Орландо не верит в мистику и волшебство, но верит, что любую магию можно объяснить физикой или алгеброй. Ему интересна черная магия, как любое другое явление материального мира. Ум ворон всегда открыт для новых исследований и экспериментов.

– Заходи, – приглашает в дом ученый. – Как оживлять фигуры будешь?

– Эта доска подписана одной легковерной жертвой. Ты знаешь силу автографов? Не зря все самые страшные договоры и сделки подписываются. Только времена меняются и вместо крови пишут чернилами.

– Может, и не зря я тебя вызвал…

Орландо внимательно осматривает Фриду с легкой довольной улыбкой. Было что-то очень приятное от такой мелочи, как беседа, обсуждение планов не со стеклянными пробирками, а с живым существом.

– Размалеваться успела. Теперь точно ведьмой стала! – неожиданно выдает механический ворон.

– Я от заслуженных регалий не отрекаюсь, прошлое свое люблю и чту. А теперь отдохни и внимательно послушай. Вот что я затеваю…

Часть 2

Глава 13. Разучивание пьесы

В самом разгаре весеннего утра и начинается приключение, накрывшие героев подобно огромной волне, ураганной силой снесшей привычный уклад жизни. А пока неспешно шелестят листы, исписанные темными чернилами. В окошко домика Доггера ласково светит апрельское солнце, любопытная зеленая лоза свисает с подоконника и окутывает толстый переплет «Божественной комедии». В комнате лежит большое количество разных вещей: от потрепанной старой шляпы с пышным гусиным пером до венецианской карнавальной маски. Среди груды реквизита стоит Дог в темно-синем плаще, символизирующий по Блоку, скорую измену. Черничка в золотистой накидке похож на гордого воина, которого поджидает скорая слава. Театрально закидывая лапы в сторону, вознося взгляд во ввысь, пафосно и патетично разучивают пьесу, друзья репетируют первую сцену. По задумке автора сюжет пьесы вращается вокруг пропажи старинных часов, замену которым придется найти одному из сотрудников музея. Однако новый экспонат, как все старинные и таинственные вещи, скрывает в себе загадку, которая разразится на головы сотрудников проклятием. Доггеру нравится писать сюжеты с элементами мистики, фольклора, ужасов. Правда, конкретно эта пьеса симпатична ему тем, что в ней он написал себе образ доблестного и отважного авантюриста, готового к встрече с опасностями. А еще именно у его персонажа самые трогательные речи на грани пафоса про бедняков. Доггеру нравится считать себя собратом по несчастью всех «униженных и оскорбленных», «отверженных». Черничке же он милостиво выделил роль волнительного, суетного рядового музейного сотрудника.

– О нет! Пожар! Кошмар! Пропали! Во беда! – начинает Черника, изо всех сил стараясь изобразить гримасу ужаса. Он спешно перебирает лапками, путаясь в накидке.

– Зачем кричать же так с утра? – равнодушно реагирует Доггер.

– Проснись, скорее! Кража здесь… Украли ценнейшую вещь! Часы старинные висели, для посетителей блестели, глаза восторгом наполняли!

– Ага! Воришки часто тут сновали. А что? Часы – чудесная находка. Их выкрадет любой бедняк: будь то мальчишки иль девчонка… Теперь представь, что бедные воришки крадут часы, крадут и книжки, чтоб только голод их оставил! Хоть на день. Работать вовсе не им лень. Таков их быт, таков устав… Их не щадит судьба, им только б пожевать чего-нибудь с утра.

– Тебя не очень понимаю я! Кто нам часы вернет, кто нас спасет от разоренья?

– Не беспокойся – я твое спасение! Пойду по свету я искать музею новый экспонат. Как только часики найду – вмиг примчусь и возмещу потерю.

– Удачи, друг! В тебя я верю.

– Благодарю. Теперь закрой за мной скорее двери.

Кто-то с улицы настойчивым и даже повелительным, требовательным стуком настаивает на том, чтобы дверь открылась. Черничка с опаской, словно остерегаясь того, что из этой двери выскочит некий демон из проклятия, как по сюжету пьесы. Во время репетиций впечатлительная натура кролика погружается в игру с головой, уже не в силах разграничить вымысел и реальность, как иногда бывает в бредовых снах. В дверях, действительно, стояло то, что можно обругать «проклятьем», но другого рода. На смущенного кролика в упор глядит два зеленых глаза с кипящей и необузданной энергией в них. Это Фрида. Она вопросительно поднимает бровь, окинув взором маленького испуганного кролика. Ведьмочка ищет дом Доггера и просто не может ошибиться!

– Доггер дома, – словно прочитал ее мысли Черничка. Он привык к тому, что к «учителю» могут приходить странные гости. Хотя эта незнакомка выглядит несколько нетипично даже для окружения Дога.

Лошадка по-хозяйски проходит в дом, брезгливо морщась, глядя на интерьеры в доме.

– Собирайся! – Приказывает она псу. – Мы идем снимать клип. Я нашла отличное место для съемок. Очень…Эм-м-м…Аутентичное!

Панк-рокер удивленно смотрит на красногубую гостью. Какой же нужно обладать внутренней силой и упрямством, чтобы вот так, в чужом доме отдавать приказы?! Обычно пес туго запоминает лица своих знакомых тем более, если они встречались всего один раз, да и тот в пабе. Такое уж это место – все молниеносно улетучивается и исчезает вслед за рассасываемой пивной пеной в кружке. Но эти зеленые глаза с нездоровым блеском, алые, словно выпачканные в чужой крови губы, и пышную гриву, которую можно затянуть в тугой жгут и удушить им – этого не забыть никогда!

– Все уже собрались. Ждут только тебя, – загадочно добавляет Фрида.

– Да, конечно, – будто бы не по своей воле отвечает Дог, скидывая с себя театральный плащ.

– Но…мы не порепетировали… – с досадой и до смешного тихо пищит кролик в надежде остановить Дога, а Фриду выкинуть из дома, чтобы забыть потом навсегда!

– Нет. Я должен идти на съемки. Грей…Грей будет ругаться, если я опять отложу дату. Мне нужно. Я ухожу. Разбери реквизит на полу. Мы же уважающие себя актеры в конце концов, а не балаганные шуты!

Глава 14. Будущее ждет

Грей, Джейн, Дог, Глэйз, Орландо и Фрида. Разношёрстная компания наконец-то собралась вместе. Их скрывает только набирающий силу весенний лес. Звери толпятся в старом фургончике одного сумасшедшего ученого. На улице пахнет свежестью молодых листочков, стаявшим льдом, холодным ручьем, чей запах похож на сталь. В фургоне же пахнет деревянными пробками, шалфеем и травяными отварами. Грей держится отстраненно и самоуверенно, словно все происходящее его не касается, а лишь проходит параллельно. Джейн сжимает в лапах камеру, ее брови хмурятся, а глаза сосредоточенным и строгим взором осматривают новую обстановку. Дог пытается выглядеть разгильдяем и держится как можно более расслабленно, но на самом деле внутри него все сжимается от какого-то нехорошего предчувствия – Фрида не дает ему покоя, роковая красотка, нахалка, настоящая смерть! Глэйз с интересом рассматривает корешки древних книг и манускриптов, с удовольствием повторяя латинские названия разных органов на анатомических схемах. Кажется, пес даже улыбается про себя, одобрительно кивая безмолвным рисункам и чертежам. Орландо ввинчивает болты и гайки в огромный железный шар с большим стеклянным окном и начинкой из мигающих кнопок и рычагов. Фрида, как королева на балу, властно осматривает собравшихся, сидя за столом ученого, где сейчас стоит клетчатая шахматная доска и деревянные фигуры. Рыжая с интересом двигает пешки, переставляет короля и ладью, меняет местами черные и белые фигуры, смешивая их между собой, коней она держит как можно ближе к себе.

–Ну, Дог, кажется, мы должны играть в шахматы? Ведь таков сюжет твоего клипа, м? – лукаво спрашивает лошадка.

Пес растерянно и невнятно отвечает ей:

– Да, но почему ты привела нас именно сюда?

– Потому что тут мы будем играть в шахматы по моим правилам! Это уже не та доска с деревянными фигурами, что ты дал мне вчера в пабе. Твоя подпись очень пригодилась, чтобы чуть-чуть…одухотворить эту партию.

– Э-э, а что с клипом? Я не понимаю! – панк едва сдерживается, чтобы не крикнуть в отчаянии: «Помогите, прошу! В какой только омут мы попали с этой…ведьмой!» В зеленых глазах лошадки горит нездоровый блеск одержимости.

– Смотри, Орландо! Сейчас я покажу тебе, как умелый кукловод дергает за ниточки! – с бешенным восторгом кричит дьяволица.

Но кто-то грубо толкает злодейку в бок. Это Джейн. Отложив камеру в сторону, она решает показать Фриде, кто здесь главный.

– Я всегда знала, что не стоит доверять кому бы то ни было после одной-единственной беседы… Ну да ладно. Ты сумасшедшая! Я не знаю, что ты хочешь с нами делать и причем здесь шахматы, но я уже рассердилась, потому что из-за тебя мы потратили время в пустую, мы снова не записали клип, а еще…ты просто мне не нравишься!

Между пони и черной кошкой завязывается нешуточная драка. Слышно шипение, даже рычание. Шахматные фигуры рассыпаются по полу, так и не успев стать частью магического обряда. Черные и белые фигуры смешиваются друг с другом: кони разбросаны вперемешку с ладьями и ферзями, слонами и пешками. Все смазывается, как испорченная кинолента, превращаясь в общую потасовку, где уже невозможно различить силуэты и отличить правого от виноватого. Как отдельные краски на холсте, что смешиваются от неуклюжего движения и создают грязный неясный оттенок. Слышно только:

– Осторожнее! Мои эксперименты! Наблюдения! Вы все порвете, бездари!

– Ура, драка!!!

– Если ты еще раз наступишь мне на лапу, то я тебя побью…Это не шутка!

– Все из-за тебя!

И, наконец, философское:

– Что я здесь делаю?..

Вспоминая в последствии этот случай, никто так и не смог ответить на главный вопрос о том, как вся компания вкатилась в машину времени, в тот самый шар, возле которого крутилась механическая птица. В общей суматохе звери не заметили ярких огней от зажженных выпуклых кнопок, неоновые загадочные цифры XXV на экране, предупреждающий об опасности красный цвет клавиши «пуск». Началась сильная тряска, в глазах все рябило черно-белыми и цветными геометрическими фигурами, яркими кляксами. «Вот и смерть» – подумали собравшиеся. Даже Орландо, который давно перестал бояться конца жизни. Ему не в первый раз приходится пересекать границы времени, обманывая стрелки часов, но в этот раз он не один. Выдержит ли машина такое напряжение? Ответ ворон получил лишь после того, как металлический шар протяжно заскрипел, экран погас со звуком взорвавшейся бомбы, в глаз влетела отскочившая гайка, а дверь машины времени открылась… Звери чувствуют запах гари, предвещавший плохие новости. На гриве Фриды заплясал маленький огонек от перегоревшего провода, случайно упавшего на нее. Лошадка стремительно гасит его со словами:

– Что же…Мы тут на долго.

Глава 16. Буквальный андерграунд

Фрида, Орландо, Джейн, Грей, Глэйз и Дог попали в полумрак. Сначала их глаза не видели из-за ярких вспышек внутри машины, но и после того, как с глаз сошла пелена, они не смогли детально рассмотреть место, где находятся. Невольные путешественники во времени попали в подвал жилого дома, оказавшись практически под землей в буквальном смысле этого слова. Подвал пахнет плесенью, под лапами чавкают небольшие лужицы серого цвета. По углам разбросаны большие холсты, на которых изображены геометрические линии и пятна, какие мерещились во время скачка во времени. Такое чувство, что все они принадлежат кисти одного художника, который отчаялся искать свою музу и обреченно свалил картины в подвал, поставив на них крест. Возможно, у него не понялась лапа выбросить творчество в урну, где бы краски на холсте мешались с вонючими просроченными продуктами и бытовыми отходами, поэтому он отнес свое искусство в подвал. Холсты затягиваются клубками бледной плесени, медленно умирая. Неужели в этом городе негде искать вдохновения? С купола машины времени спускаются черные и липкие подтеки машинного масла. Капля тягучей жидкости попадает Доггеру на нос. Пес выходит из шокового оцепенения только благодаря ей. Он смахивает липкое масло лапой, глядя на оказавшееся на полу пятно черного цвета:

– Ну и жижа…

Словно пробуя слово на вкус, он повторяет:

– Жижа, жижа…Что за слово? Кому оно понравится? Точно, Маяковскому! Стало быть, и мне тоже…

Так герои оказались в мире будущего. Оно встретило их сырым подвалом.

Глава 17. Дневник

Для того, чтобы не сойти с ума и быстрее осознать все то новое, что свалилось на головы горе-путешественников, Доггер, как самый творческий из всех собравшихся, решает записывать на обратной стороне выброшенных холстов короткие заметки о прожитых днях. К счастью, у Джейн, как у личности тоже довольно творческой, нашелся огрызок сточенного карандаша. Вот что записал рокер мелким, неровным почерком в один из первых дней: «Давно же я не брал в лапы писчий предмет! Стыд и позор! Удивительное дело, но моя дурная привычка доверять всем подряд, втянула не только меня, но и друзей в интересную историю…Мало того, что мы познакомились с настоящей ведьмой, так к ней еще в комплекте средневековый злой гений прилагается! Пришли снимать клип, а Фрида, ведьма то бишь, давай воду мутить, мол, шахматы, кукловод… Как можно оставаться в разуме, когда вокруг меня столько психов?! Бац-бац – мы в будущем… А я думал, для таких как я будущее не существует! Один день живу. Пейзажи и общие виды здесь, к моему разочарованию дворового романтика, слишком не живописны, чтобы их описывать. Какой-то странный удушливый воздух, словно каждую минуту химическую бомбу сбрасывают, духота, страдающие от безвыходности художники, которым больше нечего рисовать. Вот пишу на картинке чьей-то. Рисует геометрию. Пейзажей нет. Его бы к нам, в Хилтопгер! Чайные листы под солнышком рисовать! Глаза слепнут от гаджетов, в ужасе трясешься от летающих над головой досок! И все так быстро, стремительно. Музыка выведена машинами и агрегатами. Мертвая музыка. Таких бунтарей, как мы, здесь никто не видел, и никто не увидит больше. Я в первую очередь на музыку смотрю. Какие песни – такая жизнь. Наша компашка, как это всегда бывает, растерялась и рассыпалась, как древний скелет. Мой любимый братец Глэйз крутится возле Орландо. Что за птица такая – до конца не понял. Дьяволица Фрида то кокетничает со всеми подряд, то дуется. Джейн хандрит, но пытается что-то сделать для общего блага. Чаще читает свои антиутопии. Чего читать – все перед глазами. Грей нервничает, но виду не подает, тоже все суетится и пытается выбраться. Ох уж мне этот Грей! Готов целыми днями дивиться своей красе. Лучше бы спел. Самовлюбленный до ужаса! Как и я. Тщеславные же мы с ним псины, мать моя анархия! Ух, голова болит. Не хватает настоящего рока, чтобы всю эту серость разгромить под визг гитары. И книг не достаёт. Нужно найти библиотеку. За что ни возьмусь в жизни – все какой-то Достоевский. То есть одни страдания. Горе мыкаем…»

Глава 18. Доктор

Грей, Джейн, Дог – троица рок-бунтарей собираются в одну кучку. Они поджигают сырыми спичками одну из выброшенных картин, чтобы в подвале стало теплее. На остатки собственных сбережений, найденных в карманах платья, черной косухи и длинного плаща из кожи с нашитым черепом, компания покупает скудное пропитание на несколько дней. Около костра, в чьих языках сгорает цветной холст, собрались друзья. Долгое время они не решались кинуть картину в огонь, пока это не сделал за них Орландо. Есть что-то завораживающее и медитативное в этих правильных геометрических формах, прямых углах, одинаковых со всех сторон квадратах. Так искусство спасает друзей от неприятной подвальной сырости, чреватой простудой. Рокеры устали. И они не могут придумать ничего лучше, кроме как сесть друг к другу плотнее, запев знакомые всем рок-н-рольные мотивы. Одними голосами, без гитары. Никто не решается петь свои песни, поэтому единодушно выбрана классика.

Дождь идёт с утра, будет, был и есть и карман мой пуст, на часах – шесть.

И огня нет, и курить нет, и в окне знакомом не горит свет.

Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти.

И куда-то все подевались вдруг. Я попал в какой-то не такой круг.

Я хочу пить, я хочу есть, я хочу просто где-нибудь сесть¹⁴.

Фрида с завистью смотрит на компанию, к которой она точно не может присоединиться. Ей чужды эти песни, она дышит совершенно другим воздухом и мыслит совершенно другими идеями. Несмотря на все свои старания, на хлопание ресницами и предельную вежливость, она будет там чужой. Ее могут пустить погреться у огня, ведь сейчас, в этом подвале, все они равны друг перед другом, обиды забыты и прощены, но нужно ли ей это? Ведьмочка хочет подойти к Орландо, но с гневом, вызванным ревностью, замечает рядом с ученым Глэйза. И они уже тоже о чем-то беседуют! А Фриде…Не к кому пойти.

– Скажи, Орландо, – робко спрашивает Глэйз, – а ты гуманист? Каждый доктор должен любить своего пациента… И это, наверное, единственное, что меня смущает в будущей профессии.

– Нет, я не гуманист, – с какой-то злостной кривой усмешкой отвечает ворон.

– Но как? – не понимает черный пес. – Ведь ты же…доктор!

Орландо не отвечает. Он глубоко задумался. За всю его долгую жизнь накопилось множество интересных историй, которые иногда беспорядочным образом всплывают в голове. Тело ученого состоит из шестеренок, также и воспоминания в сознании образуют целостный, вращающийся механизм. Словно диафильм, перед Орландо разворачивается хроника собственной жизни.

***

Средневековый город опустел. На улицах не было никого, кроме снующих туда-сюда крыс, выискивающих себе пропитание, да ворон, занятых тем же. Под траурное карканье и голодный писк гордо шествовал чумной доктор. Он вселял трепетный ужас, он, маг и волшебник медицины, смерть и исцеление, черное пламя и красное зарево. На нем была широкополая черная шляпа, длинный плащ, закрывающий руки и ноги, маска с птичьи клювом и большие круглые очки, руки в бархатных перчатках сжимали трость для измерения пульса больных. Хорошо, что в маске спрятан пучок пахучих трав, иначе бы врач не выдержал того смрада разложения и гнили, витавшего повсюду. К тому же травы помогали ему не заболеть самому. По крайней мере, так полагал доктор. Сзади него горел всеочищающим пламенем дом того, кто когда-то был больным, а ныне становится пеплом. Доктор сжимал в руке еще не остывший факел, с которого с шипением сыпались горячие угли. Жители города в страхе перешептывались, видя, как мимо окон проходит врачеватель чумы. Они спешно подливали в миски выпитое кошками молоко, ведь по словам всезнающего доктора, жидкость впитывала в себя инфекцию. Каждый, кто заразился чумой, боялся прихода врача. Ведь в его власти судьба пациента. И он мог как излечить, так и вынести бескомпромиссный приговор к смерти в полыхающем доме, из которого нельзя выйти, можно только сгореть вместе с вирусом. Никто не знал, что некоторые тела доктор забирал с собой, уничтожая только дом. Трупы были нужны ему для собственных научных исследований в анатомическом театре. Доктора звали Орландо. Его не любили за нескрываемую гордость и неприятное высокомерие, но уважали, как человека знающего и умного. Врач был раздражен. Он как раз начал работу над большой анатомической схемой, где изображал человеческий скелет. Орландо нужен был мертвец, а последнего больного ему забрать не удалось. Останавливать работу ужасно не хотелось. Пока доктор бранился про себя, проклиная родственников больного, не давших унести тайком труп, он продолжал идти к другому пациенту. И вот, глухой стук врача тростью в дверь.

– Кто?.. – хрипло донеслось откуда-то из глубины дома. У больного не было сил на то, чтобы произнести предложение полностью.

– Chirurgus sum.¹⁵

– Кто?.. – повторил свой вопрос больной, который в силу своей неграмотности не владел латынью. Орландо прекрасно это знал, но ему хотелось с первых же минут показать свое превосходство.

– Доктор.

– Наконец-то… Мне кажется, я умираю.

– И правильно делаете, – со злой иронией сказал врач, заходя в дом пациента.

Он хорошо помнил этого бедолагу. Мужчина мог бы прожить еще лет двадцать, если бы не чума. Благодаря здоровому от природы организму, шанс на выздоровление у больного был велик. Но пациент тяжело переносил хворь и мучился уже достаточно долго. Все тело несчастного горело и было усыпано неприятными бубонами, дурнопахнущими струпьями. Орландо помогал, как мог: прикладывал к изнемогающему жаб, пускал на тело насекомых и пресмыкающихся, даже пытался вскрыть некоторые нарывы и прижечь их железом, но все без толку.

– Помогите, – с мольбой обратился пациент.

Орландо хотел было со вздохом приступить к привычным и ему, и больному ритуалам однотипных и незатейливых процедур, как в голове пронеслась страшная мысль, встревожившая целителя.

– Само собой, – дрожащим от волнения голосом ответил врач, – я дам тебе пить. От воды станет легче.

Чумной доктор ловко подсыпал в стакан цианид – сильнодействующий яд моментального действия. «В конце концов, он серьезно измучен болезнью. Я, действительно, сниму боль. Да и пасть жертвой науки – смерть благородная, а достойная гибель страшна только вполовину». Рука Орландо дрожала, но все-таки верно сделала свое страшное дело. Подавив волнение, доктор поднес стакан к дрожащим от лихорадки губам.

За спиной доктора снова вспыхнул пожар. Орландо вышел из горящего дома только что умершего пациента, неся того с собой на руках. Исследования продолжатся. Какое-то время лекарь чувствовал неприятное чувство вины и горечи сожаления, руки еще дрожали, но от воспоминаний о своем чертеже и о том, как будет здорово, когда схема будет готова, волнения отступают. «Любые средства хороши, если цель оправдана. А что может быть важнее чем служение науке? Так было всегда: слабый умирает, а сильный остается. Я сильный, значит, я могу».

***

Ворон чувствует неприятный острый ком, подкатывающий к горлу. От него даже тяжело дышать. В подвале становится невозможно душно. Ученому видится страшное лицо прокаженного. Но рядом с ним раздается голос пытливого Глэйза:

– А как ты относишься к анархии? Мой брат ее просто обожает, но я никак не могу понять, как беспорядок может обеспечить всеобщий порядок?

Орландо как никогда рад присутствию живого существа подле себя. Обретая уверенность, он отвечает тоном наставника:

– Я люблю анархию, но не люблю анархистов. Особенно таких ярых, как твой брат. Все они заканчивают одинаково: что-нибудь подожгут, сломают, а потом сразу же помирают. Многие светлые мысли ученых грубо втаптываются в грязь народным невежеством.

Немного подумав, ворон продолжается:

– А ты бы мог быть моим учеником, Глэйз. В тебе есть жажда познания, но недостаточно самого знания. Это отлично! Я могу вдалбливать тебе любые свои идеи, а ты будешь послушно их записывать и восхищаться.

Черный пес оскорбленно поджимает губу. В конце концов, у него не меньше гордости чем у ворона. Роль ученика он оставит своему другу Черничке.

– Во мне есть знание. И его достаточно много.

Глава 19. Неискренний свет

Следующим утром Доггер направился в библиотеку. К его большому сожалению, он не захватил с собой ни одной книги, а свою жизнь без чтения пес уже не представляет. Кто мог знать, что все обернется таким непредсказуемым образом? Великий мастер побега от реальности. Он пускает в ход всевозможные средства, чтобы погрузиться в другой мир с головой. Уйти от внешнего и от внутреннего, от собственных страхов и неуверенностей, глодавших душу, как огромную кость. Чтение – самый интеллигентный и безопасный способ из всех. К тому же оно питает, а не разрушает мозг. Догу нравилось читать что-то старинное, даже романтическое. Пес всегда подчёркивает, что родился не в том веке и не в то время. И какая ирония: даже оказавшись в машине времени и совершив петлю по отпущенным жизнью часам, он попал не туда, куда бы ему хотелось. Кто смотрит в будущее без опаски? Лишь самоуверенный глупец, что думает, будто распланировал свою жизнь до мельчайших подробностей, предугадав все повороты прихотливой судьбы. Доггер, как любое другое живое существо, боится того, что будет, ищет защиты в прошлом. Там, где все уже когда-то было, когда-то происходило и жило. А будущее далеко. Неизвестно даже насколько. Смерть таится не в прошлом. Она обитает в том, что грядет. И тем страшнее ждать нового дня, месяца, года…Кстати, многие книги писались в прошлом. Не потому ли панк-рокер так любит классику? Наверное, сейчас, в этом странном будущем, очень трудно писать книги. Сюжеты исчерпываются, как иссекаемый источник. Только какой-нибудь фантазер выдумает увлекательный сюжет, с воодушевлением примется излагать его на бумаге, как с горечью поймет, что все это уже было до него. Здорово найти в инновационном мирке писателя и поговорить с ним на такую тему. Может, сейчас выдумали какие-то формулы, по которым просчитываются, создаются оригинальные герои для книг? Таблицы с интересными сюжетами? Дог успел про себя отметить, что со временем все больше и больше главенствует разум, оставляя меньше и меньше места чувствам. Хорошо это или плохо – решать не ему. И сейчас уже некогда рассуждать об этом. На горизонте мигает огнями вывеска: «Библиотека». Здание с огромными, безупречно чистыми окнами. Внутри все, преимущественно, белое или бежевое. Одним словом, как в больнице. Может быть, в этом что-то есть. Книги как врачи для души. Ведь некоторые тома, действительно, способны снять боль и залечить раны. Давно пора заносить книги в рецепты, что выдают больным. Однако, как ни старается Дог, напрягая свое зрение, но книг, самого главного, книг здесь нет! Внутри сильно пахнет кофе и свежей выпечкой. Пес, особенно чувствительный к запахам, изо всех сил старается уловить аромат старых страниц, застывших чернил, кожаных переплетов. «Пш-шш-ш» – шипит кофемашина сзади, подавая гостю очередной стаканчик свежесваренного эспрессо с аппетитной пенкой. Посреди зала стоит огромный, такой же стерильный, стол, на котором размещаются странные устройства. Похоже на ящик с откидной крышкой. Верхняя часть горит странным, ярким светом. Словно кому-то захотелось превзойти ночной свет звезд, и он создал этот до невозможности яркий экран. Глаза Доггера заслезились. Словно маленький щенок, он как будто бы всхлипывает, поминая былое величие всех библиотек, книжных храмов. Свет из ящика кажется ему каким-то фальшивым, искусственным, даже…неискренним. Но самое страшное: глаза всех тех, кто упорно глядит в светящуюся крышку, начинают светиться чем-то таким же ненастоящим и сухим. Как будто по ту сторону экрана на них глядел какой-то фокусник, гипнотизирующий не только глаза смотрящего, но и его разум. Вместо тихого шелеста переворачивающихся страниц слышится назойливый стук по клавишам, располагающимся на нижней части складного ящика. Звук чем-то напоминает пишущую машинку, но более…модернизированную. Доггер чувствует, как к нему начинает приближаться страх. Вот-вот глаза оторвутся от экранов, взглянут на пса, но тот не увидит в них ни мысли, ни чувства, а сплошной поток сменяющих друг друга цифр. Несмотря на то, что все звери сидят совсем рядом с другом, они совершенно не обращают внимание на своих соседей рядом. Кто-то расположился с воткнутыми в уши устройствами, передающие звук, и общается через встроенных в них динамик с кем-то. Другой активно жмет на кнопки и с диким азартом смотрит на экран, время от времени раздраженно ругаясь. Что-то вроде: «Опять проиграл!»; «Чертов уровень!». Некоторые активно печатают слова на этой странной, новой машине для письма и, как кажется, для всего на свете одновременно. Может быть, это современные писатели, которые хотят спасти библиотеку и наполнить ее новыми произведениями? Доггеру кажется, что он вот-вот вскричит от ужаса, если не услышит прямо сейчас хоть один настоящий, живой, реальный звук!

– Простите, – как можно вежливее старается спросить панк у одного льва в деловом костюме, что активнее других стучит по клавишам. – а где я могу найти…книги?

Дог с интересом смотрит на экран, где то и дело загораются новые сообщения, перекрывающие открытый документ с таблицами. Лев старается загородить своей косматой головой монитор, с подозрение покосившись на пса с ирокезом. Каждый в городе знал «Золотое Правило Этикета»: никогда не смотреть на чужой экран. Никогда! Это все равно, что заглядывать в окна жилых домов или вскрывать конверты с чужими письмами.

– Книги? – переспрашивает лев. – Ну, там, в зале, где лампочка перегорела, кажется, что-то такое оставалось. Да Вы садитесь рядом, ноутбук свободен. Любую книгу можно найти. Вон, мой сосед справа каждый день приходит сюда почитать.

– Читать? В этом ящике есть даже книжки?.. Бедные! Незавидная судьба.

– Извините, мне нужно отойти за кофе, – отвечает лев, чувствуя дискомфорт рядом с этим наглецом, сбежавшим, верно, из психбольницы.

– Подождите, – настаивает Дог. – Вы писатель, да? Пишите?

– Я пишу, – с наглой усмешкой отвечает пышногривый собеседник. – Отчеты по своему бизнесу и бесконечные ответы на письма поставщиков, партнеров и спонсоров!

– Ясно…– пес чувствует себя виноватым.

Доггер сконфуженно направляется в маленький закуток, где, действительно, не горит свет. После неискреннего сияния из ящика панк-рокер не против хотя бы чуть-чуть побыть в полной темноте. Со странным чувством, как будто он что-то украл, пес наконец погружается в полный мрак. Или это мрак поглощает его? Знакомые деревянные стеллажи, по углам которых оседает серая пыль, а некоторые полки прогибаются под тяжестью многотомников. Панк с трепетом проводит по корешкам лапой, чтобы убедиться, что наконец-то нашел сокровища. Он осторожно берет темно-фиолетовый томик с готическими узорами, и прищуривает глаза, чтобы прочитать надпись на обложке: «Эрнани. Виктор Гюго». То, что нужно! Доггер осторожно оглядывается, прижав к себе книгу, не собираясь ее больше отпускать. Он снова подходит к деловому льву, чья грива, кажется скоро встанет дыбом от очередного вопроса пса.

– А я могу взять книгу? – Наивно и осторожно спрашивает рокер.

Лев с недовольством косится в его сторону и, отмахиваясь, как от назойливого насекомого, спешит прогнать от себя прочь:

– Да бери уже, бери. Кому они тут нужны?

Счастливый Доггер быстро-быстро убегает из странной, если не проклятой техникой библиотеки, громко закрыв за собой дверь. Однако, этого никто даже не услышал. Пес беспечно идет по улице и даже не подозревает, что все это время за ним внимательно следили…

Глава 20. Деньги не пахнут

14. группа «Кино» «Время есть, а денег нет»

15. Я лекарь (лат.)