Доггер с неохотой оглядывается. Наверное, это нормально так небрежно обращаться к панку, а все-таки обидно. Впрочем, пес уже привык откликаться на самые немыслимые оклики и прозвища. Из тени выходит рыжий хорек цвета осенних листьев. На одном глазу у него черная, словно пиратская, повязка, придающее ему сходство с бандитом. Второй желтый глаз из-за этого кажется еще более выразительным, ярким, изучающим, жутким и внимательным, словно буравчик, проходящий насквозь.

– Подзаработать хочешь, а? – оскаливается пасть, полная острых зубов настоящего хищника.

– Ну… Хочу. Кто не хочет? – усмехнулся Дог. После льва, ведущего бизнес, этот плут выглядит хотя бы живым и эмоциональным.

– А-а-а, я вижу, ты знаешь толк в деньгах! Я всегда говорю, что у денег есть только два свойства. Первое – они не пахнут. Второе – никогда не бывают лишними. Ты же понимаешь, да?

Хорек – очень худой и вечно суетящийся. Он, как гуттаперчевый, постоянно тянется, извивается, хватается за галстук Дога, как будто бы, чтобы не упасть от своей подвижности. Беспокойство – вот кто этот зверь.

– Но что ты хочешь мне предложить? Я уважаемая личность и на склад работать не пойду!

– Склад?! Да ты весельчак. Я, кстати, тоже. Знаешь, я тебя заметил. О да, а это значит, что заметят и другие. Понимаешь?

– Нет…

– Умеешь болтать целый день, как заводная игрушка?

– Пф-ф-ф, считай, что это мой профиль.

– Я знал. Просто не мог ошибиться! Ты будешь продавцом в метро. Но обсудим это у меня дома, ладно? Не хочу, чтобы нас кто-то услышал…

– Так-так, стоп. Чем ты предлагаешь мне торговать? У себя дома я могу заниматься чем угодно, но в чужом городе нарушать ничего не собираюсь. В Риме я веду себя как римлян.

– Ты еще и не местный?! Отлично! Я должен был догадаться. Должен. Ты говоришь с акцентом. Пойдем-пойдем скорее ко мне. Все будет нормально. Мелкая торговля. Чистящее средство для милых домохозяек. А, да. Мы можем открыть у меня дома пиво. Как знал, что встречу тебя, дружище!

Слова сыпались нескончаемый потоком. Казалось, они вот-вот завалят и раздавят, несмотря на свою легковесность и бессмысленность.

– Другой разговор. Э-э-э, дружище?

Так Доггеру предстояло познакомиться с местными квартирами. Хорь, как длинная и крепкая веревка, обхватывает лапу пса и тащит за собой, так хищник несет свою добычу в логово.

Глава 21. Умный дом и его глупый хозяин

Перед Доггером предстает жилище нового образца и типажа. Если хозяин – это душа квартиры, то здесь все было наоборот. Не владелец старается устроить свое жилище, а сам дом организовывает и формирует своего хозяина. При входе в дом под лапы сразу же бросается несчетное количество щеток, швабр, прикрепленных к роботам, которые подобны многолапому насекомому. Дог в испуге отпихивает одно такое чудище подальше от себя, как нечто противное и неприятное, даже опасное. Робот-чистильщик беспомощно пищит, пытаясь самостоятельно подняться, точь-в-точь перевернутый жук на панцире. Огоньки на дисплее светятся желтыми, синими, красными яркими цветами в надежде, что кто-нибудь придет на помощь бедному механическому существу. Хорь бережно поднимает одного из своих помощников.

– Ну зачем ты так? – укоризненно обращается он к своему гостю.

Если раньше дома наполнялись жильцами, то сейчас в квартирах было больше роботов. Наверное, в будущем боятся тишины, потому что в городе очень шумно. Постоянно что-то хлюпает, рычит, гудит, сопит, искрится электрический ток, бегущий, как кровь по венам, в дома и корпорации. Квартира не убежище, а логическое продолжение и подпевало к общему хору, состоящего из непрекращающегося гула. У Доггера начинает болеть голова, а хорек, кажется, уже родился с этим шумом в ушах. Иначе как объяснить его безразличие? Он живет один, в окружении бесчисленных роботов: механика для уборки, для починки, готовки, стирки, досуга – всего не перечислить. Вдруг, довольный и гордый за свой умный дом, хитрец с улыбкой достает из-под подушки электронного таракана с рыжим корпусом:

– Даже таракан!

– А он-то тебе зачем? Завел бы хоть что-то живое одного разнообразия ради.

– Я живой. Этого достаточно. А таракан для роботов. Иначе им некого будет гонять.

Хорек кидает шустрого механического таракана на пол с удовольствием наблюдая за погоней чистильщика и электронного насекомого.

– Ну, не знаю, – скептически заключает Доггер. – Если уж здесь начали развлекать роботов, то непонимающий дурак либо я, либо просто вокруг меня все идиоты!

Плут достает серый пульт, усыпанный кнопками с рельефными подписями на иностранном языке. На стене загорается огромная плазма с подкрашенными, но имитирующие реалистичные, картинками, одна за другой сменяющие друг друга. Казалось, все здесь подражает жизни, создает впечатление занятости, наполненности и суеты. Но стоило убрать из квартиры множество роботов, все сразу бы стало пустым и бессмысленным. Дом мог спокойно прожить без хорька, но непременно бы развалился без электронных слуг и помощников.

Услужливый робот на колесиках любезно подвозит гостям серебристый поднос с пивом, безупречно чистыми гранеными стаканами и легкой закуской. Откуда-то буквально прилетает диван, как в какой-нибудь сказке. Доггер впервые за долгий день садится, чтобы отдохнуть.

– Единственное, что не меняется! – довольно заявляет пес, держа полную кружку в лапе.

– Слушай, я даже имени твоего не знаю. Может, попробовать угадать, а? – резво предлагает хитрый зверек.

– Не стоит. Припишешь мне какого-нибудь Людвига или Рудольфа, а мне потом живи с мыслью, что у меня вид, как у Берни или Джона. Я Доггер. Сокращенно Дог.

– Ну, а я Неон.

– Я знаю, что ты – это не он, чего голову морочишь?

– Сам себе и морочишь! Неон! Это имя! Элемент из химии, 18-1 группы первого периода таблицы Менделеева, атомный номер 10. Между прочим, пятый по популярности. Ну, после кислорода там всякого, гелия, углерода….

– И почему тебя так назвали?

– Обычно мы носим имена химических элементов или чего-то, что как-то связано с наукой. Новому веку нужны новые имена! Всякие «Доггеры» давно остались в прошлом.

– Да что ты говоришь…А если я из прошлого? Как тебе? – с интригующей улыбкой спрашивает пес.

– Из машины времени? – равнодушно уточняет Неон.

– Да-да!

– Обычное дело, – апатично отзывается хорек. – Тут таких много, кто все-таки решился залезть в эту консервную банку.

– В смысле? – не понимает рокер, все еще не веря, что его неожиданное заявление о путешествии во времени не производит должного эффекта.

– Не так давно у нас открыли аттракцион, который так и называется «Машина времени». Э-э, мне рассказывали о таком, сам-то я ни за что не полезу в эту железяку. Ну вот, платишь денежки, залезаешь в машину, ставишь время и дату, а потом перемещаешься. Правда, многие так и не вернулись. Застряли где-то между «вчера» и «сегодня». Никто не знает, где они. Так и болтаются, наверное, бедолаги в безвременье. Говорю же, консервная банка! Заплатишь, так потом еще и исчезнешь!

Доггер на минуту задумался. Каким странным все это кажется: машины времени, роботы, библиотека без книг. Пес осторожно проводит по темноватой обложке «Эрнани». Издание не новое, а здесь и уж тем более совершенный раритет! Удивительно, что пьеса Виктора Гюго вообще дожила в таком виде до этого дня. Видимо, ее просто никто не читал, а следовательно, и не истрепал, не испортил страницы, не опрокинул на обложку чашку с чаем, запачкав произведение расплывчатыми коричневатыми пятнами.

– А ты из чудиков, – с насмешкой бросил Неон, щуря единственный глаз в сторону книги. – Но хватит о пустяках. Нужно обсудить дело. Итак, я буду выдавать тебе несколько партий моющего средства в день, а твоя задача – продать целую сумку товара за один день. Но есть одна проблемка, брат. Продавать ты будешь в подземке. Слышал про метро?

– Это, кажется, такие вагоны под землей?

– Они самые. Учти, дружище: расстояние от станции к станции минимальное, но ты просто обязан успеть уложиться в этот интервал, чтобы хоть один из пассажиров отвлекся от самого себя и купил наш товар. Будешь расписывать моющее средство во всей красе. Я дам тебе свою грязную футболку, поставишь на ней эксперимент и докажешь безупречность, уникальность и все такое, нашей продукции. Я покажу тебе, как нужно сделать. Деньги, само собой, разделим пополам. Без обмана уже пять лет на рынке. Я выбрал тебя. Ты…привлекаешь внимание. Книгу не забудь с собой взять! Ха-ха!

Хорь достает из-за диванной подушки ветхую футболку, усаженную разными пятнами так, будто ее вообще никогда не стирали. Эти пятна странного, коричневатого, едкого цвета. Они не выглядят естественно, но тем больше ужасают своей безобразностью. Услужливая техника уже несет своему хозяину волшебный порошок в разноцветном, переливающемся на свету пузырьке. Парочка нехитрых манипуляций со средством – пятен как не бывало. Глаза Доггера загорелись щенячьим восторгом. Кажется, новый век наконец-то начинает радовать удивительными открытиями.

– А мне можно такую штучку себе забрать? – нетерпеливо спрашивает панк. – Во Черничка обрадуется, что больше не надо будет чернила со стола по нескольку часов оттирать!

Неон удивленно смотрит на своего собеседника, но пользуясь моментом быстро отдает ему флакончик с «магическим» раствором:

– Конечно, бери. Мне не жалко, брат!

Доггер широко улыбается. Вместе с этим чудо-средством он получает еще и первого друга в этом новом и незнакомом мире. Это ли не счастье? Дружеское плечо, приятельские посиделки со стаканчиком холодного пива после непростого дня…Кажется, дела начинают идти на лад. А привлекать внимание панк-рокер умеет, поэтому в том, что их компания будет при деньгах – сомневаться не стоит. Стрелял в книжные строки из библиотеки, а попал прямиком в клад, чьи сокровища вот-вот посыплются на голову.

Глава 22. Разоблачение

Маленький и тесный подвальчик со спертым воздухом сильно затуманивает мозги его скромным обитателям. Видимо, теснота помещения сдавливает и саму личность, что находится внутри него. А спертый, душный воздух, подобно ядовитому газу, отравляет мысли, делая помыслы злыми и токсичными. В подвальном мрачном тусклом свете даже Джейн, чей стержень выстаивал в самых лютых несчастьях, поддается хандре. Ей кажется, что красный ошейник вот-вот толстым и большим питоном сожмется вокруг ее шеи плотным удушливым кольцом и перекроет воздух. Ремешок на платье превратится в пыточные тиски, сжимающие до тех пор, пока последний вздох не вылетит из погибающего кошачьего тела. Жуткие образы спорят один с другим, не собираясь отступать. От их борьбы головная боль начинает громко звучать в висках, разрывая череп пополам. «Замолчите!» – хочется крикнуть пустоте. Джейн достает из кармана черного платья колоду игральных карт, начиная раскладывать пасьянс. Карты – вот единственное место, где судьбы пришельцев могут сложиться как надо. Но, вдруг, пиковая дама отлетает куда-то в угол, прочь. Гитаристка нервно отбрасывает картонные, потрепанные от времени карты в сторону, будто они уже напророчили что-то жуткое и злое. Кошка быстрым шагом берет бутылку вина, где на дне еще рубиновым цветом горит пара капель. Рывком она подносит сосуд с напитком к губам, но то ли во всем виновата импульсивность и неровность движений, то ли у Джейн сегодня плохой день, капли капают прямо на черный бархат платья. «У, черт!» – злобно ругается гитаристка, расстроившись еще больше прежнего. Бутылка зелеными осколками лежит на полу.

Доггер, что все это время лениво глядел в полоток, занятый какими-то своими хаотичными мыслями, резко вздрагивает, будто бы выходя из глубокого сна. Все понятно. Алые винные пятна уродливо выделяются на черном фоне.

– Спокойно. У меня есть решение! – героически восклицает панк-рокер. В его лапах «волшебное» средство, что бьет по пятнам точным ударом. Пес принимается вычищать вино с одежды отработанными и выученными движениями, коими он орудует день за днем, демонстрируя зевакам в поезде чудо-средство. Но волшебство почему-то не происходит…Дог трет сильнее и сильнее, но пятна становятся еще больше и неряшливее.

– Отойди уже, сейчас совсем испортишь, – раздраженно прогоняет его черная кошка, нервно одернув ткань. – Что это у тебя?

Доггер непонимающе смотрит то на пятновыводитель, то на грязное платье.

– Я не понимаю! – волнуется пес. – Оно всегда работало в метро! Это товар, которым я торгую, благодаря ему мы сейчас могли выпить вина… – растерянно оправдывается Дог.

Орландо почти бесшумно подъезжает к рокеру с бесстрастностью стороннего наблюдателя, разглядывая жидкость во флакончике.

– Дай-ка посмотреть.

Ворон из шестеренок внимательным взором изучает пузырек, даже пробует понюхать его.

– Это спирт. Не более, – подвел итог, вынес приговор обману ученый. – Единственное, долго работали над запахом, чтобы поприятнее было нюхать. Многое можно вывести, но многое и нельзя. Тем более, из-за аромата спирт немного ослабел. Какие пятна ты им выводил?

– Откуда я знаю?! Какие-то коричневые, черт разберет…

– Йод! Он отлично растворяется в спирте! Поздравляю тебя, Доггер, ты мошенник. Продавал, мягко скажем, некачественный товар. А грубо, просто воровал чьи-то деньги за баночку с разбавленным спиртом.

«Мошенник, мошенник, мошенник» – раздается в голове панка. Неужели он воспользовался своим талантом заинтересовывать зрителя во вред? Правда ли, что его актерские способности послужили оплотом для лжи, обмана, наглого вранья и простого потребительства чужих карманов? За красивыми словами – горстка трухи, мусора… И это он, Доггер, считавший себя доселе талантом, пал так низко, что встать уже нет сил…А сцена? Разве можно выйти на нее теперь, понимая, что голос, как гипнотизерский транс, одурманивает и запутывает, заставляя умы работать по-другому. Если все это правда, а не дурной сон, то панк срывает с себя маски, смывает грим, закрывает занавес, чтобы больше никогда его не поднимать. Спектакль закончен. Зрители могут идти домой. Пес тяжело садится, невольно роняя волшебный флакон. Вдруг, в голове вихрем проносится вопрос: «А Неон?» …

Фрустрация

Лежа на спине Доггер смотрит вверх, под самый купол, с трудом осознавая, что перед ним: безграничная ночная небесная даль, усеянная звездами или просто черный-черный потолок, заляпанный белыми крапинками краски? Пес все еще вспоминает, как кинулся к дому хитрого Неона, чтобы сказать ему правду. Он просто не мог поверить в то, что хорек умышленно обманывает его…Но квартира оказалась абсолютно пуста, если, конечно, так можно сказать про место, где всегда, даже в отсутствие хозяина, трудятся роботы. Один из таких механических помощников и сказал полному негодования и смятения рокеру совершенно без эмоций, без радости или сожаления, фразу, не срывающимся голосом: «Неон заработал денег и уехал в другое место. А еще просил передать, цитата: «Привет» Доггеру, его работа неудачником закончена». Конец цитаты. Эти слова и сейчас крутятся в голове обманутого панка. Получается: не было ни дружбы, ни беседы за кружкой холодного пива…Была лишь одна большая ложь. Осталось ли в этом мире хоть что-то, что можно еще назвать настоящим?! Настоящие ткани, материалы, продукты, книги, музыка, друзья?.. Настоящая жизнь?.. Кому выпал этот век, наверное, успел приноровиться, прикрыв свою живую душу каким-нибудь новомодным плащом из синтетической ткани, а чтобы та молчала заткнул ее выстроенной с помощью компьютерной программы мелодией, которые каждый день создают машины, собирая нотные комбинации одна за другой. А еще, перед тем как очутиться здесь, в некоем темном и неосвещаемом ничем пространстве, Дог слышал голос: «Лучше бы с таким талантом выступал на сцене». Но дар, упавший в грязь, меркнет, перестает блестеть, навсегда оставаясь запятнанным позором. Панк слишком увлечен, слишком напорист и азартен, чтобы заподозрить нечистое. Он артист, ему трудно удержаться, когда слышны крики " Браво!" и овации.

– Дог? Ты живой еще? – раздается знакомый голос из темноты. Он призывает вернуться из бездны и открыть глаза.

Оказывается, все это время Доггер лежал в подвальчике, ставшим за долгое время пребывания, родным. И не было ни сводов, сжимающихся над головой, ни стальных решеток, грозящих и угрожающих. Угрызение совести? Да, скорее всего так.

Глава 23. Happy birthday

Когда Дог открывает глаза, пугающие образы, как трусливые тени на свету, убегают прочь. Возможно, навсегда. Возможно, просто затихли до поры до времени. Доггер не успевает соотнести прошедшее с нынешним, как неожиданно и резко пятно черного меха перед глазами становится все более и более узнаваемым. Джейн взволнованно стоит над панком, но, заметив, что с тем все в порядке, добродушно улыбается и хитро щурится, будто бы она – обладательница сверх тайного знания. Кошка дружелюбно протягивает псу новую бутылку из зеленого стекла:

– С Днем Рождения, Дог!

Пожалуй, нет такого существа, которое бы не любило праздники. Но день рождения на многих наводит тоску. Чего хорошего в осознании того, что время прошло, а положение дел осталось прежним, или даже усугубилось? Доггер даже не помнил толком: отмечал ли он когда-нибудь свой праздник? Возможно, в детстве, не понимая, какая разница между четырьмя и пяти годами возраста – да, а потом? Откуда Джейн знает, что сегодня– день рождения Дога? А какое сейчас число, какое «сегодня»? Слишком много вопросов при полном отсутствии ответов. Однако внезапно наступивший праздник раскрашивает серость и будничность подвала. На потолке нет разноцветных воздушных шариков, но почему-то появляется ощущение, что вокруг все становится ярким, а не пасмурно-серым. Дог смотрит сквозь зеленое стекло и из черной кошки получается темно-болотная. Чудеса! Задавать сейчас вопросы – все равно, что отказываться от внезапно свалившегося счастья в виде крупного выигрыша. «Как странно, они все мне улыбаются, будто я супер-герой сегодняшнего дня. В глазах нет ни намека на…презрение или укор. Не это ли называют…дружбой?» – думает Дог. Но в слух говорит совсем другое:

– Вот что такое магия дружбы…Вино из неоткуда! В прошлом году, насколько я помню, все почему-то рассорились. Кажется, из-за того, что не могли поделить куплеты в песне. Каким-то чудом успокоились, повспоминали прошлое, как водится на таких праздниках, поплакали, помирились и пошли громить мою хату, ну это как обычно всё.

А потом его вновь накрывает большая волна, но на этот раз не отчаяния, наоборот, вдохновения…То, что копилось долгими годами и стояло комом в горле, жаждало вырваться на свободу криком или тихим шепотом, вдруг, прорывается наружу:

– Я не стану сегодня курить.

Не зови меня взглядом, афиша,

Мне бы сегодня пойти покурить и

Смеяться, кричать бесстыже.

Но тот мост, истукан чугунный,

Спиной выгибаясь горбуньей,

Шепнул мне: «Спокойно,

Отдохни хоть сегодня достойно».

Рельсы неслись, а меня, бродягу,

Что-то заставило воспротивиться мраку.

Побежать на тот мост,

Слабо, в блаженстве, сникнув, опустить хвост.

Вдохнуть, снова выдохнуть и понять:

«Нет, не дано нам летать…»

Так простоял на мосту я весь день.

Где-то над ухом звенела капель.

Завтра я снова не стану курить.

Друзья, не зовите кутить.

Грей, Джейн и Глейз удивленно смотрят на Дога. Они ожидали шутки или колкости, задорной песни, но никак не чтения стихотворения. Неуклюжей, совсем не бунтарско-революционной, лирики.

– Был бы тут Черничка, все вышло бы более складным. Я не поэт. Поэтому предлагаю отметить еще один мой пропащий год жизни прозаично, но с размахом!

Глава 24. Откровения

Джейн мирно посапывает в темном и немного сыром углу подвала. Она счастлива. Неприятное, коварное чувство зависти к Доггеру, как к успешному музыканту, давно не мучает ее. В этом путешествии у нее получается смотреть на него не как на звезду панк-рока, не как на коллегу, а как на живое существо со своим клубком путанных мыслей, как на пса, способного точно также как и она: ошибаться, грустить и радоваться. Джейн даже испытывает к нему самые чистые дружеские чувства. Подумать только! Грей тоже тихо сопит, убаюканный винными парами. Только Глэйз и Дог молча смотрят друг на друга. У каждого в глазах читается своя мысль и тихая сокровенная грусть.

– Почему ты всегда видишь во мне объект изучения? – Осторожно начинает Дог, обращаясь к брату. – Какое удовольствие препарировать живых?! Почему, почему ты такой сердитый? – С обидой завершает он.

Глэйз удивлен. Давно, очень давно они не говорили друг с другом по душам. Пожалуй, с того самого момента, пока они не стали подростками и каждого не потянуло в разные стороны. Одного – в панк-рок, другого – в медицину. Черный пес не сразу решается ответить. Подобрав слова, он спокойным и ровным голосом начинает:

– Честно?.. Ты бесишь меня, потому что ты ничего не боишься. Можешь смело идти в толпу, не боясь ее воплей и осуждений. Ты открыт публике, а я бы желал свернуться от всех в плотный и толстый кокон. Книги – не живые пациенты, с ними я могу ошибаться, они всегда рады принять меня таким, какой я есть. Пока учусь, я не несу ответственность за реальные жизни и психику. В своей голове могу придумать все, что угодно. Покуда я вне реальности, она не может меня сломать. Мне страшно выходить в настоящий мир…

– Ты боишься входить в этот мир, а я боюсь из него уходить…

– Что?

– Серьезно думаешь, будто мне не страшно?

– Да… Ты всегда уверен в себе и на публике…

– На публике! И только. Я не боюсь внешнего – я боюсь внутреннего. Не знаю самого себя, потому что мне страшно узнать, кто я на самом деле. На сцене у меня тысяча ролей и каждый раз разная. Живу за колдуна, за трактирщика, за лесника, но не за Доггера…

– В детстве тебя звали совсем по-другому, – задумчиво произносит Глэйз .– Раф… Как кофе. У тебя шерсть была такого же оттенка. И ты так забавно лаял, когда был щенком. Вместо "гав" – "р-р-раф". Замазал свою шерсть красным цветом, сменил имя… Что означает "Доггер" – "Собакгер", "Песгер"?

– Мне хотелось чего-то забавного, простого и неоднозначного одновременно! Я сляпал это имя второпях. Как всегда, совершаю глупости и выезжаю на них. Пока я фрик, мне можно многое!

– Ты и сейчас похож на ребенка. Такой же наивный…

– Об этом не стоит.

– Прости.

Наступило молчание. Не давящее, а погружающее в глубь себя. То тихое время, когда каждый вновь закрывается в себе и своих мыслях, чтобы найти там ответы, обдумать заданные вопросы.

– Этот ирокез – твоя защита? Как иголки у ежа? – уточняет у брата Глэйз.

– Так я выгляжу куда страшнее и впечатляюще. Мне нравится быть предметом сплетен и обсуждений. Пока шумят вокруг меня, я не слышу себя.

– А знаешь…я рад, что ты рассказываешь мне об этом. Спасибо.

– Если честно, я ведь и не знал, что тебе страшно… Думал, ты просто ботаник.

– А я думал, что ты просто дурак!

– Кто тебе сказал, что это не так?! – смеется в ответ Дог, подмигивая брату. – Ты похож на Орландо! – вдруг серьезно продолжает он.

– Мне бы не хотелось быть таким, как он…А Ты похож на Фриду. Вы оба любите внимание.

– А ты… Ты… Можешь рассказать мне про астероидов?

– Почему же я? Ведь я не астроном!

– Причем тут астроном! Ты все время тыкал на меня пальцем:" астероид, астероид"…

– Истероид!

– Я так и сказал.

– Нет, ты… Эх, ладно… Да, конечно. Расскажу.

Глава 25. Два брата

Скромная квартирка на городской окраине. Темными вечерами здесь шумит шпана, кто-то неумело бренчит на расстроенной гитаре, флегматично разучивая песни, а ночью уже жутко ходить по двору в одиночку. Ободранные подворотни с прокуренным табачным запахом, мятые жестяные банки в телефонных будках вгоняют в тоску. Промышленные трубы фабрик и заводов огнедышащими чудовищами взмывают в небо и пыхтят едким дымом, оседающим на землю сизым пеплом. В будущем Доггер, а сейчас просто маленький Раф, вернулся домой. Из душного класса и школьных коридоров – в кое-как обклеенную обоями комнатушку, где зимой в щели окон задувает простуженный ветер. Это его дом, в котором он жил со старшим братом, оканчивающим школу, и старенькой седой мамой. Раф хотел уже нажать кнопку дверного звонка, но увидел на лестнице Глэйза. Странно, сегодня у него занятия быстро закончились. Возможно, его, как и младшего брата шестиклассника, отпустили домой пораньше из-за надвигающейся на город сильной метели. Глэйз быстро поднялся на этаж, бодро прошагав вверх, и с осуждением посмотрел на Рафа. Тот опять пришел с фиолетовым синяком под глазом и разбитым носом, а за спиной на одной лямке болтался помятый ранец. Бежево-кофейная шерсть Рафа растрепана в разные стороны вихрами.

– Опять подрался? – сердито спрашивает Глэйз, примерный выпускник в выглаженной рубашке с белым воротничком и дорогих черных брюках клеш. Его черная лоснящаяся шерсть аккуратно причесана, а уши вьются мелкими кудрями.

– Угу, – недовольно бурчит в ответ брат. – Один дурак в моем классе сказал, что панк-рок – это сплошное громыхалово. Я ответил, что его дешевая попса – вообще не музыка, а просто…

– Ладно, без подробностей. Мне все равно. Но мама тебе всыпет ремня!

– Не-а, не всыпет! Она меня любит!

– Ну-ну…

Наконец, Раф, приподнявшись на цыпочки, нажал на звонок. Из квартиры послышался требовательный гудок. Ответа не было. Щенок позвонил еще раз, но было по-прежнему тихо.

– Может, мама ушла за молоком? – с тревогой в голосе предположил Раф.

– Возможно…– неуверенно отозвался Глэйз, достав свою связку ключей . Он по-деловому начал открывать замки. Ему нравилась мысль, что мама сделала дубликаты именно для него, а Рафу ключи не доверила. Конечно, он бы потерял их в первый день!

– Мам? – осторожно спросил Раф, быстро снимая с себя теплую ватную куртку.

Он небрежно откинул ранец в угол и побежал на кухню. Там царила зловещая тишина, которую нарушало только тревожное тиканье часов. Из комнаты послышался испуганный крик старшего брата. Раф тотчас же поспешил к нему.

– Не входи! – с беспокойством в голосе запротестовал Глэйз.

– Почему?! Я все равно узнаю! – с этими словами шестиклассник с силой оттолкнул брата и прошел в комнату. Через минуту он выбежал оттуда с криком и слезами.

***

За окном мела зловещая вьюга, из-за которой отменили последние в расписании уроки. Окна заунывно скрипели, и было слышно, как воет злой холодный ветер. В щели дул зябкий сквозняк. Два брата сидели на полу друг напротив друга, глядя перед собой пустым взглядом. В глазах уже не осталось слёз, они сосредоточенно молчали.

– Почему так? – тихо спросил Раф, нарушив тишину.

– Она была немолодой…-рассудительно ответил Глэйз.

– Нет, она говорила мне про дорогу, – задумчиво продолжал шестиклассник, словно беседуя с самим собой. – Про дорогу, у которой нет конца. И что однажды мы все дойдем до той точки, откуда нет возврата.

Щенок взял листок бумаги и карандаш, в первый раз нарисовав большой череп, из чьей головы выходит длинная лента бесконечного пути.

– Замысловато, – прокомментировал старший брат.

– Поэтому она тебе и не рассказывала! Знала: до тебя не дойдет!

– Эй!

– Тоже мне выпускник!

Наступило молчание. Через несколько минут Глэйз серьезным тоном сказал:

– Тебе еще уроки делать. Как и мне…

– Я больше в школу не пойду! – строптиво ответил Раф, гордо закинув голову вверх, скрестив лапы и нахмурившись от возмущения. Так появились его первые вычурно-театральные жесты.

– Интересно, это как так? – удивился Глэйз.

– Мне там не фиг больше делать! – еще более дерзко отвечал шестиклассник.

– Ну, уж нет! Изволь окончить хотя бы восемь классов! – умничал старший.

– Сам и заканчивай свою школу, все равно ученее не станешь!

– Ты должен слушаться меня! – настаивал выпускник. – И вообще…Мама говорила держаться вместе, если случится что-то плохое…

– Мама?! – неожиданно рассвирепел Раф. – Мама больше ничего не скажет! – сказал он, встав с пола и капризно топнув лапой.

– Вот как? – начал выходить из себя Глэйз. – Думаешь, я буду возиться с тобой, упрашивать?! Мне нужно окончить школу на «отлично», если я хочу поступить в медицинский! И нет времени с тобой нянчиться! Избалованный ты ребенок…

– Я ухожу! – с вызовом бросил Раф, собирая в мятый ранец свой скудный скарб, меняя учебники на кассеты с музыкой.

– К кому? К своим панкам-пьянкам? – с саркастичной улыбкой спросил выпускник. И резко добавил. – Цой умер!

Раф в первый и единственный раз больно ударил брата и, громко хлопнув дверью, ушел из дома. На улице валил сильный снег, посыпая белыми хлопьями холодную землю. Раф поднял голову к небу, прямо под ослепительный купол, сыпавший градом из крупных снежинок. По щекам потекли не то слезы, не то просто струйки таявшего снега. Любимый мамин сыночек в один миг потерял, казалось бы, всё…Всё, кроме одного. Его любимая музыка и мертвые анархисты оставались с ним, несмотря ни на что.

Братья встретятся позже, когда один станет педантичным студентом-психиатром, а другой отчаянным грубоватым панком – Доггером.

Глава 26. Фрида бьет по цели

Парадоксально, но именно будущее помогло Доггеру и Глэйзу разобраться в своем прошлом. Утром, когда исповедь братьев друг другу осталась в ночи, звонким вопросом Джейн, как не кстати, начинаются новые проблемы:

– А где наши деньги? – обратилась черная кошка в платье к собравшимся в подвале.

– Я их потратила! – дерзко вставляет, молчавшая весь вчерашний праздник, Фрида, которую никто не пригласил вчера на пиршество. – На чулки!

Одиночество, узкие коридоры и низкие потолки могут свести с ума. Глядя на других, на Джейн, Дога и Грея, которые объединены меж собой общей идеей, если не идеологией, культом рока, покинутость и отчужденность лошадки чувствуется особенно ярко. Да, здесь есть Орландо, но ворон же сделан из железа, разве можно ожидать от него хоть капельку сочувствия? Фрида не любит быть в стороне, если фокус в кадре сконцентрирован не на ней, то это серьезная ошибка, которую срочно нужно исправить. Идеальный вариант для того, чтобы тебя заметили: сделать что-то удивительное и прекрасное или ужасающее и отвратительное. Конечно, рыжегривая предпочтет второе. Лучше шокировать чем просто удивлять. Так она решила в одну ночь тайком выкрасть деньги, чтобы потом незаметно спустить заработанное на одну себя, прикупив самые что ни на есть дорогие черные чулочки, запримеченные в витрине одного бутика. Лошадку удивила странная на ощупь ткань, сделанная как будто бы из каких-то искусственных материалов, вроде резины или синтетики. Чем-то все это напоминает и музыку, которая иногда звучит на улицах города. Что-то ненастоящее, словно выведенное искусственно, где-нибудь в лабораториях, умниками с огромными линзами на подслеповатых глазах и в стерильных одеждах. Но даже странная и не самая приятная ткань не останавливает Фриду, чтобы отложить покупку. Ведь не в чулках было дело. И теперь с наглой улыбкой, отчаянно демонстрируя новый элемент своего образа, ведьмочка откровенно смеется в удивленные и шокированные, перекошенные гневом морды. Единственный, кому абсолютно все равно до чулок и потраченных денег – Орландо. Механическая птица упорно ковыряется в многочисленных шестеренках машины времени, подобных тем, что составляют его тело.