Дочь костяных осколков

– Я не могу взять тебя с собой. – Видно, сломанные ребра повредили мне не только легкие, но и мозг, потому что я разговаривал с ним, как с человеком. – Тебе следует найти своих соплеменников. – Я указал на воду.

Щебет, который вначале был тихим и приятным, стал громче и напоминал верещание белки, когда она хочет отпугнуть человека от своего дерева, только раз в сто отчаяннее. Ветер уже задул на восток, парус расправился, и лодка начала отходить от пристани. Между домами появилась раскрасневшаяся Филин с дубинкой в руке. Опасность еще не миновала.

Я схватил Мэфи за загривок и приготовился бросить его за борт. Шерсть у него была мокрой, а подшерсток густой и сухой.

Щебет зверька стал жалобным, этот тонкий звук пробирал до самых костей. Я инстинктивно запаниковал. В конце концов, этот зверек был еще совсем мелким, он был один в Бескрайнем море, и я хоть и спас его, потом привез на этот совершенно незнакомый ему остров. Что, если у него не получится найти своих соплеменников? Что я потеряю, если оставлю его на лодке еще на какое-то время?

Презирая себя за собственную слабость, я бросил Мэфи обратно на палубу:

– Ладно, только не мешайся под ногами.

Мэфи тут же прекратил пищать. Я ожидал, что он нырнет под лавку, но он не стал этого делать, а вместо этого с довольным урчанием положил рыбу к моим ногам.

А я ринулся к парусам и подумал: Мэфи, возможно, надеется, что я поплыву обратно к Голове Оленя.

Что ж, это я вряд ли когда-нибудь узнаю.

– Я еще пожалею об этом, да? – спросил я.

Тогда я еще не знал, до какой степени.

8
Лин

Императорский остров

– Давай же, маленький Лазутчик, – проворковала я и протянула орех на ладони. – Это не противоречит командам. Всего один орешек. Ничего не случится, он тебе не навредит.

Лазутчик подергал кошачьими ушами и потер морду лапами, слишком большими для его беличьего туловища. Его хвост цеплялся за стропила. Конструкции не имеют индивидуальных особенностей, у них нет слабостей, нет характера, но этот Лазутчик одним глазом поглядывал на орех.

Я потянулась к поясу, рукав формы прислуги неприятно царапал запястье. Я достала второй орех и положила его рядом с первым. Теперь все внимание конструкции сосредоточилось на мне. Лазутчик отцепил хвост от стропила и сделал полшага вперед.

– Вот так. Спускайся, умные камни никуда не денутся.

Солнечный свет просачивался сквозь ставни складского сарая и яркими полосами ложился поперек пола из потертых досок. Ящики с умными камнями стандартного императорского размера поднимались чуть ли не до самого потолка. Тканая драпировка с одного наполовину сползла.

Лазутчик сделал еще несколько шагов в мою сторону, спрыгнул на верхний ящик и задергал ушами и усами. Я заметила, что он за мной крадется, еще когда шла по коридорам дворца. Отец приглядывал за мной, но это не значило, что Лазутчик не мог между делом немного полакомиться. Склад с умными камнями никто не охранял, хотя это было настоящее сокровище, но конструкции Лазутчик следили за всей прислугой. Мой Лазутчик, как и все остальные, обо всем докладывал главному Лазутчику, Илит, а та не любила сажать воров за решетку. Она предпочитала медленно пожирать их живьем.

Когти заскребли по дереву – Лазутчик подбежал еще ближе. Я старалась не двигаться, хотя протянутая рука уже ныла от напряжения. Наконец Лазутчик схватил у меня с ладони орех. Обычная зверушка тут же умчалась бы со своей добычей в укромное место, но мой Лазутчик принялся есть орех, не сходя с места. У него не вышло остаться незамеченным, так какой смысл куда-то убегать и прятаться? Я осмотрела все составные части конструкции: с виду было похоже, будто он таким и родился. Отец отлично поработал.

С того дня, как остров Голова Оленя ушел под воду, многое изменилось. Конструкция Главный Чиновник беспокоился по поводу того, куда направятся беженцы. Главный Торговец постоянно твердил о потерянной в результате потопления шахте умных камней. Губернаторы островов начали писать отцу. Некоторые, чтобы выслужиться, выражали готовность принять немного беженцев, остальные писали, что не смогут этого сделать.

Состояние дел в Империи и так нельзя было назвать стабильным, а тут такое. Я старалась не задаваться вопросами, хотя их было немало. Что, если все острова начнут уходить под воду? Что, если затопление острова – часть миграционного процесса, о котором мы просто не знали, потому что это случается с промежутками в столетия? Я глубоко вздохнула: если это так, мне этого не изменить. Надо было сосредоточиться на том, что я смогла бы изменить, а для этого надо было оставаться наследницей отца, чтобы после его смерти занять его место.

Я оттянула повыше рукав из шершавой ткани и предложила конструкции второй орех. Лазутчик придвинулся еще ближе и взял орех. Он смотрел на меня своими черными глазками, а я спрашивала себя: способна ли конструкция испытывать к кому-нибудь симпатию? Этому Лазутчику нравились орехи. Чем человек хуже ореха? А если ему понравится проводить время в компании какого-нибудь человека, не сможет ли эта симпатия отменить написанные на осколках костей команды? Мне уже приходилось сбивать конструкции с толку, давая им неоднозначные и взаимоисключающие команды. У четырех конструкций первого уровня, которые помогали отцу править, имелись какие-то зачатки индивидуальных качеств. Мне хотелось узнать, как с этим у конструкций третьего уровня, например у этого Лазутчика?

Но я пришла на склад умных камней по другой причине. Я видела, как Лазутчики следят за прислугой, и надеялась, что отец не очень сильно изменил первоначальные команды. Память у меня, может, была и не такой хорошей, как у Баяна, но я была гораздо наблюдательней его. Однажды я видела, как служанка в свой выходной уходила из дворца в город. Так вот, когда она накинула плащ на униформу, преследовавший ее Лазутчик сразу прекратил слежку.

Поэтому я позаимствовала тунику прислуги из стирки и замаскировалась под служанку.

Я потянулась рукой к горке еще не сложенных в ящик умных камней. Лазутчик смотрел на меня. Я взяла пригоршню камней. Лазутчик задергал носом, но в остальном оставался неподвижным. Я прижала кулак с камнями к груди, а потом притворилась, как будто опускаю их в карман на поясе.

В какой-то момент мне показалось, что я просчиталась. Лазутчик сидел на ящике с умными камнями, как на насесте, и смотрел на меня так, будто ждал, что я предложу ему еще один орешек. Но потом у него встали торчком уши, задергался нос, задвигалась голова; он стремительно промчался мимо меня и проскользнул в щель под дверью.

Теперь мой Лазутчик на пути к тоннелю под внутренним двором, который ведет во дворец. Тоннель по размерам как раз подходит для его маленького тельца, по нему он добежит до логова Илит и доложит своей госпоже о совершенной служанкой краже.

Убедившись, что все идет по плану, я вернула почти все камни на место и немного оставила себе – вдруг пригодятся. Отец никогда не запрещал мне приближаться к умным камням, а если он захочет наказать кого-то из служанок, я скажу ему, что сама попросила принести мне горсточку для опытов.

Я посмотрела в щель между ставнями, оглядела ящики, на случай если там притаился еще один Лазутчик, и убедилась, что на складе, кроме меня, никого нет.

Новый ключ, который для меня выковал кузнец, я забрала еще два дня назад, и теперь он лежал в кармане на поясе. Головка у этого ключа отличалась от оригинала, но у меня было такое чувство, что отец узнает его, если увидит. Я чувствовала, какой ключ тяжелый, и осознание, что он у меня, меняло даже мою походку.

Слуги занимались своей работой утром и рано вечером перед ужином, отец заперся в комнате, чтобы ставить опыты, и взял с собой Баяна, так что весь дворец был в моем полном распоряжении.

Когда я бодрым шагом вернулась обратно, мне показалось, что свет в окнах стал ярче и даже воздух, как я, дрожит от возбуждения.

У меня в кармане лежал ключ от одной из запретных для меня комнат.

Я поднялась в парадный холл по левому маршу лестницы. Стену наверху украшала потускневшая от времени фреска – единственное, что осталось во дворце после Аланги. Мои предки построили дворец вокруг этой стены, она служила напоминанием о том, против чего мы сражались.

На фреске были изображены мужчины и женщины. Они стояли плечом к плечу, глаза закрыты, руки сцеплены. Аланга. Я не была уверена, кто из них Дион, а кто Арримус, хотя раньше, до того как потеряла часть воспоминаний, наверняка смогла бы их распознать. Фреска потускнела, но все равно было видно, какие богатые у них одеяния. Ткани казались мягкими. Проходя мимо, я еле удержалась, чтобы не пробежать по ним пальцами.

Начала я с самых больших, украшенных резьбой дверей. Две из них чуть не проглотили мой ключ, настолько большие у них были замки. Тогда я умерила свои амбиции и стала пробовать, не подойдет ли мой ключ к дверям поменьше. Чем быстрее я найду нужную дверь, тем больше у меня останется времени на то, чтобы исследовать комнату за ней. Практические занятия отца с Баяном часто затягивались до ужина, но нельзя было рассчитывать, что так будет и в этот раз. С каждой новой неудачей сердце у меня билось все чаще.

Может, я совершила ошибку? Что, если этот ключ вообще не подходит ни к одной из дверей? Что, если отец расставил мне ловушку? Может, он специально все так устроил, чтобы получить повод изгнать меня из дворца и поднять Баяна до моего положения?

Я – Лин. Я – дочь императора. Я овладею магией осколков костей и докажу ему, что достойна занять его место. Я докажу ему, что я не ущербна.

Я твердила это себе снова и снова, потому что только это и было важно.

Когда ключ в замке повернулся, я это даже не сразу заметила. Дверь располагалась почти в самом конце коридора на первом этаже, она была маленькая, ничем не примечательная – лак поблек, а по краям и вовсе облез. Медная ручка нагрелась от солнечного света. Я последний раз взглянула вверх-вниз по коридору и вошла внутрь. Дверь с тихим щелчком закрылась у меня за спиной.

Темнота – окон нет.

Конечно, надо было прихватить с собой лампу, но, пока я все планировала, у меня в голове вихрем проносилось столько вариантов, что именно этот я упустила.

В моем воображении сразу возникли самые разные твари, притаившиеся в темноте. Я даже представила, что сама Илит ждет, когда я сделаю еще шаг, чтобы напасть на меня. Я сглотнула и постаралась дышать спокойнее. Глаза постепенно привыкли к темноте. В щель под дверью проникал слабый свет, и я смогла разглядеть висящую на перемычке над дверным проемом лампу, а под ней – трут.

Я зажгла лампу трясущимися то ли от страха, то ли от перевозбуждения пальцами, а когда подняла ее повыше, оказалось, что все стены в комнате составлены из картотечных ящиков и никакие твари меня там не поджидают.

Ящики были маленькими, в таких хранят кольца или серьги, и все они были помечены. На нескольких ящичках справа от меня были приклеены бумажные ярлыки с написанными от руки буквами и цифрами. Я пошла к ним. Под ногами заскрипели половицы. Пригляделась. Почерк Баяна.

А-122 – Умершие

8-В-4 – Живые

720-Н – Живые

Я почувствовала единение со всеми этими людьми, умершими и живыми, и сжала кулаки. Но когда увидела ящики с наклейками «Тхай-порт – Голова Оленя – 1510 год», ужас острыми когтями вцепился мне в горло.

Я знала, что обнаружу в ящике, когда его выдвину, но все равно сделала это.

Маленькие белые осколки кости на бархатных подушечках. Белые на красном. Такими их вырезали у людей.

И Баян бывал в этой комнате. Он тестировал осколки с острова Голова Оленя, сверялся – кто из людей, у которых вырезали эти осколки, еще жив, а кто уже умер и, значит, непригоден для усиления конструкций. Осколки умерших бесполезны.

Новость о случившемся с островом пришла пять дней назад, а мой отец занимался вот этим?

Какими бы сложными ни были конструкции первого уровня, они не могли править Империей. Империи нужен мой отец, а он занимался тем, что составлял каталог останков погибших и прикидывал, чьи осколки еще можно использовать.

Я резко задвинула ящик. Не знаю, когда я начала понимать, что правление отца постепенно ведет к краху. Возможно, еще до того, как заболела. Но я хорошо помню такую картину: отец трясущимися руками перелистывает торговое соглашение. Щурится, перечитывая страницы. Он зол и разочарован. Швыряет соглашение конструкции Главный Торговец и командует: «Пересмотреть». После этого удаляется и запирается в одной из своих секретных комнат.

Дух отца, может, и был достаточно силен, чтобы управлять десятком конструкций, но тело его ослабевало.

Я подняла лампу и пошла вдоль стен картотеки, пока не наткнулась на ящик с ярлыком «Императорский», который был датирован 1508 годом. Все осколки в этом ящике были помечены буквами и цифрами.

Где-то должен быть каталог, но где? Ящики тянулись чуть ли не до самого потолка. Вдоль стен через равные промежутки стояли стремянки. Но первые ряды начинались от самого пола. Я опустилась на колени. Оказалось, что нижние ящики гораздо длиннее и выше верхних.

Я поставила лампу на пол и выдвинула один ящик.

Там лежала книга в обложке из чешуйчатой кожи то ли зеленого, то ли голубого цвета – при тусклом свете было не разглядеть. Я смахнула ладонью несуществующую пыль и открыла книгу. Пожелтевшие страницы пахли чернилами и клеем. Так много страниц, так много имен. Сколько бы раз я ни сталкивалась с самыми разными свидетельствами, меня всегда поражало то, насколько древней была Империя Феникса. Я могла проследить свою родословную до самых ее истоков, до людей, которые сражались с Алангой и одолели ее.

Ближе к концу страницы стали хрустящими и даже ломкими от старости. Я нашла 1508 год, а потом выведенное аккуратным почерком чиновника имя – Нумин. 03-М-4. Я закрыла книгу и положила обратно так, чтобы не было заметно, что ее кто-то трогал. А потом стала искать 03-М-4.

В ящике на месте осколка Нумина было пусто. Меня с головой накрыла волна облегчения, а потом стало стыдно оттого, что почувствовала облегчение. Под ярлыком была какая-то надпись очень мелкими буквами. Я подняла лампу над ящиком и прищурилась. «Б – для опытов». Баян. Он использовал осколок Нумина в своих опытах с конструкциями.

Использование в опытах лучше, чем постоянное присутствие в конструкциях моего отца. Получалось, что нужный мне осколок в комнате Баяна. Учитывая то, как аккуратно он вел свои записи, незаметно украсть осколок не получится. Как только обнаружится пропажа, Баян доложит отцу, и мне придется выкручиваться. Как-то два года назад я проникла в комнату Баяна, просто из вредности, так он в точности перечислил все предметы, которые я брала в руки или сдвинула с места. После того случая он даже ставни стал запирать. Я проверяла. А если у отца имелся ключ от комнаты Баяна, то я не знала, который из связки.

Нумин мог и не знать, что его осколок используется, но это до поры до времени. Постепенно он начнет это ощущать по утрам и поздно ночью: слабость в руках и ногах, непривычное переутомление и ощущение, будто плечи превратились в мокрое шерстяное одеяло. Усталость станет его постоянной спутницей, и в конце концов он умрет непонятно от какой болезни и совсем не старым.

Но конструкции обеспечивали нашу общую безопасность. Их было великое множество – целая армия. Отец постоянно говорил, что наступит день, когда Аланга вернется и попытается отвоевать Империю. В Аланге все обладали силой, но их правители были сильнейшими среди сильных. Когда один правитель острова бился с другим, от столкновения их магии гибло множество невинных людей. Ураганы и огромные волны ровняли с землей целые города. Самый могущественный из них, Дион, мог утопить город и при этом спасти всех летающих тварей, но большинство из Аланги не были способны контролировать магию на таком уровне.

Что этой силе могли противопоставить простые смертные?

Я повертела в пальцах очередной осколок, на нем тоже были написаны цифры и буквы. Мои предки обнаружили слабое место Аланги, нашли способ их уничтожить, а отец до сих пор не посвятил меня в эту тайну. Я даже не была уверена в том, что его действительно волнует процветание Империи.

Нам нужен император, который о нас позаботится. Я бы позаботилась. Но я не смогу вернуть осколок Нумину – меня наверняка поймают.

Я задвинула полку. У меня было такое чувство, будто я прячу свой стыд.

Лампа покачивалась у меня в руке. Я резко развернулась. Комната большая, столько надо осмотреть! В своих поисках я могу найти что-то еще, кроме осколков и каталогов. Я прошла к другому ряду ящиков и проверила несколько наугад – одни осколки.

Самая дальняя стена комнаты была свободна от ящиков. Я приложила ладонь к оштукатуренной стене и попробовала представить, что может за ней скрываться. На фоне стены в углу вырисовывалось темное пятно. Еще одна дверь. Я быстро, чуть ли не бегом устремилась к ней.

Прохладная медная ручка. Замочную скважину под ней я не сразу заметила. Подергала. Конечно, заперто. Отступила на шаг и вытащила из кармана ключ. Ключ легко вошел в замочную скважину, но не проворачивался. Я толкала дверь, тянула ее на себя, дергала ключ в замке, хотя понимала, что он не подходит. Только не с моим отцом. Он просто не мог допустить, чтобы что-то далось мне легко, без усилий. Я раздраженно выдернула ключ из замка. Стены с ящиками эхом отражали мое громкое дыхание.

Дверь. Я сосредоточилась на замке и совсем не обратила внимания на саму дверь. У меня почему-то сжалось сердце, даже дышать стало тяжело. К двери были прикреплены две бронзовые панели, на панелях выгравирован дымчатый можжевельник – корни в основании, ветки заполняют всю верхнюю часть.

Но меня потрясла не красота гравировки, хоть она и была по-настоящему прекрасной. Я не видела эту дверь раньше, не в эти пять лет, что прошли после болезни, но она была мне знакома, знакома до мелочей, как язык знает все зубы во рту. Я ухватилась за это ощущение, за запах, попыталась представить эту дверь освещенной множеством ламп. Ничего не вышло, не за что было зацепиться, все растворялось, как дым на ветру.

Я бывала здесь раньше.

9
Йовис

Небольшой остров к востоку от Головы Оленя

Если надо коротко описать Иоф Карн, достаточно сказать, что у них мертвая хватка. Я уже был в своей лодке – паруса подняты, тросы закреплены, и тут появилась Филин со своими людьми. Они бежали прямиком к пристаням.

Мне показалось, что Филин крикнула: «Стой!»

Зря только дыхание сбила. Кто остановится, когда за ним гонятся? Она только что меня отдубасила и теперь ждет, что я развернусь на ее вежливую просьбу? Нет уж.

Я среагировал, как любой в такой ситуации, – поднажал. Мэфи радостно щебетал, а я бегал из одного конца лодки в другой, пытаясь наполнить ветром паруса и направить корму в нужную сторону. Гавань на этом острове была маленькой, в нее только-только могла пройти императорская каравелла. О волнорезы я бока бы не ободрал, но пространства для маневра было гораздо меньше, чем в гавани на Голове Оленя.

Я подошел к румпелю, а Мэфи уселся у моих ног.

– Вон те люди – плохие. – Я указал на бегущих к пристаням людей Иоф Карн.

Мэфи наклонил голову набок и посмотрел мне в глаза. Ну вот, я снова это делаю – разговариваю со зверушкой. Нервы, наверное, расшалились. Я всегда слишком много говорил везде и со всеми, не болтал без умолку разве у себя дома в кухне или когда плыл в Бескрайнем море. Эмала вообще не воспринимала меня всерьез, пока не увидела, как я молчу.

Филин, вместо того чтобы бежать к тому кораблю, на котором они прибыли на остров, подгоняла своих громил к шлюпке. Они быстро отчалили и налегли на весла.

Руки у них были мощными, как мачты, и жилистыми, как просоленные в морской воде канаты. Я посмотрел на свои жалкие конечности, потом на паруса, которые уже надулись, но еще не несли меня по воде. Хороший ветер можно было поймать, только выйдя из гавани. Но у меня еще оставалась горстка умных камней. Я еще мог уйти от Филин.

– Не мешайся под ногами, – сказал я Мэфи и тряхнул головой.

Опять говорю со зверьком. Да какая разница с кем, если мне от этого легче? А мне легче: когда разговариваю, мне кажется, что я контролирую ситуацию.

Я поднял люк, а потом и незакрепленную доску, пошарил внизу рукой. Ничего, только гладкие доски. Голова пошла кругом, как у пьяного, во рту появился привкус желчи. Умные камни исчезли. Я снова пошарил рукой – вдруг ночью волна ударила о борт и камни закатились в угол? Пошарил в третий раз. Голову словно хлопком набили.

Камни не могли просто взять и исчезнуть.

Что-то холодное прикоснулось к моей руке. Я приподнялся – Мэфи смотрел на меня, сцепив лапки, как какая-нибудь взволнованная тетушка. Я взглянул ему за спину: люди Иоф Карн уже на подходе.

Я не мог управлять ветром и волнами. Все, что у меня было, – это гарпун, с помощью которого я иногда ловил рыбу. Так себе оружие, но я все равно его схватил, потом направил лодку в сторону выхода из гавани и встал у левого борта с гарпуном на изготовку. Каждый вдох отдавался болью в ребрах. Я ждал.

Лицо Филин не предвещало ничего хорошего, как и дубинка у нее в руке. Второго шанса она мне не даст.

Сердце билось о ребра громко, но, что странно для такой ситуации, ровно. Ладони стали скользкими от пота. Шлюпка приближалась. Я хорошо видел разбухшие вены на руках громил и жилы на руке Филин, в которой она крепко сжимала дубинку.

Шлюпка ударилась о мою лодку. Одновременно с ударом Филин ухватилась одной рукой за борт, а второй схватила мой гарпун, которым я пытался оттолкнуть ее назад, и потянула на себя, чтобы с его помощью забраться в лодку. Я с трудом сохранил равновесие, выпрямился, и Филин, воспользовавшись моментом, саданула меня по многострадальным ребрам.

От боли перехватило дыхание, я с шипением сделал вдох и постарался сфокусироваться на чем-нибудь еще. Гарпун. Филин его схватила, но и я еще не выпустил его из рук. Я сделал резкое движение вперед в надежде, что Филин потеряет равновесие и упадет за борт.

Филин только недовольно скривилась.

Надо было как можно скорее сбросить ее в воду. Я запаниковал: мне нельзя к Кафре, только не сейчас. В этот момент я бы с любым демоном сделку заключил, ударил бы по рукам с сильнейшим из Аланги.

Филин улыбнулась, словно исходившее от меня отчаяние было для нее слаще любых благовоний, и свободной рукой вытащила из-за пояса нож. Судя по ее взгляду, она собиралась нанести удар в глаз.

У меня из-под ног на Филин бросился коричневый шар. Выражение ее лица мгновенно изменилось.

– Вот дерьмо! – выругалась она сквозь зубы и, выронив нож, отшатнулась назад.

Мэфи вцепился зубами ей в щиколотку и глухо зарычал, а Филин резко дернула ногой, пытаясь отбросить его от себя. Я помнил, какие острые у Мэфи зубы, – видел, как он разгрызал ими рыбину. Зверек причинял Филин боль, но удерживать ее долго он бы не смог. Проклятая женщина все еще крепко держалась за конец гарпуна и была гораздо сильнее меня.

А потом внутри меня что-то шевельнулось, как будто ключ с тихим щелчком плавно провернулся в замке. Я вздрогнул, в ушах загудело.

Филин ногой отбросила Мэфи в сторону. Я сделал еще один глубокий вдох, ребра ответили болью, воздух наполнил легкие и начал распространяться по всему телу, по рукам и ногам, вселяя в меня новую силу. Сначала я почувствовал ее в костях, это было похоже на легкую вибрацию, потом в ногах – они стали крепкими, как угловые столбы дома. Сила поднялась наверх к спине и рукам, и в следующее мгновение я уже не видел в Филин соперницу. Да, она все еще стояла напротив меня, но по ощущениям это было похоже на рестлинг с ребенком. Я для пробы приподнял гарпун, и ноги Филин едва не оторвались от палубы.

На лице Филин мелькнуло новое выражение. Думаю, когда я обнаружил пропажу умных камней, у меня была такая же физиономия. А потом я, даже особо не задумываясь, легко выбросил Филин вместе с гарпуном в воду, как раз перед волнорезами.

Сила покинула меня так же быстро, как и появилась. Я рухнул на палубу, у меня срывалось дыхание, я сидел, глядя на паруса, а лодка тем временем выходила из гавани в Бескрайнее море.

Мэфи подобрался ко мне и положил лапы на колени. Его усатая мордочка была серьезной, шерсть на подбородке испачкана в крови.

– Плохо, – пропищал он и похлопал меня по ноге.

– Плохо.

Я мог выдержать побои людей Иоф Карн. Уходить от погони и потерять последнюю горсть умных камней тоже было мне под силу.

Но это?

* * *

Вскоре я отключился, а очнувшись, услышал плеск волн о борт лодки. Цвета и разные детали появлялись постепенно, как акварельная краска на мокрой бумаге. Сначала солнце. Яркое. Высоко в небе. Потом ветер, раздувающий паруса.

Я прищурился.

Мэфи стоял на носу, подставив усатую мордочку ветру. Услышав, что я проснулся, он радостно защебетал, подбежал ко мне и принялся гладить по волосам, будто блох искал.

Я отмахнулся и сел. Тело затекло и болело так, словно мной долго играли волны, а потом им надоело и они грубо вышвырнули меня на берег. С ушибами и ссадинами вечно так, перед заживлением всегда болят особенно сильно.

Иоф Карн.

Я резко выпрямился. Кинжальная боль пронзила все тело. Остров еще был виден, но быстро уменьшался в размерах. Меня никто не преследовал, по крайней мере пока. Ведь им надо было выудить из воды Филин и подготовиться к выходу в море. Их корабль был медленнее моей лодки, но кто знал, сколько умных камней они готовы потратить на погоню за мной?

Ветер трепал по голове и сбрасывал волосы на глаза. Я убрал их за уши и быстро осмотрел тросы и паруса. Потом еще разок, просто для уверенности, сверился с картами. Мы шли в правильном направлении, ветер был попутным, так что заняться было нечем – только сидеть и ждать.

Наставники в Академии любили повторять, что терпение – это первое, чему они учат своих курсантов. Это так, но не в моем случае. Родители знали, с чем мне придется столкнуться, и пытались предупредить об этом, пока я собирал сумки перед отъездом на Императорский остров.

– Они тебя не примут, – спокойным голосом сказал отец, – потому что не увидят в тебе своего.

Я закатил глаза и стащил книги с полки.

– Знаю, они будут спрашивать – говорю ли я с древними или правда ли, что мое имя у пойеров означает «снежная вершина»?

Мама решительно встала между мной и моими сумками и сердито на меня посмотрела:

– Мы стараемся сказать тебе кое-что очень важное! Анау маленький, здесь тебя все знают. На Императорском тебя не знают. Они будут думать, что знают, но это не так.

Я вздохнул, как вздыхают все молодые, которые считают, что знают об этой жизни больше родителей.

– Я наполовину пойер, наполовину империанец, об этом вы хотите мне на прощанье напомнить?

Родители переглянулись. Лицо у мамы было измученное, она взглядом умоляла отца объяснить все сыну. Если бы у меня было чуть побольше мозгов, до меня бы дошло, что я упускаю их главную мысль.

– Йовис, – сказал отец, – мы хотим напомнить тебе, что ты и пойер, и империанец. И что бы они там ни говорили, это не сделает тебя хуже или ниже их.

Я кивнул и поблагодарил родителей, хотя так ничего и не понял. Я ведь прошел вступительные испытания, что еще надо? Но когда я прибыл в Академию, наставники сразу указали мне на мое место зачатого в распутстве полукровки. Первым, что я усвоил в Академии, было то, что моя жизнь императорского мореплавателя будет очень и очень одинокой.

Я сидел у румпеля и разглядывал своего нового компаньона. Похоже, он всеми силами хотел меня убедить в том, что одиночество мне больше не грозит. Может, я сумел бы уклониться от летящего мне в глаз ножа Филин. А может, нет. Получалось, что я спас Мэфи из воды, а он спас меня от малоприятной и некрасивой смерти.

– Так кто же ты такой? – спросил я.

Но Мэфи просто сидел на задних лапах и чесал передней возле маленького уха. Он морщился, словно искал какое-то определенное место у себя на голове. Мэфи действительно был очень похож на морскую выдру, только пальцы у него были подлиннее, уши не круглые, а треугольные, и мордочка скорее заостренная, чем притупленная, из-за чего я сначала и принял его за котенка. И по размерам он был как котенок, но туловище было длиннее, поэтому он мог легко дотянуться мне до коленей.

Понаблюдав какое-то время за стараниями Мэфи, я вздохнул и протянул руку, чтобы помочь чесаться. Он, обрадовавшись, подался ко мне навстречу. Шерсть у него была грубая, а вот подшерсток нежный, как пух.

Я потер его по голове большим пальцем и сразу нащупал возле каждого уха по небольшому твердому бугорку. Рога прорезаются? Мне трудно было представить морское существо с шерстью и рогами одновременно.

– Полагаю, ты не станешь рассказывать мне, кто ты и что ты? – спросил я и почувствовал себя идиотом.

Мэфи только приоткрыл рот и заурчал от удовольствия. Он говорил со мной до этого или я все это нафантазировал? Я был перевозбужден, меня избили, я еле сбежал, а потом еще раз чудом спасся. Да, я частенько врал другим и порой самому себе, но мне не верилось, что наши разговоры с Мэфи были игрой моего воображения.

– Есть такие птицы – попугаи, – сказал я. – Они обитают на нескольких островах. Некоторые люди держат их у себя как домашних питомцев, так вот, они умеют говорить, как люди.

Когда я перестал гладить Мэфи, он постучал лапой по моему колену, я сдался и почесал его щеку.

– Это ты делаешь? Просто повторяешь то, что слышишь?

Мэфи присел и, прежде чем я успел что-то предпринять, запрыгнул ко мне на колени и улегся, как будто это было его законным местом. Я не двигался и, опасаясь, что он может меня цапнуть, даже дыхание затаил. Мэфи ничего такого делать не стал, и я погладил его по теплой спинке. Он с урчанием вздохнул и положил голову между лап.

Однажды дома я нырял на дно небольшой бухты среди скал, просто чтобы проверить, сколько смогу продержаться без воздуха. И вот, когда казалось, что легкие вот-вот разорвутся, и даже брат начал от беспокойства стучать ладонью по воде, я оттолкнулся от дна и быстро поплыл к поверхности. И сейчас я испытывал что-то подобное – мое сердце словно расправилось, как парус, и устремилось в какие-то прекрасные края.

На горизонте появилась лодка – темный силуэт на фоне воды. Ветер усилился, и моя лодка помчалась вперед, подпрыгивая на волнах. Мэфи не шевелился. Вот бы и мне научиться так быстро и легко засыпать. Лодка на горизонте не принадлежала Иоф Карн и не была императорским кораблем. И что странно, у нее не было парусов. В Империи еще оставались гребные шлюпки, но даже на них были паруса.

Когда расстояние между нами сократилось, я понял, что у этой лодки есть паруса, просто они синие, как небо.