Читать книгу: «Ловцы за сцерцепами», страница 9

Иногда видны извилистые следы: ясно – тут кружилась змея двадцатиметровой длины. Обычно она питается свиньями и дикими собаками (о, это тоже не подарок!), но не прочь закусить и человеком. За раз глотает сразу пятерых. В прошлом году одна такая тварь слопала группу студентов, которые задремали на солнышке. Спасло то, что все они были в боевых скафандрах, и кислота желудка не могла растворить броню. Ребята, очнувшись, сами себя спасли: просто включили пилы и автогены и изнутри разрезали змею на части. Говорят, что питались они ею почти месяц – настолько много было в ней мяса и потрохов.

Но мне, честно признаюсь, не хочется встречаться ни со змеями, ни с собаками, ни со свиньями, ни с пауками, которых тоже полным полно на хлопковых полях. Конечно, пауки не такие уж большие – около метра в диаметре и весят не больше пятидесяти килограмм. Сплошной панцирь и сухое мясо – есть его невозможно, можно сказать, противно. А вот мешают работать – опутывают поля своими липкими сетями и не пройти, не проползти. Лишь пилами можно срезать эту гадость, да заодно и паука, который набрасывается на тебя, щелкая клыками. Он, идиот, думает, что студента так легко съесть. Ха, как бы не так. Я в первый сезон штук сто пауков разделал, у меня дома три огромных панциря на стенах висят, как свидетельство моей удачной охоты на хлопковом поле.

Сегодня бригадир колхоза дал новое поле – у болота. Да, территория не совсем удачная. Ну, с точки зрения хлопководства, наоборот, именно на болотистой местности растет самый лучший хлопчатник. Волокна самые нежные и прочные, их раскупают хлопкозаводы по большой цене, заказы даже из-за границы поступают. Но собирать не просто. Потому что здесь самые злые и коварные растения произрастают. Они атакуют группами всех, кто близко к ним подходит. Вон, к примеру, я увидел сотни скелетов вокруг них – наверняка нажрались местной дичи. Ага. Я сразу узнал среди останков фриндипалую эрзац-куропатку, щитомордного квазихвостатого крокодила и так называемую «райскую рыбу» – это ихтиозавр, его кто-то методом клонирования вывел и случайно выпустил несколько яйц в воду; вот те и размножились в этой местности, благо условия что ни на есть мезозойские. Теперь эта напасть живет в болотах и тянет на дно любую жертву. Да, немало попалось моих сокурсников в ее челюсти. Хотя мой скафандр им не по зубам, я-то знаю как следует отбиваться. Не зря дома храню также несколько клыков от тех «райских рыб», с которыми у меня была жаркая схватка.

Вот и сейчас я с друзьями обсуждал, как лучше достать хлопок из растений, которые ощеретинились своими острыми бритвами-листьями и плескают на нас кислоты. «Вот паскуды!» – далеко не цензурными словами кричит комсорг, позабыв о коммунистической этике. Конечно, эти кислоты предают резину, а если попадут на кожу, то десяти грамм достаточно, чтобы растворить человека в жижу. Так что тут не до морали. План есть план – каждый из нас должен собрать по пятьдесят тонн хлопка.

– Эх, ребята, придется действовать радикальными методами, – говорит Хаитов, и мы радостно вздыхаем. Это означает, что наш лидер согласен на применение не совсем разрешенных способов. Каких именно? Сейчас поясню.

Один из нас волочит из транспортера, который доставил нас к болоту, баллон с нервно-паралитическим газом. Зарин – это отличная штучка для охлаждения агрессии хлопчатника. Это узнали случайно студенты, когда пытались защититься от атак растений, еще три года назад, когда я только поступил учиться в институт. Оказывается, кто-то из дембелей припрятал в скафандре химическое оружие и распылил на поле. В итоге все сельхозкультуры заснули, и студенты без труда опустошили их коробочки. Ни царапины, ни ушибов – в тот день уборка прошла удачно. Правда, из Госкомприроды приехали какие-то чинуши, орали на того парня, чуть из комсомола не исключили. К счастью, все пролетело как-то без особых проблем, озорника простили, ведь в тот день все перевыполнили план на сорок процентов! Даже партком Исмоил Саифназаров тихо похвалил его за творческий подход к делу, обещал принять кандидатом в КПСС.

Вот сейчас однокурсник Холмат Ибрагимов ставит баллон на «попа» и открывает вентиль. Из патрубка рвется зеленый газ. Не спрашивайте меня, как ребята достали зарин – не знаю. Может, купили у прапорщиков в военной части (ведь прапора продают все, что можно продать из военных арсеналов – им даже командиры не указ), а может кто-то сам сварганил из подручных веществ, благо практическая химия развита сейчас сильно. Далеко ходить не надо, все поле – это чудовищная смесь всего того, чем полна таблица Менделеева, бери прямо от природы и синтезируй все, что хочешь.

Газ тяжелый, он клубится и не поднимается выше двух метров. Ветер начинает тянуть его в сторону болота. Хлопчатник визжит, махает листьями-пластинами, пытаясь отогнать от себя парализующую отраву. Но куда там! – гы-гы-гы, против нашей выдумки не пойдешь. Как ни старались растения, однако все-таки газ достал каждого. Комсорг засек время, и через пять минут подошел к ближайшему стволу и ткнул его щипцами. Хлопчатник не шелохнулся – парализован. Конечно, всего лишь на полдня, а нам много и не надо. Быстро управимся с объемом работ.

– Все, можно приступать! – кричит нам Сергей, и мы с гиканьем бежим в самую гущу хлопчатника. Каждый занимает свою грядку и начинает собирать драгоценную вату. Кто-то затягивает песню:

«Смело мы в бой пойдем,

За власть Советов!

И как один умрем,

В борьбе за это!»

Умирать из нас, безусловно, никто не желает. Работаем быстро и умело. Я хватаю первый ствол, именуемый гузапая, давлю на коробочку – огромную чашу, весом в пять килограмм. Экземпляр небольшой, еще молодой, не дозрел. Хлопчатник – многолетнее растение, живет до сорока лет и вырастает порой до размеров с дуб. Только дорасти до таких размеров никто не позволяет, ведь потом вообще с него не соберешь хлопок, а места оно занимает ой как много.

Растение не сопротивляется на мое соприкосновение, его нервные окончания заморожены, мышцы расслаблены. Пасть раскрывается, едва я специальными захватами давлю на челюсти. Ох, блин, сколько острых зубов, настоящая акула. Был бы я без скафандра и хлопчатник в обычном состоянии – лишиться мне руки. К счастью, студенческая модель скафандра защищает от укусов. Из пасти идет желтый дым – это кислота шипит внутри растения. Я запускаю щипцы внутрь пищевода и нахожу место, где прячется вата. Одним движением извлекаю большой шар «белого золота» – ого, тянет сразу на три килограмма. Качество волокна отличное, видно сразу, что растение не больное, хорошо прижилось и произвело культуру так, как нам нужно. Да, генетики постарались на славу, вывели неплохие сорта. Этот называется «Брежнев». Наверное, в честь легендарного генерального секретаря союзного ЦК Компартии, который был у власти сто лет назад. Говорят, веселые времена были, народ жил припеваючи, водка рекой текла, в колбасе мало еще было бумаги и крысиных хвостов, а по телевизору показывали ужасы капиталистического Запада. Теперь там показывают наши коммунистические ужасы, в частности, узбекистанские хлопковые поля. А впрочем, в Джизакской области еще не страшно. Вот в Таджикистане – там сплошной кошмар, гиссарский горный хлопчатник одичал, охотится на людей. В одной деревне половину народа сожрал, пришлось потом Советской армии огнеметами с вертолетов разгонять монстров. Загнали их за границу, в Афганистан, где до сих пор неспокойно (там моджахеды воюют с генетически мутированными тараканами и пауками).

– Да, работенка не пыльная, – бормочу я, понимая, что пыли здесь неоткуда взяться. Собранный хлопок закидываю на «дуршлаг» за своей спиной – это фартук, куда складируется урожай. Когда он заполнится, нужно будет ползти к тележке, где сидит Кудрат-ака, тоже четверокурсник, он взвешивает фартуки, скидывает все в тележку и после записывает килограммы в блокнот. Только мухлюет он, я это знаю точно. Одним приписывает, а у других отнимает – все делает в зависимости от знакомства с тем или иным человеком. Но меня он боится. В прошлый раз я ему надавал по шее за обман, и с тех пор он меня сторонится, не позволяет себе теневые делишки с моим хлопком.

Тележка вмещает в себя пятьсот тонн хлопка. Когда она заполняется, то загорается лампа. Кудрат-ака вызывает трактор, который прибывает через полчаса. Трактор «К-679М» – это крепость-тягач, внутри нее сидят пилот, штурман и механик – все они рядовые совхозники. Наружу вылазить не хотят, а в кабине тепло и хорошо, и, главное, безопаснее. Специальные манипуляторы цепляются за скобы, и трактор тянет за собой тележку. Гусеницы выворачивают тонны земляной массы, разрыхляя почву. Попавшие под траки растения пищат, хлещут по броне, но не пробить им обшивку – ее не взять и противотанковой ракетой! Колеса тележки пробуксовывают, но «К-679М» уверено тянет за собой. Через пару минут трактор исчезает в сизой полоске тумана.

Стрелка термометра поднимается к ста двадцати градусам. Еще бы, ведь мы – южная республика, высокими температурами нас не удивишь. Вот у меня даже специфический загар, хотя до африканского не дотягиваю – тамошние аборигены вообще как уголь. Сейчас в Африке не менее двухсот по Цельсию. Уж не хотелось бы мне туда попасть, собирать тамошний хлопок. Видел я по телевизору, как трудятся сельские пролетарии в Республике Того – ужас. Голые, без скафандров, никакой защиты. Мрут как мухи под натиском плотоядного хлопчатника. Может, так власти решают проблему перенаселения страны? С другой стороны, качество тогского хлопка отменное, даже лучше узбекского.

– Обед! – кричит комсорг. Обычно он начинает в часовую паузу, пока мы жрем пасту из контейнеров, читать нам лекции по вопросам национально-освободительного движения в Антарктиде. Из-за парникового эффекта льды давно растаяли, и теперь на этом континенте живут люди. Не богато живут. Тамошние капиталисты сосут кровушку с жителей, эксплуатируют, и мы, верные ленинцы, клянемся всегда помогать рабочему классу и трудовому крестьянству Антарктиды. Впрочем, дальше лозунгов дела у нас не идут. Перед партийным активом мы разворачиваем транспаранты, призываем советских людей поддержать восстание тамошних граждан, поем песни из революционного прошлого:

«Взвейтесь кострами, синие ночи,

Мы пионеры, дети рабочих!»

Или:

«Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут».

Партийные, работники райкома комсомола и профсоюзов, а также общественники и руководители местных хозяйств – все в защитных костюмах и многие не выходят из бронеавтобусов! – подпевают и обещают наказать кровососов, как только в Антарктиде начнется коммунистическая революция. А пока ее там нет, мы нагнетаем общественное мнение по данному поводу у себя, выплескиваем свое негодование.

Если честно, то мне скучно в эти моменты. Я просто сижу, отдыхаю, из трубочки сосу пасту, которая пару дней назад была элементарным дерьмом и умело переработана в пищу. В голове только Мадина Борисова, студентка из факультета экономической кибернетики. Симпапуля. Стройная, умная, с живыми и большими глазами. Когда с ней разговариваю, то чувствую, как сердце готово выпрыгнуть из груди, боюсь сказать глупость, поэтому солидно произношу:

– Да, Мадина, это не просто. Сама знаешь, квадратное отклонение не всегда достоверно отражает тенденции средних величин…

А она кивает и добавляет, что предпочитает рассчитывать корреляцию и регрессию, чтобы узнать тесноту связи между явлениями. Ни слова о взаимных симпатиях, хотя я чувствую, что и она ко мне не равнодушна. Эх, жаль, что она сейчас в другой части Арнасайского района. В каком-то совхозе, там в студенческом скафандре собирает хлопок сорта «Каримов». Недозрелый такой. Вялый. Это практически четвертый сорт, из него хорошее волокно не вытянешь. Но совхозникам наплевать, им все равно государство платит за вал, а не за качество. «Нужно вечерком съездить к ней», – думаю я, оглядываясь. Просто кто даст мне свой боевой скафандр, у которого на подошвах колеса? Ага, Игорь Мухаметшин, с группы «экономика промышленности», он воевал в Сирии, привез с фронта хороший скафандр. Он парень неплохой, без проблем даст свою одежку на пару часов, а мне этого хватит, чтобы смотаться за сорок километров и встретиться с Мадиной.

Хаитов молчит, сегодня не тревожит нас своими нудными лекциями. Может, сам устал от пустословия? Вижу, что жует что-то. Ага, пока рот забит – не до лозунгов и политинформации. Парень он неплохой, свой, можно сказать. Вот бы только его чрезмерную активность в общественной сфере притушить – и человек с нормальной психикой!

Ох, сглазил! Я про политинформацию имею ввиду. В ту же минуту подкатывает к болоту бронетранспортер с мигалкой. Сбоку – два мотоциклиста в милицейских скафандрах. Ясно, второй секретарь райкома партии Бахадир Хусанов пожаловал, собственной персоной. Знаю я его, он по идеологической части ведует, большой болтун и демагог. Брюхатый, заплывшим от жира лицом, нагловатый мужик, вороватые глазки так и бегают по сторонам, видно сразу, что коррупционер еще тот! Мне говорили, как он занимается очковтирательством с хлопком, приписками, рапортует о перевыполненных планах. За несуществующие объемы ему недавно присвоили звание Героя Коммунистического труда, а ведь – блин! – прокуратура по нему плачет! Жаль, что у Москвы сейчас другие дела, на Кавказе опять неспокойно, Политбюро занимается тамошними межнациональными разборками, не до нашей республики сейчас. А то бы этот гаденыш отплясывал бы «андижанскую польку» среди плотоядных растений в одних трусах. Ладно, закончу институт, специально напрошусь работать в один из колхозов или совхозов Арнасайского района, выведу этого типчика на чистую воду. Не терплю таких подонков, которые прикрывают свои махинации партийным билетом.

На Хусанове партийный скафандр из импортной стали, со знаками майора КПСС. Вся грудь – в орденах и медалях, только не за боевые заслуги – за победы на словесном фронте. Специальные мигалки, чтобы издали видели приближение крупного идеологического чиновника, мол, готовились к торжественной встрече, а также антенны для связи с Центральным комитетом республики. Оттуда он получает нужные установки и руководство к действию. Видимо, получил уже, ибо начал свою агитацию среди нас, студентов:

– Товарищи, враг не дремлет! Поднимает голову проклятая буржуазия Запада! Все хотят уморить нас экологической катастрофой, поставить на колени! Но не поддадимся мы их провокации. Ответим на их враждебные действия ударными темпами сбора хлопка! Наша партия доверяет советскому студенчеству! Товарищи комсомольцы, вся надежда на вас! Вы – наша верная и самая главная опора! Коммунизм победит! Соберем все до последней коробочки!

Рядом стоявшие милиционеры дружно зааплодировали, грозно косясь на нас, и мы вынуждены были подхватить, хотя особого восторга от слов не чувствовали. Это Хусанову лишь трепать языком, а нам на полях корячиться с вредными и голодными мутантами. Хлопок с каждым годом звереет, собирать его все сложнее и труднее. Райкому что – только демагогию разводить, обещания наверх давать и рапортовать о несуществующих успехах. Даже наш комсорг Хаитов кривит рожу, ему тоже надоело каждое утро поднимать нас с кроватей под набившие оскомину лозунги. Ведь в ответ слышит часто далеко не приятные фразы о существующих реалиях и что думают рядовые студенты о коммунизме и идеях Ленина. Напряжение такое, что могут и морду набить. Особенно резкие слова слышим от демобилизованных, они прошли огонь, воду и медные трубы, но хлопковые поля для них страшнее исполнение интернационального воинского долга в Централь-Африканской Республике, а там – поверьте мне, услышавшего многое! – настоящая мясорубка.

– Решения сто сорок седьмого съезда КПСС – в жизнь! Слава Генеральному секретарю товарищу Андрею Возвышенному! Слава первому секретарю ЦК Компартии Узбекистана товарищу Ильдару Азизбекову! Мы, труженики Арнасайского района, выполним пятилетку в три года! – продолжал выкрикивать лозунги Хусанов под жидкие хлопки студентов. – Ни шагу назад, а только вперед, и только все вместе! Ленин, партия, комсомол!

Тут наш Сергей Хаитов – вот это да! – не выдержал и сказал, словно рубанул:

– Эй ты, словопроизводящая машина! Кончай демагогию! Нам отдыхать положено, а не твои лозунги поддерживать! Вали в другой совхоз и там толкай свои речи!

– Чего-чего? – изумленно произнес секретарь райкома, подавившись собственным языком. У него аж глаза на лоб полезли – мы это заметили даже сквозь тонированное стекло гермошлема. – Это что такое?

Милиционеры тоже обалдели – никто раньше так не высказывался против представителя коммунистической партии, являвшейся совестью, умом и честью эпохи, причем при людно. В Джизакской области все склонялись до земли, едва мимо пролетал бронекортеж первых лиц, а сейчас слова протеста исходили из уст комсорга, чего представить себе было невозможно. Аж мятеж какой-то!

– А то, что слышал! У нас голова болит от подобного! Лучше бы встал на грядку, своим трудом показал свои навыки! – сердито отвечал Хаитов, и мы дружно встали рядом с ним, протирая ладошки в предвкушении хорошей драки. Обычно мы – народ спокойный, однако это не означает, что пресмыкаемся перед каждым первым встречным, а Хусанов именно был таким – встречным и абсолютно лишним товарищем. – Говорить все мастаки, а вот покорячиться на поле – тут все в сторону уходят! Не бренчи медальками – бери фартук, бонза партийная!

Да, у милиционеров, охранявших бренное тело секретаря, было оружие. Но и у наших дембелей не студенческий скафандр, их автоматной очередью не прошьешь. А навыки брать врага голыми руками они научились на фронтах Сирии, Парагвая и Уганды, во всех «горячих точках», куда посылала их родная советская страна. По лицам однокурсников увидел, что вспомнить свои боевые навыки им уж очень хочется, так и ждут они команды атаковать. А Сергей был уже готов дать такой клич: «Бей зажравшихся чиновников! Хватит терпеть пустословов и бюрократов-очковтирателей!»

К счастью, Хусанов сам осознал, что драку со студентами ему не одолеть. Ментов всего шестеро человек, а нас семьдесят, причем у многих неплохая экипировка, способная разрезать изящный партийный скафандр на лоскутки и полоски. Как бы в подтверждение все в ответ на щелканье затворов милицейских автоматов достали свои прибамбасы – циркульные пилы, манипуляторы-захваты, мощные дрели, автоматические клещи и многое другое, приводившее в трепетание. Было видно, что с нами не так-то легко и справиться. Можно сказать, шансов у секретаря райкома мизерные, близкие к нулю.

Чертыхнувшись, Бахадир запрыгнул в свою машину и крикнул злым голосом ментам, словно они во всем были виноваты:

– Хрен с ними! У нас график – не будем ломать его из-за политически невоздержанных студентов. Пускай ими их партком занимается, я ему докладную записочку отправлю. И как только таких в ряды студенчества и комсомола принимают?!

Милиционеры и сами были рады исполнить такой приказ: они-то ясно видели исход стычки с нами. Худющий сержант даже подумал, что в следующий раз следует взять роту охраны с ракетометами и огнеметами. «Совсем оборзела молодежь», – тоже сердито пробурчал он, вскакивая на мотоцикл и включая мигалки.

– Вауууу, вауууу! – завизжала сирена, свидетельствуя, что высшее районное руководство изволило отбыть в другое место для выполнения своей миссии. Мы провожали ее улюлюканьем и взвизгами, даже комсорг матюгнулся в их адрес. Да-а, хорошо, что наш партком Саифназаров не слышал это – вздрючил по первое число за проявление такой «антисоветчины».

А мы тем временем приступили к уборке. Нас ожидал неприятный сюрприз: хлопчатник очнулся от действия зарина и стал еще злее, видимо, после химического дурмана у растений был типа отходняка. Визжат, твари, изгибаются как от ветра. Ибрагимов опять открывает баллон, газ начинает окутывать болото. Из воды выпрыгнул, щелкнул челюстями, ихтиозавр, и тот час мой товарищ Константин схватил его своими манипуляторами и отбросил подальше, чтобы не добрались голодные растения до него. «Молодец!» – крикнул ему Сергей, радуясь, что сегодня мы будем есть настоящее мясо, пускай и мутированного существа. Ребята поддержали его воем: у-у-у-у!

Ихтиозавр бил хвостом и ластами по земле, грунт, в котором было до хрена кислоты, разъедал чешую, и это было нам на руку, ибо чистить рыбу мало кому хотелось. Подержать так ее минут десять – и одна только мякоть остается, чешуя сползает как кожура гнилого банана. У меня уже сейчас слюнки текут, едва я представлю жареную плоть: м-м-м…

– Ребята, зададим жару хлопчатнику! – кричит комсорг и бросается в атаку. Растения встречают его хлесткими ударами, но нам-то не почем в тяжелых скафандрах. Тем временем газ вновь делает свое дело, и мутанты утихают. Мы без проблем достаем из них по три-четыре килограмма хорошего волокна. Правда, мне попался один гад, все отбивался. Видимо, газ не оказал нужного воздействия. Хлопчатник кусал мне пальцы, тыкался коробочкой в грудь, желая свалить на землю. Трещали его корни, словно растение угрожало вырваться из почвы и навалить на меня, как это делают противники в греко-римской борьбе. Еле управился с ним, зато извлек – не поверите! – аж семь килограмм «белого золота». Причем изумительного качества! Вот что значит произрастать на болотистой местности.

К вечеру план перевыполнен на десять процентов. Кудрат-ака изнемогает от усталости – он вручную закидывал хлопок в металлические емкости. Вскоре четыре «К-679» тащат за собой семь тележек – это три с половиной тысяч тонн. На грунте глубокие следы от колес. Да, сегодняшний день удался на славу и мы не подкачали своих предков, сто лет назад точно также собиравших урожай в хирман республики.

Мимо нас промчался бронепоезд, из окошек которого нам машут руками студенты из учетного и торгового факультетов – их возили в отдаленные территории, куда сами местные жители ходят с неудовольствием. Там под присмотром вооруженных дружинников наши товарищи собирали хлопок. Правда, качество там не очень-то хорошее, средненькое, может, чуть хуже.

Вечером нас по видеофону благодарят директор совхоза имени Юлиуса Фучика, а также декан планового факультета. Чуть позже прилетает на служебном вертолете партком Исмоил Саифназаров, вручает наиболее отличившимся, в том числе и мне, почетные грамоты. У меня этих бумажек уже штук пятьдесят, говорят, нужны они для карьерного роста или чтобы детям показывать, мол, каким героем был в молодости. Партком ничего не сказал про наш сегодняшний инцидент с Хусановым, видимо, сам не воспринимал серьезно этого прохвоста районного масштаба и понимал, какой ценой тому досталось звание Героя труда.

Суть да дело, а тем временем повар Ирмат-ака, который и в армии служил в столовой, быстро и привычно разделал ихтиозавра, испек в микроволновой печи «Электроника-238Д», залил томатом и майонезом, которые выторговал у местного завскладом продуктовой базы, и подал на стол. Всем делили поровну, без партийно-комсомольского принципа, который порождает социальное неравенство. Я же свою порцию отложил в контейнер. Решил угостить Мадину. Как я и думал, Мухаметшин оказался добрым парнем, отдал мне свой скафандр без лишних вопросов, только предупредил, что тахометр немного барахлит, поэтому не следует перегружать мотор. Я обещал не повредить ничего.

Едва луна взошла на поле, как я выскочил из «бочки», сориентировался по навигатору и запустил двигатели. Колеса на подошве завертелись, и я помчался по грунтовой дороге, мимо заснувшего хлопчатника прямо к бараку, где находилась моя девушка. Фары освещали путь, сигнальные лампы включались при поворотах и торможении – правила дорожного движения следовало соблюдать везде, даже здесь. Где-то вдали выли дикие собаки, шныряли в ирригационных системах свиньи, на саблезубых мышей охотились семилапые филины, в общем, обычная жизнь дикой природы Арнасайского района. Я же мысленно готовился к встрече со своей девушкой. «Нет, сегодня не будет всякой говорильни на отвлеченные темы, – думал я. – После ужина поцелую ее и прочитаю стихи… Пускай это будет началом моей взрослой жизни». Надежда на взаимность грело душу.

А впереди еще месяц хлопковой жизни, потом интенсивная учеба, бессонная и мучительная сессия, практика по специальности и государственные экзамены с защитой диплома.

Такова реальность коммунистического будущего. Вам, может, этого не понять, а я тут живу и у меня свои планы, которые не имеют отношение к моему рассказу.

(Ташкент, 1—10 декабря 1989 года)