Дорогой дневник, вот я наконец решилась написать на твоих чистых белых страницах первые строчки. И для этого есть повод. Обещай, что будешь держать нашу с тобой дружбу в строжайшем секрете и никому не расскажешь о том, что от меня узнаешь.

Итак! Его зовут Тёма. Конечно, его полное имя звучит как Артём, но сочетание букв, образующих мягкое «Тёма», просто невероятно ласкает мой слух.

Он высокий, стройный, белокуро-кудрявый и… голубоглазый. Наверняка мечта всех девчонок! Я бы сказала, что он почти копия Хью Гранта в молодости, потому что часто сравниваю их привлекательную внешность. Подруга подарила мне на день рождения постер с любимым актёром, и я, глядя на него, представляю, что передо мной не он, а мой Тёма.

Мы познакомились на кладбище. И это было вовсе не романтично.

Я слышала от крёстной, что ему тоже семнадцать, но не это самое главное. Знаешь, что самое ужасное? Нет, ты вряд ли догадываешься. Он выглядел гораздо старше своих лет. Ну конечно! При росте метр восемьдесят пять все казались бы старше…

Вот видишь, я даже рост его знаю.

Сегодня ровно год со дня смерти моего крёстного братика. Все в подавленном состоянии, а я стою рядом с привлекательным верзилой и боюсь задать хоть один лишний вопрос. Лучше молчать: и без того ясно, что жизнь маминой подруги в корне изменилась, несмотря на то, что Женя, её старший сын, как мог поддерживал её.

Тётя Нина, моя крёстная, кратко представила его как своего племянника из Питера. Живёт на каком-то Полюстровском бульваре. Странно, но я никогда ничего о нём не слышала. Опустив голову и разглядывая жухлые листья клёна, старалась проглотить отвратительную для меня кутью, а потом – справиться с подступающей тошнотой, как вдруг увидела, что Женя и Тёма уходят.

Куда?

Прошу Женю пойти с ними, и меня опускают.

Наверное, я ещё совершенно не способна понять чужое горе: всё моё существо противилось даже представить его.

Уйти отсюда. Уйти подальше. От этой убивающей тишины. От крёстной.

Тёма. Какой же он высокий! Я со своим ростом «метр с кепкой» не могла даже в глаза ему заглянуть, если специально не встать на цыпочки.

Красавец… Куда мне до него! Модно одет, ведёт себя как-то… не по-нашему. Плеер с наушниками, и «Metalliса» отчётливо слышится из них, как не пытайся скрыть.

Его отец всю жизнь работал капитаном судна, бороздящего просторы в основном морей и океанов, а мама, как сказали бы некоторые, – «торгашка». Заведовала в Питере практически всем «мясом». Нетрудно представить себе благосостояние семьи с таким раскладом.

И я рядом с Тёмой. Люберецкая девчонка. Ничего общего.

Но всё же что-то проскользнуло между нами. Что-то похожее на желание. Неосознанное, необъяснимое, невозможное на тот момент для обоих. Он оказался проездом в Москве, должен был встретить свою девушку на вокзале и уехать с ней в Питер. Я же только что проводила своего парня в армию.

Нет. Наши встречи невозможны. Он видный парень, а кто я? Простая девочка из Подмосковья.

И всё-таки мы обменялись адресами. Почтовыми. Потому что домашний телефон временно отключили за неуплату. Ты можешь себе представить такое? Это ведь означало только одно – надежду. Надежду на письмо…

***

2 ЯНВАРЯ

Я долго не записывала сюда. Наверное, не хотелось, да и повода не было.

Прошло два месяца, но письма от Тёмы всё нет. Зато в ящике стола я храню письма из армии от моего парня. Только и они странным образом в последнее время перестали приходить.

Мама говорит, что с наступлением зимы усугубилась ситуация в Чечне… Она почему-то переживает гораздо больше, чем моя будущая тёща. Это так неожиданно… Именно мама сегодня предложила мне поехать в Питер: туда, судя по последнему письму, на Чёрную речку перевели Серёгу. Сказала, что мы можем поехать вместе и там попробовать найти его. Хотя бы узнать, что с ним и почему он не пишет. Крёстная, узнав о наем решении, тоже проявила недюжинное рвение и даже договорилась со своей сестрой, чтобы я пожила у них недельку.

А что? Всё одно – в институте каникулы, поэтому нет разницы, где их провести.

***

4 ЯНВАРЯ

Сегодня морозный вечер. Меня посадили в вагон поезда – совершенно одну, представь, – и я впервые в своей жизни поехала куда-то без сопровождения взрослых. Без маминого пристального присмотра, без весёлых сокурсников, без друзей…

Раннее утро встретило меня пронизывающим питерским ветром на перроне. Я искала глазами сестру крёстной, хотя вообще не представляла себе, как она выглядит. Зато прекрасно представляла себе, как выглядит Тёма. Не узнать его было просто невозможно: его голова возвышалась над серой, куда-то бегущей толпой.

Я радостно закричала, помахав ему рукой:

– Приве-е-е-ет!

И тишина.

А потом он, наконец, обернулся и зашагал ко мне свой уверенной походкой.

– Ну что? Это все твои вещи? – поздоровавшись, спросил он и кивком головы указал на мою небольшую дорожную сумку.

– Ну да, – тоже посмотрев на неё, пожала плечами в ответ.

– Ладно, пойдём, – Тёма протянул меня за рукав зимнего пальто, – тачку ловить надо, а то ты совсем околела, гляжу.

И я, действительно дрожа не только от холода, но и от поднявшегося в груди волнения, засеменила за ним.

***

Квартира. А в ней – никого.

Неловкое замешательство.

Я скинула один сапог, а со вторым меня постигла неудача – молния заела. Неловко прыгая на одной ноге, здорово позабавила этим Тёму.

Как смешно! У меня вмиг покраснели щёки, и я вдруг отчего-то так на него разозлилась, что захотелось повернуться к нему и съязвить что-нибудь эдакое. Но вместо этого чуть не грохнулась навзничь, но Тёма вовремя успел подхватить меня почти у самого пола.

Я очутилась у него в объятиях.

Мы встретились глазами, и казалось, наш немой разговор продлится вечно…

Страх. Страх неотвратимой и такой запретно-желанной близости охватил меня – я вырвалась из Тёминых рук, сделав вид, что в глаз попала соринка…

Всё бесполезно. Никакие мысли о том, зачем я приехала сюда не помогли, и мы бросились друг на друга молча. Это, почти детское, счастье обладания его телом было настолько непорочным, настолько естественным, что трезво оценить его, пожалуй, не представлялось возможным.

Я не хотела, чтобы наступило завтра. Мы не говорили об этом. Мы вообще не говорили ни о чём. Почти целый день. Все слова означали только одно: «Я хочу тебя. Я скучал. Я люблю…»

Готова поклясться, что тоже его люблю… Но не имела права. Не могла предать Сергея. Хотя, фактически, само предательство уже и так произошло, но… представь себе, как тяжело произнести эти слова, когда на душе камнем лежит одно обещание… Пока не найду, пока не узнаю… А потом я всё скажу, честно признаюсь, не стану врать.

И всё же я соврала.

***

6 ЯНВАРЯ

Прошло два дня моих поисков, и теперь, наконец, выяснилось, что с Чёрной речки Серёжу перевели в Сертолово. Там я его и нашла. Он очень напуган возможной отправкой в горячую точку, и я, поддержав его морально, просто не смогла добить новостью о нашем расставании.

У меня ещё есть время, несколько дней до возвращения домой.

ГЛАВА 2. А СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО…

6 ЯНВАРЯ. ВЕЧЕР

Оказывается, можно не любить Питер именно из-за погоды, даже если гуляешь по его улицам впервые в своей жизни. Мороз в минус пятнадцать ощущается тут как все минус тридцать. Пронизывающий до костей ветер, влажный, леденящий… Ни одна шуба не спасает.

Из Сертолово мы с Тёмой возвращались молча. Он всё то время, пока я говорила с Сергеем, стоял у остановки автобуса, а когда вернулась, не задал ни одного вопроса. И только по желвакам, нервно играющим на его лице, я поняла, какой мукой для него стала эта немота.

Меня сейчас разрывают страсти. Одна часть моего существа рвётся к Тёме, ставшему мне уже почти родным. Вторая, та, что ближе к разуму, говорит о том, что мы бесконечно далеки друг от друга, что мы из разных городов, из разных миров.

Когда мы вернулись в квартиру, он помог мне раздеться, проводил в комнату и сказал, что уходит готовить для нас ужин. Я пыталась протестовать, несколько раз предлагала помощь – ну не приучена просто так сидеть, пока мужчина готовит для меня.

Мужчина… Смешно, не правда ли? Мужчина в семнадцать лет… Но бывает и так.

Пока он готовил, я пригрелась на диване и даже задремала.

«Вставай, любимая. Вставай, солнышко моё. Я вкусняшек наготовил, пойдём, попробуешь!» – это Тёма шепчет что-то на ухо: тихо-тихо. И целует.

Щекотно.

Целует в шею, зарывается в мои волосы.

Не хочу просыпаться. Хочу, чтобы это щемящее чувство предвкушения оставалось как можно дольше.

Тормошу сама себя и всё же встаю, понимая, что его уже нет рядом. Вхожу на кухню и не могу сдержать улыбку: Тёма, весь перемазанный, в фартуке, ставит тарелки на стол. Смотрит на меня и по его лицу невозможно не догадаться, что он волнуется, что ждёт моей реакции – понравится ли мне его сюрприз.

На столе бутылка шампанского, какие-то салатики… Неважно. Ни до него, ни после – никто и никогда так не заботился обо мне. Хотелось плакать… от счастья, что ли? Или от понимания того, что такое благополучие никогда не бывает долгим?

Он придвинул стул, накинул на меня пледик и сел напротив. Кулаками подпёр голову и стал вопрошающе наблюдать.

Ком в горле. Не знала, что ему сказать. Есть совсем не хотелось. Хотелось спрятаться у него на руках от всех бед, от всех сомнений.

И тогда я решилась на то, о чём никому не смогу рассказать. Только тебе: я встаю и подхожу к нему, беру его руки и кладу себе на талию. Руки моментально обивают меня, а потом я отрываюсь от земли и лечу, лечу в воздухе в его руках.

…А через какое-то время уже лежу в его объятиях, и теперь мне совсем не холодно. Я улыбаюсь и смотрю ему в глаза самодовольной улыбкой открывшейся во мне чувственности.

Мне мало. Я жадная. Жадная до счастья.

Шампанское открыто и уже почти допито. Не помню, о чём мы говорили тогда, но мне всё время казалось, что я должна ответить на какой-то вопрос. Тёма не спрашивал, но я знала, что ему важно знать это.

– Нет. Я не смогла ему сказать. Он растерян, он боится. Не то время, Тём… Это было бы просто жестоко. Он не виноват…

Молчание. Его голова опущена – моё сердце рвётся. Рвётся оттого, что я, вот прямо в этот момент, делаю несчастными всех. И себя, и его, и Сергея. Проклятые стереотипы. Проклятые догмы, нормы, мораль. Сколько судеб они загубили? Скольким сценариям любви не суждено из-за всей этой шелухи стать настоящим фильмом? Фильмом о счастье.

Тёма находит в себе силы поднять голову, посмотреть мне прямо в глаза и улыбнуться.

– Ничего, милая. Я понимаю. Ты всё сделала правильно. Ну что ты себя винишь? Что ты себя терзаешь? Разве ему будет лучше, если ты принесёшь себя в жертву?

Мысли в голове вертятся калейдоскопом. А разве я смогу стать счастливой, зная, какую цену заплатил за меня молодой боец, верящий в то, что где-то там, в маленьком городке Люберцы его ждёт та, которой он подарил кольцо?

Нет. Нет, я не могу… это наваждение, это пройдёт. Я заставлю себя, я справлюсь.

На чужом несчастье счастья не построишь. Кто придумал эту чушь? Разве можно строить счастье, зная, что счастливой ты не станешь никогда? И не слишком ли большую цену я с лёгкой молоденькой руки готова заплатить в угоду морали?

Всё пройдёт. Всё как-нибудь решится само… Не буду думать сейчас. У меня так мало времени осталось.

Я люблю тебя. Я так люблю тебя. И пусть нам всего по семнадцать лет, и пусть мы из разных миров, городов, да хоть с разных планет, но у меня есть ещё три дня. Целых три дня.

***

На Тёминой груди я чувствую себя совсем маленькой девочкой. Его почти отеческая забота заставляет плакать. Между нами был не просто секс, и мы не занимались любовью. Но когда были вместе, когда наши руки сплетались, а дыхание становилось общим, мы ощущали себя по-настоящему живыми. Он не просто входил в моё тело, он входил в мою душу, а я, казалось, всё это время только этого и ждала. Он разбудил во мне то, что, наверное, и называется первой любовью, хотя сердце заслуженно хранило в себе чувство к Сергею.

Я уверена, мы будем всегда вместе! Я тебя никому не отдам, слышишь?

«Я буду носить тебя на руках. Ведь ты такая маленькая, такая лёгкая. Никогда не отпущу. Ты всегда будешь рядом, а когда устану тебя нести, то просто возьму за руку, а то вдруг потеряешься…» – вот что он шептал мне на ухо.

Сейчас я плачу, потому что знаю: точно потеряюсь. Совсем скоро наши пути вновь разойдутся.

ГЛАВА 3. ШУМНЫЙ ПЕРРОН

7 ЯНВАРЯ

Сегодня пятница, а уже на понедельник в моей в сумке лежал обратный билет до дома.

Вечером к нам приезжал Женя, да не один, а со своей подругой. Женя старше нас на пять лет. Он весельчак, прекрасно владеющий гитарой. Выдумщик, балагур, и, как следствие, любимец любой компании.

Тёма и Женя веселились от души, да и мы с Лилей не отставали. Рождество ведь, и впервые в этот праздник я не дома, в Люберцах, а в совершенно другом городе и без родных поблизости.

Даже и подумать такого никогда не смогла бы… Четверо молодых людей в пустой квартире. Пиво, шампанское, музыка. Прогулки по ночному Питеру. Анекдоты, подколы… и грусть. Необыкновенно сжимающая грусть, сковавшая моё сердце. Я всё чаще смотрела на часы, моля их остановиться, ну или хотя бы идти не так быстро.

Всё тщетно. Я это знаю всё равно.

***

10 ЯНВАРЯ

Настало то самое утро понедельника.

Всё тот же перрон, всё тот же поезд. Время начало обратный отсчёт. Пять минут до отхода, три минуты… Обжигающие поцелуи и тоска, оглушившая меня, делающая ноги ватными, а боль в груди – почти невыносимой.

Что это? Это мои слёзы на щеках? Я же не плачу…

Тёма – статный красавец – отвернулся, чтобы я не видела, что даже такие высокие и сильные люди умеют плакать.

С нами стоял Женя, однако он не смог вынести всей этой картины и молча вынес мою сумку на перрон, сказав только одну фразу: «Если ты вернёшься в вагон – мы с тобой поссоримся…»

И он выполнил своё обещание, потому что всю дорогу до Москвы ехали молча. Женя не смотрел на меня, не разговаривал, так же бессловесно проводил меня до дома и незаметно исчез. Мне теперь отчего-то кажется, что я ещё долго его не увижу и не услышу.

Сказать, что мне было трудно заставить себя сесть в поезд – это значит не сказать ничего. Но я ведь дочь военных. Я – человек слова. Меня так воспитали. К тому же не настолько глупа, чтобы не понимать: мы с Тёмой, в сущности своей, пока что дети. У него есть мама, да ещё какая… Я абсолютно уверена, что она не была бы рада новой жительнице квартиры своего сына.

***

22 ЯНВАРЯ

Я совсем забыла про тебя, дневник. У меня нет настроения что-то писать сюда, потому что, оказавшись дома, до сих пор не получается вернуться к нормальной жизни. Я учусь в институте, прихожу домой, занимаюсь подготовкой заданий… Всё как во сне. Меня нет здесь. В Москве сейчас мой разум и тело, а душа всё ещё нежится на груди у Тёмы. Он снится мне почти каждую ночь, но я поклялась не напоминать ему о себе. Я поклялась не вторгаться в его жизнь больше никогда.

Хотя клясться нельзя. Никогда, ни при каких обстоятельствах.

ГЛАВА 4. РОМАН В ПИСЬМАХ

17 МАЯ

У меня есть большая коробка из-под обуви. В этой коробке много историй. В ней собрано всё: обычная толстая тетрадь в клетку – этот дневник, который я тщательно веду, пачки писем, открытки, фотографии друзей и родных. В моём дневнике скрыта история тайной любви к Тёме. История, написанная мной до того момента, как мы прощались на перроне. Больше здесь пока ничего нет о наших отношениях.

Время идёт, люди меняют один телефон на другой, а вместе с этим навеки теряются в небытии бесценные строки, написанные милыми нашему сердцу людьми.

Письма… Прямоугольные портативные машины времени.

«Город Люберцы, Зелёный переулок, дом три квартира двенадцать. Кому: Танечке…»

Помнишь, я писала, что дала Тёме свой адрес, а он так и не написал? Он написал… спустя несколько месяцев после моего отъезда из Питера. Так начался наш роман в письмах.

Я трепетно храню каждое его письмо. Он писал часто и помногу. Рассказывал о своих чувствах ко мне, причём в мельчайших подробностях: в какие места и как он бы меня целовал, если бы мы были вместе…

Я не умею так излагать, как он. Поэтому скупилась на слова, не выдавая своих реальных чувств на бумаге. Это невероятно больно – признаться себе, что самое невыносимое, о чём жалею, – то, что вернулась в тот проклятый вагон.

Я одновременно и жду этих писем, и боюсь их. Боюсь, что они перестанут приходить. Признаться, даже расстраиваюсь, когда нахожу в ящике письмо, а оно оказывается не от него. Я злюсь на себя, злюсь на Сергея, злюсь на весь свет.

***

8 ИЮНЯ

Наш роман в письмах и не думает заканчиваться. Прошла весна, наступило лето, а вместе с ним вернулся из армии Сергей…

– Таня! Тебе опять письмо! – бабушка озорно смотрит на меня, всем своим видом показывая, мол, пляши давай.

– От кого, бабуль?

– Да от кого ж? От Тёмки тваво…

Это очень толстый конверт. В нём лежал ещё один – это моё же собственное письмо, последнее письмо Тёме. В нём я писала, что выхожу замуж… А на когда-то отправленном ему конверте, сзади, размашистым Тёмкиным почерком написано: «Не верю. Всё равно люблю. Дождусь».

Сложно сейчас объяснить, почему тогда так поступила, зачем сообщила о свадьбе с Сергеем. Перечитываю своё же письмо и не нахожу доводы достаточными для того, чтобы решиться на замужество. Но я всегда умела уговаривать саму себя и, видимо, на этот раз приложила все силы – у меня получилось, а на деле, скорее всего, просто не позволила себе быть счастливой. Не поверила в то, что всё так скоротечно и что за счастье не нужно бороться. Счастье, на самом-то деле, приходит само. Легко, без лишней суеты, без перипетий, без страданий.

Права бабка-то была… Счастье – оно и на печке найдёт. А вот всё, что вымучено, всё, что неправда, всё что искусственно, каким бы красивым оно не казалось, – лишь пепел. Пустое и чужое.

Больше Тёма мне не напишет… Что же я натворила?..

ГЛАВА 5 ЖЕНЬКИНА СВАДЬБА

15 ИЮНЯ. ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Не хочу писать про свою свадьбу… Она отшумела – и ладно.

Я забросила тебя, дневник, потому что каждый мой день похож на предыдущий. Что мне писать на твоих страницах? О своём быте? О важных событиях, которых нет, о мнимой любви?

Любовь…

Прошло вот уже почти три года с того момента, как я замужем за Серёжей. Жизнь вновь вошла в своё ровное русло. А Тёма… Тёма потихоньку стирается из памяти.

Я на пятом курсе института, дипломная работа пишется, работаю расклейщиком объявлений после учёбы… Только иногда тоненькими иголочками впиваются в сердце доходящие от крёстной весточки о любимом. Он стал таким серьёзным. У него есть девушка из состоятельной семьи, а сам Тёма занялся собственным бизнесом.

Крёстная говорит, что он спрашивал, как у меня дела… А я просто живу и не позволяю себе думать о нём, вспоминать те дни в Питере, то прощание на перроне… Ведь коробка из-под обуви появилась не просто так: в ней спрятано всё то, что было в моей жизни до свадьбы.

Время идёт. Я уже давно не та, потому что из девочки превратилась в молодую женщину. Наряды, макияжи, шпильки, маникюр. Статусные вещи, как теперь модно говорить…

Сегодня крёстная ошарашила: «Женька-то наш женится наконец!». Свадьба через месяц. Я узнала, что там будет Тёма. Он Женькин свидетель.

Всё жду, когда старые чувства вспыхнут, закружат голову, закрутят в вихре эмоций. Но нет. Тут уже что-то другое. Просто хочется не ударить в грязь лицом, постараться не разочаровать, выглядеть привлекательно. Мало ли какая там у Тёмы девушка… Может быть, фотомодель? А я? Метр с кепкой – только высоченные каблуки и носить.

Наверное, он меня увидит и подумает: «И из-за этой я плакал при всех провожающих на перроне?»

***

17 ИЮЛЯ

Сейчас одиннадцать часов утра, и я ещё успею сюда записать пару строк, потому что потом, надеюсь, мне будет не до этого.

Наряд для свадьбы Жени придумывался мной тщательно. Каждая деталь образа очень важна, ведь мелочей в таком деле не бывает! Модная бижутерия, туфли на платформе, шёлковое платье цвета южной ночи и такой же лак для ногтей. Глаз не отвести! Стрижка как у Миа Уоллес…

Ну просто женщина вамп – ни дать, ни взять. И с чего я взяла, что в этом образе больше понравлюсь Тёме?

Сергей отнёсся спокойно к тому, что не сможет пойти на свадьбу. Он работает посменно, и именно сегодня ему нужно идти на службу. Насмешка судьбы? Или она сама даёт мне последний шанс?

***

В ресторан я приехала вместе с мамой. Заведение маленькое, но очень уютное. Расположено практически во дворах жилых домов – найдётся место, где можно спрятаться и покурить под шумок, потому как мама всегда расстраивается, что её дочь курит, а значит, не стоит делать это у неё на глазах.

Жених с невестой задерживались. Покрутившись среди гостей и раздав всем дежурные улыбки, я вышла на крыльцо ресторана.

Птицы пели так красиво, так заливисто, что невозможно было не заслушаться их трелями. Постояв немного, всё же отошла в сторону. Там, в кустах, притаилась лавочка. На неё я и присела, достала сигарету, но прикурить так и не успела. Так и застыла с горящим пламенем зажигалки.

Из-за угла выехал свадебный лимузин, остановился перед входом в ресторан, и из нарядного салона сначала вышел Женя, потом его новоиспечённая жена, а потом и тот, ради которого был убит целый месяц на приготовления. Тёма…

Как же он возмужал! Он и раньше был невероятно красив, во времена нашего печального романа, но как-то по-мальчишески, зато теперь стал настоящим мужчиной: широкоплечим, уверенным в себе, одетым со вкусом.

Ой, а сколько девушек вокруг… Кто же из них – его?

Цветы, подарки, суета подле молодых… А я так и сидела на лавочке. Кто же ОНА? Все дамы хороши.

Я пыталась понять, кому Тёма оказывает больше знаков внимания.

Что это? Ревность? Бред какой-то… Разве я имею на неё право?

Меня не видно от крыльца ресторана – я наблюдала за ним: он сделал всё, что положено свидетелю по приезду молодых, но потом почему-то начал смотреть по сторонам. Ищет свою девушку? Волнуется, уж я-то знаю. Желваки выдают. Но, может быть, это просто из-за свадьбы: не каждый же день двоюродный брат женится.

Всё. Они зашли. Я всё-таки прикурила сигарету и постаралась надеть на себя маску самоуверенной, состоявшейся женщины. С ней же победоносно зашла в зал, надеясь незаметно прошмыгнуть на своё место, но с порога вдруг почувствовала жар на лице. Думала, что волнение… Нет. Причина жара – взгляд. Тёмин пронзительный взгляд. Оказалось, что я не просто не смогла незаметно пройти мимо столов, но как раз наоборот – неосознанно, как заведённая, металась в поисках мамы и, стало быть, своего столика.

Толпа людей, все нарядные, такое разноцветие – голова кругом.

«Не смотреть на Тёму. Сейчас пройду мимо и не взгляну. Ни за что не обращу на него внимания», – твердила себе, сжав кулаки.

Бац! Какой-то идиот воспользовался хлопушкой.

Отлично! Вся моя причёска теперь в кусочках разноцветной бумаги! Потом раздался один громкий хлопок! И ещё, и ещё.

Я почти пробираюсь. Мне суют в руки хлопушку, с которой приходится идти дальше, не помня себя от смущения. Осталось пройти пару столиков…

Кто-то разлил шампанское. Осторожно, главное не упасть.

Боже! Я поскальзываюсь и припадаю на колено. Подолом платья – проклятая неуклюжесть – цепляю чей-то стул, так и стоя на одном колене. Пытаюсь подняться – вокруг гвалт, шум.

– А тебе идёт синий цвет… Вот только на то, что ты будешь стоять передо мной на коленях, я даже не надеялся.

Тёма. Смеётся. Будь ты проклят три раза!

Он помог освободить край моего платья и встать, наконец, в нормальное положение.

Я прячу глаза и делаю вид, что отряхиваю свою одежду.

– Позволь, я провожу тебя. Извини, на руках не понесу – люди не так поймут.

Дура, дура, дура! Ещё сто раз дура! Просто полная идиотка. Но продолжаю молчать, не гладя на него.

– Светлана Ивановна, вот ваша дочь. В целости и сохранности. Вы проверьте, у неё явно что-то с вестибулярным аппаратом.

Гад! Он издевается! А слов-то нахватался… Нормально у меня всё. Туфли просто совсем новые. Первый раз надела.

***

Свадьба в разгаре. Иногда я украдкой поглядывала на Тёму, хотя сам он совсем не смотрел на меня. Пару раз выходила из зала, думая, что он пойдёт следом, но и здесь ошиблась. Нет, на самом деле не так уж мне этого и хотелось, потому что самым большим желанием в этот день стало то, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

Начались танцы. Сначала вальсировали жених с невестой, затем Тёма с невестой, потом уж и не помню кто – тоже с невестой. А я стеснялась выходить на импровизированный танцпол, хоть двигаться под музыку очень люблю и при удобном случае никогда от этого не откажусь. Сидела на стуле и наблюдала: кто же она – «девушка из состоятельной семьи»? Вон та, высоченная, в серебристом? А может быть, вон та, с «мокрой химией»?

Меня никто не пригласил, когда заиграла медленная композиция – ну и ладно, не расстроилась – получила то, что хотела. Я глотала один бокал шампанского за другим. Далее ещё пару рюмок вина было выпито с отцом жениха, следом – с крёстной…

Надоело. Решив пойти на «свою» лавочку, заметила присоединившегося ко мне Женю. Мы с ним давно помирились. Дело-то уже прошлое, несмотря на то, что он мне всё равно довольно часто припоминал, как я поступила с его братом.

– Красивая свадьба… Весёлая…

Ничего более умного я не нашлась сказать.

– Да уж! Веселее некуда… Тань… что же ты, дурёха, наделала? Вон и сама, вижу, мучаешься. И Тёмка сам не свой. Вам бы поговорить… – Женя, опершись локтями о свои колени, сложил руки в замок.

– О чём говорить, Жень? Я замужем. Он тоже не совсем, вроде как, свободен, – хмыкнув, стряхнула пепел с тлеющей сигареты.

– Не понял? Ты о чём?

– Да я о девушке из «состоятельной семьи»… Да и какая мне разница, с кем он? Он имеет право быть с тем, с кем хочет. Глупо всё это. Поеду, наверное, домой… Это всё и впрямь нелегко как-то. Думала, будет гораздо проще.

Он повернулся ко мне и замотал головой:

– Не дури. Всё самое интересное только начинается!

– Для кого как. Жень, для меня всё самое интересное уже было. Это для тебя сейчас жизнь раскрылась яркими красками. Давай пойдём уже… невеста заждалась.

Женя пожал плечами, громко вздохнул, и мы вновь вернулись в зал. В это время в зале проходили конкурсы, которыми я уже и так была сыта по горло. Все смеялись, хлопали в ладоши, старались выиграть приз.

Тёмы нигде не было видно. Подняв со стола бокал, выпила его до дна, взяла свою сумочку и потихоньку покинула чужой праздник. Мама всё равно собиралась ночевать у крёстной – я ей была не нужна.

Прощаться ни с кем не стала, только Женьке кивнула в знак неравнодушия. Со стойки бара заказала такси – всегда боялась «бомбил» – и вышла на улицу.

Такси задерживалось. Снова возникла тяга к сигарете. Прикурив её, задумалась. О чём? Да не помню даже… наверное, о непростой женской доле.

– Девушка? Такси вызывали?