Читать книгу: «Пигмалион», страница 2

Шрифт:

Магистр затаил дыхание и вздрогнул. Ему показалось, что папа видит его насквозь, читает его мысли. Именно о фанатиках, о «католических ассасинах13», думал он в этот момент.

– Фанатики годятся лишь для отдельных задач, – будто в ответ на его мысли доносились до него слова понтифика. – Великим подвигом не назовешь публичную мученическую смерть – на виду она красна, но пользы в нашем деле от нее немного. Нет, нам нужны люди осознанные. Те, кто готов умереть без ожидания почестей и памяти, готов быть забытым, но не отступить от своей веры и убеждений.

Понтифик взглянул на магистра с вызовом, глаза его сверкнули.

– Вот твоя первоочередная задача, Никколо, – его голос звучал как команда. – Найти таких избранных. Людей, которые станут фундаментом тайной организации. Они должны проникнуться ее миссией, уметь подготовить себе подобных – по силе духа, преданности вере и Престолу. Наши враги должны бояться их, как собственной тени!

Магистр внимательно слушал, пытаясь осознать масштаб предложенного. Мысли его блуждали между амбициозностью задачи и недосказанностью, витавшей в воздухе. Но что-то в словах понтифика задело его гордость: – Неужели это лишь очередное испытание? Он не мог не задаться вопросом: – А что дальше? Почему он все еще не доверяет мне до конца?

– И все это, как ты, надеюсь, понял, – понтифик продолжал, его голос стал ниже, – не ради контроля над церковным погребением. Необходима надежная защита и охрана того, о чем мы говорили. Бальзам… или, если быть точнее, эликсир бессмертия. Это тайна, которая должна быть защищена на века.

Магистр нахмурился, ощущая тяжесть возложенной на него ответственности. Он погрузился в раздумья, осознавая, что задача сложнее, чем он мог ожидать. Но все же он взял себя в руки.

– Это непросто, Ваше Святейшество, – тихо произнес он, его голос звучал спокойно, но внутри него бушевало негодование. – Но с Божьей помощью сделаю все возможное и невозможное, если буду жив.

Понтифик кивнул, его взгляд стал задумчивым, а тон – почти философским.

– Да, задача сложная. Но вспомни, Никколо, – он наклонился чуть вперед, – Иисусу было еще труднее. Он знал, что Иуда предаст его, Петр трижды отречется, а Фома, сомневаясь в воскресении, потребует увидеть раны. И это были его ближайшие ученики. Апостолы.

Магистр медленно кивнул, осознавая параллели, которые пытался провести понтифик. В этом был скрытый упрек, но магистр сдержал свое раздражение.

– Для начала, – продолжил понтифик, снова взяв более практичный тон, – возьмем людей с боевым опытом из иоаннитов, госпитальеров. Тех, кто принял обеты бедности, послушания и целомудрия. Это будет не твоей задачей, а другой, более опытной и скрытной руки. Я подпишу грамоту на специального представителя папы в ордене госпитальеров и передам ее тебе. Имя пока оставим не вписанным – нужно найти человека умного и надежного, кто начнет самозабвенно, с упорством Пигмалиона, шаг за шагом подбирать и обучать тех, кто воплотит наши ожидания в реальность. Хотя нет, – понтифик внимательно посмотрел на магистра, – имя впишем – "Пигмалион".

Магистр слушал, поражаясь, что понтифик уже продумал все детали. Однако что-то беспокоило его: – Почему именно мне поручено такое задание? И почему Вилларе, магистр госпитальеров, не посвящен в этот план? Или посвящен? Возможно, это очередная проверка?

– По вере и воздастся, – добавил понтифик, словно подводя итог.

– Все будет исполнено, Ваше Святейшество, – с легким удовлетворением произнес магистр, слегка склонив голову.

– А насчет «Пигмалиона» вы правы. Я стану первым «Пигмалионом» этой тайной организации и отдам все силы ее служению.

– Ты хороший человек, Никколо, – сказал папа тихо, почти про себя. – Мы с тобой больше чем друзья, как братья. Скажу откровенно: я не уверен, что ты именно тот, кому стоит поручить это дело. – Он сделал паузу, словно взвешивая слова. – Но других кандидатов у меня нет. А тебе я верю.

Магистр на мгновение замер, услышав эти нелестные для него слова. Однако внешне он оставался собранным.

– Я не подведу вас, Ваше Святейшество, – ответил он ровным голосом, сдерживая вспышку обиды.

Понтифик молча кивнул и, повернувшись, медленно пошел прочь.

Магистр остался стоять на месте, погруженный в раздумья. Слова понтифика звучали в его голове, и он все больше осознавал, что оказался в центре игры, где любая ошибка могла стать фатальной.

Глава 2. Операция Пигмалион


Некоторая потерянность после бурно проведенной ночи неслышно растворялась в нотках кофейного аромата. Двойной эспрессо плавно наводил резкость на жизнь, которая вновь заиграла яркими красками.

– Какая я молодец, что проснулась пораньше! – самодовольно одарила себя комплементом Жюли, сидя в уютном кресле гостиничного люкса и с серьезностью первокурсницы истфака читая вслух старинный текст. Ее стильный костюм невольно обязывал быть сдержанной и деловитой.



Исподволь девушка наблюдала за мимикой Жана, который не спеша ходил по комнате в поисках своего галстука. Она не понимала, почему должна читать вслух и почему Жан не желает сам ознакомиться с переводом, но перечить ему в этот утренний час не хотелось.

Девушка вздрогнула, когда при упоминании о папской булле Detestande feritatis Жан прервал ее чтение негромким ироничным смехом.

– И что тут смешного? – удивленно спросила Жюли, не понимая его странной реакции. Она отложила листы с переводом на журнальный столик рядом с креслом и вопросительно посмотрела на Жана.

– Да вот думаю, что даже спустя семьсот лет после обнародования буллы у слуг Ватикана не очень-то получается исполнять волю Святого Престола, – произнес Жан, не обращая внимания на ее недовольство.

– О чем ты? – спросила Жюли, наблюдая, как Жан изучает что-то в смартфоне.

– О Габсбургах. Вот о чем, – отозвался Жан. – О том, что в две тысячи одиннадцатом году сердце Отто фон Габсбурга было погребено в Венгрии отдельно от тела14.

– А тело где?

– Тело в Австрии, в крипте Капуцинергруфа, рядом с Региной, супругой.

– Сакрально и даже романтично, – задумчиво произнесла Жюли, погруженная в свои мысли. – А что это у тебя столь пристальное внимание к династии Габсбургов?

Жан, проигнорировав слова девушки, ответил вопросом на вопрос:

– Не знаешь, случайно, что это за странное название у буллы – "Detestande feritatis"?

Жюли на мгновение замерла, не зная, как поступить.

За полгода работы помощницей Жана ей удалось создать образ хоть и легкомысленной, но неглупой эстетки, разбирающейся в литературе, музыке и живописи. Она умела не только поддерживать деловую или светскую беседу, но и с энтузиазмом откликаться на авантюрные приключения.

Когда куратор из Ватикана поручил ей внедриться в окружение Жана, она и предположить не могла, что в первый же вечер их знакомства окажется в его постели. Жюли ни разу не пожалела об этом, оправдывая себя тем, что установление близкого контакта должно ускорить выполнение задания. Но и лукавить себе она не могла, понимая, что теряет контроль в отношениях, а их карибский роман набирает обороты.

– Не будет ли слишком подозрительно, если я проявлю себя специалистом в теологии и в древних артефактах? – задалась она вопросом, и сама себе ответила: – Нет, не будет. Надо рискнуть. Безрезультативная работа – не мое кредо.

– Не особо оно и странное, это название Detestande feritatis, – произнесла Жюли, отвечая на вопрос Жана. – В переводе с латыни – "ненавидящая жестокость", по первым словам, в тексте, которые указывают на основную тему документа – осуждение жестокости. В средние века документы папской канцелярии, такие как буллы и энциклики, часто назывались по первым словам их латинского текста.

– Понятно. А кто автор текста, который ты сейчас прочла? – прервал ее Жан, подойдя вплотную к девушке и пытаясь встретить ее взгляд. – Мы можем определить?

– Послушай, Жан, я чувствую себя словно на допросе, – имитируя возмущение, произнесла Жюли. – В эту игру мы еще не играли! Триллер какой-то!

– И все-таки? – серьезно спросил Жан, не разделяя ее игривое настроение.

– Хорошо. Я посмотрела сканы страниц архивных файлов, к которым ты предоставил мне доступ, часть страниц перевела с латинского и сделала для тебя подборку некоторых из них, без особой систематизации, – начала Жюли с ноткой раздражения в голосе. Жюли лукавила. Она осознанно выбрала страницы, в которых упоминалась папская булла Detestande feritatis. Ей хотелось посмотреть на реакцию Жана, и сейчас, глядя на его некоторую взволнованность, Жюли не сомневалась, что она на правильном пути.

– Да, конечно. Извини, – голос Жана стал более спокойным, словно он пытался сгладить свою импульсивность. – И все-таки, можем ли мы определить автора этого текста?

– Кто автор, однозначно сказать не могу, – задумчиво ответила Жюли, – страницы сильно изношены, хотя на некоторых из них просматривается подпись в правом нижнем углу: "frater Pygmalionis". Такая же, что и на коробке с колодой карт.

– Вновь "брат Пигмалион", – как бы не слыша Жюли, повторил Жан, погрузившись в размышления.

Жюли улыбнулась, наблюдая за его сосредоточенным видом. Осознав, что время идет, она решила подтолкнуть его к действию.

– На первый взгляд это прообраз Пигмалиона, скульптора с Кипра, который, согласно древнегреческой мифологии, вырезал из слоновой кости либо изваял из мрамора женскую статую и, назвав ее Галатея, влюбился в нее. Говорил с ней, одевал ее в одежды, украшал драгоценностями и целовал. Он мечтал о том, чтобы статуя ожила.

– А в день праздника богини любви Афродиты она услышала молитвы Пигмалиона, – продолжил Жан, – и оживила Галатею.

– Именно так, – улыбнулась Жюли. – Есть еще вариант – отсылка к Пигмалиону, царю Тира из Божественной комедии Данте, символу жадности. Это тоже может быть ключом к разгадке.

– Интересно, – обратился к девушке Жан, озадаченный и немного удивленный, – откуда у тебя такие познания?



– Ты о чем? О греческой мифологии или об аллегориях Данте? – с лукавой улыбкой на лице спросила Жюли.

– Хорошо, начни с Данте, – сказал Жан, внимательно глядя на Жюли.

Жюли, недовольно хмыкнув, поудобнее устроилась в кресле и на мгновение задумалась.

– В одной из первых редакций Божественной комедии Данте я нашла любопытную деталь, – начала девушка загадочным голосом. – На странице со стихом "Христос в своем наместнике пленен, и торжествуют лилии в Ананьи15" чуть ниже написано: "Тогда мы повторяем, как когда-то, братоубийцей стал Пигмалион, предателем и вором, в жажде злата16".

– И что из этого следует? – с иронией спросил Жан, слегка улыбнувшись.

– Не знаю, – ответила Жюли, одарив его лучезарной улыбкой. – Как минимум, речь идет о пленении папы Бонифация VIII, который подписал и обнародовал буллу "Detestande feritatis", которая тебя так взволновала.

Жан был невозмутим.

– Если тебя, Жан, так заинтересовала булла "Detestande feritatis", то от любви великой раскрою секрет, – девушка сделала таинственный вид и после небольшой паузы продолжила: – К булле было еще секретное приложение о бальзамировании сердец эликсиром бессмертия, чтобы в день воскресения владельцы этих сердец восстали из мертвых не как зомби, а чтобы к ним вернулась их душа и они вновь обрели свою человечность и разум, а соответственно, жизнь вечную, – закончила Жюли, подозревая, что могла сказать что-то лишнее.

– А при чем здесь Пигмалион? – спросил Жан, делая вид, что не заметил внутреннего смятения девушки.

– Можно предположить, что кто-то умный, коварный и изворотливый зашифровал информацию об эликсире бессмертия, присвоив ей кодовое наименование, скажем, Операция «Пигмалион». А каждый хранитель архива и эликсира бессмертия, преемник по папской воле, должен был называть себя "братом Пигмалионом". Теперь, если архив действительно у тебя, ты вправе именовать себя "брат Жан-Мишель Пуатье – Пигмалион". Как тебе такая версия? – спросила Жюли с ноткой юмора, изучая его реакцию.

– Неплохо, как вариант. Это все? – спросил Жан, его лицо оставалось непроницаемым.

– Еще есть мысли, – начала Жюли с игривым блеском в глазах. – Может быть, "брат Пигмалион", автор рукописи, продал эликсир бессмертия, а в архиве мы найдем карту, которая приведет нас к кладу, где он спрятал золото. И тогда мы купим остров на Карибах! – засмеялась она, и ее смех эхом разнесся по комнате.

Жан молчал, обдумывая ее слова.

– Мы можем только гадать, кто скрывался за псевдонимом "брат Пигмалион". Но твоя идея интересна. Уверен, что это не один человек. И не два, и не три… Не исключено, что в рукописи образы Пигмалионов умышленно обозначены исключительно как творение папы Бонифация VIII, чтобы ввести читателя в заблуждение, а как на самом деле – нам предстоит выяснить.

– Я польщена, что мои старания не прошли даром, – ответила Жюли с легкой иронией. – Если бы у меня был полный доступ к архиву, версий было бы больше, это очевидно. А пока, раз тебе моя идея понравилась, пусть кодовым названием нашего расследования будет Операция «Пигмалион», – закончила она.

– Почему бы и нет, – пожал плечами Жан и, к ее удивлению, непринужденно продолжил тему о Пигмалионе. Он с юмором затронул психологические аспекты "эффекта Пигмалиона", рассказав пару смешных анекдотов из жизни психиатров.

Затем они обменялись впечатлениями о пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион». А когда Жан с легкостью продолжил литературное попурри, обратившись к сочинению Жан-Жака Руссо «Пигмалион» и его роли в истории музыкального театра, Жюли и вовсе насторожилась. У нее сложилось однозначное мнение – тема Пигмалиона для Жана не нова.

– И все-таки, я думаю, наш Пигмалион – прообраз скульптора с Кипра. – Жан глубоко погрузился в мысли. – Он, должно быть, настолько страстно был увлечен представлением о том, что эликсир бессмертия способен сохранить не только сердце, но и душу, даровав жизнь вечную, что вера его была способна преодолеть границы между реальностью и фантазией.

– Браво, Жан! И пафосно, и красиво. Именно так. Еще раз браво! – воскликнула Жюли с ироничной улыбкой и захлопала в ладоши. – Боюсь показаться занудой, – как бы подытоживая, продолжила она, – но мне кажется, что после оцифровки архива ты или кто другой умышленно рассредоточил файлы со сканами рукописи по разным папкам и ограничил к ним мой доступ. Я бы предпочла заниматься настоящим исследованием документов, а не разгадывать исторические головоломки в режиме ограниченной информации. Думаю, это должно быть и в твоих интересах. Ты не доверяешь мне? Или у тебя только часть оцифрованного архива, а оригиналов документов нет? Мы даже экспертизу документов не можем сделать, чтобы определить время написания текстов.

– Я не уверен, есть ли в архиве булла "Detestande feritatis" с приложением, там много всего. Как могут выглядеть эти документы? – спросил Жан, умело игнорируя ее упреки и недовольный тональностью, которую принял разговор.

Жюли, стараясь скрыть свое волнение, на мгновение задумалась, прежде чем медленно начать их описывать.

– Думаю, булла "Detestande feritatis" и приложение к ней, подписанные Бонифацием VIII, должны быть оформлены консервативно, с использованием материалов, характерных для XII–XIV веков. Тексты, вероятно, написаны железо-галловыми чернилами на пергаменте из телячьей кожи. Пергаментные свитки, если это оригинал, должны быть скреплены и удостоверены свинцовой печатью – буллой, на лицевой стороне которой изображение святых Петра и Павла. Не исключено также изображение личного символа или самого понтифика в папской тиаре. Обратная сторона печати может нести имя папы и дату начала его понтификата.

– Ха-ха, браво, Жюли! Какие, говоришь, чернила? – Жан рассмеялся, не переставая пристально наблюдать за девушкой.

– Ничего смешного, Жан! – резко сказала Жюли. – Железо-галловые чернила использовались в Европе с V века.

– Не обижайся, Жюли, – сказал Жан миролюбиво. – Я понимаю ход твоих мыслей и твое внимание к деталям. Ты, вероятно, основываешь свои предположения на текстах из рукописи монаха Пигмалиона, верно? Но поверь, я не видел никаких пергаментных свитков. Как их хранили?

– Не знаю, – ответила Жюли, внимательно вглядываясь в Жана, пытаясь понять, не играет ли он с ней. – Я читала, что в специальных контейнерах, похожих на скролл-кейсы, сделанных из дерева или металла.

– Из ливанского кедра? – улыбнулся Жан.

– Ливанский кедр используют для хьюмидоров, как тот, что я подарила тебе на Рождество. А Ватикан предпочитал дуб и бук, если тебе это интересно, – рассмеялась Жюли и неожиданно с грацией лани сорвалась с кресла и оказалась на коленях Жана.

Он почувствовал ее горячее дыхание и легкие прикосновения губ, обнял ее и поцеловал.

– Про Бонифаций VIII все прочла? – спросил он, увернувшись от ее поцелуев.

– Надо поспешить. Мы оба голодны, и у нас скоро встреча.

– Не буду уточнять, о каком голоде ты говоришь, – ответила Жюли с игривой улыбкой. – В отличие от тебя, я уже готова. И, как видишь, даже надела свое кольцо-талисман, то, что ты подарил мне вместе с серьгами, когда мы вылетали из Лондона, – добавила она, любуясь голубым аквамарином, сверкающим на ее пальце в окружении бриллиантов. – Ты еще сказал, что эти камни под цвет моих глаз, помнишь?

– Помню, помню… – передразнил Жан с облегчением, наконец-то увидя под столом свой галстук, не представляя, как он там мог оказаться.

– Но это не главное, – не унималась Жюли. – Кольцо-то оказалось помолвочным, а ты мне так и не предложил выйти замуж.

– И никогда не предложу, если немедленно не начнешь читать, – ответил Жан с улыбкой.

– Хорошо, только не перебивай, а то я обижусь, – сказала Жюли, надув для эффекта губы и пересаживаясь в свое кресло и мысленно переносясь под своды Папского дворца в Ананьи.

Глава 3. Vinum Regum – Вино Королей


Простившись с магистром, папа Бонифаций VIII долго шел по узким коридорам дворца, пока не поднялся по извилистой лестнице на самый верхний этаж. День был сложным, но оставалось еще одно дело, которое хотелось бы закончить сегодня.

Остановившись перед крепкой дубовой дверью, окованной железом, он трижды постучал в нее. Дверь тут же отворилась. Молодой монах, почтительно склонив голову, пропустил папу внутрь комнаты, залитой мягким светом от множества свечей.

По одежде в нем можно было узнать бенедиктинца: черная ряса со скапулярием, капюшон, кожаные сандалии и пояс – все, что должно символизировать смирение и послушание. И только опытный взгляд мог определить некоторые несоответствия в деталях, вся эта одежда казалась на монахе чужой, словно он надел ее впервые. Его темные глаза, полные жизненной силы и неукротимой энергии, совсем не выражали ни скромности, ни аскезы. А лицо и руки – такие ухоженные – говорили о том, что этот человек не знает тягот монашеской жизни и не отрекся от земных удовольствий.

Звали его Роберто, потомственный аптекарь, чьи предки в нескольких поколениях хранили секрет эликсира бессмертия. В отличие от своих предков, Роберто не утруждал себя изнурительными фармацевтическими изысканиями. Его интересы сосредоточились на экспериментах с бальзамированием человеческих сердец и поиске ингредиентов для их долговечного хранения. При этом он нисколько не стремился обуздать свою гордыню в стремлении разгадать секрет эликсира бессмертия.

Папа прошел в глубину аптекарского помещения и, остановившись у витражного окна, некоторое время внимательно смотрел на монаха.

Вдоль стен стояли шкафы, заполненные сосудами, склянками и коробками, назначение которых для непосвященных оставалось загадкой. В центре комнаты возвышался большой рабочий стол с весами, горелкой и аккуратно разложенными предметами.

На столе лежал кодекс в обложке из черной кожи и сшитых между собой пергаментных листов.

Не спуская с монаха пронзительного взгляда, папа подошел к столу, перевернул страницу кодекса и внимательно прочитал запись в центре листа:

Vinum Regum – Вино Королей.

– Что здесь у тебя? – спросил понтифик, не спеша перелистывая страницы.

– Все, что связано с эликсиром бессмертия, Ваше Святейшество. Описание истории происхождения эликсира, его состав, способы хранения, описание результатов ежегодного производства, – голос монаха был спокойный и уверенный. – Вы не против, если мы станем называть эликсир бессмертия – Vinum Regum?

– Vinum Regum? Мм… Если учесть, что "кесарю кесарево…", то неплохо. Пусть будет так. А тебе известна история возникновения эликсира? – иронично спросил понтифик.



– Лишь то, что рассказывали дед и отец. И, конечно, некоторые древние записи, авторство которых доподлинно мне не известно, – ответил Роберто, пытаясь понять цель визита понтифика в столь поздний час.

– Сегодня у меня был магистр Доминиканского ордена, Никколо Боккасини де Тревизо, – произнес понтифик, словно отвечая на немой вопрос монаха. – Его не ко времени обеспокоил вопрос раздельного захоронения человеческих останков в католическом мире. Но что-то подсказывает, что настоящая причина его визита – тайна эликсира бессмертия. Я не стал отрицать, что бальзам и эликсир хранятся в Ватикане. Более того, я пообещал отправить ему на хранение некоторое количество эликсира, а также ингредиенты и инструкцию по изготовлению бальзама. Что скажешь?

Роберто чуть качнул головой, снисходительно усмехнувшись.

– Что тут сказать, Ваше Святейшество? Если магистр лукавит, то… сделаем и отправим, не впервой. – Он достал из настенного шкафа и перебрал в руках несколько глиняных табличек, на которых с помощью стилусов, острых деревянных палочек, были написаны какие-то древние рецепты. Отложив одну из них, юноша задумался, и, будто бы беседуя сам с собой, произнес: – И повелел Иосиф врачам своим бальзамировать отца его, и набальзамировали Израиля. И длилось это сорок дней, ибо столько требуется для бальзамирования, и плакали по нему египтяне семьдесят дней17

– Погребение Иакова (Израиля). Бытие, Ветхий Завет, – машинально добавил понтифик, погруженный в свои мысли.

– Отлично, – Роберто явно наслаждался каждым мгновением. – Магистру отправим древний египетский рецепт и эликсир в серебряном сосуде с добавлением ароматов – поярче, покрепче. А в подарок – благовоний, как велел Господь Моисею: – Возьми себе благовоний: стакти, онихи, халвана… и чистого ливана – всего поровну; и сделай из них курительный состав…18. Думаю, брат Никколо будет в восторге.

Понтифик тяжело вздохнул, и его лицо помрачнело.

– Закончишь жизнь на костре, Роберто. Уверен. И никакие мои заступничества тут не помогут, – голос его стал глухим, словно он уже видел трагический конец монаха. – Он замолчал на мгновение, словно обдумывая нечто важное, затем его голос прозвучал мягче и проникновеннее: – Отныне, Роберто, твое имя будет – Пигмалион.

– О, как неожиданно! Если Ваше Святейшество имеет в виду того безумного кипрского скульптора, который, по легенде, влюбился в созданную им статую… – Роберто нахмурил брови, словно размышляя, а затем легким, но намеренно вкрадчивым тоном добавил: – То должен признаться: я не настолько фанатично влюблен в человеческие сердца в стремлении их оживить и уж точно не настолько трудолюбив. Однако ваше решение принимаю с благодарностью. Как всегда.

– Не ерничай, Роберто, – заметил понтифик, едва сдерживая улыбку. – Это ради твоей безопасности.

– И еще… Может случиться так, что однажды к тебе явится человек с таким же именем – Пигмалион. У него будет подписанная мною грамота с особыми полномочиями, в том числе с правом получать от тебя бальзам с эликсиром бессмертия. Передашь ему часть настоящего бальзама с эликсиром, но не секрет его изготовления.

– У меня будет двойник? Какая честь… – попытался пошутить Роберто, но сразу осекся под грозным взглядом понтифика.



– Кстати, твоя идея хранить бальзам в небольших серебряных кубах с широким горлом, чтобы можно было поместить сердце, и эликсир в шариках из обожженной глины не лишена смысла, и сегодня будет как нельзя кстати. Удобно перевозить. Да и вообще, достаточно будет разбить глину мраморным пестиком, перемешать эликсир с бальзамом, и состав готов.

Понтифик посмотрел на Роберто и, задумавшись, мысленно произнес: – Надеюсь, несколько Пигмалионов все-таки будет лучше, чем один. Проще будет запутать врагов.

– Вы как-то принесли вино, Ваше Святейшество, – произнес монах, указывая на бутыль из темного стекла, стоящую у стола. – Откуда оно?

– Паулины прислали в дар, Братья святого Павла, Пустынника19, – ответил понтифик. – Кажется, из Венгрии. Не уверен. Что в нем такого?

– Оно идеально подходит для эликсира. Очень сладкое, плотное, не бродит. Похоже, сделано из заизюмленного винограда. И горчинка как привкус благородной плесени в наших сырах. У нас такого нет, – с сожалением заметил монах.

– Нет, говоришь? – понтифик на мгновение задумался. – Значит, помолимся и сделаем так, чтобы было. Братья не только вино прислали, но и прошение – утвердить их орден.

– И вы утвердили? – спросил монах.

– Кто верует, тот не поспешит, – ответил понтифик словами пророка Исаии. – Сначала пусть примут новый устав, по правилам святого Августина. Посмотрим, как и чем живут, кому и о чем молятся. А после этого будем решать. – После короткой паузы понтифик пристально посмотрел на своего собеседника и добавил: – Готовься к отъезду в Ватикан, Роберто. Оставаться в Ананьи становится опасно. В Ватикане, в крепости Святого Ангела, для тебя подготовлено аптекарское помещение. Здесь же оставь все как есть. Настоящие бальзамы, ингредиенты и рецепты замени на что-нибудь загадочное. Фантазии тебе не занимать – пусть грабители ломают головы, если объявятся. Когда прибудешь в Ватикан, сделай полдюжины упаковок для бальзама из серебра с добавлением золота и драгоценных камней – для особ королевской крови. – Он помедлил, а затем добавил: – И помни всегда то, чему я тебя учил…

– Помню, помню, – перебил Роберто. – Погибели предшествует гордость, и падению – надменность20.

Но внутренне он чувствовал гнетущее беспокойство, понимая, что этот разговор – лишь начало долгого, полного тайн и опасностей пути, на котором нельзя допустить ни единой ошибки.

Покинув аптекаря, понтифику пришла в голову блестящая идея – отправить Роберто к Паулинам как представителя Престола. В составе небольшой группы во главе с кардиналом. – Возьмет с собой часть эликсира и все необходимое для бальзама. На месте выяснит, откуда именно берут это вино, из каких подвалов, и кому можно доверить тайну. Я дам ему охранную грамоту и пообещаю признать Орден Паулинов. А аптекарем вместо него пусть останется его брат – сам говорил, что смышленый малый.

* * *

27 сентября 1299 года папа Бонифаций VIII обнародовал буллу, начинавшуюся словами «Detestande feritatis" ("ненавидящая жестокость"), которая должна была положить конец практике разделения тел усопших и ознаменовать новую эру в погребальных обычаях католического мира. Секретное приложение к булле относительно бальзамирования сердец кануло в Лету. Бонифаций VIII оказался провидцем. После обнародования буллы Detestande feritatis срок и его жизни, и жизни магистра Доминиканского ордена Никколо Боккасини де Тревизо оказался недолгим.

Согласно легенде, восходящей к захвату резиденции папы Бонифация VIII в Ананьи в 1303 году войсками французского короля Филиппа IV, из аптекарской комнаты во дворце в неизвестном направлении было вывезено все содержимое, включая мебель. Напавшие под страхом смерти потребовали от Бонифация VIII добровольной отставки и эликсир бессмертия. В ответ на свое заявление, что он "скорее умрет", чем отречется от Престола, Бонифаций VIII получил пощечину, нанесенную рукой в латной перчатке. Пробыв нескольких дней под стражей, понтифик был освобожден, отправился в Рим и на третий день после прибытия умер.

* * *

Вскоре после встречи в Ананьи с Бонифацием VIII магистр доминиканцев Никколо Боккасини де Тревизо был возведен в ранг кардинала-епископа, а в 1303 году он наследовал Бонифацию VIII, взяв имя Бенедикт XI. История не сохранила свидетельств о том, помогал ли магистру его отряд новоявленных «Пигмалионов» в восхождении на Папский Престол, но на конклаве кардиналы единодушно избрали Боккасини, сына пастуха из Тревизо, Римским Папой.

Понтификат Бенедикта XI был коротким, всего восемь месяцев. Ходили слухи, что внезапная смерть Боккасини была вызвана отравлением и что приказ устранить его был дан самим Филиппом Красивым. Поговаривали, что король Франции Филипп IV не смог простить ему историю с подменой эликсира бессмертия, хотя личной вины Боккасини в том явно не было.

13.Ассасины – члены тайной исламской секты низаритов (ответвления исмаилизма), известные своей преданностью и использованием политических убийств для достижения целей в средневековье, особенно в период с XI по XIII век. Места базирования – горные районы современных Ирана и Сирии.
14.4 июля 2011 г. сердце Отто фон Габсбурга, сына императора Карла I, было погребено отдельно от тела в бенедиктинском монастыре Паннонхалма на западе Венгрии. Тело Отто фон Габсбурга нашло своё последнее пристанище 16 июля 2011 года в крипте Капуцинергруфа – Венском мавзолее Габсбургов, рядом со своей супругой Региной.
15."Божественная комедия" Данте Алигьери, часть «Чистилище», песнь XX, строки 85–89, перевод Михаила Лозинского.
16."Божественная комедия" Данте Алигьери, часть «Чистилище», песнь XX, строки 103–105, перевод Михаила Лозинского.
17.Книга Бытие, глава 50, стихи 2–3.
18.Книга Исход, глава 30, стих 34.
19.Братья Святого Павла, Пустынника – католический монашеский орден, основанный в XIII веке в Венгрии, следовавший уставу святого Августина; известен как единственный монашеский орден, зародившийся в Венгрии.
20.Притчи Соломоновы, глава 16, стих 18.

Бесплатный фрагмент закончился.

Текст, доступен аудиоформат
5,0
4 оценки
Бесплатно
199 ₽

Начислим

+6

Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.

Участвовать в бонусной программе
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
10 декабря 2024
Дата написания:
2024
Объем:
212 стр. 21 иллюстрация
ISBN:
978-5-532-89906-3
Правообладатель:
Автор
Формат скачивания:
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 3,2 на основе 21 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 1 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,8 на основе 5 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,6 на основе 55 оценок
По подписке
Текст PDF
Средний рейтинг 3,7 на основе 3 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 4 на основе 41 оценок
Текст PDF
Средний рейтинг 4,8 на основе 6 оценок
По подписке
Аудио
Средний рейтинг 5 на основе 3 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 5 на основе 4 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 2 оценок