи с гиперболами и элементами фантастики. А "Котлован", наверное, в советское время неприлично было называть антиутопией - ведь разве было не так? На самом деле революция сразу привела всех к надлежащему счастью? Всем лично в руки выдали по истине для производительности труда? Да что я. В советское время о "Котловане", наверное, совсем не следовало говорить.

Итак, нужно вырыть котлован, в нем заложить фундамент для дома, где будет жить весь пролетарский класс. А в деревне уравнять всех бедных, у зажиточных отобрать, что есть, и сделать их бедными. Уничтожить кулака как класс. Уничтожить кулака как класс.

Администрация говорит, что ты стоял и думал среди производства, - сказали в завкоме. - О чем ты думал, товарищ Вощев?

Настя писала Чиклину:

"Ликвидируй кулака как класс. Да здравствует Ленин, Козлов и Сафронов. Привет бедному колхозу, а кулакам нет".

Это такая редкая и исключительная антиутопия, где автору не пришлось придумывать что-то несуществующее, чтобы показать, как абсурдно и страшно всё есть.

- Мама, а отчего ты умираешь - оттого, что буржуйка или от смерти...

И всё это страшное чудо действительности написано языком эдакого Коминтерна, языком, никогда раньше не бывшим книжным, а оттого полным алогизмов и силлепсов - потрясающая сокровищница абсурда.

И ведь какого хорошего писателя загубила советская власть. Хотя что ж, не первый. (и не последний)

Язык Платонова бесподобен и самодостаточен. Текст существует не для сюжета, не для описания-повествования-рассуждения, но для совсем иного, текст Платонова живет по каким-то ему одному ведомым законам. Слова в совершенно немыслимых сочетаниях открывают новый взгляд на знакомое и незнакомое. Читая Платонова, примеряешь на себя его способ восприятия мира, свежий, яркий, искренний, вскрывающий самую суть вещей.

В последний раз настолько восхищался индивидуальным литературным языком, разве что читая Набокова. "Котлован" - настоящая поэзия в прозе. При этом автор не стесняется прибегать к литературному авангарду и даже некоему сюрреализму. Стиль Платонова уникален, но читать его, бесспорно, тяжело. Эта тяжесть усиливается за счёт атмосферы самого произведения - мрачная, унылая, безнадёжная советская хтонь. Кто-то говорит, что это антиутопия. Возможно. Однако для меня "Котлован" - экзистенциальный роман, потому что в процессе прочтения, так или иначе, мыслями я возвращался к лирическим героям Кафки или Достоевского. И не смотря на всю кромешную безнадёгу, практически в каждом герое я нашёл надежду на будущее его счастье. "Чиклин замер от повторившегося счастья своей жизни..."

Это было очень сложное чтение. При объеме в 120 страниц повесть весит как ведро ртути. "Котлован" это и страшная давящая летопись и одновременно повесть полная метафор, и основная заслуга здесь в неповторимом, уникальном стиле автора, в его манере, "языке". С точки зрения этого самого "языка" "Котлован" есть огроомная, неудобная, угловатая, но монументальная глыба. Произведение нельзя пересказать или хотя бы процитировать - слова сразу рассыпаются, иссыхают, теряются... Как с картинами: подойдешь близко - мазки, штришки, а отойдешь на десять шагов - полотно во всей своей мощи. Слова в Платоновских строчках стоят коряво, выпирают, в нарушении норм, правил, но, безусловно, каждое из них стоит на нужном автору месте! Безумство! И в этих часто изломанных, бессвязных строчках отражаются события, метания, настроения, сиротство и неприкаянность времени и народа, человеческих душ! Здесь среди штампов и твердости слов мелькают совершенно нереальные образы человека-медведя, обобществленных, казалось, совершенно сознательных и разумных лошадей... Автор рассказывает нам историю огромного перелома государства и его людей, перелома каждого человеческого хребта! "Все что нажито непосильным трудом" теперь не твое или мое, а общее, и нет тебя и меня, есть масса, нет людей, но есть строй, общество! Сложите все в кучу и радуйтесь обезличенности своей и своих вещей, покиньте свои избы - айда рыть котлован под общий дом! Дом в котором не успеете пожить... Бросить всех себя на что-то такое глобальное, чего им не застать... Для того, чтобы когда-то потом люди жили равно и едино, сегодняшним массам необходимо убивать, уничтожать кулацкий класс, сокрушать, вгрызаться в землю ломом и лопатой, и наконец, своими костями удобрять почву, на которой взойдут нежные побеги нового общества. Чтобы строить вверх, необходимо сначала копать глубоко вниз... Как на это решиться? Как обнулиться? Мне страшно это представить.

К написанию рецензии я подходил несколько недель. Видимо, нужно было пережить все стадии принятия: от что и зачем я прочитал, до слишком завуалированно, однако что-то в этом есть. Изначально с книгой решил познакомиться как с антиутопией, но по прочтении осознал, что она ничего общего с этим жанром не имеет. Скорее это притча, гротеск, сюрреализм.

В центре романа рабочий Вощёв, которого увольняют за то, что он слишком много думает. В поисках лучшей жизни тот приходит в соседний город, где нанимается землекопом на рытьё котлована под строительство «общепролетарского дома» (=светлого будущего). Через эту идею автор вкладывает в написанное в 1930 г. произведение образ молодого СССР, который надо построить сообща.

Реализации задуманного способствуют разноплановые герои книги, застрявшие на пути от капитализма к коммунизму. Некоторые из них, откровенно говоря, абсурдны (например, медведь-кузнец), но суть не в этом - суть в общем деле, которое нужно выполнить, несмотря ни на что.

И в этом же есть свой особый философский смысл: все персонажи в той или иной степени думают над смыслом жизни, который в книге равен истине и счастью. Несмотря на общую устремлённость к высшей цели, описание происходящего пронизано ощущением обречённости. Может ли быть в этой ситуации счастье? Вопрос скорее риторический.

Ни в городе, ни в колхозе Вощёв не может найти истины. Работая вместе с артельщиками, воодушевлёнными общей идеей, он всё больше понимает, что счастья в их глазах нет, зато есть измождение. Надежда на обретение истины с новой силой загорается в душе Вощёва с появлением на объекте девочки Насти, но и она в конце концов умирает. Созданный на месте котлована фундамент является читателям могилой "всемирного счастья".

Концовка же видится двоякой: 1. Люди отходят от той истины, которой были готовы посвятить себя; 2. Фундамент, хоть и на костях, создан, а следовательно рано или поздно сделанное даст свои плоды.

P.S. Не понимаю, как "Котлован" проходят в школе.

Прекрасный язык и больше ничего не надо. Это удивительное сочленение слов в гимн негативизма и отчуждённости против человеческого тепла и эмпатии. Это голос, которым говорило утопическое и жестокое государство и видимо говорит и сейчас. Прочтите "Это было навсегда, пока не кончилось" Алексея Юрчука про позднесоветский дисскурс. Перекликается. Хотя мне душевно было сложно читать этот роман, эти слова пахнут безнадёгой, но это сильнее любых фактов о советском строе.

Произведение Платонова "Котлован", достаточно интересное для нас жителей постсоветского пространства, так как мы через призму прошлого можем наблюдать всю картину с полна. Котлован символическая яма строительства социализма. Каждый персонаж после революции ищет смысл жизни, одни находят в партии, другие в труде, интересными персонажами в этом вопросе являются Чиклин и Жачев. Первый любит всем сердцем маленькую Настю, как плод своей первой любви, а второй видит в ней будущее всего мира и всеми силами пытается вырастить из неё тот самый коммунизм за который боролся. Но к концу повести Настя умирает, как мне кажется её смерть является символом гибели социализма, она как раз совпадает с временем всеобщей коллективизации. Переусердствовав в данном вопросе, умирает и сам активист борящийся за чистоту средне-беднякового класса. Каждый из персонажей в поисках своего смысла жить, по сути не раскрывается, Жачев как боролся с империализмом так и борится с новой буржуазией, Прушевский, как образованный человек не находит смысла в своей работе, но к концу повести обретает семейное счастье и смысл передавать дальше свои знания, Чиклин же наоборот теряет свой смысл в виде маленького комочка жизни и как и в начале уходит с головой в работу, Вощев примеряет множество смыслов жить, но ни один ему не приходиться по нраву и вроде как к концу становиться активистом, но завидев смерть социализма в лице Насти, возвращается к началу. В повести, показаны многие смыслы в жизни, присущие людям советского периода: трудиться ради будущего, жить за счет энтузиазма, жить верой в коммунизм, но как показывает повесть все они пусты по своей сути, они не отвечают на главный вопрос жизни, а именно в чем собственно смысл нашей жизни. Стать никем и трудиться под руководством вышестоящих людей? Трудиться ради того чтобы "потом" пожить? Отдавать всего себя ради будущего детей? Или потратиться свою жизнь на искоренение врагов и душегубов? Этот вопросы очень сложен и многогранен, ни один из персонажей так и не находит точный ответ. Первоначально мне эта повесть казалось явно антикоммунистической, но с прочтением не покидает чувство, что оно было направленно наоборот на улучшение коммунизма за счет гиперболизации его недостатков. Сюжет по структуре по мне так совпадает с начальным развитием советского союза революция=коллективизация=массовая гибель населения за счет неверного руководства. Язык в повести мне понравился, он понятен каждому и в то же время настолько разнообразен, совсем отсутствуют простые фразы в диалогах, за каждой фразой скрывается многотонный текст умещающийся всего в нескольких словах, что мне кажется является признаком мастерства автора. В общем произведение мне понравилось, оно не тронуло меня за душу, но на протяжении всего текста заставляло задуматься о глубоком, что как мне кажется прекрасно. Моя оценка исходя из вышеперечисленного 7/10 Перечитывать я бы не стал, но оно явно останется у меня в памяти, как хороший пример партийной литературы нестандартного плана.