Русские войны XX века

Командование русской эскадрой взял на себя капитан «Александра Третьего». Главные корабли наконец-то встали в поперечную линию. Поздно. Новый флагман стал и новой главной мишенью. В 3.20 он вспыхнул. Теперь он не мог вести за собой колонну. Вскоре после семи часов вечера он перевернулся и затонул. Из 900 членов его команды не уцелел никто.

Его место занял линкор «Бородино». Он держался недолго. Пакенхэм: «Все смотрели, как несчастный корабль исчез, сопровождаемый глухим ревом, и огромное облако поднялось над местом его гибели».

В целом пяти часов сражения оказалось достаточно, чтобы сокрушить морскую мощь России, ее надежду в этой несчастливой для нее войне. Из двенадцати русских кораблей, составивших боевую линию, восемь были потоплены, а четверо сдались в плен. Из общего состава крейсеров четыре были потоплены, три интернированы в Маниле и только яхта наместника Алексеева «Алмаз» нетронутой прибыла во Владивосток. Туда же дошли два миноносца. Четыре русских миноносца были потоплены, один взят в плен, один интернирован в Шанхае. Три специальных сопровождающих судна были потоплены, два интернированы в Шанхае, одно дошло до Мадагаскара в самом конце июня 1905 г.

Русские потери – 4830 человек убиты, семь тысяч взяты в плен, 1862 человека интернированы в нейтральных странах.

Потери японцев составили 110 человек убитыми, 590 – ранены. У японцев были повреждены три торпедных катера, требовался ремонт для нескольких других судов, но все они готовы были к дальнейшей службе.

Итоги войны

Поражение в войне с Японией похоронило идею русского господства в Азии. Но столь быстрое поражение России в Маньчжурии не входило в планы германского императора Вильгельма Второго. Россия могла «отвернуться» от Тихого океана и снова сделать Европу центром своих интересов. А здесь ее союзница Франция была уже как бы и не одна: французская дипломатия сблизилась с британской, и наметились контуры Антант кордиаль – Сердечного согласия. Союз же «троих» – Франции, России и Британии создавал устрашающий Германию «штальринг» – стальное кольцо стратегического окружения.

Поворот в российской политике вовсе не вызвал восторга в Берлине, где хотели видеть Россию занятой если и не на Дальнем Востоке, то в приятной для немцев близости к англичанам – в Средней Азии. Один из германских стратегов пишет в это время, что завершение строительства немцами Багдадской железной дороги (от Берлина до Багдада) предполагает изоляцию России от Ближнего Востока и сосредоточение ее на Средней Азии – «ее подлинной сфере влияния». Как явствует из мемуаров Вильгельма Второго, ни Германия, ни Запад не знали, каким будет курс России после поражения от Японии.

Приплывший на яхте в финские шхеры (в финский Бьерк) в июле 1905 г., когда Россия переживала горечь поражений в Маньчжурии и ощущала надвигающуюся революцию, кайзер Вильгельм Второй составил проект договора между Германией и Россией, к которому в будущем должна была присоединиться Франция. Сошлось русское желание обзавестись надежными союзниками и германское желание найти союзников помимо Австро-Венгрии и Италии.

Через 12 лет, в августе 1917 г., Временное правительство опубликовало текст этого договора русского и германского императоров. Согласно самой важной, первой статье, в случае, «если любое европейское государство нападет на одну из двух империй, союзные стороны окажут друг другу помощь всеми силами, наземными и морскими». Россия заключала этот договор с условием если и не участия в нем Франции, то требуя ее уведомления о договоренности Петербурга и Берлина. Русский посол в Париже Нелидов изложил содержание договора в Бьерке французскому правительству.

Понятен произведенный поворотом в Бьерке шок для французов – Россия теряла свое значение спасителя и гаранта Франции. После некоторой паузы в начале октября 1905 г. премьер-министр Франции Рувье ответил Нелидову достаточно прямо: наш народ ни при каких обстоятельствах не согласится на установление тесных взаимоотношений с Германией. Французское правительство не соглашалось с позорным для него Франкфуртским договором, отнявшим у французов Эльзас и Лотарингию. Реванш за поражение в 1870 г. в условиях союза Парижа не только с Петербургом, но и с Лондоном казался реальным. Вследствие этого Франция исключила для себя возможность тройственного союза Париж – Берлин – Петербург.

Одновременно Витте и Ламздорф объяснили государю, что подписанный (без согласования с ними) договор представляется направленным своим острием против Англии, у которой уже сформировались особые отношения с главной союзницей России – Францией. Это обстоятельство – несогласие Франции, великой континентальной страны и главного союзника России, войти в триумвират с Германией, потенциальная враждебность Лондона обязали и вынудили Николая II сообщить императору Вильгельму о невозможности реализации Бьеркского соглашения. Испарился (достаточно призрачный) шанс оздоровить обстановку в Европе и продолжать российское развитие на основе как французских инвестиций, так и германской технологии.

После неудачной попытки разбить ось Париж – Петербург и создать союз в Бьерке кайзер сделал вывод: «Русские одновременно и азиаты и славяне; как первые, они склоняются, в конечном счете, к союзу с Японией, несмотря на недавнее поражение; как вторые, они постараются связать свою судьбу с теми, кто сильнее». Но в Берлине не было единодушия. Скажем, по мнению А. Тирпица, создателя германского флота, ухудшение отношений с Россией «было кардинальной ошибкой германской политики… Симпатии наших интеллектуалов по отношению к западной цивилизации стали причиной наших бед… Эта утилитарно-капиталистическая цивилизация масс менее соответствует германскому характеру, чем даже извращенный идеализм русских на Востоке… Может ли история быть более самоослепляющей, чем в случае взаимоуничтожения немцев и русских к вящей славе англосаксов?».

* * *

Несмотря на все свои победы, Япония все явственнее ощущала тяжесть борьбы с Россией. Да, Мукден и Цусима венчают японские победы, но следовало учитывать ряд жестких фактов. Японские армии могут разбить превосходящего их количественно врага, но они не могут завоевать Россию. Маньчжурская армия Японии была в три раза по численности меньше русской армии. Из Европейской России в Маньчжурию поступали новые корпуса; такого потока подкреплений Япония своим войскам обеспечить не могла. 53 процента японского бюджета шли на военные нужды, это разоряло и ослабляло страну. Значительная часть кадровых офицеров японской армии погибла. Уже в битве под Ляояном обнаружился недостаток боеприпасов. Япония потратила в 8,5 раза больше средств, чем на предшествующую войну с Китаем. Пятнадцать месяцев военных действий довели Японию почти до полного истощения.

В глубокой тайне японский кабинет министров уже обсуждал проблему завершения войны, когда поступили записи бесед специального японского посланника Канеко с президентом Теодором Рузвельтом, согласившимся быть посредником. 21 апреля 1905 г. японский кабинет министров обозначил основные желательные условия мира.

Цусима изменила многое. Японцы теперь стремились использовать, «капитализировать» свой феноменальный успех. Понятно, что, потеряв весь флот в Тихом океане, Россия была вдвойне заинтересована в прекращении бойни, в которой она претерпела столь унизительные поражения на морях, на маньчжурских сопках, на стенах крепостей. Перед царем возникла угроза революции возмущенного народа.

Американский посол Мейер встретился один на один с Николаем Вторым и пересказал ему предложения Рузвельта. «Мнение всех сторонних наблюдателей, включая самых верных друзей России, сходится в том, что нынешний конфликт абсолютно безнадежен и результатом его продолжения будет утрата Россией всех своих владений в Восточной Азии. Чтобы избежать того, что может стать неотвратимым несчастьем, президент самым искренним образом советует приложить усилия к тому, чтобы представители двух воюющих сторон обсудили вопросы заключения мира между собой, позволив сторонней державе лишь организацию встречи».

«Если Россия согласится на такую встречу, президент постарается добиться согласия японской стороны, действуя исключительно по собственной инициативе и не указывая на Россию как на инициатора». (Мейер не знал, что японцы осуществили подобный зондаж по собственной инициативе.) Посол продолжал читать в напряженной тишине. «Президент верит в то, что его инициатива увенчается успехом. Ответ России на данное предложение будет держаться в полном секрете, ничто не будет предано гласности до согласия Японии. Затем президент открыто запросит обе стороны согласиться на встречу, которая может состояться в заранее согласованное время и на согласованной территории. Что касается места встречи, то президент предлагает найти таковое между Харбином и Мукденом; но это лишь предположение. Президент искренне надеется на скорый и благоприятный ответ, который предотвратил бы кровопролитие и раздор».

Разумеется, императору было тяжело смирить свою гордость, но речь шла о сотнях тысяч его подданных. По протоколу время аудиенции завершилось, но царь продолжал безмолвно сидеть. Наконец он сказал: «Если мое решение останется в абсолютном секрете как в случае отказа Японии, так и в случае ее согласия, я соглашаюсь с планом президента».

* * *

С.Ю. Витте отправился в США на лайнере «Вильгельм Великий». Англосаксонский мир был для Витте неведом, и он пригласил с собой в Америку петербургского корреспондента лондонской газеты «Дейли телеграф» доктора Э. Диллона, старого друга и советчика. Диллон помогал ему и в сочинении речей. Уже первая речь Витте по прибытии в Америку была хорошим примером психологической войны. Витте говорил о России как о «бравом антагонисте», он всячески пропагандировал укрепление уз дружбы между Соединенными Штатами и Россией. Рузвельта он превозносил как «одаренного талантами лидера». Журналисты аплодировали, а в Америке это уже немало. В «Сент-Реджис Отель» приходили такие письма: «Семь десятых населения Западного побережья – вместе с Вами в противостоянии японских непомерных территориальных требований».

Витте сознательно привносил в свою речь ощущение бесшабашной мощи. Перед удивленным американским президентом его французский лился неостановимым потоком: «Мы не побеждены, и мы не примем условий, которые не соответствуют нашим интересам. Первое, мы не будем платить никаких контрибуций». В письме императора Николая II были обозначены возможные уступки: признание прав Японии в Корее, передача Ляодунского полуострова (если на то согласится Китай). «Если встречные требования, – сказал Витте, – будут чрезмерными, мы будем продолжать оборонительную войну до крайних пределов, и мы еще посмотрим, кто продержится дольше». Сила и целеустремленность российской делегации произвели определенное впечатление.

Цель русской дипломатии состояла в том, чтобы представить дело так, что ситуация в Маньчжурии меняется для России к лучшему. Россия отнюдь не побеждена, да и принципиально не может быть побеждена. Если японцы будут настаивать на контрибуциях, то у России не будет альтернативы продолжению войны. Важно было показать, что Япония сражается за материальные выгоды и территориальные приращения. Если убедить наблюдающий мир в сугубой корысти островной нации, то нейтралы изменят свои позиции в антияпонском духе. Бравые маленькие японцы в глазах наблюдателей станут жадными и своекорыстными бойцами за деньги и территории.

В конечном счете, русские участники переговоров возвратились в Нью-Йорк в пессимистическом настроении. Витте шлет каблограмму министру иностранных дел Ламздорфу: «Ясно, что президент питает очень слабые надежды в отношении мирного договора».

У обеих делегаций были инструкции от своих правительств. Японцы были озабочены тем, что они могут отобрать у русских. Русские же интересовались тем, что они могут отдать, и пределами, за которые они выйти не могут. Царь: «Я не считаю, что мы разбиты; наша армия еще нетронута, и я верю в нее». Царь был готов отказаться от русского влияния в Корее, то не была русская территория. Но что касается выплаты репараций, тут он был тверд: «Россия никогда не платила дани; я никогда не соглашусь на это». Николай трижды подчеркнул последнее предложение.

Было условлено, что переговоры будут тайными, но Витте делал вид, что это было японское условие. Удивительным было то, что на следующий день бостонские газеты в деталях изложили японские условия. Японцы были в ярости. Подозрение пало на пресс-секретаря русской делегации.

В воскресенье, 13 августа 1905 г., посланник от Витте сказал японцам, что очередное заседание отменяется – русская делегация идет в церковь. Японцы тоже решили посетить христианский храм. Во многом это было результатом того, что посол Такахира был сторонником строжайшего уважения местных моральных норм и обычаев. Витте с двумя сопровождающими отправился в церковь на автомобиле, сопровождаемый всей русской делегацией в омнибусе. Настоятель церкви Христа Спасителя и не пытался скрыть, на чьей стороне его симпатии. Один из псалмов он пропел на мотив русского национального гимна.

На следующий день С.Ю. Витте ответил на японские условия пункт за пунктом. Камнем преткновения стали Сахалин и контрибуции. Но, сказал Витте, Россия не готова идти на мир «на любых условиях». Русская делегация в те дни не знала, в какой мере, насколько серьезно Япония нуждается в деньгах – война подорвала ее финансы. Война стоила Японии миллион долларов в день, и она нуждалась в кредите – примерно в 200 млн. долл.

…Драма достигла пика 29 августа 1905 г. Довольно неожиданно для японцев Витте кладет на стол лист бумаги: Россия не будет платить контрибуций, но она готова отдать южную часть Сахалина, если ей вернут северную часть «безо всяких компенсаций». Он был настолько уверен в исходе дела, что телеграфировал в Петербург: «Я почти полностью убежден, что они уступят». Именно так и случилось.

У Комуры проявилась общая японская слабость – боязнь быть обойденным другими, страх перед ошибкой, ступор в случае даже частичной неудачи. Комура молчал. В комнате воцарилась тишина. Витте взял другой лист бумаги и начал рвать его на куски – удар по удивительной японской чувствительности. С огромным напряжением в голосе Комура сказал, что японское правительство желает восстановить состояние мира и довести эти переговоры до конца. Он согласен на раздел Сахалина и снимает свои требования относительно контрибуций. Витте выиграл в интеллектуальной битве. Когда русские вышли из помещения, Комура разрыдался, отвергая все поздравления.

Россия пообещала передать японцам арендные права на Ляодунский полуостров вместе с Китайско-Восточной железной дорогой между Порт-Артуром и Чанчунем плюс угольные шахты. Япония отныне главенствовала в Корее. Она получила Порт-Артур и Дальний. «Нью-Йорк таймс»: «Поразительная дипломатическая победа. Нация, безнадежно разбитая во всех битвах войны, при одной капитулировавшей армии и другой, изгнанной со своих мест, с военно-морским флотом, изгнанным с морей, продиктовала свои условия победителям».

Часть вторая
Россия в ПЕРВой МИРОВой ВОЙНе

Рубеж мировой истории

Первая мировая война является одним из важнейших рубежей мировой истории, изменивших мировое развитие в социальном, экономическом и военном отношении. Она вызвала поистине революционные преобразования в индустрии, в технологии, в средствах массовой коммуникации, в организации национальной экономической жизни, в системе внутренних социальных отношений. Эта война «высветила» национальный вопрос, дала современную форму националистическим движениям. Она же, в конечном счете, вывела на аренду истории те массы народа, которые как бы «спали до этого историческим сном». Первая мировая война стоила европейскому региону места центра мировой мощи, авангарда мирового развития. Европа поплатилась за бездумное самомнение государственных деятелей.

Беседуя с французским послом в начале 1914 г., Николай Второй говорил, что Россия безусловно разовьет свой громадный потенциал. «Наша торговля будет развиваться вместе с эксплуатацией – благодаря железным дорогам – ресурсов в России и с увеличением нашего населения, которое через 30 лет превысит триста миллионов человек». Ни царь, ни его окружение не проявили должной мудрости, понимания того, что находящейся в процессе модернизации России опасно перенапрягаться, что ей важнее внутреннее укрепление.

Современные западные исследователи, более трезво (чем их предшественники в начале века) оценивающие возможности России, согласны в том, что нашей стране более всего была нужна не война, а историческая передышка, время для активного реформаторства, культурного подъема и индустриализации. «Для России не было жизненно важным пытаться сравняться с Западом в качестве современной индустриальной державы, ей следовало выйти из международного соревнования на одно или два поколения для культивации своего огромного и почти что девственного сада… Печальным фактом является то, что Россия встала на гибельный путь тогда, когда в последние предвоенные годы Европа была буквально наэлектризована очевидной жизненной силой и интенсивностью творческого духа великой страны на Востоке».

Россия страхуется

После ухода Бисмарка с поста канцлера объединенной Германии – индустриального лидера Европы – прервалась столетняя традиция ее дружбы с Россией, которая страховала нашу страну с Запада, а Германии позволила стать мощным силовым центром. Берлин стал ориентироваться на слабеющую Вену в ущерб Петербургу.

Как пишет сведущий в данном отношении министр иностранных дел С.Д. Сазонов, «Европа начала мириться с мыслью о неизбежности своего превращения в германскую данницу. Если бы Германия, оценив истинное значение такой победы в настоящем и еще более в будущем, удовольствовалась громадным результатом, достигнутым трудолюбием своего народа и организаторским даром своих промышленников и предоставила естественному ходу событий начатое дело, она, в настоящую пору, стояла бы, по богатству и могуществу, во главе государств Европы. Призрак мирового могущества заслонил в ее глазах эту легко достижимую цель».

При любом повороте событий внутренние конфликты все равно взорвали бы Австро-Венгерскую империю и неизбежно встал бы вопрос о дунайском наследстве. Повтор раздела Польши, столь скрепивший дружбу России и Германии, был уже невозможен. Россия, возможно, отдала бы Германии не только Австрию, но и Чехию. Германия, со своей стороны, видимо, достаточно легко согласилась бы на предоставление России Галиции, а также, возможно, Румынии и Трансильвании. Но германское правительство, чьи границы простирались бы до Юлианских Альп, едва ли позволило бы России доминировать на восточном побережье Адриатики. И венгры не позволили бы никакой державе решать за себя свою судьбу. Раздел Австрии вызвал бы жестокие конфликты, которые вскоре же привели бы Германию и Россию к противоречиям. Партнерство Германии с Россией за счет Австрии было столь же невозможно, как и партнерство России с Австрией за счет Германии – на чем настаивали неославянофилы. Оставалась лишь третья комбинация – Германия и Австрия в роли защитников Германии от России.

Устрашенная германским динамизмом, Россия выбрала европейский Запад против европейского Центра. Россия нуждалась в безопасности, в гарантии от эксцессов германского динамизма. Желая избежать зависимости от растущего германского колосса (на которого приходилась половина российской торговли), император Александр Третий в 1892 г. вступил в союз с Францией. Этот оборонительный союз страховал обе страны от германского нападения.

Перед 1914 г. между русским и французским военными штабами была создана целая сеть взаимных связей. Отношения с Францией уже виделись нерасторжимыми, но Россия хотела знать позицию и английской стороны. Император Николай был уверен, что союз России и Запада остановит экспансионизм Берлина. «Германия, – говорил царь, – никогда не осмелится напасть на объединенную Россию, Францию и Британию, иначе как совершенно потеряв рассудок». В феврале 1914 г. царь Николай предложил английскому правительству провести закрытые военные переговоры. Во время аудиенции 3 апреля 1914 г. Николай Второй сказал послу Бьюкенену: «У меня более чем достаточно населения; такого рода помощь не нужна. Гораздо более эффективной была бы кооперация между британским и русским флотами».

В середине апреля французы от имени своего российского союзника попросили английского министра иностранных дел Грея ответить на предложение царя. Грей передал вопрос Антанты британскому адмиралтейству. В Лондоне собственно российский военно-морской флот ставили невысоко. Большая его часть покоилась в Цусимском проливе и в Порт-Артуре. (Дума приняла в 1912 г. пятилетний план строительства линейных кораблей. Но новый флот пока находился в чертежах.)

Более важным для англичан было другое соображение: не будить русских подозрением в недооценке их как союзников, как говорил Грей, «следует восстановить доверие России и сохранить ее лояльность». В середине мая британский кабинет согласился на ведение тайных переговоров, о чем немедленно уведомили Сазонова. Основные переговоры были отложены на август 1914 г.