– Какие вы, оказывается, умнявые! Даже дураком себя почувствовал среди вас. Передо мной, что ли, светлоголовыми-то притворяетесь? – долго слушая разглагольствования двух своих друзей об устройстве мироздания, вставил свое критическое словцо Валера, точнее, Валерий Викторович, грузный мужчина лет под пятьдесят.

Когда-то давно, в счастливом и безмятежном детстве, те два года, на которые он был старше своих друзей по двору, имели весьма большое значение, что позволяло Валере быть лидером в этой троице. Ныне Петька стал Петр Николаевич, заводской адвокат, а Толик – Анатолий Александрович, завгар автобусного парка. Свою дружбу с детства они как-то умудрились сохранить до седых волос у Петьки, плеши у Толика и Валеркиной лысины.

Уже конец июля, а им только первый раз за лето удалось вместе на рыбалку вырваться. То некогда всем было, то Петю жена не отпускала. «Не пущу, и не мечтай даже! – ругала она его. – Нажрешься опять с ними, как свинья, три дня выхаживаться потом будешь. Валерка-то вон какой боров! В его брюхе литр водки как рюмочка будет, а ты с четвертой стопки на ногах не стоишь!»

Несколько часов назад они приехали с ночевкой на загородное озеро – свое любимое место. Добирались долго: сначала на автобусе, а потом еще шесть километров топали пешком по бездорожью.

– Своим ходом доволочемся как-нибудь, я думаю. Никого же из нас не заставишь потом трезвым за руль садиться, – выдвинул справедливое решение Валера, – обидно будет.

На костре в котелке уже закипала водичка. Толя запустил в него картошку с морковкой и почистил первых пять рыбин – трех плотвичек с ладонь и двух карасиков чуть побольше. Пете пока не везло, даже не клюнуло ни разу.

– Да ладно тебе, Валера! Перед кем здесь выпендриваться? Мы ж за эти сорок с лишним лет как облупленные друг перед другом стали. – Толик насаживал свежего червячка, специально для этого надев на нос старые очки-телескопы, протертые о старомодные, выцветшие плавки. – Тьфу, гадство, правое очко опять вылетело. Ну все, теперь и не найдешь! – Он шарил руками по траве. – Это умный дураком может притвориться, а дурак умным – вряд ли. Стой, не топчись здесь, очко мое затопчешь!

Анатолий Александрович три года назад овдовел. Сегодня это пожилой мужчина, высокий, как дядя Степа, и худющий, как Кощей Бессмертный, имеющий троих взрослых детей и уже четырех внуков.

Вечные проблемы на работе и тяпом-ляпом залатанный, прохудившийся домашний быт – все ушло куда-то в туман и моментально забылось. Улыбались не только их хмурые до сего дня физиономии, но и души, бывшие когда-то чувственными, но успевшие изрядно зачерстветь. Ощущалось чувство полнейшей свободы, она выпирала у них изо всех телесных отверстий. Даже седой Петр Николаевич, подкаблучник с тридцатилетним стажем, самый первый в городе скромняга, семьянин до мозга костей, успел за это время так расслабиться, что уже четыре раза ни за что ни про что обложил матом Анатолия, да так смачно, что числом этажей, наверно, переплюнул какого-нибудь бывалого боцмана балтийского флота. Не ожидая этакой прыти от своего высококультурного друга, удивленный Толя даже забыл на него обидеться.

– Мы же всего лишь гипотезы свои выдвигаем, а это и дуракам позволительно, – оправдывался перед Валерой Петя за себя и за Анатолия. Лицом и фигурой он сильно смахивал на знаменитого киноартиста Евгения Леонова, только голос имел писклявый и гнусавый, а на голове вместо плешки у него была давно не стриженная копна спутанных, как пакля, седых волос. – Правильно я говорю, Толян? Ты помешивай, помешивай, а то подгорит! Эх, луку забыли взять, жалко!

– Оп-па, шестая попалась! Окунишко! Ну и хватит пока, пора начинать! – Бросив окунька к костру, Валера пошел за первой бутылкой, охлаждающейся в специальной сетке в воде у берега. – Ах, хорошо-то как, пацаны! А?! Вот оно где, счастье-то человечье! Ловите момент, друганы! Ну, будь здрави! – Бывший лидер сел к символическому столу из газет, сервированному копченой колбасой, вареными яйцами, малосольными огурцами и прочими яствами, распластал на ноги свое огромное пузо и положил на него для удобства, ближе к пупку, пару огурчиков с ломтем ржаного хлеба. – Целый год я ждал этого блаженства. Пора, наверное, Толян, рыбешку закидывать. Только не пересоли, как обычно! – командовал он, изображая своей позой турецкого татаро-монгола. – Ну, между первой и второй, как говорится…

– Я вот, Толян, так до конца и не понял, нашли они этот бозон Хиггса или нет? Слухи ходят, что нашли, но что-то особую радость от этого никто не выказывает. Чего же тогда эта частица Бога дала им, интересно? Че-то они там темнят, мне кажется, – высказался Петр, желая продолжить начатый разговор на научную тему.

– Какой бозон, придурки? Нет никакого вашего бозона и не будет! Я, хоть всего лишь простой бухгалтер, и то давно знаю, что нас, уже целое поколение считай, попросту дурят этой теорией относительности, – встрял в разговор постоянно жующий лидер.

– Хи-хи! Не смеши мое лицо, оно и так смешное! Еще один умник выискался! – прикуривая сигарету от головешки из костра, кинул ехидную реплику плешивый Толик. Физиономия у него действительно была довольно забавной. Нос картошкой, брови светлые, едва заметные, резко изогнутые, как крылья чайки, а выражение лица словно навсегда застыло в стадии глубокого удивления. Глазки маленькие, как пуговки, постоянно слезящиеся. При улыбке кожа на лице сморщивалась, становилась похожей на кожу шеи у черепахи.

– Ты чего тут лыбишься, Кощей Скелетович? Я над вами не ржал, когда вы с Петькой передо мной умными глупостями обменивались, – чистя на животе вареные яйца, упрекал друзей Валерий Викторович. – Вы хоть знаете, сколько бабла туда вбухано? Для седовласых мечтателей от науки забаву в ЦЕРНе устроили. Несколько европейских стран скинулись не жадничая. Пусть, мол, теоретики лучше под землей в этом адронном коллайдере ковыряются, дескать, ради мира на земле стараются. К этому баблу столько халявщиков присосалось, что они готовы еще лет двести ваш бозон искать, лишь бы деньги платили. Настоящую-то науку каждый у себя дома делает, и хрен кому чего покажет – конкуренция! Скорее вот из этого озера на удочку лох-несское чудовище выловишь. Да ну вас! Тоже мне, нашли тему для разговора, академье отбракованное! Давайте уж лучше о политике побазарим, – внес предложение бывший главарь тройки.

– О какой, о внутренней или о внешней? – сразу оживился Петя. – Если о внутренней, то тут и базарить уже нечего, все давным-давно разворовано. Кто был в нужное время поблизости от кормушки и не постеснялся воспользоваться моментом, тот все и прикарманил. Сейчас эти хапуги во много раз приумножили свои состояния, а ты как был валенком при ваучере, так им и остался, – иронично усмехаясь, подковырнул его седой адвокат.

– Ну-у, пошло-поехало! Сейчас Петруха начнет свой гнусный пессимизм по всему озеру размазывать, – пробурчал Толик.

– А что, я не прав, может? – разошелся Петя. – Заграбастали все ресурсы в свои жадные частные руки, уже ни одна отрасль не развивается, кроме добычи нефти и газа. А мы только молча сопли жуем, отсчитывая мелочь на проезд в своих дырявых карманах.

– Ладно тебе, Петя-петушок! Раскукарекался тут, настроение только портишь, – притормозил его разглагольствования лысый лидер. – Плохо ли тебе живется? Сидишь на приличном окладе, протирая штаны в своем кабинете, а еще чего-то фунькаешь тут. Я вон давно спокойно спать не могу, боюсь, тюрьма по мне плачет. Начальство заставляет вести двойную, а то и тройную бухгалтерию. Не хочешь, мол, рисковать – увольняйся, бухгалтеров нынче как грязи. Толян тоже боится под сокращение попасть. Кому мы нужны со своим предпенсионным возрастом? Висим, болтаемся, как три сопли над пропастью, а до пенсии-то еще ого-го сколько. О политике поговорили, и будя! Пора теперь о чем-нибудь другом. Че сидишь, давай по чуть-чуть перед ухой-то! – командным тоном предложил он Толику.

– Поговорили, называется! – пересаживаясь поудобнее, продолжал брюзжать Петя. – О чем другом-то, бюстгалтер ты лысый? Лучше не сыпь мне соль на рану, а то я сразу бешеным становлюсь.

– Ну хватит уже, Петро, в самом деле! – снимая котелок, нервно хлопая веками, увещевал его Кощей Скелетович. – Никто же с тобой не спорит, все солидарны. Че толку из кожи-то вылазить, если от нас все равно ничего не зависит?

– Действительно! Че ты сразу завелся-то с полуоборота? Меняем пластинку, давайте побазарим о чем-нить другом. О музыке хотя бы. – Валера эмоционально жестикулировал, держа наготове малосольный огурец в одной руке и помидорину в другой. – Ах, хороша ушица! А ты чего, Толян, себе ухи-то не положил? Готовил, готовил, а сам не ешь?..

– Ну, о музыке так о музыке, – подставляя свою кружку под разлив, с расплывшейся уже хмельной улыбкой во все лицо согласился Петр. – Чего так помалу плескаешь? Лей больше, пока моя жена не видит. Что-то меня от одного запаха этой водяры всего передергивает. Из-за одного глотка даже морщиться не хочется.

– Мне, например, уже все эти Киркоровы с Басковыми надоели – во где сидят, – откровенно признался Толя, разливая по третьей, – хуже горькой редьки стали. Как только увижу их рожи по ящику, сразу канал перещелкиваю. Ну, за тех, кто в море! Аххрь, хорошо прошла! Что-то я уже и ухи не хочу, объелся. Потом попробую, когда малость кусочки в животе улягутся, – закусив кружком колбасы, объяснился Толик. – Тебе бы, Валера, скупнуться не помешало. Скользкий весь стал, как жаба. Я тоже сейчас окунусь, пожалуй.

– Че ты ее обоняешь? Выпил залпом, не нюхая, – и все дела! – учил правильно пить водку бухгалтер Валера адвоката Петю. – Посмотришь, как ты пьешь, и никакой водки уже не захочешь.

Поднося ко рту кружку, Петя несколько раз передернулся. Наконец, брезгливо сморщившись, замахнулся он выпить залпом, но поперхнулся и закашлялся. Из ноздрей сразу выдулись пузыри, из глаз потекли слезы, а изо рта – слюни.

– Фу-у, какая гадость противная! – размазывая ладошками по лицу свои выделения, ругался он, скривив физиономию так, словно соляной кислоты проглотил. – Зараза поганая, аж из ушей, кажись, потекла. Все равно я тебя, гадина, в нутро запихаю. – Он выпил остатки со второго захода. – Какую же отраву стали делать – в рот не вломишь. На конском навозе, что ли, настаивают?!

– Да ты и по молодости всегда так пил, никогда в тебя хорошо не лезло, – упрекнул его толстый главарь банды. – На заводе всю жизнь работаешь, а пить так и не научился.

– Ну ты, учитель, шибко умным стал, как я погляжу, – огрызнулся Петя. – Ответь мне тогда, раз уж ты вумнее вутки. Кто вот эту песню поет, а то я забыл? В ней и смысла даже никакого нет, два слова всего повторяются, а музыка ритмичная такая, приятная, ноги сами в пляс так и бросаются. Он там поет: «Позищен намба ван! Девочка моя, где ты? Девочка моя, где ты?», – И стал пританцовывать на травке в такт своей мелодии.

– Ха, кто ж эту песню не знает? Это Кай Метов поет. Называется «Милая моя, где ты?», – едва выговорил набитым ртом пузатый бухгалтер.

– Ага, и я ее слышал! – поддакнул Толик, замурлыкал мотив и тоже затанцевал длинными ногами вокруг костра, виляя с большой амплитудой своим худым тазом.

С усилием воли поднялся с позы Будды и толстяк – встал для этого сначала на коленки, попутно схватив со стола вареное яйцо. «Милая моя, где ты?» – забасил он и поскакал лезгинкой вокруг костра, с гордостью тряся своим огромным брюхом. Петя, уже порядочно пьяный, с заплетающимися ногами, мог танцевать только плечами и головой, которая моталась у него на шее, как на веревке.

– Позищен намба ту! Милая моя, где ты? – заорал в экстазе Кощей Скелетович и еще больше увеличил амплитуду качания худых бедер, изображая вращение на них хулахупа. Старые плавки, растянутые у него снизу до такой степени, что того гляди все хозяйство вывалится, спадали с тощего тазобедренного сустава, он их постоянно поддергивал, продолжая танцевать вместе с друзьями детства вокруг костра.

Оргия продолжалась минут десять. Вся троица горлопастила припев совершенно в разных тональностях. Получилось трио под названием «кто в лес, кто по дрова», но всем нравилось, все танцевали кто как умел, перемещаясь вокруг костра. Петя-Винни-Пух вприпрыжку на соломенных ногах тряс головой так, что она готова была оторваться от шеи и укатиться в озеро, Кощей Скелетович в постоянно сползающих плавках крутил хулахуп, тряся кулаками на вытянутых руках, а лысый Мамонт выделывал лезгинку в семейных с цветочками трусах по колено, пошитых по индивидуальному заказу специально для слона.

– Фу-у! Ну все, тема музыки закрыта! Умаялся я уже что-то. – Главарь плюхнулся мощной задницей в пяти сантиметрах от сервированного стола и, усевшись опять в любимую позу Будды, сразу начал накладывать закуску себе на пузо. – Классную дискотеку устроили, жаль видеокамеру никто не захватил. Потом бы поржали.

– Уй, я над тобой угорал, как ты пузом тряс, чуть не обдулся со смеху, – присел на корточки к столу Толик, поддернув плавки. – А Петька-то совсем с ума спятил. Я уж бояться начал, как бы у него седая башка не оторвалась.

– Ну че, еще по одной дерябнем да пойдем скупнемся, что ли? – предложил турецкий татаро-монгол, нарезая копченой колбасы.

– Не-е, я пас, – отказался Толик. – Че-то в такую жарищу и пить даже неохота.

– Я тоже че-то не хочу, не лезет, гадина, – сморщил физиономию Петя. – Когда рыбачить-то начнем? Только пьем, жрем да языки чешем.

– Во дает рыбак! – улыбнулся Валера. – Ты че сюда, за рыбой, что ли, приперся? Рыба в магазинах водится, а мы здесь, чтобы счастье вдыхать. Иди, рыбачь, кто тебе не дает? Ну вы и компаньоны! Три здоровых мужика, а один пузырь доделать не можем. Че же, мне одному, что ли, пить? – Недовольно поглядывая на недопитую бутылку, лидер стал все сворачивать со стола. – Ладно, отложим до вечера тогда. Айда рыбачить!

– Петро, ты куда закинул? Сейчас же наши лески запутаются, сам тогда распутывать будешь. Места тебе мало, что ли? – стоя с удочкой по пояс в воде, ругался Валера.

– Че ты возникаешь-то? Сам же ко мне залез, я давно в это место кидаю, – парировал Петя.

Процесс рыбалки пошел полным ходом. У главаря уже обгорели на солнце плечи и грудь. На лысину он надел шляпу из газеты. За пару часов каждый наловил килограмма по два карасей с окунями.

– Тьфу, проклятье! У меня за корягу, похоже, зацепилось. Из-за вас все, заболтали меня, – заворчал Толик. – И че теперь? В воду лезть, отцеплять? Пиявок своей кровью кормить? Ну уж нет, лучше я леску оборву, у меня запасная удочка есть.

– Дай-ка сюда, рыболов! – выхватил у него удочку Валера. Стал водить удилищем в разные стороны, потягивая и легонько дергая леской. – Оп-па, пошла коряга, кажись! Сейчас вытянем. – Он стал потихоньку вытягивать. – Тяжелая, гадина, как бы леска не оборвалась. Эх, мать честная! Щука! Это же щука попалась, братцы! Вот чудо-то, щука на червя клюнула.

– Вот это фокус! – обрадовался Толя. – Надо ей в пасть заглянуть. Наверняка она какого-нибудь малька заглотила. Огромная-то какая, килограмма на два.

– Ага, на десять! – возразил толстяк. – На полкило, не больше, щуренок совсем. Это так кажется, когда из воды вытягиваешь…

Вдруг Мамонт с удочкой начал откровенничать:

– Не знаю как вы, мужики, но лично у меня – только, чур, между нами – за эти годы совместной жизни на повседневный вид своей Тамарки настолько уже глаз замылился, что никакой реакции в сознании не возникает, даже когда она в одном неглиже по квартире расхаживает. Представляете, она в одних трусиках и лифчике, а мне хоть бы хны.

– За потенцию свою беспокоишься? Не пукай, Халера, это с мужиками часто! Приелась просто, – откликнулся Винни-Пух, стараясь строить из себя бывалого. – Со мной сто раз такое случалось. Эх, нам бы сейчас сюда тройку дурочек в купальниках лет тридцати пяти, я бы посмотрел у тебя под пузом, какой ты импотент.

– Я тут недавно телепередачу по каналу Дискавери смотрел, – взял слово овдовевший Кощеюшка. – Там какое-то племя аборигенов из Папуа-Новой Гвинеи показывали. Дикие люди! Представляете, все бабы у них там вообще без лифчиков бегают, в одних набедренных повязках, – и ничего! Их мужики – страшные такие все, низкорослые, еще худее меня – даже глазом на это дело не ведут, будто так и надо. Срам-то какой! Наверное, у них уже мозоль на глазах от такой порнографической картины образовалась. Как раз в это время леща копченого ел. Их наготу увидел, аж кость в горле застряла. «Эх, – думаю, – повезло кинооператору с командировочкой! Меня бы туда, вождем племени».

– Во-во, у меня то же самое в последнее время происходит, что и у этих страшных мужиков-аборигенов, – чистосердечно апеллировал к друзьям Валера. – Че-то здесь не клюет совсем. Эй, Толян, у тебя там клюет хоть че?

– Иди сюда, я здесь прикормил, половину батона искрошил. Жор идет – успевай закидывать только, – позвал друга Толик. – Ну и че дальше про Тамаркины трусы-то? Она у тебя ничего, интересная женщина, видел однажды.

– Видел? И когда же ты ее видел, интересно спросить? – сразу взъерепенился пузан.

– Давно, в прошлом году еще. Ты меня в тот день в шахматы пригласил поиграть, помнишь? – вспоминал Толик. – Я пришел, а ты как раз в это время в ванной был. Она предложила пройти в твой кабинет. Раздевался в прихожей, а дверь в вашу спальню открытая была. Ну, а там твоя Тамара как раз в одних трусах и лифчике чулки напяливала. Я тогда чуть на задницу не сел от такого зрелища. Пялился на нее с выпученными глазами, аж рот у меня сам собой расклебянился. Забыл даже, зачем и пришел. Что самое интересное, трусы-то на ней были точь-в-точь как у моей покойной Глаши – обыкновенные семейные трусы, розовые в горошек. Они, похоже, маловаты ей уже были, обтянули все, в телеса врезались. Да и лифчик тоже, хоть и самый большой размер, а бюст все равно весь наружу вылазил. Я тебе тогда не сказал, постеснялся. А че тут такого-то? Подумаешь! – Кощей Скелетович создал на своей физиономии маску обиженного.

– И на че там было пялиться, интересно? Трусы как трусы, многие в таких ходят. Мода, видать, у них на такой фасон пошла, – удивился Валера. – Давай колись, это на что такое ты тут намекаешь? – начал напирать на друга ревнивый муж. Толик уже и сам не рад был, что проговорился.

– Да ни на что я не намекаю, – стал он оправдываться. – Просто у моей Глаши точь-в-точь такие же трусы были. Она же у меня худенькая, и грудь у нее не такая большая, как у твоей Тамары. На моей эти трусы всегда висели, как вот эти плавки на мне. А у меня тогда тоже, как ты говоришь, глаз уже на Глафиру замылился. Дело-то, оказывается, вовсе не в трусах, а в том, как они на женщине сидят. Когда по моей просьбе Глаша купила себе такие же трусы, но на пару размеров меньше, она уже стала выглядеть как твоя Тамара – облегающе. Понял? Ты попроси свою, чтобы она купила трусы большего размера, и увидишь тогда, какой эффект будет.

– То есть ты хочешь сказать, что все дело в трусах? Вернее, в размере этих трусов? – начал успокаиваться толстый ревнивец. – А что, может быть! Надо будет попробовать. Спасибо, Толян, за совет!

– Вы че, недоумки? – вмешался в разговор уже давно протрезвевший Петя. – При чем тут какие-то трусы, не понимаю? Мне вот вообще по барабану, в каких она трусах. Все равно они лишние.

– Эх, е-мое! Это чегой-то на мне такое? – удивленно воскликнул Валера, выйдя из воды, чтобы насадить свежего червя. – Пиявки присосались! Мать честная, сколько их тут! А я-то думаю, чего у меня так ноги чешутся? Всю кровь высосали, вампиры! Ну все, больше я в воду не полезу, с берега ловить буду.

– Не сдирай, Валера, сейчас они запьянеют от твоей крови. В уматину будут, сами отпадут, – засмеялись над ним мужики.

– Ну че, не созрели еще для чарки, рыболовы? – заинтересованно закинул удочку друзьям лидер. – Пора бы и перекусить, а то я что-то уже жрать захотел, грубо говоря. На голодный желудок что-то и рыбалка не в радость идет.

Они снова накрыли стол на травке, разлили по соточке, закусили.

– А вот ты, Халера, какой секс любишь, быстрый или медленный? – спросил вдруг Петя после чарки.

– Я? Я всякий люблю! – немного подумав, уверенно ответил главарь. – Секс – он секс и есть, хоть медленный, хоть быстрый! – изрек неопровержимую истину турецкий татаро-монгол.

– Тю-у, лапоть деревенский! – махнул на него рукой Винни-Пух. – Вот ты и за столом себя так ведешь – лишь бы нажраться побыстрее до отвалу и на боковую, – рассуждал знаток правильного секса. – Надо же не торопясь, постепенно, каждое блюдо сначала немножечко попробовать, посмаковать, ощутить всю прелесть вкуса, ткскзть, – закатил он глаза мечтательно.

– А хрен ли тут смаковать-то? Я ща еще соточку махну и один весь этот общий стол опустошу, – заржал своим густым басом Мамонт. – И все равно голодным останусь. Бабы любят сильных, а сильные любят пожрать!

– Вот и поговори с этим животным о прекрасном, – возмутился седой адвокат.

Уже вечерело, подул свежий ветерок, клевать стало плохо. Рыбаки уложили в куканы свои уловы и положили в воду у берега, рядом с водкой. Прибрали поляну от мусора, натаскали сушняка для будущего костра и приготовились ставить палатку.

– Смотрите, едет сюда кто-то! – пропищал своим голоском Петя, тыкая кривым пальцем в сторону шоссе. – Кого это нечистая сюда тащит, интересно? На «Лендровере», похоже, катят.

Этот гнусавый возглас застал всех врасплох. Троица сразу побросала свои дела и уставилась на подъезжающих гостей. Джип остановился метрах в пятнадцати от лагеря рыболовецкой артели, из него вышли две женщины бальзаковского возраста. Мужики пулей бросились напяливать на себя штаны.

– Привет рыбакам! Ну как здесь, клюет? – спросила высокая блондинка в коротеньком сарафанчике, подол которого прикрывал ее трусики сантиметров на восемь.

Минуты три мужики стояли с открытыми ртами, часто моргая глазами, ставшими размером с монету в один доллар Томаса Джефферсона. Специально скорчить более глупое выражения лица никто из них не смог бы при всем желании. Они посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Откуда такое счастье привалило?»

– Алле, гараж! Вы че, глухонемые? – Женщины стали подходить ближе. – Мы тут хотим пикничок с ночевкой устроить рядом с вами. Вы как, не против? Бухать с нами будете?

Мужики снова переглянулись, стоя на полусогнутых ногах, но продолжали молчать, словно языки проглотили. Наконец главарь маленько очухался и жадно сглотнул.

– А вы что, одни? – самопроизвольно вылетел из него животрепещущий вопрос. Перестав узнавать свой вдруг осипший голос, Валера на всякий случай прокашлялся в кулак. – А где ваши… гм… извиняюсь, мужчины?

– А-а, вон что вас тревожит! – заулыбалась длинноногая блондинка. – Не беспокойтесь, наши козлы дома остались, стиркой занимаются, а мы с Натахой вот решили ночку на природе провести. Не поможете нам провиант выгрузить?

– Вот это мы влипли, пацаны! Канать надо скорее отсюда, – зашептал в панике Петя, таская из машины чужие коробки. – Задом чую, скоро их мужики сюда нагрянут. Приревнуют, не дай бог, поздно будет тогда!

– Ага, а куда канать-то? Они на машине, далеко не уканаешь! – удивил Петю своей рассудительностью Толик.

– Да вы не бойтесь нас, мужички! Мы бабы тихие, не кусачие, – засмеялась вторая дама, брюнеточка Натаха, чуть пониже ростом и немного старше первой леди.

– Куда ж вам столько еды-то? Тут на целую неделю хватит, – осмелился спросить лысый главарь.

– Сейчас еще три девахи подъедут. Торжество у нас, Натаха с зоны сегодня откинулась. От звонка до звонка весь пятерик оттянула, обмывать будем, – радостно объявила блондинка, ничуть не сомневаясь, что эта новость окажется такой же радостной и для мужиков рыбопромысловой артели. Но от этого радостного известия у всей троицы резко подкосились ноги в коленях.