Водораздел. Будущее, которое уже которое наступило

Необходимо отметить, что сезонные рабочие черта не только ядра капсистемы (и его анклавов на Юге), но также полупериферии и даже периферии. Например, в богатеньких странах Персидского залива – несколько миллионов индийцев (из 5 млн. индийцев, сезонно работающих за рубежом, – 90 % трудятся в зоне Персидского залива), пакистанцы, бангладешцы.

Стэндинг особо отличает негативные социальные и социально-психологические последствия бытия людей в качестве прекариев, которые вырабатывает в нём «бихевиористская экономика» позднего/умирающего капитализма. Прежде всего прекарий формируется как тревожно-подавленный психотип, живущий страхами, нередко просто неспособный к рациональному восприятию жизни. Отсюда – тяга к оккультным и магическим формам.

Особенно разрушительна ситуация прекариата для женской психики и для семьи как института. Помимо прочего, прекарии – одна из главных мишеней такой формы преступления против человечности как ювенальная юстиция.

Помимо мира оккультных и магических форм социальным пространством прекария становятся социальные сети. Они – главная зона его общественной жизни. Термин «зона» я употребил не случайно: как любой «сетевик», прекарий находится под глобальным сетевым наблюдением, которое, помимо прочего, уничтожает частную жизнь как таковую. Две другие функции сетей – подменить живое общение, в ходе которого может сформироваться классовое самосознание электроннобезответственным, и утопить человека в потоке информационного мусора, лишив его возможности и умения делать выбор.

Поскольку прекарии, особенно его молодая часть, отсечены от реальной культуры, а школьное образование подменяется дрессурой (в РФ такой дрессурой является ЕГЭ, который зачастую проводится в формах, унижающих человеческое достоинство и приучающих молодых людей к этому как к норме), они не способны осознать себя в качестве группы или, тем более, класса. Теоретически они не являются классом-для-себя, но они и на практике едва ли смогут им стать. В этом плане они очень похожи на «опасные классы» Запада, которые потрясли его своими бунтами (буржуазия превратила их в революции для окончательного приобретения капсистемой целостности, т. е. для превращения в полноценную Систему) в конце XVIII – первой половине XIX в., а во второй половине XIX в. превратились в рабочий класс – сначала в Англии, затем во Франции и Германии. В последние десятилетия развивается противоположный процесс: рабочий класс вырождается в новые «опасные классы». Последние на классовую борьбу неспособны, но в определённых условиях они более чем способны на яростный всесокрушающий бунт, который можно превратить в революцию, сметающую (вместе с самыми опасными классами) одну систему и самими устанавливающую новую.

В конце XVIII в., точнее в 1787 г., И. Бентам предложил загнать «опасные классы» в оргформу общества-паноптикона. Через два года «опасные классы» во Франции показали, что процесс может пойти совсем по другому – гильотинному – варианту. Создаётся впечатление, что нынешняя мировая верхушка, по крайней мере, часть её готова пойти по пути создания новой версии паноптикона на основе NBICS-технологий, психологического и даже генетического контроля над человеком, вплоть до выведения нового типа Ното-«служебного человека». Полным ходом идут исследования, фиксирующие, например, что люди с одной из версий гена HTR 2А более склонны к подчинению, а мужчины с низким уровнем тестостерона легче мирятся с контролем над ними. Если добавить к этому новые электронные технологии социального контроля, то действительно вырисовывается новый паноптикон с прекариями в качестве одного из главных персонажей.

4

По сути различные социальные группы вступают в свои отношения с временем. Это, в частности, проявляется и в различных формах заботы (или в отсутствии заботы) о детях. В исследовании «Град Небесный» («Heavenly City»), посвящённом стандартному городу американской глубинки, всё тот же Бэнфилд описал принципиальное различие тех или иных общественных групп в отношении к детям, а следовательно, к индивидуальному и групповому времени как социальному фактору. Представители «низшего класса», писал Бэнфилд, вообще не заботятся о детях; кроме того, их жизни настолько не зависят от них самих, что о них даже нельзя сказать, что с ними что-то происходит – на них всё обрушивается («things happen not with them but to them»). Рабочие заботятся только о том, чтобы накормит детей (тут вспоминается сразу и рассказ американского писателя Ринга Ларднера «Кусочек мяса», и тезис Дж. Оруэлла о том, что если для интеллектуала социализм – это проблема теории, то для работяги это вопрос лишней бутылки молока для его ребёнка). «Миддлы» идут дальше: они заботятся не только о том, чтобы ребёнок был сыт, но и о его образовании. «But it is only aristocracy which thinks in terms of line», резюмирует социолог: «Но только аристократия думает в категориях линии, устремлённой в будущее», т. е. речь идёт о трансформации социальным верхом возможностей, которые обеспечиваются собственностью и властью, в надиндивидуальное время, о выходе за рамки настоящего.

Американские социологи подчёркивают: говоря о классах, мы неосознанно прибегаем к стереотипам, это особенно так, когда речь заходит о «низшем классе». Внешне и по отдельности его представители могут не только не восприниматься в качестве социальной опасности, но даже вызывать жалость и симпатию, однако, пишет Марри, они – фактор разрушения социума: если мужчина живёт за счёт родителей, сестры или сожительницы, не работая и не заботясь о своих детях, как правило внебрачных, – это нагрузка на семью. Однако целый слой таких людей – это колоссальная нагрузка на общество, разъедающая его.

К сказанному Марри необходимо добавить: эта нагрузка создана самим американским обществом, живущим по законам капиталистической системы. Нижний слой есть в такой же степени фактор разрушения социума, как и саморазрушения; злокачественная социальная опухоль порождена самим общественным организмом.

Каковы размеры этой опухоли, какова численность этого слоя, каков «денежный вес» отдельного его представителя? На 2010 г. те, кто не мог заработать себе на жизнь, имели годовой доход 14 634 доллара. Столько может заработать на одного человека взрослый мужчина, работающий 50,5 недель за минимальную зарплату. В году, как известно, 52 недели; кроме того, а если он должен обеспечивать жену и хотя бы одного ребёнка? Ясно, что такая ситуация рушит и американский проект и американскую мечту. Социальная мечта, будь то американская или советская, связана с наличием двух вещей: высокой цели и самоуважения. Выживание на основе аморального фамильизма – это что, высокая цель? Ответ очевиден. Что касается самоуважения и уважения, то они не даются, а зарабатываются. Всё больше американцев задают следующие вопросы: могут ли уважать себя люди из того сегмента общества, который находится на полном содержании у правительства? Могут ли уважать их другие группы населения? Могут ли тотально зависимые от правительства претендовать на те же права и возможности, которые имеют люди, зарабатывающие своим трудом, а потому относительно самостоятельные? А ведь именно те, кто сидит на велфэре вместе с агрессивными меньшинствами голосуют за демократов, навязывая свою волю большинству.

Ясно одно: будучи продуктом разложения американского общества в последние полвека, те, кого называют «новыми низами», становятся дополнительным фактором разрушения этого общества снизу. Впрочем, этот процесс идёт и сверху, его агентом, ударной силой становится слой, который, как и новые низы, формировался в 1970-1980-е годы и расцвет которого пришёлся на «весёлое клинтоновское восьмилетие». Речь о так называемом «новом верхнем классе». Возникновение «новых низов» и «новых верхов» – две стороны одной медали. Более того, само возникновение «новых низов», «новой бедноты» – результат формирования «новых верхов».

5

Во время войны не только американский капитал получил прибыли, имело место и другое: сбережения и отложенный спрос. Д. Миллер и М. Новак (Miller D.T., Novak М. The fifties: The way we really were. N.Y., 1975) пишут, что за время войны американцы отложили немыслимую сумму – 150 млрд, долларов, которые они потратили в конце 1940-х – начале 1950-х годов. Удивительно ли, что уже в 1949 г. в США было продано 549 млн. пар нейлоновых чулок.

В 1955 г., пишет Дж. Оакли (Oakely R.D. God's country: America in the fifties. N.Y. 1990), США, имея 6 % мирового населения, сконцентрировали у себя 75 % автомобилей, 60 % телефонов, 30 % телевизоров и радио (кстати, в начале 1950-х, согласно Хальберстаму – The Fifties – ТВ в США перехватило пальму первенства у радио), 65 % печатной продукции. К 1960 г. 75 % американских семей имели автомобили, 75 % – стиральные машины, 87 % – телевизоры – Freeman J.B. American empire. N.Y., 2012). Ежегодный доход представителей «среднего класса», к которому, согласно опросам, относили себя 60 % американцев, составлял от 3 тыс. до 10 тыс. долларов. Неслучайно на волне экономического оптимизма 1950-х годов появился термин «народный капитализм», связанный и с тем, что уровень безработицы снизился до 6–7 %, и с появлением досуга (40-часовая рабочая неделя, 2 выходных), и с распространением кредита: в начале 1950-х появилась карточка Diner's Clubcard; сначала её принимали только в нескольких ресторанах Нью-Йорка, а затем – по всем США, вскоре появилось 750 тыс. владельцев этих карточек. Кроме того, как отмечает М. Паренти (Паренти М. Демократия для немногих, М., 1990), 1940-1960-е годы были редким моментом в истории США, когда Верховный суд, призванный согласно Конституции сдерживать демократическое большинство в интересах частной собственности и частного предпринимательства, действительно выступал в поддержку экономических реформ и личных прав неимущих слоёв. Во многом это было связано с деятельностью либерального судьи Уоррена, однако и при нём Верховный суд жёстко следовал принципам, которые М. Паренти суммировал следующим образом:

1. Мобильность капитала является ценностью первостепенного значения, вследствие чего фирмы могут вкладывать и изымать капитал по своему усмотрению и перемещать его куда пожелают, невзирая на лишения, причиняемые тем самым местному населению и рабочей силе.

2. Работники не осуществляют капиталовложений, а поэтому не имеют законного права на участие в управлении компанией или на продукт своего труда.

3. Работники должны подчиняться решениям своих хозяев, в том числе произвольным распоряжениям, нарушающим трудовое соглашение.

4. Предполагается, что закон обеспечивает мирное урегулирование классовых конфликтов путём переговоров между профсоюзами и предпринимателями об условиях труда и соглашений сторон о передаче споров на решение третейского суда на основе «равного партнёрства» (Паренти М. С. 391).

Несмотря на то, что с 1953 г. стал выходить журнал «Playboy», 1950-е, как подчёркивает Оакли, были «золотым веком» брака, домохозяйства (domesticity) и морали. Почти все штаты запрещали гомосексуальный, оральный и анальный секс, не говоря о зоофилии. Вполне скромными были и кинозвёзды того времени – Мэрилин Монро, Дорис Дэй, Грейс Келли, Элизабет Тейлор.

Казалось, пишут Л. Панич и С. Гиндин (Panitch L., Gindin S. The making of global capitalism. The political economy of American empire. N.Y., 2012), кейнсианизм воздвиг барьер на пути социализма и, добавлю я, каких-либо кризисных явлений. Однако они пришли изнутри и извне. Запуск советского спутника (1957 г.), сбитый над СССР американский У-2 (с арестом пилота Гарри Пауэрса) и советский человек в космосе (1961 г.) стали потрясением и для американского истеблишмента, и для американского общества. В конце 1950-х в США появились битники, отвергавшие традиционные ценности «среднего класса» – трудолюбие, патриотизм, семья, вера – и ставшие предтечей так называемой «молодёжной революции 1960-х». Сменилось и поколение политиков у власти – избрание Кеннеди подвело первую черту под 1950-ми, его убийство в 1963 г. – окончательную: Америка въехала в «неистовые шестидесятые».

У этих проблем была мощная демографическая основа – поколение бэби-бумеров. С 1946 по 1964 г. в США родились 76 млн. американцев. Именно демографические последствия этого бэби-бума, считает К. Фишер (Fischer К. America in white, black and grey. A history of the stormy 1960-s. N.Y., 2006), привели ко многим разрушительным последствиям 1960-х. Демографы и социологи назвали бэби-бумеров «поколением гадюк», «свиньёй в питоне», «социопатами», «теми, кто предал Америку».

В 1970-е годы ситуация ещё более ухудшится. 1970-е, – пишет Т. Борстельман (Borstellman Т. The 1970-s. A new global history from civil rights to economic inequality. N.Y., 2012), – десятилетие с плохой репутацией: 1971 год – отказ США от золотого стандарта, импорт в том году, специально подчёркивает Оакли, впервые в американской истории превысил экспорт; 1973 год – начало устойчивой стагнации, которая продлится, как показал Р. Бреннер (Brenner R. The boom and the bubble. The US in the world economy), до 1993 г. и только к середине 1990-х американские корпорации улучшат свою ситуацию – во многом благодаря разграблению зоны бывшего соцлагеря, прежде всего России; инфляционная пропасть; президентские выборы 1976 г. в США прикончили детант; к 1979 г. японцы захватили 23 % американского автомобильного рынка; за 1970-е годы США лишились 30 млн. рабочих мест – и на этом фоне рост давления рабочего класса на капитал; 1979 год – антиамериканская революция в Иране, затмившая успех ЦРУ по свержению правительства Альенде в Чили в 1973 г.; распространение гипериндивидуализма среди молодёжи 1970-х, во многом под влиянием роликов Айн Ранд.

Всё это заставило капитал действовать как внутри страны, так и вне её, в частности, усиливать давление на СССР.

Внутри страны капитал развернул наступление на рабочий класс, добиваясь за его счёт снижения издержек производства, громя профсоюзы, осуществляя корпоративные захваты, проводя реорганизации, увольняя рабочих и т. д. Всё это называют «рейгановской революцией», победителями в которой стали корпоратократия и банкиры.

Результатом «рейганолюции» стал тот факт, что с 1980 по 1988 г. верхние 20 % американского общества увеличили свою долю в национальном доходе с 41,6 % до 44 % (в том числе верхний 1 % – с 9 до 11 %), тогда как доля нижних 60 % уменьшилась; резко выросли зарплаты CEO. По сути это был идеологический, а отчасти и институциональный разрыв с рузвельтовским Новым курсом. К концу 1980-х, самых турбулентных лет в банковской истории США с активизацией банков, деривативами, подъёмом спекулятивных финансов и т. п., корпоративная трансформация Америки завершилась, а в 1990-е кризис, как оказалось временно, был преодолён. При этом необходимо помнить, что сначала Гринспен, а затем Бернанке сделали всё, чтобы верхний 1 % не только не проиграл в результате кризиса, но существенно выиграл (cronycapitalism), обогатился, обрушив негатив на трудяг, на нижнюю половину общества.

На сегодняшний день именно США являются государством с максимальным неравенством в доходах в западном мире, подчеркнул спецдокладчик ООН по вопросу о крайней нищете и правах человека Филип Олстон. В его докладе, составленном по итогам поездки в США в 2017 г., приводятся следующие цифры: 40 млн. человек в США живут за чертой бедности; 18,5 млн. – в чрезвычайной бедности; 5 млн. – в условиях такой же нищеты, что и беднейшее население Третьего мира (Юга). К этому добавляются самый высокий уровень бедности среди молодёжи и самый высокий уровень смертности среди всех государств ОЭСР; средняя продолжительность жизни граждан США тоже в самом низу показателей стран-членов ОЭСР. В то же время в США проживают 25 % всех миллиардеров мира^[1].

Три богатейшие семьи из 25 самых богатых семей мира – американские. Согласно данным Bloomberg Billionaires Index, первое место занимает семья Уолтон (ей, в частности, принадлежит сеть магазинов Walmart), её состояние – 151 млрд. долл. На втором месте – семья Кох – сыновья основателя корпорации Koch Industries Фреда Коха Чарлз и Дэвид владеют почти 99 млрд. долл. Состояние наследников Фрэнка Марса, основателя компании «Mars» (производит M&M's, Milky Way, Mars Bars и др.) составляет 88 млрд. долл. Вообще же состояние 25 самых богатых семей Bloomberg оценил в сумму более 1 трлн. долл.

Разумеется, Bloomberg лукавит: семейное состояние одних только Ротшильдов составляет, по оценке экспертов, 3,2 трлн, долл., чуть меньше у Рокфеллеров, а ведь есть ещё семьи со «старыми деньгами». Уолтоны, Кохи, Марсы и др. – молодняк, нувориши, и если считать всерьёз, то и суммы будут больше и американских семей будет тоже больше.

Необуржуазия, или Всадники капиталистического апокалипсиса

1

В мире всегда существовало неравенство в распределении богатства и доходов – между государствами, классами, группами и отдельными людьми. В капиталистическом мире, в капсистеме это неравенство, за исключением очень короткого отрезка времени (1940-1970-е годы – и то не во всём) постоянно росло: богатые богатели, бедные, которых они давили железной пятой, беднели. В 1820 г. разрыв между богатыми и бедными странами был 3:1, в 1913 г. – 11:1, в 1973 г. – 44:1, в 1992 г. – 72:1. В начале XXI в. он ещё более увеличился: в 1983 г. верхние 500 ТНК имели годовой доход, равный 15 % глобального, в 2007 г. он составил 40 %. Аналогичным образом обстояло и обстоит дело с экономическим неравенством между классами и группами. Однако за последние 30–35 лет оно выросло фантастически, скачкообразно. В результате на сегодняшний день 10 % взрослого населения Земли контролируют 85 % мирового богатства, а на долю нижних 50 % приходится 1 % богатства. Внутри верхних десяти процентов 2 % владеют 50 % богатства человечества, 8 % – 35 %, а самый верхний 1 % (по разным оценкам – 90-100 тыс. чел.) – 40 % (т. е. на 9 % приходится 45 % богатства). Этот 1 %, как пишет Д. Роткопф, автор книги «Суперкласс. Те, кто правит миром», состоит примерно из 40 млн. миллионеров и полумиллионеров, из них 9,5 млн. чел. имеют более 1 млн. долларов, а 95 тыс. – более 30 млн. долл.; ну и наконец около 1 тыс. – это миллиардеры. Роткопф написал свою книгу 10 лет назад, за это время благодаря финансиализации число миллиардеров выросло до 2694, из них 437 добавились только за 2017 г., почти полтора миллиардера в день; Китай штамповал 4 миллиардера в неделю. Ну и, естественно, богатство всей этой публики, как и миллионеров, тоже выросло. Согласно World Wealth Report, собственно миллионеров в 2013 г. было 12 млн. человек с совокупным богатством 46,2 трлн, долл, (всё мировое богатство на тот момент составляло 241 трлн. долл.). В 2017 г., несмотря на кризис, число миллиардеров по данным аналитической компании Wealth-X увеличилось на 15 % и достигло рекордного количества – 2754. Их общее состояние по сравнению с 2016 г. увеличилось на 24 %. При этом первые 10 миллиардеров владеют 65 % от общего богатства всех миллиардеров. Больше всего миллиардеров в США – 680, они владеют 3,2 трлн, долл.; далее следуют Китай – 338 с 1,1 трлн. долл, (кстати, в 2017 г. Азия впервые обогнала Северную Америку по количеству миллиардеров) и Германия – 152 с 466 млрд. долл. Россия занимает шестое место: 96 миллиардеров, на которых приходится 351 млрд. долл.

Изменение величины богатства, стремительный рост неравенства отразились в изменениях не только социальной структуры общества в целом (они происходили за счёт ухудшения положения нижних двух третей общества), но и в структуре верхних слоёв мирового капиталистического класса. Впрочем, верно и противоположное: сами эти структурные изменения, как результат сознательного социально-политического курса, практически с самого начала выступали фактором, «машиной» резкого увеличения неравенства. Иными словами, мы имеем дело с «кольцевой причинностью», с комплексом взаимосвязанных причинно-следственных рядов.

Структура капиталистического класса не определяется только количественно; существуют качественные различия, причём время от времени они меняются. В последние десятилетия, т. е. с 1980-х годов наверху пирамиды мирового капиталистического класса сформировалась новая фракция, особая глобальная элита, намного более могущественная, как пишет Д. Дюкло, чем любая другая группа жителей планеты, и, как подчёркивает Д. Роткопф, определяющая повестку дня для 99 % населения. Эта группа напрямую связана с глобализацией, она – её порождение и бенефициар. Как заметил Дж. Фо: «Рынки внутри государства формируют группу людей, у которых больше денег и власти, чем у остальных. Поэтому было бы странно, если бы глобальные рынки не создали международного господствующего класса, экономические интересы членов которого больше пересекались бы друг с другом, чем с интересами большинства граждан одной с ними страны». И надо сразу сказать: класс этот, точнее, данная фракция мирового капкласса, существенно отличается от того, что описывали Т. Веблен, М. Вебер, Ч. Райт Миллс, Дж. Домхоф и др.

Называют этот глобальный класс по-разному: глобократия, космократия, нетократия (т. е. те группы, которые контролируют сетевой сегмент современного мира и якобы играют независимую или даже доминирующую роль по отношению к капиталистам-банкирам, промышленникам корпоратократам), новый верхний класс (НВК), креативный класс (термин предложен в 2002 г. Дж. Мэзоном, который писал: «Если вы учёный или инженер, архитектор или дизайнер, писатель, художник или музыкант или если вы используете вашу креативность как ключевой фактор вашей работы в бизнесе, образовании, юриспруденции или в других профессиях, то вы член креативного класса»); бобо (Дж. Брукс: bourgeois bohemians – «буржуазная богема»); суперкласс (Д. Роткопф), сверхкласс (overclass как противоположность underclass'a – М. Линд); гиперкласс (Ж. Аттали); гипербуржуазия (Д. Дюкло).

Прежде чем перейти к рассмотрению этого нового слоя, или «нового верхнего класса» (НВК) отмечу: при том, что все перечисленные выше термины верно фиксируют частичные черты, аспекты некоего социального явления, в целом они не могут удовлетворить исследователя. Во-первых, за исключением «гипербуржуазии» Д. Дюкло, они в лучшем случае не отражают, а в худшем затушёвывают классовую суть нового слоя. Во-вторых, они не содержат в себе не только ответ на вопрос о причинах и истоках возникновения так называемого НВК, но не предполагают и сам вопрос. Дело в том, что глобально-финансиализированный капитализм не нуждается ни в многочисленном рабочем классе, ни в многочисленном «среднем классе»; более того, они для него опасны. НВК и новый «верхнесредний класс» – результат прессовки и отжима старого «среднего класса», численно уступающие ему, но в принципе выполняющие ту же функцию при 2-х верхних процентах общества, что в другую эпоху выполнял старый «средний класс». В-третьих, указанные термины выводят за рамки анализа реальных хозяев мировой игры, а именно финансово-аристократический комплекс, будто его не существует. На самом деле так называемый НВК – функция этого комплекса, его обслуживающий персонал, возникший в определённый момент исторического развития как реакция на глобализацию и финансиализацию капитала, т. е. на новый запрос его хозяев в результате действий этих самых хозяев (ещё об одной проблеме, связанной с этими терминами, скажу позже).

Слой этот действительно отличается от других групп мирового капкласса в нескольких отношениях. Во-первых, он возник и существует на финансовой, можно сказать, виртуальной основе, практически не связанной с реальным производством, содержанием, т. е. он предельно функционален. Во-вторых, слой этот глобален – не интернационален, а наднационален; для его представителей государства, государственность и всё, что с ними связано, – это из разряда «теней забытых предков» и досадных помех, то же – с государственными и национальными идентичностями. В-третьих, слой этот гетерогенен: в силу его функциональности в нём оказываются те, кто содержательно имеет к капиталу минимальное отношение; в силу глобальности и криминального характера глобальной экономики (достаточно сказать, что чуть ли не половина банков в мире существует за счёт кредитования наркотрафика, о внелегальных сегментах торговли оружием, золотом и драгкамнями, проституции и порнобизнеса я уже не говорю) – представители около-, полу- и просто криминальных кругов.

Роткопф даёт такой «групповой портрет» того, что он называет «суперклассом»: «Руководители государств, исполнительные директора крупнейших мировых компаний, медиамагнаты, миллиардеры, активно распоряжающиеся своими капиталами, предприниматели – пионеры новых технологий, нефтяные бароны, управляющие хедж-фондов, частные инвесторы-акционеры, верхушка военной иерархии, немногие выдающиеся религиозные лидеры, горстка знаменитых писателей, учёных и художников, даже вожди террористических организаций, главы преступных синдикатов…». Последнее не должно удивлять: глобальная экономика – криминальная экономика par excellence. Её пять «опор»: торговля нефтью; оружием; золотом и драгметаллами; проституция и порнобизнес; наркотрафик. Первая носит отчасти криминальный характер, вторая и третья – в значительной степени; третья – в очень большой степени; пятая – полностью. Половина банков в современном мире кредитует наркотрафик, решая таким образом проблему ликвидности – «быстрые деньги». Во время финансового кризиса 2008–2009 гг. в крупнейшие банки было вброшено около 352 млрд, наркодолларов – так устранялся дефицит ликвидности. Глобальная финансовая система уже не может существовать без «грязных денег», т. е. она в значительной степени приобретает криминальный характер, воздействуя в определённом направлении на политику, которая в значительной степени криминализируется. Так, многие игры администрации Обамы с Ираном и вокруг него, по-видимому, в значительной степени были акцией прикрытия криминальноэкономической базовой операции, связанной с переделом, «настройкой» и эксплуатацией наркотрафика. О де-факто узаконенном политическом криминале (или о криминалополитике) Франсафрики, о чём немало написано французскими же журналистами, и о совместных действиях китайских спецслужб и АНБ по выявлению и ликвидации «диких» наркоторговцев в зоне «золотого треугольника» я уже не говорю, но это отдельная тема, здесь достаточно зафиксировать тот факт, что необуржуазия финансиализированного капитализма – это в значительной степени криминальная буржуазия.

Теперь ещё об одной проблеме. Хотя приведённые выше термины (глобократия, космократия и др.) ориентированы в принципе на отражение одного и того же явления, они далеко не во всём совпадают, точнее, совпадают по принципу «кругов Эйлера». Так, далеко не вся «гипербуржуазия» относится к «суперклассу», определяющему «мировую повестку дня». За пределами НВК, а точнее – над ним остаются старые финансовоаристократические семьи, которые определяли и определяют эту повестку задолго до появления НВК и чьей функцией, чьим орудием он является. К «суперклассу» («сверхклассу», «гиперклассу» и т. п.) не относится значительная часть бобо (т. е. богемной буржуазии – термин Дж. Брукса, о нём ниже) и так называемой нетократии. В то же время богемизация вкусов, поведения, установок во многом затронула большую часть НВК, что неудивительно. Богема, в отличие от классической буржуазии, всегда была оторвана от производства, от «физической экономики» (Л. Ларуш), жила в своём богемном мире. Принципы конструкции этого мира и финансиализированного капитализма по сути совпадают, финансиализированный капитализм, «гипер» (т. е. «над») буржуазия оторваны от производства, от реальной («физической» – Л. Ларуш) экономики, от содержательных аспектов бытия, по сути – от реальной жизни основной массы мирового населения, «парят» над ней. Отсюда – богемизация буржуазии.

2

Как известно, генезис системы определяет функционирование – её и её системообразующих элементов. Генезисом нео/гипербуржуазии стали глобализация и то, что К. Лэш назвал «восстанием элит»; последнее обусловило финансиализацию и глобализацию капитала в той же степени, в какой было обусловлено ими. Если со времён Первой мировой войны и Октябрьской революции развивалось «восстание низов», совпавшее с доминированием производительного капитала над банковским (промышленного – над финансовым), то с 1970-х годов ситуация начинает меняться, а в 1980-е верхи переходят в наступление («тэтчеризм», «рейганомика»). Начинается глобальный передел в пользу верхов, а его жертвами становятся те группы населения, которым немало перепало в 1945–1975 гг. – средний слой и верхушка рабочего класса. Удар по ним, а также по части «старой» буржуазии был нанесён с такого уровня, на котором они никогда не играли, и против которого у них не было оружия – с надгосударственного, наднационального, глобального. Не случайно К. Лэш специально подчеркнул, что подъём новых элит, связанных с денационализацией предпринимательства, когда остаются обязанности только по отношению к своему боссу (в какой бы стране он ни жил) и своему слою (а не своей стране), теснейшим образом связан со всемирным упадком, а точнее подрывом среднего слоя.

Новые элиты – администрация корпораций, манипуляторы информацией, крупные дельцы индустрии роскоши, моды, туризма (контроль над распределением и циркуляцией капитала, над СМИ, управление потреблением роскоши становятся важнее, чем производство) и те, кого Р. Райх назвал «знаковыми аналитиками», намного более космополитичны, чем классическая буржуазия.

В 1980-е годы средний слой раскололся на значительно большую и значительно меньшую части. Меньшая – гипербуржуазия, ставшая смертельной угрозой для этого слоя и тем, кого всё тот же Р. Райх когда-то назвал «работниками рутинного труда» и «обслуживающим персоналом». Поскольку в условиях финансиализации и глобализации верхушка капкласса объективно увеличивается за счёт вхождения в неё функциональных сегментов, значит, во-первых, должна ужаться середина; во-вторых, часть доходов должна потерять верхняя, квалифицированная часть рабочего класса. Поэтому если НВК противостоит традиционной буржуазии как новый сегмент одного и того же класса, то для «мидлов» и работяг – это новый эксплуататор, новый претендент на их доход, который, в отличие от классической буржуазии, особенно связанной с государством, не разделяет их ценности (семейные, патриотизм).