Читать книгу: «Глубоко между строк», страница 4

Глава 11 «Никто»

Кафе «Gilded Page»

Сдержанная элегантность царила в этом месте: минималистичные серые стены, лаконичные черные стулья, на каждом столе – небольшие вазы с белыми пионами. Стильные золотые приборы сверкали под мягким светом подвесных ламп, а за окнами мерцал город, будто специально приглушивший шум для этого разговора.

Престон и Амели подошли к столику у окна. Он галантно пропустил ее вперед, слегка коснувшись ее спины, словно направляя. Она почувствовала тепло его пальцев сквозь тонкую ткань блузки и едва заметно вздрогнула. Они сели.

Шелковая блузка сидела на Амели… слишком уж откровенно, буквально обтягивая каждый изгиб ее фигуры. Разница в размерах груди дала о себе знать с первых же минут: верхние пуговицы упорно отказывались застегиваться, образуя соблазнительный треугольник выреза, который обнажал гораздо больше кожи, чем она планировала, ее пальцы нервно тянулись к груди тщетно пытаясь прикрыть то, что так настойчиво стремилось вырваться на свободу.

Но настоящим испытанием оказалась юбка. Она теперь казалась ей откровенной насмешкой. Облегающая черная ткань поднималась на опасные сантиметры вверх, заставляя Амели постоянно контролировать положение ног. Каждый раз, когда она меняла позу, чувствовала, как холодок воздуха касается кожи бедер выше, чем ей хотелось бы. Этот вызывающий ансамбль заставлял Амели смущаться до дрожи в коленях, а щеки пылать.

Престон, сидя напротив, медленно поднял бровь. Его взгляд, привыкший к её мешковатым футболкам с дурацкими принтами, теперь с неприкрытым интересом скользил по обнажённым ногам, заставляя Амели судорожно одёргивать юбку. Он видел, как дрожат её пальцы, хватающиеся за подол, как безнадёжно коротка оказалась эта проклятая вещь. Он поднимал взгляд выше – к тонкой талии, подчёркнутой обтягивающим шелком, затем к груди, от которой она поспешно прикрылась ладонью, вызывая у него непроизвольную улыбку.

Эта новая Амели – смущённая до дрожи в коленях, краснеющая как первокурсница на первом свидании, беспомощно мечущаяся между попытками прикрыть то ноги, то декольте – казалась ему поразительно… трогательной. Такой контраст с её обычной едкой уверенностью, с тем острым языком.

Его взгляд задержался на её пухлых губах, слегка прикушенных от смущения, и в груди что-то болезненно сжалось. Он с усилием отвел глаза, стиснув кулаки под столом. "Держись, черт возьми", – прошипел внутренний голос, но образ её растерянности уже въелся в сознание, вызывая странное тепло в самой глубине груди.

Он выпил воды, слегка улыбнулся. Его глаза, обычно такие собранные и деловые, теперь медленно скользнули вниз, задерживаясь на особенно "выразительных" деталях ее образа чуть дольше, чем следовало бы.

– Мисс Алдер, – начал он с едва заметной улыбкой, намеренно делая театральную паузу, – вы так отчаянно хотите произвести впечатление на Тейлора? – Губы его дрогнули, когда он добавил с притворной серьезностью: – Своими… выдающимися аргументами?

Он намеренно сделал акцент на последнем слове, позволив взгляду на мгновение – совсем на мгновение! – задержаться на ее декольте. В его обычно таком строгом голосе звучала непривычная игривость, эта опасная смесь профессионального тона и скрытого подтекста, от которого Амели вдруг стало душно.

Яркий румянец залил ее щеки, но она быстро собралась, не желая проигрывать в этой странной игре. Подмигнув с преувеличенным кокетством, она провела пальцем по краю стола:

– Аргументами? – повторила она, делая пальцами воздушные кавычки. – Мне кажется, тут есть кто-то, кому мои… аргументы… – она намеренно запиналась, – тоже пришлись по душе.

И в этот момент их взгляды встретились.

Что-то промелькнуло в его глазах – что-то теплое, почти неуместное в деловой обстановке. Его черные глаза, обычно такие глубокие, сейчас смотрели на нее с мягкой улыбкой, такой нежной, что ее сердце неожиданно забилось чаще.

Он открыл рот, чтобы сказать…

Но в этот момент к их столику подошел Марк Тейлор – его появление словно грозовая туча накрыла легкую игривую атмосферу, что витала между ними секунду назад. Воздух вокруг сразу стал тяжелым, пропитанным раздражением и алкогольными парами.

Высокий, одетый в потертые джинсы и явно дорогую, но мятою футболку мужчина лет сорока, с трехдневной щетиной и явным перегаром. Он тяжело плюхнулся на стул, даже не удосужившись поздороваться, лишь презрительно фыркнув в сторону Амели.

– Виски, – бросил он официантке, затем, будто вспомнив что-то, добавил с нарочитой важностью: – Самый приличный у вас. И давай живее, – резко отмахнулся он, словно его оторвали от крайне важных дел ради какой-то глупости.

Его налитые кровью глаза скользнули по Амели с таким выражением, будто она была последней помехой в его и без того тяжелом дне. Не говоря ни слова, он грубо схватил со стола папку с правками, начал листать страницы, морщась, словно перед ним был не его собственный текст, а что-то отвратительное. Каждый переворот страницы сопровождался громким шуршанием и недовольным сопением.

Амели почувствовала, как веселая искра, что только что светилась в ее глазах, угасла под этим тяжелым взглядом. Она сделала незаметный глубокий вдох, собираясь с мыслями, когда Тейлор вдруг швырнул папку на стол с таким видом, будто это был мусор, а не плод его же труда.

Собравшись, она начала уверенно объяснять изменения – ее голос звенел искренним энтузиазмом, розовая ручка с забавным перышком на конце выписывала в воздухе акценты, словно она дирижировала невидимым оркестром слов. Она наклонилась вперед, ее глаза горели профессиональным азартом.

– Видите, здесь мы усилили характер героя, – она указала пальцем на конкретный абзац, – добавили глубины его мотивации через новую сцену с его детством. А вот здесь, – перевернула страницу, – мы предлагаем убрать второстепенного персонажа, потому что он только распыляет внимание и мешает основному конфликту. Вместо этого мы усилили линию главного антагониста, вот смотрите…

Она быстро пролистала несколько страниц, ее голос становился все более оживленным:

– А в этой главе мы полностью переработали кульминацию! Это будет так мощно, читатели просто…

Тейлор внезапно хлопнул ладонью по столу с такой силой, что бокалы подпрыгнули и звякнули, прерывая ее на полуслове. Виски в его стакане расплескалось, оставив мокрое пятно на страницах рукописи.

– Кто ты вообще такая, чтобы указывать мне, как писать? – прошипел он, его налитые кровью глаза сверкали чистой яростью. Слюна брызнула из уголков его рта. – Мои книги – бестселлеры. А ты – никто. – Он презрительно скривился. – Мне плевать, как тебя зовут – Стейси? Либби? Ты просто мелкая редакторша, которая даже не смогла написать свою книгу.

Его пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.

– Ты думаешь, твои жалкие правки что-то значат? – Он наклонился через стол, и Амели почувствовала волну перегара. – Ты – пыль под моими ботинками.

Амели замерла. Ее губы дрогнули, но она намеренно медленно подняла подбородок, не опуская взгляда. Ее пальцы сжали ручку так крепко, что казалось, пластик вот-вот треснет, но внешне она оставалась спокойной – только легкая дрожь в уголках губ выдавала потрясение.

Престон взорвался.

Точнее, не взорвался – его голос остался ледяным, но каждый звук в нем звенел, как заточенная сталь, будто каждое слово было выковано в горниле его ярости. Было заметно, как он сжал кулаки, и желваки забегали на его скулах, словно под кожей шевелились тени его гнева.

– Контракт, Тейлор. – Он швырнул на стол папку, которая приземлилась с громким шлепком, как пощечина. – Подписан тобой. Пункт 4.7: "Издательство оставляет за собой право на редактуру текста без согласования с автором в случае, если это необходимо для сохранения коммерческой валидности проекта".

Он перевернул страницу, ткнул пальцем в другой пункт, и этот жест был резким, как удар кинжала.

– И пункт 8.3: "В случае срыва сроков сдачи автор обязан возместить издательству упущенную прибыль в размере 200% от аванса"

Тейлор побледнел, его пальцы сжали стакан так, будто он пытался раздавить в руках собственную беспомощность.

– Ты не можешь…

– Могу. – Престон наклонился вперед, его тень накрыла Тейлора, словно предупреждение, как туча перед бурей. – Все права на трилогию «Красные пески» принадлежат мне. Ты забыл, кто сделал из тебя миллионера? Кто вытащил твое имя из помойки литературных неудачников?

Тейлор зарычал, но Престон уже встал, его мощная фигура подавляла одним своим видом, как скала перед хрупкой лодкой.

– Твоя последняя книга – дерьмо. И если мы выпустим ее в таком виде, она потянет за собой не только тебя, но и репутацию моего издательства. А я не позволю этому случиться.

Он резко повернулся к Амели, указал на нее пальцем, и этот жест был резким, как выстрел.

– И никогда – никогда— не разговаривай с ней в таком тоне.

Глаза Престона горели. Он выглядел так, будто готов был убить Тейлора на месте – не кулаками, а одним взглядом, словно сам воздух вокруг него сгущался от ненависти.

Амели завороженно смотрела на него, не отводя глаз, будто перед ней был не человек, а стихия, которую невозможно игнорировать. Даже если это было слишком. Даже если это выдавало ее с головой.

Тейлор, в конце концов, сдался.

– Ладно, черт с вами, – пробормотал он, откинувшись на спинку стула, словно его воля была выжата досуха. – Делайте, что хотите.

Престон холодно кивнул.

– Умное решение. Жду исправленный вариант до понедельника.

Когда Тейлор ушел, Престон повернулся к Амели.

Ее глаза слегка блестели от слез, которые она не пролила, будто маска цинизма, которую она всегда носила, наконец спала, обнажив что-то хрупкое и беззащитное.

Она сидела, опустив глаза, и прошептала, но он услышал:

– Он… он такой идиот, – разочарованно сжав губы, будто разбивая последние иллюзии. – Я представляла его совсем другим. А он… просто урод.

Она надула губы и злобно хмурилась, но, когда ее взгляд встретился с Престоном, что-то в его выражении заставило ее вздрогнуть. Он смотрел на нее так… странно, будто видел не только ее, но и что-то за пределами этого момента.

– Будем считать, я только что убил для тебя дракона. Он больше тебя не обидит. Никто не обидит.

Он замолчал, но, словно осознав, что сказал слишком много, добавил, смягчая интонацию:

– Ты вдыхаешь жизнь в эту книгу.

Амели покраснела еще сильнее. Его слова звучали в голове: «Тебя никто не обидит»

Их взгляды снова встретились. На этот раз – без слов.

Глава 12 «Тени псевдонима»

Амели наконец ехала домой в метро в час пик, стиснутая со всех сторон толпой, как сардина в консервной банке. Воздух был густым от смеси дешевого парфюма, пота и металлического послевкусия тормозов поезда. «Эта чертова блузка!»– мысленно скрипела она зубами, чувствуя, как грубый шов ворота впивается в шею, а все вокруг пялятся на пуговицы, которые вот-вот лопнут под напором ее груди. Каждый вдох давался с трудом – казалось, еще немного, и ткань не выдержит, разойдется по швам, обнажив кружевной бюстгальтер, который она так неосторожно выбрала сегодня утром.

Как же она мечтала снять эту душащую ткань и надеть что-нибудь свободное, вроде футболки оверсайз с надписью «Не трогайте меня, я творю».

Мужчины в вагоне так откровенно разглядывали ее грудь, что ей хотелось закричать: «Да это просто молочные железы, Карл! Биологический механизм, а не приглашение к ужину!». Один лысый тип в дорогом пиджаке, от которого пахло дорогим виски и наглостью, даже демонстративно облизался, будто перед ним была не женщина, а свежеиспечённый круассан с хрустящей корочкой. «О боже, Амели, ты выглядишь как женщина с панели», – мысленно усмехнулась она, прижимая папку с правками к груди в тщетной попытке прикрыть то, что так и норовило выпрыгнуть наружу. Папка была холодной, и ее уголок неприятно давил на ключицу, но это было лучше, чем ощущать на себе десятки голодных взглядов.

«Хотя… с таким видом я могу рассчитывать на бесплатную еду и вино в любом баре. Ну этот классический сценарий: томный взгляд, случайно уроненная салфетка – и вот уже какой-то идиот заказывает тебе ужин, а сам сидит, мечтательно смотрит и думает, что у него есть шанс. Ха! Если бы он знал, что после третьего бокала я начинаю смеяться так громко, что люди за соседними столиками сначала морщатся, а потом невольно улыбаются, и выдаю похабные анекдоты, над которыми сама же и хохочу до слёз. А ещё непременно требую картошку фри с трюфельным соусом.»

Но тут же она ухмыльнулась, закусив губу. В очередной раз вагон дёрнулся, и мужчина в грязных кроссовках, пахнущий чесноком и безысходностью, чуть не упал лицом прямо ей в грудь. Его ладони впились в поручень рядом с ее плечом, и она почувствовала, как его дыхание, горячее и тяжелое, обожгло ее кожу. Быстрей бы оказаться дома…

Она скользнула взглядом по своему декольте, и должна была отдать ему должное, потому что, черт возьми, иногда быть объектом желания – это единственный способ напомнить себе, что она все еще жива. А потом вспомнила, как он смотрел на неё сегодня в кафе – будто она была не просто женщиной в тесной блузке, а загадкой, которую ему не терпелось разгадать. Он намеренно пропускал её вперёд, придерживал дверь, а его взгляд… он аж поджигал её изнутри. Он горел, но не так, как у этих метро-ловеласов, а… будто читал её, как рукопись, в которой каждое слово – намёк, каждое движение – предложение.

Конечно, она заметила. Но сделала вид, что ничего не поняла.

Хотя он и прятал это за шуточками, за этой маской, но она видела – в глубине его глаз что-то шевелилось. Что-то настоящее.

«Интересно, что он за человек? – промелькнуло у неё в голове. Стало так интересно узнать о нём больше… – Как он стал тем, кто он есть? О чём молчит? Что его бесит? Что заставляет смеяться до слёз? Хочу видеть его суть, его глубину… Хочу знать, о чём он думает, когда остаётся один.»

И тут в её сознании пронеслись его слова: «Тебя никто не обидит» Почему он это сказал? Почему так смутился после? Это было не свойственно ему… Столько «почему», а ответов – ни одного. Тепло разлилось по телу, будто её обернули в мягкий плед, и она невольно расплылась в улыбке.

«Точно, Лора!» – резко оборвала себя Амели. «Точно!!! Она же говорила, что Престон писал рассказы, когда учился до «Теней Версаля», а это значит, она сможет их найти.»

Дома Амели поставила на стол бутылку красного— крепкого, терпкого, такого, от которого щёки розовеют, а мысли становятся смелее. Бутылка со звонким "чпоком" рассталась с пробкой, и аромат спелых ягод с нотками дуба заполнил комнату. В руках болтался пакет с едой: двойной острый ролл с говядиной, двойной чеддер и да-да, побольше перца! – как она настойчиво просила у продавца в магазине, куда частенько заскакивала по пути, едва не споткнувшись о порог в предвкушении вкусного хаоса.

Она разложила перед собой «ужин» – бокал вина, уже наполовину пустой, и ролл, обильно политый острым соусом, который теперь угрожающе сочился сквозь бумажную упаковку. «Боже, как это вкусно… слюни просто текут! – подумала она, глядя на эту неаппетитно-аппетитную красоту, где сыр уже начал слипаться с мясом в один идеально несовершенный комок. – Тебе далеко до идеальной девушки, которая ест салат с идеально ровной осанкой и безупречными манерами. Ну,той, что откусывает ровно один помидор черри и потом три часа жуёт, будто это последний приём пищи в её жизни – а потом гордо выкладывает в инстаграм сториз с идеальной едой.»

На секунду – ровно на то время, пока делала глоток вина – она попыталась сохранить видимость приличия: взяла тарелку, вилку и нож, аккуратно отрезала маленький кусочек и изящно поднесла ко рту, изображая из себя ту самую девушку с салатом.

«Ой, Амели, да кого ты обманываешь?»

С этими мыслями она швырнула столовые приборы обратно в раковину схватила ролл руками, широко открыла рот – и откусила огромный кусок, наслаждаясь взрывом вкуса: перец обжигал язык, сыр тянулся нитями, а соус предательски капнул прямо на стол, оставив жирное оранжевое пятно.

«Мммм», —застонала она, закрыв глаза.

«Да плевать!»– мысленно махнула она рукой, вытирая салфеткой пятно, которое только размазалось в еще большую маслянистую кляксу. Надо завязывать есть что-то с соусом…– и засмеялась сама над собой, вспомнив, почему оказалась сегодня в этой несчастной блузке.

Но это уже не важно. Важно было только то, что вино – холодное, ролл – острый, а вечер – её.

Удобно устроившись на диване, открыла ноутбук. Подушка мягко провалилась под её спиной, а ноутбук, слегка нагретый от предыдущего сеанса, ожил с тихим жужжанием. Она налила очередной бокал вина, тёмно-рубиновая жидкость с лёгким звоном наполнила хрусталь до середины. На столе лежала её рукопись – та самая, что она начала в день их знакомства, страницы слегка помяты по краям от частого перелистывания. Амели улыбнулась самой себе, лёгкая ирония скользнула в уголках губ, и подумала, что надо бы дописать пару глав, но пальцы будто сами собой начали печатать в поисковой строке:

"Престон Рейнольдс. Рассказы".

Ничего. Только пара упоминаний в университетских архивах.

"Престон Рейнольдс, ранние работы".

Ничего. Пустота, будто их и не существовало.

"Литературные публикации Престон Рейнольдс

Тоже ничего. Разве что сухие отчёты о конференциях, где его имя мелькало среди прочих.

Она перебирала запросы, меняя формулировки, пока наконец не решила зайти на его страницу в Фейсбуке. Страница загрузилась медленно, будто нехотя раскрывая тайны. Листая фотографии, будто страницы чужого дневника, она впитывала каждую деталь, каждый оттенок эмоций, застывших в пикселях.

Вот он с семьёй – обнимает племянников. Они висят на нём, как обезьянки, цепляясь за его широкие плечи, а он улыбается. Солнце светит им в спины, отбрасывая длинные тени на зелёную траву.

Вот маленький Престон, лет десяти, между родителями. Отец – он его точная копия, потрясающее сходство, только у Престона ещё эти ямочки на щеках, которые появляются, когда он улыбается по-настоящему… Мать смотрит в камеру с мягкой улыбкой, её рука лежит на плече сына.

И тут её сердце сжалось.

Подпись к фото:

"9 лет без тебя, папа. Каждый день помню твои слова: 'Будь сильным. Будь собой'. Ты научил меня вставать, даже когда падаешь, идти вперёд, даже когда не видишь пути. Ты показал мне, что честь – не в громких словах, а в тихих поступках. Что правда – это не то, что удобно, а то, что важно. Я стараюсь. Каждый день. Надеюсь, ты гордишься мной".

Горло сжало так, будто невидимые пальцы обхватили его. Амели провела пальцем по экрану, будто могла стереть эту грусть, смягчить боль, которая сквозила в каждой букве. Она не ожидала таких слов – таких глубоких, таких… настоящих. В них не было пафоса, только чистая, незащищённая правда.

"Боже…" – прошептала она, и голос дрогнул.

Она представила его: совсем юного, потерянного, стоящего у могилы отца. Сжатые кулаки, стиснутые зубы, слёзы, которые он, наверное, не позволил себе пролить. "Будь сильным".

И он был.

Она видела это в его глазах на других фото – в том, как он смеётся с братом и сестрой, как целует маму в щёку, как качает на руках маленькую племянницу. Он был сильным. Но в этой силе не было жестокости – только тепло.

Дальше – пляж, волейбол, смех. Престон в шортах, мокрый от моря, застывший в прыжке. Они большой семьёй играют в мяч, песок летит из-под ног, а в воздухе висит звонкий смех. Мускулы его спины напряжены, капли воды сверкают на коже, как бриллианты под лучами солнца. Она задержалась на этом кадре дольше, чем стоило, и тут же одёрнула себя: «Амели, хватит глазеть, как голодная рысь! – но всё равно не могла отвести взгляд. Ладно, пять секунд – и хватит. Одна… два… три… Блин, он вообще реальный?»

Фото за фото – он почти всегда с семьёй: все счастливые, радостные. На одном снимке они все в пижамах, с попкорном, перед гигантским телевизором. Потом – Рождество. Вся семья в одинаковых свитерах с оленями. Она рассмеялась: "Я бы тоже так хотела…" Как же это мило! Амели на секунду почувствовала себя странно. Будто заглянула в чужой дом через окно и увидела то, о чём иногда мечтала в тишине, когда ночь была слишком длинной, а одиночество – слишком громким.

Но рассказов не было. Ни намёка. Только семья, работа, редкие рецензии на книги.

Судя по отсутствию фото с девушками, Амели сделала приятное для себя открытие: "Ага, вероятно, девушки нет." Почувствовала облегчение, которое тут же попыталась заглушить. «Хотя, даже если бы она была, то какая-нибудь изящная особа, которая не заказывает острый двойной ролл с говядиной в круглосуточном магазине»

Она посмотрела на вино, его тёмный оттенок напомнил ей цвет его волос при определённом освещении, и добавила: «Да ещё и запивающая всё это красным». Долила остатки бутылки в бокал, наблюдая, как жидкость играет в свете лампы.

В голове всплыл его образ: идеальный, в безупречно отглаженной рубашке нежно-голубого оттенка, под которой угадывалось спортивное тело – не накачанное до неестественности в спортзале, а созданное на теннисном корте, где он, вероятно, играл с аристократической страстью, или во время утренних пробежек по осеннему парку. Эти чёртовы ямочки на щеках, глубокие и выразительные, которые появлялись только когда он улыбался искренне, по-настоящему, а не из вежливости – тогда его глаза становились теплыми, как солнце в янтарном вине…

Она стиснула челюсти так сильно, что в висках застучало, вспоминая, как уснула за столом перед ним – на щеке красовался нелепый отпечаток от скрепки, волосы торчали в разные стороны, словно её только что протащили сквозь куст боярышника, а эта несчастная блузка… "Амели, ну какой же позор, – мысленно застонала она, – он наверняка решил, что ты просто дура, неуклюжая, нелепая дура!" Губы сами собой скривились в горькой гримасе, пока она листала его фотографии. Наверняка в университете на него вешались все девчонки. Еще бы! – мысленно фыркнула она, разглядывая его снимки.

И вдруг – озарение, как удар тока. «Йель Литературный факультет."

Её пальцы залетали по клавиатуре, будто одержимые. Архивы, списки выпускников, студенческие публикации в малотиражных журналах. Минуты превращались в часы, вино закончилось, оставляя на дне бокала лишь тёмно-рубиновые следы, а она копала глубже, как археолог, ищущий потерянный город, как детектив, распутывающий сложное дело.

И нашла.

Псевдоним. Короткий, но литературный, с намёком на изысканность – P. S. Reyne (из букв имени и фамилии, но зашифрованный, как тайное послание посвящённым). Будто он играл в прятки с миром, оставляя лишь намёки на своё творчество.

Список рассказов: "Последний поезд на Бруклин", "Тени в библиотеке", "Человек, который боялся тишины". Каждое название звучало как обещание, как дверь в другой мир.

Она скопировала название первого, пальцы дрожали, когда вбивала в поиск…

И мир остановился.

Перед ней был его текст. Настоящий. Тот, что он написал. Рука дрогнула, курсор замер над ссылкой. Сейчас я погружусь в его душу… Узнаю, кто же он такой на самом деле. Ведь строки всегда говорят о человеке больше, чем слова. Они вырываются из души, когда разум спит.

Амели нажала читать, первые же строки захватили её, обволакивали, затягивали в водоворот эмоций, которые он когда-то вложил в эти предложения. И с каждой прочитанной строчкой он становился ближе, понятнее, роднее… и одновременно ещё более загадочным.