Читать книгу: «В плену своих эмоций», страница 2

– Показали, – согласилась Инга. – Но могли бы лучше, будь они сбалансированнее. Не стоит всё сводить к эмоциям.

"Прямая провокация, – понял Матвей. – Она целенаправленно давит на болевую точку."

Полина медленно подняла голову и посмотрела на Ингу.

– Что конкретно предлагаете? – спросила спокойным голосом.

– Больше фактов, цифр, сравнений. Меньше… как бы это сказать… душевности.

– Понятно.

Матвей приготовился к взрыву, но его не последовало. Полина просто кивнула и вернулась к документам.

"Интересно, – подумал он. – Либо она действительно учится контролю, либо слишком устала для реакции."

Совещание завершилось без происшествий. Когда все разошлись, Полина осталась сидеть, уставившись в пространство.

– Полина Викторовна? – окликнул Матвей.

– А? – она встрепенулась. – Да, простите. Задумалась.

– О чём?

Помолчала, явно решая, стоит ли отвечать честно.

– О том, права ли Инга, – сказала наконец. – Может, я действительно слишком… эмоциональная? Может, это мешает работе?

В голосе звучала такая усталость, что Матвей ощутил странное желание её утешить.

– Эмоциональность – не недостаток, – сказал он. – Это особенность, которую нужно уметь использовать.

– А вы умеете? – спросила Полина, глядя внимательно. – Использовать свои эмоции?

Вопрос снова застал врасплох.

– Я… предпочитаю на них не полагаться.

– Это не ответ на мой вопрос.

Матвей помолчал. Что-то в её взгляде заставляло быть честнее обычного.

– Нет, – признал он. – Не умею. Не позволяю себе.

– Почему?

– Потому что это опасно.

– Для кого? Для вас или для окружающих?

Он посмотрел на неё – на эту женщину, задающую вопросы, на которые он не хотел отвечать. И вдруг понял – она не просто любопытствует. Она пытается его понять.

– Для всех, – тихо сказал он.

Полина кивнула, словно это многое объясняло.

– Знаете, Матвей Александрович, – сказала она, собирая документы. – Возможно, нам обоим есть чему поучиться друг у друга.

Она вышла, оставив его наедине с мыслями, которые он предпочёл бы не думать.

Завтра будет новый день, новое испытание для них обоих. И он должен быть готов к тому, что Полина Стрельцова не собирается сдаваться без боя.

"Интересно, – подумал он, выходя из офиса. – Кто из нас в итоге изменится больше?"

Но эту мысль он тоже поспешил подавить. Эмоции – роскошь, которую он не мог себе позволить. Даже если Полина была права, и его ледяная маска давала трещины.

Глава 3

Полина

К вечеру Полина чувствовала себя как канатоходец без страховки. Цифры на мониторе расплывались перед глазами – уже девятый час, а она всё ещё сидела в офисе, хотя презентация была готова уже час назад.

Дома её ждала пустая квартира, холодный ужин из коробочки и привычное чувство, что жизнь проходит мимо. А здесь, в офисе, где ещё теплился свет в переговорной Матвея, было ощущение, что что-то важное вот-вот произойдёт.

Несколько дней работы с ним оставили её в странном подвешенном состоянии, словно она балансировала между привычным хаосом и непривычной дисциплиной. С одной стороны, его методы действительно работали. Вчерашнее совещание прошло без единого срыва, она даже удивила себя собственной сдержанностью. Когда Андрей Сергеевич в очередной раз намекнул на её "эмоциональную нестабильность", Полина просто улыбнулась и спокойно изложила свою позицию. Матвей одобрительно кивнул с своего места в углу переговорной, и это согрело больше любой похвалы.

Но эта сдержанность давалась ценой постоянного внутреннего напряжения. Полина чувствовала себя актрисой, которая играет роль "идеальной сотрудницы", боясь разочаровать невидимого надзирателя.

"Матвей остаётся для меня загадкой", – размышляла она, сохраняя очередной слайд. – "Каждый день общения только добавляет новые вопросы. Как он всегда знает, что сказать? И главное – есть ли за этой идеальной маской хоть что-то живое?"

Она вспомнила Сергея Ивановича, который считал женщин неспособными к стратегическому мышлению. А ещё раньше был Алексей из "Медиа-Групп", который сначала восхищался её "творческим огоньком", а потом два года пытался его погасить.

"А вот появляется Матвей", – думала Полина. – "Который не пытается меня переделать. Который просто направляет."

Но кто же он сам за пределами этого пространства?

Полина встала, потянулась и посмотрела в окно. Октябрьский вечер опускался на Москву мягкими серыми сумерками. В агентстве почти никого не осталось – только охранник внизу да парочка трудоголиков с соседних этажей. Коридоры пустого офиса казались космически тихими.

Проходя мимо переговорной, где обычно засиживался Матвей, она заметила полоску света под дверью. "Конечно, он ещё здесь", – подумала с привычной долей раздражения. – "Наверное, составляет отчёт о моём поведении."

Но когда приблизилась к стеклянной двери, то услышала нечто неожиданное – приглушённый звук его голоса, но не привычные деловые интонации, а что-то мягкое, почти нежное.

– …знаю, мам, знаю. Но врач сказал, что это обычная простуда, ничего страшного, – голос звучал устало, но терпеливо. – Нет, температура нормальная. Да, лекарства принимаешь. Мамочка, ну не нужно так переживать…

Мамочка? Полина почувствовала, как сердце пропускает удар. Матвей Александрович, неприступный кризисный менеджер, называет маму "мамочка"?

Золотистый свет настольной лампы обрисовывал его силуэт. Впервые она видела его расслабленным – не в привычной идеально прямой позе, а откинувшимся в кресле.

– Конечно, приеду в выходные. Возьму твой любимый торт из "Андерсона", тот, что с малиной, – в его голосе звучала такая искренняя нежность, что у Полины перехватило дыхание. – И куплю тебе новый увлажнитель воздуха, хороший. А этот старый выброси, он же ещё советский.

В трубке раздался смех – звонкий, молодой, и Полина поняла, что мать Матвея явно моложе душой, чем можно было ожидать.

– Что значит "дорого"? – в голосе появились строгие нотки. – Мам, мы уже сто раз это обсуждали. У меня хорошая работа, я могу позволить себе заботиться о тебе.

"Он заботится о ней", – подумала Полина, чувствуя неожиданную нежность. – "Покупает увлажнители, привозит торты, звонит каждый вечер. А я думала, что у него нет сердца."

– …просто ты для меня самое дорогое, что есть, – голос стал ещё мягче, почти шёпотом. – И если что-то случится… Нет, не говори так. Ничего не случится. Но я же могу волноваться?

В трубке что-то сказали, и Матвей засмеялся – тихо, но искренне.

– Да, я знаю, что ты у меня сильная. Знаю, что одна подняла меня после… – он осёкся, и в паузе Полина услышала что-то болезненное, недосказанное. – В общем, знаю. Но всё равно буду волноваться. Это моя работа – быть твоим сыном.

"После чего?" – подумала Полина. – "Что там произошло в его жизни?"

Она понимала, что подслушивает что-то очень личное, но не могла оторваться. Этот Матвей – заботливый, нежный, способный на глубокие чувства – был так непохож на сдержанного профессионала.

"И почему я подслушиваю?" – возмутился внутренний голос. – "Это же нарушение границ. Но… Господи, как хочется понять, кто он на самом деле. Все эти дни я бьюсь как рыба об лёд, пытаясь его "прочитать", а тут он сам себя раскрывает."

Прислонившись к прохладной стеклянной двери, Полина чувствовала, как участилось дыхание. Сладковатый запах его кофе смешивался с едва уловимым ароматом одеколона, создавая интимную атмосферу подслушанной тайны.

– Хорошо, хорошо, иду спать, – Матвей готовился заканчивать разговор. – Только ты тоже не засиживайся с сериалами. И витамины пей. И если что-то будет – звони сразу, в любое время. Поняла?

Пауза, потом его голос стал особенно тёплым:

– Я тебя тоже очень люблю, мам. Спокойной ночи.

"Надо же… А я думала, он робот. Или киборг с очень продвинутой программой. А он тут с мамой разговаривает как обычный человек. Более того – как заботливый, любящий сын."

Полина поняла, что сейчас он выйдет, и попыталась отойти от двери, но поздно. Матвей появился на пороге и застыл, увидев её в коридоре.

"Господи, какой же он разный", – думала она, изучая его лицо. – "В разговоре с матерью все резкие линии смягчились, глаза стали теплее, а в уголках рта остались следы недавней улыбки. Словно я увидела его настоящего – не роль, а человека."

Впервые за все дни работы она видела его смущённым и слегка уязвимым. Обычная уверенность исчезла, он не знал, сколько она слышала, и это лишало его привычного контроля.

– Полина? – голос прозвучал удивлённо. – Вы ещё здесь?

– Да, я… задержалась с отчётами, – она почувствовала, как краснеет. – Шла за кофе.

Матвей перевёл взгляд на пустую кухню в противоположном конце коридора, потом снова на неё. В его глазах мелькнуло понимание.

– Понятно, – он помолчал, борясь с собой. – Полина, мне неловко спрашивать, но… сколько вы слышали?

Прямой вопрос. Без обиняков, без попыток сделать вид, что ничего не произошло.

– Достаточно, чтобы понять, что вы переживаете за маму, – честно ответила она. – И что вы совсем не тот человек, за которого себя выдаёте на работе.

Матвей прислонился к дверному косяку. Впервые его поза была не идеально прямой, а просто человеческой – немного усталой, расслабленной.

– А за кого я себя выдаю?

– За робота. За очень умный механизм по решению проблем, – Полина удивилась собственной откровенности. – За человека, который никогда не сомневается и всегда знает, что делать.

– И вас это раздражает?

– Раздражало, – она помолчала, подбирая слова. – Потому что я не понимала, как так можно – всегда быть уверенным, всегда контролировать ситуацию. А теперь…

– А теперь?

– Теперь я думаю, что это не уверенность. Это защита.

Матвей посмотрел на неё с удивлением, и в его взгляде промелькнуло что-то похожее на благодарность.

– Вы очень проницательны, – сказал он тихо. – Большинство людей видят только результат, а не то, чего он стоит.

"Что он имеет в виду?" – подумала Полина. – "От чего он защищается?"

Она вспомнила недосказанность в разговоре с матерью – "одна подняла меня после…" После чего? Что случилось в жизни Матвея, что заставило его построить вокруг себя такие прочные стены?

– У вас всё в порядке? – спросила она. – Вы казались обеспокоенным.

Матвей секунду колебался, и она видела, как внутренняя борьба отражается на его лице. Потом что-то решил:

– Мама простудилась. Ничего серьёзного, но в её возрасте… – он осёкся, словно осознав, что сказал больше, чем планировал.

– Понимаю, – Полина почувствовала неожиданную волну сочувствия. – Это тяжело, когда переживаешь за близких.

Она не знала, что заставило её сказать именно эти слова, но они прозвучали искренне. Матвей посмотрел с удивлением – наверное, ожидал привычного сарказма.

– Да, – сказал просто. – Тяжело.

Впервые за время знакомства между ними возникла пауза, не наполненная напряжением. Просто тишина двух людей, которые неожиданно обнаружили друг в друге что-то человечное.

Полина подумала о собственных родителях. Отец – военный в отставке, всю жизнь требовавший "дисциплины и порядка". Мать – учительница, которая до сих пор поправляет её грамматику по телефону. Они любят её, конечно, но как-то условно. Звонки домой всегда превращаются в отчёт о достижениях и мягкие упрёки за неустроенную личную жизнь.

А у Матвея было что-то совсем другое. Безусловная любовь, принятие, забота без требований. "Интересно, как это – знать, что тебя любят просто за то, что ты есть?"

– Вам стоит домой, – Полина первой нарушила молчание. – Презентацию я доделаю завтра утром.

– А вам? – в его голосе прозвучала неожиданная забота. – Не засиживайтесь слишком поздно.

"Он беспокоится обо мне? Не контролирует, не инструктирует – беспокоится."

– Обещаю, – улыбнулась она, и эта улыбка получилась самой искренней за все дни их работы.

Матвей кивнул и направился к лифтам. Полина проводила его взглядом, пытаясь осмыслить произошедшее.

Звук возвращающегося лифта заставил поднять голову. Неужели Матвей вернулся? Через несколько минут она услышала его шаги в коридоре и голос:

– Полина?

Она выглянула из-за монитора. Матвей стоял рядом с её рабочим местом, держа два стаканчика из кофейни на первом этаже.

– Я подумал… раз уж мы оба засиделись, – он протянул ей один стаканчик. – Горячий шоколад. Вы упоминали, что любите сладкое, когда устаёте.

"Он запомнил?" – Полина приняла стаканчик, чувствуя тепло не только от напитка. – "Когда я это говорила? Вроде бы мимоходом, в первый день…"

– Спасибо, – она сделала глоток и закрыла глаза от удовольствия. – Это очень мило с вашей стороны.

Матвей присел на край соседнего стола. Полина заметила, что обычная деловая напряжённость в его позе почти исчезла. Он выглядел усталым, но каким-то настоящим. Без профессиональной маски.

– Полина, – он помолчал, подбирая слова. – Я должен извиниться за то, что произошло. Вы стали невольным свидетелем очень личного разговора.

– Не нужно извиняться, – покачала головой. – Это я должна извиниться за то, что подслушивала.

– Почему подслушивали? – вопрос прозвучал без упрёка, скорее с любопытством.

Полина задумалась. Почему, действительно?

– Потому что хотела понять, кто вы такой, – честно ответила. – Все эти дни я пытаюсь вас разгадать, а у меня не получается. Вы как закрытая книга на незнакомом языке.

– И что вы поняли?

– Что вы совсем не тот, за кого себя выдаёте, – она посмотрела ему в глаза. – Что за этой профессиональной маской скрывается очень заботливый и ранимый человек.

Матвей опустил взгляд на свой стаканчик.

– Не ранимый. Просто осторожный.

– В чём разница?

– Ранимый человек не может защитить себя. А осторожный – научился.

В его голосе прозвучало что-то такое, что заставило Полину насторожиться. Боль? Горечь? Она поняла, что случайно наткнулась на что-то важное – на ту самую недосказанность из разговора с матерью.

– Научился от чего защищаться? – осторожно спросила.

Матвей долго молчал, и Полина уже подумала, что зашла слишком далеко. Но потом он поднял глаза и посмотрел с неожиданной открытостью.

– От людей, которые используют эмоции как оружие, – сказал тихо. – От ситуаций, где искренность становится уязвимостью.

"Боже мой", – подумала Полина. – "Кто-то очень сильно его ранил. И теперь он защищается от всего мира."

– Я не такая, – сказала она, сама удивляясь собственным словам. – Я не использую эмоции как оружие. Я просто не умею их прятать.

– Знаю, – Матвей улыбнулся, и эта улыбка была грустной и благодарной одновременно. – Поэтому и согласился с вами работать.

– Думала, согласились, потому что вам хорошо платят.

– Хорошо платят за многие проекты. Но ваш случай показался мне интересным.

– Чем же?

– Тем, что вы не притворяетесь. В мире, где все надевают маски, встретить человека без маски – большая редкость.

Полина почувствовала, как что-то переворачивается у неё в груди. "Он ценит во мне именно то, за что меня всё время критикуют. Мою неспособность притворяться."

– Матвей… – она осеклась, понимая, что впервые назвала его по имени. – Можно вопрос?

– Конечно.

– А вы когда-нибудь снимаете маску? Совсем?

Он посмотрел на неё долго и внимательно.

– Только что снял. Прямо сейчас.

И в этот момент Полина поняла, что между ними происходит что-то гораздо более важное, чем простое рабочее общение. Что-то, что может изменить всё.

– Если вы не против… – Матвей помолчал, борясь с собой. – Может быть, поужинаем сегодня? Я знаю хорошее место недалеко.

Полина ошарашенно посмотрела на него. После всего, что произошло сегодня вечером, это звучало не как рабочая встреча, а как что-то личное.

– Это хорошая идея, – услышала собственный голос, удивляясь его спокойствию.

– Есть хорошее место недалеко отсюда. Тихое, с хорошей кухней. Если вам подходит итальянская…

– Подходит, – Полина поймала себя на том, что улыбается гораздо шире, чем требует ситуация.

– Отлично. Тогда завтра в семь? Я скину вам адрес.

– Договорились.

Когда Матвей ушёл, Полина осталась сидеть в освещённом только настольной лампой офисе, сжимая в руках тёплый стаканчик и пытаясь понять, что только что произошло.

Телефон завибрировал, высветив сообщение с адресом ресторана.

"И как я буду вести себя на этом 'рабочем' ужине?" – подумала она, возвращаясь к работе. Но сосредоточиться на презентации уже не могла.

Может быть, завтрашний ужин – это возможность узнать Матвея не как "кризисного менеджера", а как человека, который читает стихи по ночам и умеет смеяться, когда думает, что его никто не слышит.

Она вспомнила его слова: "В мире, где все надевают маски, встретить человека без маски – большая редкость." А что, если я стану для него тем человеком, с которым он сможет обходиться без маски? Что, если мы сможем быть настоящими друг с другом?

Одно Полина знала точно – завтрашний вечер будет совсем не похож на все предыдущие дни их сотрудничества. И от этой мысли внутри разливалось странное, волнующее предвкушение.

"А может быть", – подумала она, форматируя последний слайд, – "завтра я пойду на свидание. Не на рабочую встречу, а именно на свидание. И от этой мысли становится одновременно страшно и невероятно радостно."

Глава 4

Полина

Полина проснулась от будильника, но понимала, что спала плохо. Всю ночь снились странные сны – то она забывала слова перед огромной аудиторией, то Матвей говорил, что ошибся в её способностях.

Когда слишком много хочешь что-то доказать. Ещё несколько дней назад её мало волновало мнение очередного консультанта. А сейчас, после их вчерашнего вечернего разговора в офисе и приглашения на ужин, мысль о том, что Матвей может разочароваться в её профессионализме, вызывала почти физическую боль.

Приехав в офис раньше обычного, она проверила почту и увидела письмо от Инги – список из двенадцати пунктов, каждый из которых звучал как скрытое обвинение.

Хочет устроить мне экзамен? Пожалуйста.

– Доброе утро, – знакомый голос заставил её обернуться. Матвей подходил к её рабочему месту с двумя стаканчиками кофе.

– Доброе, – Полина улыбнулась, принимая протянутый капучино. – Вы рано.

– Как и вы. Готовитесь к бою?

Она засмеялась, удивляясь тому, как легко он читает её настроение:

– А это так заметно?

– Вы сидите прямее обычного, ручка в правой руке сжата как оружие, а взгляд… – он наклонил голову, изучая её лицо. – Взгляд человека, который готовится доказывать свою правоту.

– И что, доктор, вы мне посоветуете? – в голосе Полины прозвучали привычные нотки иронии, но уже без колючести.

– Не доказывайте. Просто покажите, – Матвей сел на край соседнего стола. – Вы знаете своё дело. Инга это тоже знает, иначе не стала бы тратить время на попытки вас дискредитировать.

Он называет её попытки дискредитацией? Значит, понимает, с чем я имею дело.

– А вы будете там? – вопрос вырвался сам собой.

– Разумеется. Я ваш куратор, – в его глазах промелькнуло что-то тёплое. – И, кроме того, мне интересно посмотреть на вас в деле. Настоящем деле.

Через час Полина сидела в переговорной, чувствуя, как адреналин постепенно разгоняет кровь по венам. Холодный блеск полированного стола отражал лица участников совещания, создавая атмосферу официального поединка. Резкий запах нового маркера для флипчарта смешивался с ароматом кофе, белизна доски казалась вызывающей – как чистый лист, который нужно заполнить убедительными аргументами.

Инга ещё не пришла, но Полина уже чувствовала приближение битвы всеми нервными окончаниями.

– Расслабьтесь, – тихо сказал Матвей, занимая место чуть в стороне. – Помните – вы здесь не для того, чтобы выжить. Вы здесь для того, чтобы поделиться экспертизой.

Стук каблуков по паркету возвестил о прибытии главного противника. Инга Станиславовна Бельская появилась в дверях переговорной как коршун, учуявший добычу – безупречно одетая, с папкой материалов в руках и выражением лица, не предвещающим ничего хорошего.

– Добрый день, коллеги, – её голос звучал слишком сладко. – Полина, как дела? Слышала, у вас были некоторые… трудности с клиентами.

Началось.

– Здравствуйте, Инга Станиславовна, – Полина удивила себя спокойствием собственного голоса. – Трудности – это неотъемлемая часть нашей работы. Важно, как мы их решаем.

Инга села напротив, разложила свои материалы с театральной точностью и улыбнулась улыбкой хищника:

– Именно поэтому мы и собрались. Чтобы проанализировать ваш подход к… решению трудностей.

Полина почувствовала взгляд Матвея как физическое прикосновение. Не давящее, как раньше, а поддерживающее. Когда их глаза встретились, он едва заметно кивнул – жест поддержки, который согрел лучше любых слов.

– Я изучила материалы по проекту "ТехноСинтез", – продолжила Инга, доставая распечатки. – И должна сказать, что ваша стратегия вызывает у меня серьёзные вопросы.

Конечно, вызывает, – мысленно усмехнулась Полина. Потому что ты привыкла к стандартным схемам, а я предложила нечто другое.

– Какие именно аспекты вас беспокоят? – вежливо поинтересовалась она.

– Эмоциональная составляющая, – Инга развернула график. – Вы делаете ставку на эмоциональную вовлечённость аудитории, но где расчёты? Где цифры, подтверждающие эффективность такого подхода?

Стоп, – что-то щёлкнуло в голове Полины. Стоп-стоп-стоп. Она ошиблась. Инга совершила классическую ошибку – она готовилась к старой Полине, к той, которая взрывается и теряет нить. Но я уже не та.

Полина встала, но не резко, как раньше, а плавно, с достоинством. Её движения были спокойными, уверенными – как у человека, который точно знает, что сейчас скажет.

– Отличный вопрос, – она подошла к флипчарту, но сначала обернулась к присутствующим. – Инга Станиславовна права – эмоции без аналитики это просто красивые слова. Но кто сказал, что у нас нет аналитики?

В её голосе не было вызова или агрессии. Только профессиональная уверенность человека, который знает своё дело.

– Позвольте мне показать, – Полина взяла маркер и почувствовала, как привычное волнение перед выступлением трансформируется во что-то другое – в предвкушение момента, когда она сможет поделиться тем, над чем работала месяцами.

Она начала рисовать схему, и с каждой линией, с каждой цифрой чувствовала, как в комнате меняется атмосфера. Сначала скептическое внимание, потом заинтересованность, а затем – то особое напряжение, которое возникает, когда люди понимают, что слышат что-то действительно стоящее.

– Исследование трёх аналогичных кейсов за последний год, – она писала быстро, но чётко. – Кейс "АртМедиа": стандартный подход, фокус исключительно на рациональных аргументах. Метрики: рост лояльности 12% за квартал, конверсия в продажи 3.2%, средний чек без изменений.

Инга наклонилась вперёд, уже не скептически, а с растущим профессиональным интересом.

– Кейс "ДизайнПро": добавили эмоциональную составляющую, но сохранили аналитическую базу. Рост лояльности – 34% за тот же период, конверсия – 7.1%, средний чек вырос на 23%.

Это же элементарно! – мысли Полины текли ясно и чётко. Она критикует эмоциональную составляющую стратегии, но забывает про цифры. А у меня есть не просто исследование – у меня есть реальные кейсы с конкретными результатами.

– Впечатляющие результаты, – признала Инга. – Но не кажется ли вам, что эмоциональный подход может быть… непредсказуемым? Что если клиент отреагирует не так, как вы ожидаете?

А вот это уже интереснее, – подумала Полина. Она переходит от нападения к реальным профессиональным вопросам.

– Именно поэтому мы и проводим тестирование, – Полина развернулась к доске и начала рисовать новую схему. – Качественные исследования: фокус-группы с глубинными интервью – мы изучаем не только что люди говорят, но и как они это говорят, какие эмоции выражают. Анализ спонтанных отзывов в социальных сетях – не заказные комментарии, а естественные реакции. Количественные метрики: время взаимодействия с контентом увеличилось в среднем на 340%, процент перехода на целевые действия – на 180%, NPS вырос с 23 до 67 пунктов…

С каждой произнесённой цифрой Полина чувствовала, как растёт её уверенность. Не агрессивная самозащита, а спокойная компетентность профессионала, который знает, о чём говорит.

Она говорила, чувствуя, как слова складываются в стройную картину. Не для защиты, не для оправдания, а для того, чтобы поделиться тем, что действительно важно. Матвей слушал, не контролируя, не оценивая – просто слушал. Как вчера за ужином. И это давало силы.

– И в случае с "ТехноСинтез" вы предполагаете… – Инга склонилась над своими записями.

– Я не предполагаю. Я рассчитала, – Полина подошла к столу и достала свой планшет. – Модель показывает потенциальный рост узнаваемости на 40% и лояльности на 25% при внедрении эмоционально-аналитического подхода вместо чисто рационального.

В комнате воцарилась тишина. Инга изучала цифры, время от времени поднимая брови. Остальные участники совещания переглядывались с плохо скрываемым удивлением.

Матвей слушает. Не контролирует, не оценивает – слушает. Как вчера за ужином. И это даёт силы говорить не для защиты, а для того, чтобы поделиться тем, что действительно важно.

– Они познакомились в семьдесят восьмом году на конференции по социальной медицине. Отец делал доклад о экономических аспектах здравоохранения, мать была в числе слушателей. Она потом рассказывала, что влюбилась в него еще до того, как он закончил говорить. А он заметил ее в зале и весь остаток доклада читал, глядя только на нее.

Полина чувствовала, что в его голосе появляется что-то новое – не боль, а теплота воспоминаний.

– Они были… идеальной парой с виду. Оба образованные, успешные, красивые. В обществе их называли "золотой парой советской интеллигенции". У них была прекрасная квартира на Остоженке, дача в Переделкино, круг друзей из числа московской элиты.

Он замолчал, глядя в чашку, словно там можно было найти правильные слова.

– Что случилось? – тихо спросила Полина.

– Они очень любили друг друга, – Матвей поднял глаза. – Но любили… по-русски. Страстно, бурно, с надрывом. С криками, ссорами, бурными примирениями. Отец мог в порыве ревности разбить дорогой сервиз, мать – устроить сцену посреди ресторана. А потом они мирились так же страстно, и все начиналось заново.

Полина почувствовала, как что-то болезненно сжимается в груди. Она начинала понимать, к чему он ведет.

– Я вырос, думая, что так и должна выглядеть настоящая любовь, – продолжил Матвей. – Что эмоции – это нормально. Что можно кричать, можно плакать, можно… чувствовать без оглядки на приличия. И я чувствовал. Слишком сильно для своего же блага.

Он встал и подошел к окну, повернувшись к ней спиной.

– В двадцать четыре года я познакомился с девушкой. Лера. Валерия Андреевна Корнева. Она была… как ты. Эмоциональная, яркая, способная вспыхнуть из-за мелочи и устроить скандал в людном месте. И я думал, что нашел свою судьбу.

В голосе Матвея появились болезненные нотки воспоминаний.

– Мы встречались полтора года. Планировали свадьбу на следующую весну. И я был… счастлив. По-настоящему, безоглядно счастлив. Наверное, в последний раз в своей жизни.

Полина поставила чашку и подошла к нему, но не стала касаться. Просто встала рядом, давая понять – она здесь, она слушает, она не осудит.

– Что произошло? – спросила она еще тише.

Матвей закрыл глаза, и по его лицу пробежала тень той боли, которую он носил в себе восемь лет.

– Восемнадцатое ноября. Суббота. Мы с Лерой поссорились утром из-за полной ерунды – она хотела встретиться с подругами в торговом центре, я настаивал на том, чтобы мы поехали к моим родителям на дачу. Обычная глупая ссора, каких у нас было сотни.

Он сделал глубокий вдох, собираясь с силами.

– Она ушла, хлопнув дверью. А я поехал к родителям один. И застал их в самом разгаре очередного скандала.

Голос Матвея стал глухим, отстраненным. Полина поняла: он погружается в воспоминания, которые до сих пор причиняют физическую боль.

– Мать обвиняла отца в том, что он флиртует с молодой аспиранткой на кафедре. Отец кричал, что она параноик и собственница. Летела посуда, хлопали двери. Обычная их ссора, я слышал сотни таких. Но в этот раз…

Матвей сжал кулаки до белых костяшек.

– В этот раз я решил вмешаться. Мне было всего семнадцать, но я возомнил себя взрослым. Сказал им, что они ведут себя как дети. Что пора уже научиться решать проблемы цивилизованно, без криков и битья посуды. Что их эмоциональность разрушает всех вокруг, включая меня.

Полина почувствовала, как пробежал холодок по спине.

– И что они ответили?

– Мать расплакалась. Сказала, что я прав, что они действительно плохие родители, что стыдно перед взрослым сыном. А отец… отец посмотрел на меня таким взглядом, каким смотрят на человека, который нанес смертельную рану, и сказал: "Умный сын. Жаль, что мы не научили тебя этому раньше".

Матвей повернулся к Полине лицом. В его глазах стояли слезы – первые, которые она у него видела.

– И они помирились. Прямо при мне. Отец обнял мать, они извинились друг перед другом. Сказали, что поедут прогуляться по городу, а потом приготовят мой любимый ужин с мясом по-французски. Я остался дома, смотрел футбол по телевизору и думал, что наконец-то сказал им правильные слова.

Полина уже догадывалась, чем закончится рассказ, но молчала, понимая – ему нужно выговориться до конца.

– Они уехали в половине шестого, – продолжил Матвей монотонно. – Отец был за рулем своего BMW. По дороге они снова поссорились – я узнал об этом потом, из протокола ГАИ и показаний свидетелей. Мать что-то сказала про ту аспирантку. Отец не выдержал, резко развернулся прямо на Садовом кольце…

Голос сорвался.

– Встречная фура. КамАЗ с прицепом. Они погибли мгновенно. Водитель фуры рассказал потом, что слышал крики из машины прямо перед ударом.

Тишина в комнате стала оглушающей. Полина смотрела на этого сильного, контролируемого мужчину, который дрожал всем телом, как ребенок.

– Матвей, – прошептала она. – Это не твоя вина.

– Нет? – он горько усмехнулся. – Я сказал им, что эмоции – это плохо. Что нужно быть рациональным, сдержанным. И они попытались. Подавили то, что чувствовали годами. А потом не выдержали, и это… это убило их.

Полина почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.

– Ты не мог знать, что так получится…

– Мог! – взорвался Матвей. – Я знал их всю жизнь! Знал, что они не умеют по-другому! Но мне хотелось идеальных, спокойных родителей, которые не устраивают сцен на публике. И я получил то, что хотел. Мертвых родителей.

Он отвернулся к окну.

– После похорон я поклялся себе: никогда больше не позволю эмоциям контролировать мою жизнь. Никогда не буду зависеть от чужих чувств. И никогда не позволю никому зависеть от моих. Потому что знаю, чем это заканчивается.

– А Лера? – тихо спросила Полина.

– Лера пыталась меня поддержать, – Матвей покачал головой. – Но я видел в ней все то же самое. Эмоциональность, которая убила моих родителей. И когда она плакала рядом со мной, когда пыталась заставить меня тоже плакать, когда говорила, что это поможет… Я не выдержал. Сказал ей, что больше не могу. Что мне нужна другая жизнь.