Читать книгу: «Трансмутация», страница 3

Один из двоих полицейских, что держали в руках обнаруженные колбы, нажал на какую-то кнопку, выступавшую над зеркальной поверхностью. И наружу выдвинулось острие – словно жало из брюшка осы. Полицейские заспорили было, кто-то указал на тела двоих колберов, что были убиты раньше – своими же подельниками. Но тот, кого Настасья сочла главным, отрицательно покачал головой и что-то произнес, сделав запрещающий жест рукой.

– Он говорит – неизвестно, сколько времени прошло с их смерти, – шепотом перевел Ивар его слова.

А потом полицейский, державший колбу с жалом, двинулся к телу поверженного здоровяка. Склонившись над ним, он повернул его на левый бок и свободной рукой убрал волосы с правого виска убитого. Одним точным движением – словно ему было не впервой – он вонзил жало в голову мертвеца, легко пробив его височную кость. Раздался хруст, внутри колбы что-то зашуршало, словно сдвигаясь с места, и гладкий металл соединился с кожей убитого так плотно, что могло показаться: у того на голове в один миг вырос блестящий скругленный рог.

Настасья ойкнула при виде этого. И только тут полицейские вспомнили про них с Иваром. Один из служителей порядка что-то быстро приказал врачу «скорой». И тот, взяв обоих детей за руки, повлек их с пляжа прочь – туда, где среди синих электрокаров полиции белела машина с красным крестом.

– Но мои мама и папа!.. – начала было упираться Настасья. – Вдруг это всё-таки были они?

– Их поищут, – ласково пообещал ей доктор; но даже в девятилетнем возрасте Настасья сумела понять: сам он в эффективность подобных поисков нисколько не верит.

– А как это вы приехали так быстро? – спросил Ивар; самой Настасье даже в голову не пришло этим поинтересоваться. – Кто-то услышал стрельбу на пляже и позвонил вам?

– Кто-то позвонил, да, – кивнул доктор. – Был анонимный звонок.

И больше они не разговаривали.

По пути Ивар и Настасья несколько раз оборачивались, но так и не разглядели, что происходило дальше с убитым здоровяком. Полицейские встали плечом к плечу возле мертвеца, загораживая его от посторонних глаз.

8

И с тех пор Настасья ни разу не видела пресловутых капсул Берестова воочию – только на видеозаписях, которые очевидцы размещали в Глобалнете, пока тот не перестал существовать. Впервые она отыскала один из таких роликов (тайком от деда), когда ей исполнилось тринадцать.

В 2081 году Глобалнет еще не запретили, однако уже взяли под жесткий контроль. Так что Настасья понапрасну вводила в поисковые запросы слова трансмутация и transmutation: в ответ получала только ссылки на официальный сайт корпорации «Перерождение». Но потом – чисто случайно – она догадалась использовать английский синоним: transfiguration. И поисковик среди множества ссылок на романы о Гарри Поттере выдал ей электронный адрес: transfiguration.net. Это оказалось именно то, что она искала: сайт о трансмутации – как она есть.

Первое, что Настасья увидела, перейдя по ссылке – это карикатурный триптих в половину дисплея: император Нерон, Адольф Гитлер и Максим Берестов. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, под каждым из портретов имелась подпись. Но Берестова она узнала бы и так: её дедушка, Петр Сергеевич Королев, был его почитателем и даже держал у себя в кабинете портрет молодого ученого, которого, впрочем, совершенно не идеализировал. Автор же карикатуры изобразил великого генетика с глумливо искаженным лицом и с огромной пачкой банкнот в руках. А выноска в форме облачка возле его лица содержала слова: Нерону и Гитлеру не снился такой размах!

Настасья быстро проглядела сообщения на форуме, каждое второе – с предложением убить Берестова собственными руками. А затем щелкнула на вкладку с видеозаписями. И – да: она очень быстро нашла интересовавший её материал.

Оператор, выбравший себе никнейм killmax3000, заснял на видео полную картину экстракции – от начала и до конца. Снял её скрытой камерой, проникнув в одну из тюрем, где приводили в исполнении приговоры особо опасным преступникам. Так, по крайней мере, значилось в анонсе этого небольшого фильма.

«Теперь ясно, почему маму и папу так и не удалось отыскать – ни живыми, ни мертвыми», – только и подумала Настасья, когда посмотрела эту запись четыре раза подряд. И послушала дополнительный комментарий – про воду. Благодаря ему она уразумела и другое: почему именно пляжи так привлекают колберов.

После этого она покинула случайно обнаруженный ею сайт и на него не заходила больше никогда.

Глава 2. Семейные узы

27 мая 2086 года. Понедельник. Рига

1

– Дедушка, – Настасья, которой было теперь восемнадцать, обратилась к Петру Сергеевичу Королеву, университетскому профессору шестидесяти двух лет от роду, – скажи, почему именно после исчезновения мамы и папы ты запретил нам с Иваром ходить в гимназию? Почему – не годом раньше? Я помню, что папа заводил речь о моем переводе на домашнее обучение, но ты его тогда не поддержал.

Они сидели в библиотеке её деда: просторной комнате, на двух высоких окнах которой всегда были опущены жалюзи, да еще и плотно задвинуты темные шторы, хоть окна и смотрели во двор.

В трех высоких шкафах стояли бумажные книги, а в центре комнаты располагались два письменных стола, один – дедушкин, другой – внучкин. За маленьким столом Настасья делала уроки с тех пор, как пошла в первый класс. Когда-то в этой самой квартире она проживала вместе с родителями, и после их так называемого исчезновения её дед решил, что они станут жить здесь. А последние девять лет за этим же столом, как за школьной партой, вместе с ней сидел Ивар, живший в том же доме, что и она, только этажом ниже. Петр Сергеевич учил их сам.

Сейчас Настасья расположилась за этим столом одна: Ивар должен был прийти только через полчаса, ровно в девять вечера. Они всегда занимались по вечерам – когда дедушка приходил из своей лаборатории при университете. И когда все соседи, с которыми можно было ненароком столкнуться на лестнице, уже сидели по домам. Хотя последняя проблема разрешилась еще года три назад. В их подъезде, кроме семьи Ивара и кроме самой Настасьи с дедушкой, теперь проживали только две пожилые супружеские пары, да и те – на первом и на втором этажах. При этом квартира Ивара находилась на третьем, а Настасьина – на последнем, четвертом этаже старого, возведенного еще в девятнадцатом веке, дома.

Дом этот при строительстве не был разделен на жилые подъезды: его предназначили для одного из городских присутственных учреждений. Только потом, уже после Второй мировой войны, его разбили на квартиры. И поделили на вертикальные секции, условно назвав их подъездами. Настасьин дед говорил, что в некоторых квартирах до сих пор прятались под обоями двери, через которые можно было попасть в соседнее парадное. Но сейчас Настасья думала не об истории дома – ожидала ответа на свой вопрос.

– Летом 2077 года не только твои мама и папа пропали, – сказал Петр Сергеевич. – Произошло и многое другое. Помнишь, я вам с Иваром рассказывал, с чего началась информационная революция в конце двадцатого века?

– Компьютеры и средства коммуникации резко подешевели и стали доступны практически всем желающим.

– Всё верно. Вот и летом 2077 года случилось нечто подобное. Незаполненные капсулы Берестова резко упали в цене. Тогда говорили, что в Китае – в их знаменитой агломерации «Шелковый путь» – нашли способ удешевить их производство. Но я слышал другое: оно изначально было дешевым. Просто в первый год после появления капсул на рынке сам Берестов – тот, кто их изобрел, – как мог, противился снижению их цены. Опасался – и не без оснований – что его игрушка может оказаться опасной. Ошибся, правда: она оказалась не опасной – она оказалась гибельной.

Настасья поерзала на стуле: о гибельности ей очень хотелось расспросить дедушку поподробнее. Однако она знала: эта тема была под негласным запретом в их доме. Да деду и не приходилось особенно стараться, чтобы оградить внучку от информации обо всем, что происходило за пределами их дома и двора. Глобалнет приказал долго жить, и даже телевидение работало с перебоями. А выпуски новостей не выходили в эфир вовсе. В 2077 году в Риге было 248 телеканалов, а сейчас оставалось только два. По одному из них беспрерывно крутили старые американские телесериалы. А по второму – показывали спортивные соревнования: турниры по дартсу в пивных барах; матчи по снукеру в ночных ресторанах; состязания по настольному теннису в школах и университетах.

Да и эти два канала периодически прерывали вещание: и в Риге, и во всем Балтсоюзе отключения электричества случались как минимум раз в неделю. Само электричество было доступным, чуть ли не как воздух. Но электросети требовали ремонта и контроля – а ремонтировать и контролировать их стало почти что некому. Однако телевидение молчало о регулярных блэкаутах так же, как и обо всем остальном.

И Настасья задала другой вопрос – вместо того, что вертелся у неё на языке:

– Но всё же Берестов согласился на продажу своих капсул по дешевке?

– Его мнение роли особой не играло. До меня доходили слухи, что он с самого начала подписал договор со вторым соучредителем «Перерождения». И будто бы в этом договоре были прописаны их полномочия: Берестов руководит научной деятельностью корпорации, а всеми вопросами бизнеса ведает его партнер, Денис Молодцов.

– Но разве Молодцов не потерял деньги из-за снижения цен?

– Вряд ли такие люди, как он, теряют деньги. Недополучил в одном – компенсировал в другом. Во-первых, объемы продаж капсул тут же возросли в разы. Во-вторых, «Перерождение» открыло новую линейку продаж: заполненные капсулы с материалом добровольных доноров. А, в-третьих… – Дедушка запнулся было на полуслове, но потом всё-таки договорил: – В-третьих, Молодцов всё рассчитал верно. Трансмутация приобрела популярность. И богатые люди, единожды поменявшие внешность, на этом уже не останавливались. Особенно если трансмутированные оболочки портились: старели, набирали вес или начинали болеть теми болезнями, от которых страдали изначальные носители. Потому-то особым спросом начал пользоваться материал детей. Да и вообще – молодых здоровых людей не старше двадцати пяти лет. Теперь ты понимаешь, почему я не велел вам с Иваром посещать гимназические занятия?

– До двадцати пяти нам еще далеко…

– Да и после этого вы вряд ли будете в безопасности – с вашей-то красотой!

Отвернувшись от деда, Настасья поглядела на свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. И увидела бледное лупоглазое существо с очень длинными, уложенными в массивный пучок черными волосами, совершенно прямыми – ну, хоть бы немножко они вились! Вот у Ивара были настоящие кудри! И он-то действительно был красивым, прямо как сказочный принц.

– А когда мы с Иваром сможем пожениться?

Настасья не особенно хотела замуж – даже за Ивара. Однако замужество – это был шанс обрести свободу. Хоть немного больше свободы, чем она имела сейчас. Ивар – тот совсем не тяготился их заточением. Для него главное было, что Настасья рядом и что она в безопасности. Но вот она сама – это было иное дело.

Дедушка глянул на неё так пристально, что она быстро прибавила:

– Я потому спрашиваю, что в последнее время Ивару совсем житья дома не стало. Ты же знаешь: его мама… она заболела. А сестры – они его ненавидят. И постоянно его шпыняют: дескать, он им наверняка родня только наполовину, по матери. А иначе с чего бы он был таким смазливым – когда у них самих внешность строгая? Проще говоря: чего это он – красавчик, а они – уродки? Пока их мама была дома, они, конечно, таких разговоров себе не позволяли. А теперь измываются над братом, как хотят.

2

Мать Ивара, Сюзанны и Карины – Татьяна Павловна – была высококвалифицированной медицинской сестрой. И все окружающие думали о ней: железная женщина, несгибаемый характер. Её не подкосили ни смерть мужа, ни покушение на жизнь сына, ни апокалипсические события, творившиеся вокруг. Ежедневно – а порой и работая сутки напролет – она трудилась в своей больнице. И выглядела даже веселой, так что никто ничего не замечал. Один только Настасьин дедушка порой отзывал Татьяну в сторонку – о чем-то шепотом её расспрашивал. И Настасья как-то раз – неумышленно – подслушала часть их разговора.

– Это правда, – спрашивал Петр Сергеевич, – что те, кого называют безликими, могут выполнять какую-то механическую работу? Если так, то выходит – они сохраняют часть интеллекта.

– Ну, я бы не назвала это интеллектом, – отвечала ему Татьяна Павловна. – Если, к примеру, усадить их на велотренажер и придать их ногам вращательное движение – то да, они станут крутить педали. И будут крутить их, не останавливаясь, пока их не снимут с тренажера. Или же пока они не умрут. Одна из наших сестер как-то раз в конце смены забыла своего подопечного в зале с такими тренажерами – и к утру, к моменту её возвращения, он уже отдал Богу душу. Но её даже от работы не отстранили. Мало, знаете ли, есть желающих ухаживать за такими.

– Но ведь за это неплохо платят, разве нет?

– Платят – если у тех была медицинская страховка. А если её не было, то вся надежда – на благотворителей. Говорят, корпорация «Перерождение» создала специальный фонд, из которого поступают средства на содержание подобных пациентов.

– В любом случае – «Перерождение» на этом не разорится. – Настасьин дед помрачнел. – Сколько такие пациенты живут – год? Полтора?

– У меня был случай: один прожил почти три года. – Мама Ивара произнесла это без всякой радости. – Молодой был, сильный – до того. Как мы все плакали, когда смотрели на него – на то, что от него осталось.

Настасья – ей тогда было лет пятнадцать – так удивилась, что уже не слушала дальше. Она ни разу не видела Татьяну Павловну плачущей. Даже на похоронах мужа та держалась лучше всех – и утешала рыдавших дочерей и сына. Но, как видно, с тех пор многое переменилось. И что-то начало подтачивать маму Ивара задолго до того, как она сломалась.

После того её разговора с Настасьиным дедушкой прошло года полтора, когда во время одного из ночных дежурств у Татьяны Павловны случился нервный срыв. Ивар под огромным секретом поведал Настасье, что его мама отвела всех своих подопечных – трех женщин и двоих мужчин – к небольшому бассейну, располагавшемуся в подвальном этаже больницы. После чего столкнула их всех в воду – одного за другим. И все пошли ко дну, как мешки с песком. А мама Ивара уселась на край бассейна, опустила в воду ноги – даже не снимая тапочек, – и сидела так, болтая в воде ногами, до самого утра. Пока её не отыскала другая медсестра, пришедшая её сменить.

После этого Татьяна Павловна покинула рижский Общественный госпиталь, в котором она работала. И отправилась в другое лечебное учреждение. В дурдом – как без всякого стеснения заявили сестры Ивара. И Настасья подумала: они почему-то ужасно этому рады.

3

Петр Сергеевич не рассердился на внучкин вопрос о замужестве.

– Всему свое время, Настасьюшка, – сказал он. – Вот погоди: я закончу исследования, над которыми работаю, и тогда, возможно, всё изменится. – И он слегка потер левую бровь – в точности так же, как делал когда-то пропавший Настасьин папа.

– Дедушка, а над чем ты работаешь в своей лаборатории? – Настасья ощутила такой елей в своем голосе, что ей стало немножко стыдно; но уж больно хотелось подловить деда: узнать, наконец, чем он занимается уже столько лет – без отпусков и даже почти без выходных дней.

Но Петр Сергеевич только шутливо погрозил ей пальцем, а потом произнес – то ли с деланной озабоченностью, то ли вправду беспокоясь:

– А что это Ивар не идет? Уже девять часов.

И в этот момент, будто в ответ на его слова, на столе перед ним зазвонил телефон.

– Наверное, это он! – Настасья схватила трубку раньше, чем до неё успел дотянуться дед. – Алло!

Однако её ждал неприятный сюрприз: она услышала голос вовсе не Ивара, а его старшей сестры, самой противной из двух – Сюзанны.

– Ив приболел. – Голос мегеры звучал как-то напряженно. – Так что прийти к вам не сможет. Но он просит, чтобы ты зашла к нам сегодня – навестила его.

– А почему он сам не позвонил? – спросила Настасья и тут же, ужаснувшись возникшей у неё мысли, задала другой вопрос: – Случилось что-то плохое?

Она подумала: колберы всё-таки добрались до него. И он превратился в одного из тех, кого именуют безликими. Настасья знала – почему. Тот ролик в Глобалнете в полной мере её просветил. Хотя, конечно, ни один безликий уже ни о чем и никого попросить не смог бы.

– Да ничего страшного! – заторопилась Сюзанна. – Попил молока прямо из холодильника, и у него разболелось горло. Так что он может говорить только шепотом. Потому-то я звоню вместо него.

– Я сейчас к вам спущусь! – сказала Настасья и повесила трубку.

– Откуда у них молоко? – удивился Петр Сергеевич, когда она ему всё рассказала. – А впрочем, наверное – порошковое. Я сейчас провожу тебя.

Он довел её до квартиры этажом ниже и подождал, пока Сюзанна впустит Настасью и запрет за ней дверь на два замка.

4

Квартира Ивара полностью совпадала по планировке с той, где проживали они с дедушкой. Но всякий раз, приходя сюда, Настасья отказывалась в это верить. Прихожая, метров пятнадцати площадью, была так загромождена (хламом) самыми разными вещами, что казалась не больше обычной кладовки. В комнате, которая располагалась под их с дедушкой библиотекой, жили Сюзанна с Кариной. И когда дверь в ту комнату приоткрывалась, Настасья могла видеть толстый ковер на полу, огромный диван с двумя креслами и старинный платяной шкаф с зеркалом во всю переднюю дверцу. А комната Ивара, находившаяся под Настасьиной спальней, только тем на эту спальню и походила, что в ней тоже имелся довольно обширный балкон, выходивший во двор.

У Настасьиного друга не было ни книг, ни компьютера, ни телевизора, ни картин на стенах. Казалось, Ивар навсегда застрял в том времени, когда он учился в начальной гимназии. На полках в его комнате идеальными рядами стояли модели электрокаров и электрокоптеров, подаренные еще его папой. А обои на стенах украшал «мальчиковый» рисунок: футбольные мячи, игроки в разноцветной форме, изображения болельщиков, у которых лица были разрисованы флагами Балтийского Союза. Ивар не хотел ничего в своей комнате менять.

Однако сегодня Настасья чуть рот не разинула от изумления, когда вошла в прихожую. Здесь всё было прибрано. Детский велосипед Ивара, на котором он давным-давно не мог ездить, больше не стоял у стены. Старинная вешалка не грозила обрушиться под ворохом наброшенной на неё одежды. Из стойки для обуви торчали только задники тапочек, которые обычно надевала Настасья, приходя в гости. Но когда девушка хотела вытащить их, чтобы переобуться, Сюзанна замахала на неё руками:

– Не надо, не надо! Проходи так, Настасьюшка! – Голос её был заискивающим, как у какой-нибудь бедной родственницы из старинного фильма.

Настасья чуть в соляной столб не обратилась: в прежние её посещения Сюзанна заставляла её снимать обувь у самого порога. Ведь это они с Кариной по очереди драили в квартире полы, а не их братец-умник, который только и делал, что учился неизвестно чему. А главное, Сюзанна всегда называла подругу своего брата только одним именем: Настёна. Она отлично знала, что Настасья обязательно поправит её, стараясь не злиться, но всё равно злясь: «Я не Настёна, я Настасья». Но всякий раз обращалась к ней именно так.

И вот теперь, ошеломленная теплотой приема, Настасья всё-таки вытащила тапочки из стойки и сменила на них свои туфли. А потом двинулась к комнате Ивара. Проходя по коридору мимо (библиотеки) комнаты Сюзанны и Карины, она машинально заглянула в приоткрытую дверь и увидела, что возле зеркального шкафа стоят два больших кожаных чемодана, туго набитых чем-то. А к электрической розетке подключено допотопное зарядное устройство, соединенное сразу с двумя ноутбуками: и Карининым, и Сюзанниным. Оно постоянно искрило, так что Ивар много раз просил сестер не пользоваться этим зарядником, говорил им: «Устроите пожар». Однако они брата не слушали.

«Вы решили куда-то съездить?» – хотела спросить Настасья. Но тут Сюзанна, которая шла за ней следом, одним быстрым движением закрыла ведущую в эту комнату дверь. Так что девушка спросила другое:

– А где Карина? С Иваром?

И поразилась тому, как переменилось лицо Сюзанны при этом вопросе. Только что оно было хоть и некрасивым, но, по крайней мере, спокойным. И вдруг – по нему прошла волна судорог. Тридцатидвухлетней сестре Ивара понадобилось не меньше четверти минуты, прежде чем она смогла с собой совладать.

– Да, да, Карина в комнате Ива! – Сюзанна принялась часто кивать головой. – Идем к ним!

И она не обманула. Когда Настасья переступила порог этой комнаты, то именно Карину она первой и увидела. Та стояла возле дверей, выходивших на балкон. И держала в руках вакуумное гарпунное ружье, когда-то принадлежавшее её отцу. Ствол ружья она направляла в дальний от себя угол, куда Настасья почти автоматически поглядела.

Там лежал на полу Ивар: связанный, с кляпом во рту. Но, едва только Настасья увидела его, как Сюзанна сильно толкнула её в спину – заставила вылететь почти на середину комнаты. А сама захлопнула за собой дверь, придвинула к ней любимое кресло Ивара и тут же в него уселась.

5

Первой мыслью Настасьи было: «Ну, всё! Они обе спятили – как их мать!». Однако она ошиблась.

– Подойди к нему и сядь рядом с ним на пол! – приказала ей Карина и чуть повела ружейным стволом в её сторону. – И даже не пытайся поднять шум!..

Ивар что-то замычал, протестующее замотал головой. И Настасья не стронулась с места. Гарпун в ружье был только один. И, чтобы сохранить шансы на спасение, они с Иваром должны были оставаться на расстоянии друг от друга. Так хотя бы один из них мог уцелеть, если эта сбрендившая мегера всё-таки спустит курок.

– Я что тебе сказала? – прошипела Карина, и Настасья внезапно поняла, до какой степени та напугана.

– Чего вы хотите? – спросила девушка.

Обращалась она к одной Карине, хоть и считала: её роль в этом безумном сестринском тандеме – явно подчиненная. Младше своей сестры на три года, двадцатидевятилетняя Карина была гораздо симпатичнее Сюзанны. Настасья даже считала Карину миловидной – с её высокими скулами, с темными бровями и ресницами, с ярким румянцем на лице. Лет пять назад она собиралась даже за кого-то замуж, но закончилось всё плохо: её жених то ли покончил с собой, то ли стал жертвой колберов. И с тех пор старшая сестрица упорно внушала младшей, что они обе обделены красотой. А та верила каждому её слову.

Вот и теперь, прежде чем ответить, Карина бросила взгляд за плечо Настасьи – туда, где расположилась в кресле Сюзанна. Та и ответила на заданный вопрос.

– Вы должны поделиться с нами кое-чем. – Сюзаннин голос больше не казался напряженным; теперь, когда она говорила правду, в нем даже звучало умиротворение.

Настасья ощутила дикий страх; на миг у неё даже скрутило живот при этих словах. Она поняла, чем именно они с Иваром должны поделиться. «Вот почему у них собраны все вещи! – мелькнуло у неё в голове. – Они приготовились бежать!..»

А потом вместо испуга она почувствовала ярость: горячую, как песок пляжа на солнце. И эта песчаная ярость мгновенно поглотила все остальные её эмоции – даже любовь к Ивару.

– Сделаете хоть один шаг, – сказала она, – и я завизжу так, что не только мой дедушка услышит. Меня услышит полгорода.

Настасья обращалась к обеим сестрам, но глядела при этом на Карину – которая, несмотря ни на что, держала гарпунное ружье крепко. У неё даже костяшки пальцев побелели – с такой силой она его сжимала.

– Подашь голос – и я выстрелю, – сказала Карина. – Не в тебя – в твоего драгоценного Ивара. Даром, что ли, мы его оставили так до твоего прихода?

Ивар при этих словах своей сестры снова промычал что-то сквозь кляп. Настасья была почти уверена, что он пытается сказать: «Пускай стреляет». Но она даже не повернулась к нему.

– Да стреляй. – Настасья пожала плечами. – Мне плевать.

Карина опешила настолько, что гарпунное ружье в её руках чуть дрогнуло. И дуло его слегка приподнялось – всего на пару сантиметров. Но Настасья решила, что этого должно хватить. Ей нужно было, чтобы этого хватило.

Полка с игрушечными вертолетами Ивара была так близко, что девушка видела каждую пылинку на их пропеллерах. И она схватила ту модель, которая выглядела самой увесистой: уменьшенную копию старинной боевой машины «Черная акула». Её Настасья метнула, целя Карине в голову, но промахнулась: пилон вертолета (боковой плавник акулы) лишь задел правую руку Карины. И та нажала на спуск ружья – вряд ли осознанно.

Гарпун просвистел в миллиметрах от Настасьиной головы, так что линь, привязанный к его хвосту, чиркнул её по щеке. Но Настасья тут же схватила со стеллажа еще одну модель, на сей раз – копию электрокара. И с разворота метнула её уже в Сюзанну, которая так и продолжала сидеть в кресле – слишком оторопевшая, чтобы двигаться. Ей увесистая игрушка угодила точно в лоб, а Сюзаннино кресло было с низкой спинкой, и в противоударе её голова треснулась о дверную панель. Упасть сестра Ивара не могла, но как-то разом обмякла, и глаза её сделались бессмысленными.

Настасья помнила, что Карина еще остается в строю, но не выдержала – посмотрела в угол. И увидела, что гарпун из вакуумного ружья вонзился в стену, зацепив рубашку в левом подреберье Ивара, лежавшего на правом боку.

– Ив! – Девушка кинулась к нему, но тот снова замычал, отчаянно мотая головой и явно пытаясь указать ей на что-то.

Настасья облегченно выдохнула: бок Ивара не окрасился кровью. Гарпун пронзил лишь его рубашку. Но почти одновременно с этим выдохом что-то с силой ударило девушку в затылок. А свет у неё перед глазами померк еще за мгновение до удара. «Снова блэкаут», – подумала Настасья и лишилась чувств.

6

Когда она пришла в себя, вокруг по-прежнему царила тьма: люстра под потолком не горела. Но тьма эта не была абсолютной: сквозь балконную дверь в комнату лился голубоватый свет майского полнолуния. И Настасья поняла, что она по-прежнему в комнате Ивара. И что тот по-прежнему лежит связанный. Но теперь и она лежала рядом с ним на полу. Рот её саднило от жесткого куска какой-то ткани, который ей протолкнули чуть ли не в самое горло, а запястья что-то крепко стягивало. Девушка поднесла их к лицу и обнаружила, что они обмотаны гарпунным линем.

Но руки ей связали спереди, а не сзади, как Ивару. И ноги её оставались свободными. Карина и Сюзанна явно торопились, когда её связывали. Причем ясно было, почему: в дверь квартиры кто-то гулко стучал.

Ивар почувствовал, что она очнулась, и замычал сквозь кляп, явно прося её о чем-то. Настасья, пожалуй, даже и не уловила бы смысла его просьбы, если бы сама не испытывала чудовищного дискомфорта. Царапая себе язык, она сперва выдернула свой кляп (это оказался кусок упаковочной рогожи). А потом, дотянувшись до Ивара, избавила и его от затычки во рту.

– Я думал, – голос Ивара прозвучал хрипло, показался почти незнакомым, – Карина тебя убила! Она так врезала тебе прикладом по затылку!..

Тут только Настасья осознала, откуда у неё взялось ощущение, будто ей в затылок вбили тупой деревянный клин.

– Волосы! – Настасья издала смешок, удививший её саму. – Моя конская грива! Она смягчила удар. Но что здесь…

– Погоди! – перебил её Ивар. – Нам надо освободиться!

Он, конечно, был прав. И Настасья принялась растягивать зубами узел из линя у себя на руках. А Ивар шепотом ей рассказывал:

– Когда свет погас, Каринка побежала за фонарем. И потом еще приводила в чувство Сюзанну. А ты всё это время просто лежала на полу, не связанная: они как будто забыли про тебя. Но ты совсем не шевелилась, и я подумал… Ну, ты понимаешь – что.

– Ив, – Настасья перестала растягивать бечевку на запястьях, глянула на друга виновато, – то, что я тогда сказала Карине… Ну, что мне плевать, если она в тебя выстрелит…

– Я знаю, знаю – ты так не думала. Но поторопись, ради Бога! Уверен: это твой дедушка стучит в дверь. А до этого наверняка он же звонил сюда по телефону – как только свет погас. Но Каринка с Сюзанкой трубку не брали, вот он и побежал сюда. Когда б ни это, они, наверное, уже решились бы – сделали то, что собирались.

Бечевка на руках Настасьи наконец-то ослабла, и девушка вывернула запястья из её петель.

– Повернись спиной! – шепотом велела она Ивару. – И досказывай, что было потом!

Потом, как выяснилось, Сюзанна велела сестре связать Настасью – и очень ругалась, что та ударила девушку именно по голове. Две сестрицы, будто и не замечая Ивара склонились над Настасьей. И долго пытались нащупать у неё пульс, по очереди светя друг дружке фонарем, ну и, конечно, обследовали её голову. А когда Ивар уже практически уверился в том, что его подруга мертва, раздался радостный возглас Сюзанны: они удостоверились, что сердце Настасьи бьется. И что её голова не пробита – годится для дела.

– Так что Сюзанна связала тебя тросом от гарпуна, и сказала Каринке, что пора идти за капсулами. Вся надежда на то, что в темноте они не рискнут ничего делать. Так что нам очень, очень нужно поспешить!

Но узлы на руках Ивара оказались очень тугими, и Настасья огляделась, ища, чем бы их растянуть. Гарпун, линем от которого сестры Ивара связали её, по-прежнему торчал из стены и за рубашку Ивара больше не цеплялся: хлопковая ткань порвалась. Настасья выдернула его, острым наконечником быстро распустила узлы бельевой веревки на руках Ивара и уже начала развязывать его ноги, когда грохот, доносившийся из прихожей, внезапно смолк.

7

Настасья не питала иллюзий: не считала, что её дедушка сумеет высадить входную дверь. Эта дверь была в точности такой же, как и в их с дедом квартире: сверхпрочной, укрепленной изнутри стальными листами. Петр Сергеевич сам дал на неё денег Татьяне Павловне: понимал, что Ивар находится в такой же опасности, как и Настасья. Только мудрому профессору не пришло в голову, что опасность может таиться с внутренней стороны двери, а не с внешней.

– Может, Петр Сергеевич пошел звонить в полицию? – прошептал Ивар.

Но вряд ли он и сам в это верил. С тех пор, как полицейские спасли их с Настасьей – тогда, в 2077-м, – много чего переменилось. Во-первых, стражи порядка почти перестали выезжать на вызовы: смысла не было. Вся система правосудия полетела псу под хвост. О каком правосудии могла идти речь, если ни один свидетель, включая самих представителей полиции, не мог присягнуть в том, кого именно он видел на месте преступления? А, во-вторых, если полиция и прибывала, то с опозданием часа на два, на три: силы правопорядка и сами понесли потери за последние десять лет, и численность их катастрофически сократилась. Приезжали полицейские обычно только для того, чтобы зафиксировать факт преступления. И, если преступные действия были связаны с процессом трансмутации, полиция выдавала родственникам потерпевшего справку, по которой можно было получить какую-никакую компенсацию в местном филиале корпорации «Перерождение».