Читать книгу: «Хроники дошкодного возраста», страница 3

То все это значит, что твой Новый год уже удался, и даже ты можешь сказать про себя, что так хорошо тебе, может, в такие дни еще и не было.

29 декабря

Ваня и Маша, 21 и 22 лет, герои колонок прошлых лет в «Weekend Ъ», близки Андреичу. И про это можно много чего рассказать. И я обязательно расскажу.

Но сейчас – про то, как, насмотревшись на свою сестру Машу, он вдруг увидел близкую, и даже очень, подругу Вани.

– Это Маша, – сказал я Андреичу.

Она подтвердила, улыбнувшись.

И все вокруг светло улыбнулись. Кроме Андрея.

Он не понял. Какая такая Маша? Вот же Маша.

И он даже показал на свою сестру Машу, которую признает с рождения.

Она для него и является Машей. И больше никто.

А вот для Вани уже не так.

30 декабря

Андреич вчера улетал на новогодние каникулы. Аэропорт Внуково поразил тем, что в середине дня почти никого. Сюрприз. Пустые стойки регистрации, никакой очереди на паспортный и таможенный контроль… Да что это такое?!

И только в кафе «Жигули» перед посадкой в самолет были обнаружены люди. Андрей благосклонно относился к ним. Ел, что давали. Не спускал глаз с одной официантки. Сразу расколол свой новый вертолет, оторвал ему хвост. Веером высыпал на стол и на пол три десятка зубочисток. То есть чувствовал себя ну просто как дома.

Меньше всего его заинтересовала девочка за соседним столом. Девочка была между тем его возраста. Немного более взвинченная, что ли. Андрею тоже все время что-то нужно, но добиваться своего можно и без такого напряжения сил и связок.

Но в целом ситуация была мирная, контролируемая и даже по-своему новогодняя. То есть в кафе заглянул даже коренастый Дед Мороз с такой же коренастой и при этом все же молодой Снегуркой. Каким-то санным спортом они вместе занимаются, что ли, в мирной жизни.

И даже омлет Андреичу понравился, и он много его съел.

Но потом вдруг запахло жареным. Ну то есть характерным для детей, которые объелись, например, омлета. Даша сразу занервничала: надо менять подгузники. И машинально, как они это делают, заглянула в подгузник, чтобы оценить, видимо, масштаб проблемы.

– А ничего нет, – с недоумением говорит.

И уже так странно смотрит на меня.

Но тут к Даше поворачивается мама девочки из-за того, другого стола, машет рукой и говорит:

– Ой, да это мы!

И счастливо смеется.

И Даша смеется. Это ж мамкины дела, мамкины разговоры. Они теперь так радуются друг другу, как будто только что увиделись. Разглядели, по крайней мере. Родные люди.

Мамки.

31 декабря

Андрей хорошо чувствовал себя в незнакомом городе. Освоившись на съемной квартире, поехал в магазин: надо же чем-то питаться. Там была страшная толчея. Мне кажется, не предновогодняя, а субботняя. Тележку, в которой сидел Андрей, толкали. Ему это не нравилось.

Но вскоре он все придумал.

Он вылез из тележки и осмотрелся. В отделе косметики он нашел все, что нужно, то есть шампунь в виде собачек. Если шампунь выглядит как собачка, если у него хвостик как у собачки и если он скалится как собачка, то, может, это собачка?

И он расставил несколько собачек вокруг себя так, чтобы они охраняли его. И люди и правда стали аккуратно обходить его стороной, да еще и смеялись при этом.

Решение следовало признать головокружительно успешным. Хома Брут в такой ситуации не придумал бы ничего лучше.

Но всю жизнь за шампунем с собачками не просидишь. Жизнь шире. В какой-то момент, когда мы купили много полуеды, которую еще предстояло приготовить, пришлось выбираться из укрытия. Из этого надежнейшего убежища. Андреич сделал это, понятно, с большой неохотой и оживился еще только один раз, зато оживился невероятно и с победным кличем бросился к полке.

На ней стояли банки с огурцами.

Но ему не повезло. Я-то все рассмотрел еще раньше. Это были маринованные.

Мы такие не приемлем.

Январь

1 января

Если бы Андрей не заболел, все, разумеется, было бы гораздо лучше. Он держался, между прочим, изо всех сил. Причем и за мою руку, и за Дашину. Но что ты поделаешь с температурой 39,3? Она тобою управляет по-своему. Чтобы ты лежал, когда хочешь встать. Чтобы молчал, когда хочешь что-то сказать, потому что голова стала тяжелой и непослушной. Да и вообще жизнь вдруг становится не мила; и даже не волнует так, как еще буквально несколько минут назад, машинка из Лего, которую подарил Ваня. Все не так, а почему – не поймешь.

Но главное – они заставляют тебя пить какую-то подслащенную отраву, и ты можешь, конечно, какое-то время уклоняться и уворачиваться, но они ведь все равно рано или поздно тебя настигнут с этой их ложкой, которая постоянно начинает маячить возле твоего рта.

А так-то все было хорошо, даже спать не укладывали как обычно, то есть в тот момент, когда только и появляется настроение жить.

Еще одно наблюдение: откуда-то появилась елка с огоньками. Огоньки можно попробовать содрать и унести на кухню, например. То есть от взрослых, конечно, и хорошего не так уж мало. Но вот от чего никто не может защитить, так это от углов тут везде. Сил никаких уже нет уворачиваться. Сами-то они большие, им эти углы в лучшем случае в живот ударят, а тебе все время прицельно в лоб бьют.

Спасают, без сомнения, мультики. Есть из чего выбрать.

Но почему то жарко, то холодно, и почему иногда так хочется плакать? Новый год же, в конце концов.

2 января

Ну все-таки детская температура, как и девичья привязанность, слава Богу, непостоянна. Вот и у Андрея она спала. Мы, конечно, бережем его, но и не выйти в ресторан в первый день нового года, кажется нам, нехорошо.

И мы выходим. Аккуратно, накрыв коляску тентом так, что торчат только его ботиночки

И он, особенно легко устающий сейчас, конечно, засыпает в самый неподходящий, как нам кажется, момент, когда мы только собирались накормить его от пуза вкусными вещичками, которые непременно обнаружатся в заведении. То есть он засыпает, как только мы переступаем порог ресторанчика.

А там же ведь и новогодняя музыка играет, и новогодние люди громко поют новогодние песни. Я думаю с горечью: «Нет, брат, ты так долго не продержишься…» (хотя «нет, брат…» должен думать и говорить, конечно, Ваня, сидящий рядом) Но он держится, и не просто держится, а крепко спит, да дрыхнет просто, вплоть до десертов, которые мы уже начинаем лихорадочно заказывать, забыв о правилах приличного поведения в обществе людей, которые твердо пообещали друг другу начать худеть на этот раз как назло именно с 1 января 2024 года.

Но мы заказываем десерты, словно сорвавшись с цепи глупых условностей, и нам не стыдно.

Тут мимо идет тетка с мальчиком, который по всем признакам ровесник Андреича. И веселый мальчик останавливается возле нашей коляски, улыбается, показывает на нее пальцем и лезет вдруг под навес, которым Андреич, казалось, надежно отделен от грубости жизни.

Но нет, оказывается, чтобы нарушить хрупкий баланс между внутренним и внешним миром, нужен всего лишь еще один точно такой же мальчик.

Мама, надо, сказать, одергивает его тут же. Эта тетка с широкой костью во всех частях ее здорового тела вытаскивает своего, надо полагать, сына из-под тента – но, увы, только для того, чтобы заглянуть туда самой. Потом она выныривает оттуда со словно бы таинственным видом и прикладывает палец к губам: Тс-с-с!…»

И только после этого оглушительно громко хохочет, чрезвычайно довольная собой.

Может, она так некоторую неловкость хотела сгладить. Может, еще что. Но скорей всего, ей просто стало весело от всей этой новогодней кутерьмы.

Тут уж Андреич, конечно, проснулся.

Но вот почему развеселился он, я уж не знаю.

3 января

Андрей стремительно выздоравливает благодаря принятым сверхмерам и благодаря тому, что он сам такой. Но он не ходил накануне на прогулку. Это пока лишнее.

Так что он долго сидел у окна и смотрел вниз, на машинки. Он не скучал, там было на что смотреть. Там одна машинка поскользнулась на бутылке, в которую житель нашего дома новогодней ночью вставлял фейерверки, и не раздавила ее, а подскочив, поцеловала, как говорится, другую машинку. Приехали еще машинки, и даже красная, большая, пожарная, и тут уж не до скуки.

Но только вот Андреичу, видно, не хотелось смотреть на все это великолепие в одиночку. Он слез с окна и нашел Басика. Басик – домотканый котенок, которого Андреич недавно забрал у своей тети, Дашиной сестры. Она так любит мальчика, что и сама бы не задумываясь отдала котика Андреичу, и еще спасибо бы говорила, что отдала в такие хорошие, а ей с сестрой кажется, что в хорошенькие, и не руки, а ручки. Да только ведь он у нее и не спрашивал, а просто взял Басика и пошел с ним из ее дома жить, как им с Басиком вздумается.

Странно, он очень любит котиков, и не только Басика, а котиков вообще, да и к тете своей неравнодушен (и зря она так переживает, когда я называю ее тетей Аней, потому что кто же она еще, но надо и отдать ей должное: переживает и молчит, терпит, а это не каждая бы смогла, и я ее понимаю – в таком возрасте не только быть, но и хотя бы даже казаться тетей…).

А вот, к примеру мышей Андреич, как и его тетя, не переносит. Подарили ему недавно одну мышку, так он ее сразу засунул туда, где ей полагается находиться, то есть буквально под плинтус за кроватью.

И вот он залез не без моей помощи снова на подоконник, посадил Басика рядом и смотрит вниз. А там машины уж разъезжаться начали, но это, кажется, не важно.

И как я ошибался! Имеет значение все, любая мелочь решающе важна, и я даже не представляю, насколько.

Вот вдруг Андреич оглядывается на меня (я все-таки, понятно, страхую его) с большой тревогой в глазах, и потом – на Басика. И уже рукой на него показывает. И потом старательно разворачивает Басика мордочкой к окну.

А то он хвостиком к нему был.

И ничего из главного не видел.

4 января

Я не пойму, почему надо валяться на полу. Что за удовольствие-то такое? Ну приходишь ты в музей. Можно же и нужно осматривать экспозицию, а не переходить сначала на четвереньки с сосредоточенным лицом и нестись на четвереньках по всем лестницам и залам, а потом и вовсе улечься на пол да так и лежать на спине, а еще и вызывающе улыбаться.

Между прочим, много интересного вокруг.

И ведь люди вокруг ходят. Головами крутят, качают, хоть и тоже улыбаются для вида.

А ты его поднимаешь, а он снова демонстративно валится, как куль с песком. И опять улыбается. Причем так хитро, самыми уголками губ.

А потом идет к выходу как ни в чем не бывало, и тебя за собой тянет.

Нет, мне этого никогда не понять.

Может, я забыл просто.

5 января

У меня когда-то, много лет назад, был свитер Человека-паука. Красный свитер с молнией, которая заканчивалась где-то на затылке так, что никакого лица, когда она закрыта, не было видно вообще, а только одна угрожающая красная куколь на голове. А когда открыта, то мы имеем дело с обычным свитером с капюшоном.

И была история с этим свитером, которую я даже описал в рубрике «Отцы» в журнале «Ъ-Weekend». И было это, повторяю, черт его знает сколько лет назад.

И каково же было, как говорится, мое удивление, когда я на днях встретился с Ваней, а он пришел в этом свитере. Оказывается, он, когда перерос меня, надел как-то случайно его, да и уже не смог снять. И с тех пор иногда надевает

А я все не верил своим глазам. Лет 15 точно прошло или даже больше, а вот он, свитер Человека-паука, про который я давно забыл, – как новенький.

И вот он, уже Андрей, перед нами, как есть, смотрит на нас приветливо и повелительно.

Я даже нашел в архиве Ъ ту колонку. Да, все там есть. Вот она (А что, места у нас тут полно).

«Я выхожу из гардеробной в ярко-красном свитере, с капюшоном вместо головы, и уже не спеша захожу в детскую. Чем бы ни занимались дети в этот момент, моментально начинается страшный, чудовищный, ни с чем не сравнимый визг. Так дети могут визжать только от настоящего ужаса, увидев Человека-паука. Мне сразу становится и самому страшно – за них, и я выхожу из комнаты.

Дело в том, что они нисколько не притворяются. Чаще всего, когда я их чем-нибудь пугаю, они делают вид, что и правда испуганы, но при этом еще и хохочут. Но тут им на самом деле смертельно страшно, и все тут. Они орут как резаные.

Зачем же я это делаю? Как зачем? Потому что им это нужнее, чем мне. Ведь это они кричат через секунду:

– Человек-паук! Он убежал! Мы победили его! Он больше никогда не придет!

Приходится возвращаться. Стены в доме вроде толстые, но мне все-таки жаль наших соседей.

Человек-паук является главным ужасом жизни наших детей. Это их самый долгожданный ужас. Если бы его не было, жизнь их была бы, боюсь, лишена смысла. А смысл в том, чтобы пережить Ужас и испытать от этого Счастье.

Какой-нибудь психотерапевт сказал бы, что я не имею права на такие эксперименты и что это страшная психотравма для детей. Но психотерапевт сидит на полу в этой же комнате, прижавшись к стене, и визжит вместе с детьми. Это моя жена. Ее психологическое образование подсказывает ей, что в жизни должно быть место ужасу.

Однажды мне все-таки стало их жалко. Сняв свитер, в приливе нежности я сказал им, что они переволновались, проголодались и мы сейчас, несмотря на позднее время, поедем ужинать в ресторан.

Не исключаю, что это я сам просто был голоден. К тому же на следующее утро я на несколько дней уезжал в командировку и, видимо, хотел побыть с ними лишних пару часов.

– А человек-паук ушел? – недоверчиво переспросили дети.

– Ушел, – подтвердил я, выйдя из их комнаты и на всякий случай осмотревшись по сторонам.

Мы приехали в ресторан и расселись за столом. Я предложил показать всем, что мы на самом деле культурные, и вообще не вставать с места. Ваня кивнул и сразу начал вести себя культурно. Он спросил, где официант.

Когда мы сделали заказ и официант ушел, мы поговорили про человека-паука.

– Папа, – сказала Маша, широко открыв свои и без того огромные глаза, – мы знаем, где он живет!

– Где?!

– В гардеробной!!!

Я спросил, почему они так решили. Оказалось, они увидели там красный свитер с капюшоном.

– Человек-паук сбрасывает там свою одежду! Мы больше никогда туда не зайдем! Никогда!

Эти слова навели меня на некоторые размышления.

– Папа! Почему нет официанта? – снова нетерпеливо спросил мальчик.

Я пожал плечами.

– Мама, давай пока споем, – предложил мальчик.

Это был необычный способ скрасить досуг в ожидании официанта.

Они затянули свою любимую, про казака, гуляющего по Дону. Тут же появился испуганный официант. Так что способ рекомендую.

В ресторан мы сходили не зря. Во-первых, поели. Во-вторых, я теперь думаю, что переложу свитер с капюшоном в кабинет. Пусть полежит там какое-то время. И я не стану запирать дверь. Во-первых, они все равно находят ключ, куда бы я его ни спрятал. А во-вторых, пусть войдут.

А то я никак не мог добиться от них, чтобы они никогда не заходили в кабинет и не трогали там ничего.

В целом тогда получилась толковая колонка. С говорящими детьми, казалось бы, проще иметь дело. А с мальчиком, который не спешит заговорить с тобой (с другой стороны, было бы о чем), на самом деле еще интересней. Это, как говорят актеры, материал на сопротивление.

Короче говоря, в какой-то момент я, увидев, что Ваня снял красный свитер, потому что в комнате было жарко, подобрал его и не без смущения и даже некоторой дрожи надел. Всегда тревожно возвращаться в прошлое, тем более в такое.

Во-первых, я в него влез. И во-вторых тоже.

Я подошел к Андреичу, который стоял спиной ко мне.

– Я Человек-паук! – сказал я. – Я пришел за тобой!

Я не знаю, зачем я и тогда, и сейчас делал из мирного и благородного Человека-паука какого-то монстра. Видимо, свитер диктовал специальные условия поведения.

Андреич оглянулся. Очень внимательно и даже напряженно посмотрел на меня. И расхохотался. Он редко так громко и долго хохочет.

– Все, ты мой! – неуверенно сказал я мальчику и протянул к нему руки.

То есть в этом месте должно было стать уже нестерпимо страшно.

Андрей, увидев протянутые к нему руки, бросился ко мне и замер с улыбкой на устах. А это дорогого стоит. Так что я тоже замер.

Ну что ж, снял я этот свитер. Жарко же.

Но нет.

Андреич снова подбежал ко мне и дал в руки несчастный свитер: надевай давай.

Надел я. И опять радость и искренний детский смех, которым все мы так дорожим.

И потом еще раз. И еще.

И Ваня такой весь задумчивый сидит, на брата смотрит.

6 января

В этой истории нет ничего необычного. Наоборот, она банальна и стара как мир. Эти и ценна.

Мы зашли в кафе погреться. Нам дали горячего чаю.

Андреич снял свои кожаные рукавицы, был рассеян. Случайно обернувшись, он увидел девушку с ярко раскрашенными губами. И это была симпатичная девушка, и даже очень. Про таких говорят «субтильная», и правильно делают.

И Андреич уже не мог от нее оторваться. Чем-то она его взяла, просто захватила. Ему на детском стульчике было неудобно постоянно испепелять ее взглядом, не мог он полностью развернуться, поэтому он, как говорится, весь искрутился. И ему удавалось почти не сводить с нее взгляда.

Она не могла его не замечать. Он же бесконечно оборачивался. Не улыбался, не кивал. Просто смотрел. Про таких и говорят: мастер пикапа.

Но все-таки она совершенно не отвечала ему взаимностью. Мне казалось, она стесняется и просто не понимает, как ей реагировать. То есть не улыбалась тоже.

И это было похоже уже на дуэль.

А у него интерес к ней не пропадал. Эти красные губы… Может, это его так увлекло… И еще эта желтая кофта… Кто ж знает, от чего раз и навсегда у человека перехватывает дыхание.

Мы уж его урезонивали, отвлекали как могли, а только никакого толка. Даже яблочный сок не мог оторвать его от пронзительного созерцания.

И тут она стремительно поднялась навстречу какому-то длинноволосому очкарику, который вбежал в кафе и, судя по его смущенному виду, опаздывал на эту встречу.

Мне даже показалось, что она мстительно поглядела в сторону Андреича. Но показалось, да. На самом деле она просто обрадовалась очкарику и вот даже вскочила. Порыв у нее случился.

А Андреич-то, Андреич! Мгновенно потерял, надо отдать ему должное, к ней интерес и отвернулся.

Может, потому, что очкарик полностью заслонил девушку своей, надо признать, широкой спиной.

7 января

Трехдневный автомобильный тур по трем городам принес массу открытий. Во-первых, оказалось, что так можно. Андрэ не только вынес все, но и, вернувшись на базу, заметно заскучал без трехдневного в буквальном смысле драйва.

А ведь предположения были в том числе и апокалиптические, и готовность в любой момент развернуться и вернуться была предусмотрена. Но нет, все оказалось триумфально, и подбадривал нас в поездке в основном он, а не мы его.

И даже минусов я не нашел никаких вовсе, кроме одного: если вы едете куда-то надолго, как мы, ни в коем случае не арендуйте электрическую машину. Ну просто не надо, и все. Вы же не хотите, чтобы в поездке вам становилось тревожно и делалось плохо. Вот тогда и не надо. Пока не надо. Ждем.

Но я совсем не об этом. Я о том, что мы вернулись очень довольные и мальчиком, и собой, что немаловажно, и всеми окружавшими нас в эти дни обстоятельствами, как вдруг нас накрыло ужасное открытие: пропал Басик.

Я писал про него, это домотканый кот, которого Андрэ забрал у своей тети Ани и которым начал дорожить как своим собственным, то есть больше жизни, про которую он слишком мало еще знает и понимает, так как она и сама еще слишком мала, хоть и заполняет собой без остатка этот телеграм-канал. А Басик – вот он, уже есть чем дорожить.

А Даше, оказалось, есть из-за чего просто даже убиваться. Она приняла это, я считаю, непозволительно близко к сердцу. То есть я-то, например, еще держался. А вот Даша не смогла совладать с собой и… Нет, лучше я не буду продолжать.

В общем, Андрэ мы решили ничего не говорить до тех пор, пока он не спохватится. А сами начали лихорадочно вспоминать, когда мы видели Басика в последний раз. Вроде же хотели оставить на базе… Но ведь Андрэ прижимал его к груди на квартире, где ночевали первый раз… Даша это точно помнила, и я мог подтвердить… А Ваня и его подруга Маша видели его и во второй вечер, на другой квартире, он там на всю ночь в кресле устроился…

В общем, были разосланы тревожные сообщения хозяевам квартир. И если Басика обнаружат, то какой-нибудь быстрой почтой, я не знаю, на лошадях Деда Мороза, которые, может, не так задействованы в рождественскую ночь, как в новогоднюю, – пускай доставляют Басика Андрэ как хотят.

Я вот сейчас думаю: а он мог бы и не вспомнить про Басика. Купили бы ему пару новых машинок, таких, что умещаются в ладошке (чтобы потом поместились в чемодане), да и радовался бы он жизни пуще прежнего.

Но вот Даша, например, себе не простила бы никогда. Это я точно знаю. Минимум как предательство по отношению к мальчику все это квалифицировалось бы. Несмываемое пятно в отношениях, причем со мной… Который тоже не уберег Басика… Нет, лучше даже не думать об этом.

Между тем Басика нигде не было. Хозяин одной квартиры отчитался, что Басик не обнаружен, хозяин другой не выходил на связь… Может, считал повод недостойным…

Я уже засыпал, не в силах бороться с наваливающимся на меня таким неспокойным, тяжелым сном…Как вдруг Басик буквально вынырнул у меня из-под одеяла, в складках которого все эти дни и провалялся, и соскочил на пол.

Всем, кто его видел то там, то здесь, мерещилось. В том числе и мне. А не мерещилось, что вот он, живой и здоровый, и никуда за ним посылать, уф-ф, не надо.

Гора с плеч.

Знал бы еще Андрэ обо всех этих не мнимых страданиях.

И слава Богу, что не знал.

8 января

В ресторане Андреичу было неспокойно. Он все не мог выбрать блюдо себе по душе. В последние дни он перепробовал столько всего вкуснейшего и разнообразного, что, кажется, начал просто капризничать, хотя никогда вроде не был склонен к этому.

И вот он вяло переводил взгляд с домашней говяжьей котлеты на сосиску из баранины, которые мы заказали себе, а сам ни на чем из детского меню не мог толком остановиться. Наггетсы – точно не то, пюре было с утра, да… О, суп-гуляш у мамы вроде ничего… Ну-ка… Что, мне не дают, а сами едят?! А-а-а!..

Ему же не объяснишь, что гуляш хорош еще и тем, что остер на язык. И что нет, перец – это пока не для него.

Я вижу, что Андреич расстроился не на шутку. Но тут Ваня приходит с известием, что здесь имеется детская комната. Мы с облегчением помещаем его туда – и совершаем непоправимую ошибку.

Это даже не комната, а каморка, где взрослый может ходить только пригнувшись. Ну так она и не для взрослых. А детям, вернее Андреичу, здесь счастье. Просто склад премиальных машинок. Плюс пара грузовиков. Какие-то медальоны на веревочках свешиваются с потолка и со стен как награды за победы в гонках… Куда мы попали?!

Впрочем, Андреичу некогда об этом думать. Ему бы хоть с частью машинок разобраться. У него кураж. Он просто светится от возбуждения.

Тут я и понимаю, какую мы совершили ошибку. Он по своей воле ведь теперь ни за что отсюда не выйдет. А как же мы? Оставить его тут не на кого. Один из нас тоже не должен остаться с ним, это нечестно. Питаться по очереди – чехарда какая-то к тому же… И что же?

Мысль, пришедшая мне в голову, показалась красивой. И уверен, такой и была. Я попросил накрыть нам в детской комнате. Ну да, на кубиках, на стульчиках. А где еще?

И эти добрые люди накрыли. А когда провожали, говорили, что будут рассказывать о нас изустно (в соцсетях мы запретили).

Было вкусно.

Андреич между тем успел наиграться, пока мы занимались своей обычной болтовней, и даже не очень сопротивлялся, когда мы вытащили его из детской комнаты.

Ведь в каждой руке у него было по машинке оттуда.

9 января

И вот твой старший сын гуляет с твоим младшим сыном. Это ведь острые ощущения. Для их отца прежде всего.

И главное, все хорошо выходит. Это без преувеличения главное. И Ваня меняет Андрею подгузники, одевает и раздевает его, кормит утром кашей… И все чисто на тарелке, выскребли до донышка…

Но ни разу еще они не оставались другом один на один. Причем часов на пять сразу. У нас дела появились, и мы оставили Ваню за старшего.

В какой-то момент я понял, что за старшего остался на самом деле Андреич.

Это он указывал, что делать, куда пойти. Где поваляться на полу. Как достать закатившуюся под кровать машинку. Как забрать с высокого стола на кухне кусочек сыра и что с ним потом сделать. Как 25 раз подряд нажать входной звонок при открытой двери в квартиру, чтобы послушать эту чудную монотонную мелодию. Как, наконец, собраться и выйти на улицу. А для этого откликнуться на предупреждающее братское: «Head up!» Да, и задрать подбородок, чтобы не защемило шею молнией куртки.

И ведь со всем справились. Ключа от квартиры у них, правда, не было. А когда Андрэ уснул на свежем воздухе, Ваня, думаю, рад был и горд этим, хоть и не показал потом, конечно, вида.

И только через два часа начались сначала аккуратные сообщения: «Как вы там?», «Собираетесь к нам?», а потом и заданные в лоб вопросы, требующие немедленного ответа: «Когда вы вернетесь? Очень холодно». «Я замерзаю». «Все, я замерз».

А вот про Андреича такого нельзя было сказать. Он отлично отдохнул и выспался (ибо Ваня позаботился о нем больше, чем о себе: помог Андрею надеть и термобелье, и штаны из болоньи на пуху).

Вернее, еще не выспался.

Выспится он позже, еще через полчаса.

10 января

Утром Даша села кормить мальчика кашей. Она делает это, конечно, виртуозно. И на этот раз дело шло, но, признаться, вяло: мальчик мыслями был где-то далеко. Скорее всего, представлял себя принцем в каком-нибудь Королевстве машинок, где кругом, сколько хватает глаз, яблоневые сады со свисающими с веток ароматными плодами, которые надкусываешь с «Медовым хрустом» и нескончаемыми бочками с солеными огурцами…

Тут я вошел в комнату с разогретыми сосисками с сыром, обернутыми в ветчину.

Андрей крайне оживился. Он с надеждой и болью смотрел на меня. Мог ли я не испытать сострадания к кровиночке? Отцовское сердце не камень, и через мгновение в руках мальчика была сосиска.

Он охнул.

Даша тоже, но смысл был противоположный.

Очень скоро я узнал, что она зря, что ли, старается, и что вред от сосиски не только практический, то есть в плане нанесения непоправимого урона организму ребенка, а и моральный, если иметь в виду ее, Даши, постоянные неоценимые и неоцененные усилия…

Я соглашался, конечно. Все так. Вина моя безмерна и прощения мне нет. Стыдно. Не хочется жить.

Но знаете что? Я бы и еще раз поступил точно так же. Потому что я видел чистые, ясные, благодарные глаза этого мальчика. Мне казалось, они даже слезятся от благодарности… Или это я еще и поперчил эти сосиски сгоряча?..

Да, я бы обязательно поступил…

Если бы у меня была еще хоть одна такая сосиска.

11 января

В самолете на пути в Москву Андреич вел себя как надо. То есть почти все время проспал.

А так всего три раза подряд поднялся и спустился с двух встречных эскалаторов, посидел на синем чемодане, потом посидел на зеленом чемодане (Даша-то, кстати, действовала как обычно в нарушение всех законов физики. То есть если к двум набитым до отказа чемоданам прибавить третий пустой, чтобы немного хоть разгрузить те два, а это же купить новый надо, то одинаково набитыми до отказа сразу окажутся все три чемодана. И наоборот, если стоит задача увезти один чемодан, а не три набитых, то и это произойдет, и ни одной вещички нигде, кроме этого чемодана, не останется).

Так вот, какой-то странный человек, по-моему китаец, спросил его, показав на картонную упаковку с какими-то пельменями: «Будешь?» (нет, спросил не по-русски, а по какому, я не понял). Андреич, наоборот, все понял и, прежде чем Даша увела его, успел кивнуть и получил на руки сразу такой желанный пельмень. Андреичу удалось откусить даже, но потом мы отвлекли его двумя яблоками сразу.

Кто-то из его сверстников ревнул где-то впереди, Андреич машинально поддержал было его, но потом спохватился и раздумал.

Прощальный взмах руки, слабый, но пристрастный взгляд на стюардессу и ее ответный взгляд – такой же, только без приставки «при-» – и все, Андреича нет с нами. Нет, он не с ней. Он просто спит.

И, кажется, ему что-то снится. Его выдает выражение лица. Оно все время меняется. И он проживает в пути еще пару жизней.

Такое ощущение, что они могут пригодиться: мы садимся ночью в такой кромешной метели, что я так и удивляюсь теперь тем пилотам, решившимся на этот, по моим представлениям, необъяснимый подвиг, да еще и нас всех сделавшим полноценными его участниками и спасибо хоть не жертвами.

А когда мы приземляемся, он, еще во сне, обнимает Дашу, да так и замирает на ней до выхода из аэропорта, что, согласитесь, крайне для него удобно, а для нее – нет, я не уверен.

И что меня без преувеличения поражает: абсолютная его уверенность в том, что он знает, куда идти и что делать. И в этом нет никакой самонадеянности, это уж я могу разглядеть (и в этом утверждении тоже нет никакой самонадеянности).

Просто он, видимо, и правда это знает.

12 января

Новогодние подарки Андрей получал лишь на следующий день после возвращения из путешествия, так уж сложилась его жизнь.

Подарков было много, и даже не буду перечислять их: ну что вы все станете ему так завидовать? Зачем это?

Но вот о чем стоит сказать. Дед Мороз через бабушку и дедушку передал ему машинку на колесах огромного диаметра. Такую, короче говоря, как мы любим.

И все бы хорошо, и даже очень хорошо, если бы она просто стояла в гараже. Но куда там. Она, разумеется, рванула вместе с ним сразу от дивана ко входной двери, и тут выяснилось, что у машинки есть форсированный двигатель, и главное, очень громкий. И он работает, когда машина, понятно, в движении. Он поэтому и называется «двигатель»; он ее двигает (хотя настоящим ее двигателем был, конечно, сам Андреич).

А в движении она теперь была всегда. И в общем жизнь в доме с ревущим двигателем быстро стала невыносимой. Лучше бы это был ревущий Андреич (нет, все-таки еще хуже). Но он не ревет. По крайней мере без очень уважительной причины. И даже тогда не ревет. В худшем случае плачет.

И ведь рев этого двигателя, оказалось, нельзя отключить. То есть он отключался сам, когда машина замирала (причем двигатель, как выяснилось, не толкал ее: колеса крутились и так. От движения возникал только рев).

А машинка же, повторяю, теперь не замирала.

Просто тупик какой-то. Впрочем, Андреич так не считал. У него все было хорошо. Изредка он уводил машину в стойло на конюшню в ванной и закрывал за собой дверь, и тогда в комнате начинали различаться и другие звуки из вселенной.

Но потом он возвращался, и через мгновение они оказывались на пит-стопе под столом, где уже давно валяется отвалившееся колесо от красной BMW, которое просто жалко выбрасывать, до того красивое.