Читать книгу: «(Не)обнимашки… по наследству», страница 7

Глава 8

Таня принялась усиленно искать работу. Она была готова пойти даже на самую низкооплачиваемую должность, но как только узнавали об её тюремном прошлом – давали от ворот поворот. Никакие уверения, что она села случайно, по глупости, и вообще это было очень давно, на работодателей не действовали. Они брезгливо кидали на стол Танины документы, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Таня почти ничего не ела, покупая лишь хлеб и самые дешёвые консервы (так как готовить ей было не на чем), но деньги всё равно таяли, как весенний снег в солнечный день.

Женщина осунулась, под глазами пролегли тени. Ноги уже не отмывались от копоти, и Тане приходилось прятать несмываемую грязь под чулками. Серафима уже не докучала своими расспросами. Она делала вид, что Тани просто не существует. Но не это волновало женщину. Лето перевалило за вторую половину, ночи уже стали прохладными, поэтому Тане кровь из носу надо было искать другое жильё. Но кто её возьмёт к себе – без денег, с сомнительным прошлым?

…Татьяна бесцельно бродила по местному рынку, шустро поднимая с земли упавшие с прилавков и не замеченные торговцами фрукты и овощи, ловко пряча их в тряпичную котомку. Это был единственный «доход», который помогал ей хоть как-то держаться на плаву.

Ей не всегда везло, так как торговцы давно заприметили женщину, которая без зазрения совести пользуется халявой, поэтому увидев Таню, они тотчас начинали подбирать случайно упавший на землю товар.

…В плане добычи этот день оказался особенно неудачным. Таня не смогла разжиться даже луковицей. Голодная и измученная, она устало опустилась на перевёрнутый ящик. Силы покинули её. И даже если бы сию минуту раздался злой окрик торговца, прогоняющего её прочь, она бы не шевельнулась.

Вдруг она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Открыла глаза, и в ту же секунду спазм сжал ей горло… Перед ней стояла… Лизка!

– Дочка… – держась за горло обеими руками, выдохнула Таня. – Я искала тебя…

Лизка стояла перед этой измождённой женщиной и поверить не могла, что это её мать! Она уже свыклась с мыслью, что никогда больше её не увидит. В первые дни после детдома она ужасно злилась на Таню, даже ненавидела её. Но постепенно обида притупилась, оставив место лишь для непонимания: за что она с ней так?!

Но увидев мать, сидящую на ящике, осунувшуюся, в замызганном платье, сердце сжалось от жалости к этой чужой и одновременно родной женщине.

– Вставай, – Лизка неуверенно взяла Таню за руку. – Пойдём…

Таня безропотно поднялась и пошла за девушкой, словно послушный ребёнок за своей матерью. Ни объятий, ни радостных восклицаний, которые обычно следуют за долгожданной встречей. Всю дорогу Лизка не проронила ни слова. Она просто не знала, о чём говорить. И надо ли? Она понимала лишь одно: нельзя на предательство отвечать предательством, на подлость – подлостью. Проведённые в детдоме годы ожесточили её, но сволочью не сделали.

Вскоре они подошли к двухэтажному кирпичному дому, поднялись по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж. Лизка ключом открыла дверь.

– Проходи, – вздохнула она, отступая в сторону, пропуская мать в тёмный длинный коридор. – Последняя дверь направо наша.

Ближайшая дверь приоткрылась, оттуда выглянула немолодая уже женщина в бигудях и байковом застиранном халате.

– Лизка, ты? – щурясь, спросила она. – Это с кем ты? Учти! Никаких жильцов!

– Ой, ну хватит вам, тёть Зин! Это моя… ну, в общем… это мать моя!

– Да ну?! – ахнула Зинаида, ещё больше высунувшись в коридор. – Ты же говорила, что её у тебя нет!

– Как видите, отыскалась…

– Вот дела! – недовольно фыркнула Зинаида, уже заранее невзлюбив новую жиличку. – И ты никак её пропишешь?

– Посмотрим, – хмуро ответила Лизка, смущённо ведя за руку мать, стараясь быстрее скрыться в своей комнате.

Татьяна стояла на пороге, стесняясь своего затрапезного вида. Лизка это поняла, поэтому полезла в старенький шкаф, достала вафельное полотенце, ситцевый в «огурцах» халат, протянула Тане:

– Пойдём, умоешься да голову вымоешь.

– Ой! А мои вещи!.. – с опозданием ахнула Таня.

– Какие вещи?

– Ну, мои… Они там, в заброшенном доме. Надо бы забрать…

– И документы?!

– Нет, только одежда моя… А документы мои тут… – Таня прижала руку к груди.

– Ну ладно, если что, завтра заберём, – махнула рукой Лизка. – Пойдём, покажу, где что…

Спустя час Татьяна, умытая и причёсанная, сидела за столом, прихлёбывая чай, откусывая от хлеба с маслом маленькие кусочки, не забывая с интересом и даже с лёгкой завистью разглядывать Лизкино жилище.

В небольшой комнатке с одним окошком имелось всё самое необходимое для проживания: железная кровать, небольшой кухонный стол, несколько стульев, этажерка, старенький комод, словно скопированные из той комнатки в доме художника, в котором и была зачата её дочь. Таня поёжилась. Всё, что произошло в том доме, она всячески старалась забыть, стереть из своей памяти весь тот ужас, связанный с Вадимом – Лизкиным отцом. Но эта обстановка заставила снова всё вспомнить.

Правда, в Лизкиной комнатушке было уютно и спокойно. Уютом веяло от весёленьких в мелкий цветочек шторок, от красно-коричневого простого покрывала и даже от трёх медведей с прикроватного коврика! Было видно, что Лизке, приученной к порядку, доставляет удовольствие поддерживать чистоту в своём собственном жилище.

– Мам, ты ложись на кровать, а я лягу на полу, – распорядилась Лизка, достав из шкафа одеяло и кинув его на пол, застеленный полосатой самотканой дорожкой, купленной, скорей всего, у какой-нибудь старушки.

– Может, всё-таки я на полу?.. – начала было Таня, но наткнувшись на хмурый дочкин взгляд, только вздохнула.

– Завтра сама сходишь за вещами? – спросила Лизка. – А то мне на работу надо.

– Ох… ты работаешь? – удивилась Таня.

– Ну да, надо же на что-то жить… Я нянечкой в детский сад устроилась. Платят мало, но зато в тепле… Да и кормят неплохо.

Стыд-то какой, подумала Таня. Дочь уже работает, а она, здоровая баба, не может заработать себе на кусок хлеба!

Ночью Татьяне не спалось. Она ворочалась с боку на бок, вздыхала, в который уже раз мысленно прося прощения у Лизки. Надо же! Она бросила на произвол судьбы свою маленькую дочку, а вот дочь не отвернулась от непутёвой мамаши, не прошла мимо, сделав вид, что не узнала. А ведь могла! Могла…

Но попросить прощения вслух Таня так и не решилась… Ну не научили её этому! Наверное, даже под угрозой расстрела она не сможет подойти к дочери, обнять её. Руки, словно налитые свинцом, не хотели её слушаться. Язык прилип к нёбу, он ни за что не сможет произнести два таких простых слова: «Прости меня!»

Но Лизка, казалось, и не ждала от матери этих слов. Её устраивало, что мать не лезет к ней со своими чувствами, не заставляет отвечать ей взаимностью. Которой нет…

Глава 9

На улицу Таня не выходила целых три дня. Отсыпалась, отъедалась. А когда всё же решила наведаться в бабкин дом – забрать свои вещи, её ждал неприятный «сюрприз». Чемодан исчез, словно его и не было! Таня подозревала, что это Серафима прибрала бесхозное добро, но, как говорится, не пойман – не вор. Конечно, жалко было потерянных вещей, но зато она обрела большее – нашла дочь! И пусть нет между ними привязанности, Таня постарается завоевать Лизкину любовь. Вот только научиться бы этому…

Чтобы хоть в чём-то быть Лизке полезной, Таня взяла на себя готовку. Очень раздражала Зинаида, которая ужом вертелась под ногами, пытаясь выведать что-нибудь эдакое, что можно будет потом растрепать любопытным соседкам.

Но Таня не собиралась открывать душу первому встречному, из-за чего автоматически перекочевала в стан Зинаидиных врагов. Та, недолго думая, растрезвонила по всей округе, что «Танька вовсе не мать Лизке», а совершенно посторонняя тётка, ведь «дочеря́ с матерями так холодно себя не ведут». Разве может мать ни разу не улыбнуться своей кровиночке? Разве не хочет дочка хотя бы раз в день прижаться к своей мамочке?

Эти сплетни вскоре дошли и до участкового. Пришлось Лизке и Татьяне, краснея и бледнея, совать в руки стражу порядка свои документы, убеждая, что, дескать, и фамилия у них одна, и в графе «мать» указаны Танины ФИО.

Участковый вздохнул, хмуро протянул книжечки Лизке, намётанным глазом определив хозяйку, погрозил пальцем выглянувшей из своей «конуры» Зинаиде и с чувством выполненного долга удалился.

«Нет, надо срочно искать работу, чтобы не сидеть на Лизкиной шее», – сокрушалась Таня, чувствуя лопатками, как Зинаида сверлит её своими маленькими злыми глазками, подозрительно хмыкая каждый раз, когда им не удавалось разминуться в коридоре или на кухне.

Но где искать эту самую работу, Таня даже не представляла. Она уже побывала в нескольких детских садах, но там ей недвусмысленно дали понять, что её даже на пушечный выстрел нельзя подпускать к детям! В магазины её отказались брать даже уборщицей – подсупонила статья о спекуляции. Под разными предлогами ей отказывали и в других местах.

***

…Этот день также не принёс ей ничего утешительного.

День клонился к вечеру, а Таня ничем не могла порадовать ни себя, ни Лизку, которая хоть и не лезла к ней с расспросами, но с каждым днём становилась всё мрачнее.

Остановившись на обочине перед «зеброй», Таня вдруг ощутила себя стоящей на обрыве перед бездонной пропастью. Здесь ещё жизнь, пусть не такая светлая и радостная, о которой она когда-то мечтала, но жизнь… А там, в глубине, скрытой завесой тумана, избавление от всех бед и разочарований.

Словно в забытьи, Таня шагнула на проезжую часть – как раз под колёса приближающегося автобуса…

– Дура! Тебе что, жить надоело?! – кто-то грубо схватил её за плечи, рывком отбросил назад, что не позволило движущейся махине подмять её под себя.

– Пустите! Мне больно! – вскрикнула Таня, резко дёрнулась, развернулась, чуть ли не носом ткнувшись в грудь своего неожиданного спасителя.

– Больно?! – мужчина снова схватил Таню за плечи и так встряхнул, что у неё клацнули зубы. – А превратиться в размазанное по асфальту месиво не больно?! Идиотка! Лучше бы спасибо сказала!

Только теперь до Тани дошёл весь смысл происходящего. К ней стала возвращаться реальность. Взгляд стал более осмысленным и даже сфокусировался на спасителе. Им оказался уже немолодой мужчина, невысокий, худощавый, причём настолько, что казалось, будто из него вытопили весь подкожный жир. Он хмуро смотрел на Таню из-под нависших бровей, а поза свидетельствовала о том, что он сию же минуту готов схватить женщину, если та снова вздумает броситься под колёса.

Таня, ожидавшая чего угодно, но не такого вдруг возникшего к ней участия, судорожно вздохнула раз… другой… и вдруг разразилась безудержными рыданиями.

Мужчина растерялся. Он не знал, что делать, как вести себя с этой вдруг свалившейся к нему на голову незнакомкой. Ему проще было просто схватить её за шкирку, спасая от неминуемой гибели, чем успокаивать, слушая непрекращающиеся всхлипы. Он ненавидел женские слёзы. Он много лет жил один и даже не представлял, что в таких случаях делать с барышнями.

– Ну всё… хватит… Уже всё вокруг залили своими слезами, – мужчина вынул из кармана брюк клетчатый носовой платок, протянул Тане. – Вот, возьмите. Затем, оглянувшись по сторонам, взял Таню за руку и как маленькую повёл к ближайшей скамейке под раскидистым кустом жасмина.

Сначала Таня сидела молча, уставившись на носки своих туфель. Мужчина присел рядом, но с расспросами к ней не лез. Наоборот, он постарался сделаться как можно незаметнее, чтобы не спровоцировать новый поток слёз.

Таня это оценила. Она с благодарностью глянула на своего спасителя, сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, и заговорила. Сначала она с трудом подбирала слова, делая большие паузы. А после, даже не заметив, как это произошло, принялась пересказывать, словно многосерийный фильм, всю свою жизнь. Обычно слушателем такого монолога становится случайный попутчик в поезде, ведь рассказчик уверен, что он никогда больше не столкнётся с тем человеком, и значит, тот не причинит ему никакого вреда. Мужчина как раз и оказался тем «случайным попутчиком», которому можно открыть душу.

– Да-а… эко как вас поломало… – сочувственно вздохнул мужчина, задумчиво поглаживая подбородок.

Только сейчас Таня заметила, что вынужденный слушатель тщательно выбрит. Его чистая рубашка выглажена, а стрелками на брюках можно порезаться, хотя было видно, что одежда самая простая, как говорится, для рабочего класса. Таня перевела взгляд на его ботинки. «Хоть и не новые, но отполированные ваксой до блеска…» – уважительно подумала она, сразу вспомнив выражение, что обувь – это второе лицо человека. Она глянула на свои поношенные туфли и криво усмехнулась. Поднялась со скамейки.

– Спасибо, что выслушали меня. Ну… и за то… – она мотнула головой в сторону дороги.

– Погодите! – мужчина также поспешно встал. – Мы даже не познакомились!

– Зачем? – удивилась Таня. Вот чего-чего, а каких-либо отношений с мужчинами она не планировала. Ни в ближайшее время, ни потом, так как ничего хорошего они ей не сулили, а причиняли только боль и разочарования.

– Нет-нет, вы меня неправильно поняли! – поспешил успокоить её незнакомец. – Я вовсе не собираюсь вторгаться в ваше личное пространство. Я лишь хочу вам помочь!

– Чем вы мне можете помочь… – вздохнула Таня. – Меня сейчас интересует только работа… Та, которой нет…

– Так о работе я и хочу с вами поговорить! Дело в том, что я работаю на плодоконсервном заводе в сортировочном цехе. И я как раз ищу работницу на сортировку овощей и фруктов. Да, работа тяжёлая, весь день на ногах, не каждый сможет выдержать. К тому же зарплата очень маленькая! Но стабильная.

– Да кто же меня возьмёт? У меня ни образования нет, ни опыта работы. Да и сидела я… – вздохнула Таня, как будто не она только что об этом рассказывала незнакомцу.

– Неважно! – воскликнул тот. – Если что, я за вас поручусь. Главное, чтобы вы сами хотели выбраться из той «ямы», в которую угодили!

– Я-то хочу… – начала было Таня, но мужчина её прервал: – Вот и замечательно! А теперь давайте всё-таки познакомимся! Николай Михайлович. Можно просто Николай.

– Татьяна… – Таня, стесняясь, протянула Николаю руку, и тот в знак приветствия слегка сжал её пальцы. Впрочем, тут же отпустил, словно обжёгшись о раскалённую печку.

Но Таню это совсем не обидело, даже наоборот – успокоило.

– Только вот какое дело… Я скажу, что вы моя дальняя родственница. Я бригадир, на заводе на хорошем счету, поэтому проблем не будет. Единственное условие: вы должны будете мне подыграть и ни в коем случае никому не рассказывать, при каких обстоятельствах мы с вами познакомились. Ну как? Вы согласны? – Николай выжидающе смотрел на Таню.

– Не знаю… – протянула она, но испугавшись, что её сомнения Николай примет за отказ, поспешно добавила: – Конечно! Большое спасибо! Я буду стараться, честное слово!

– Вот и договорились! – воскликнул мужчина. – А теперь пойдёмте-ка пообедаем. Вон там за углом есть отличная «Пельменная».

Но заметив, как Таня испуганно отпрянула, словно её пытались затащить в постель, Николай рассмеялся:

– Татьяна! Да что с вами? Я просто чертовски голоден! А вы о чем подумали? Да, кстати, и хватит выкать – мы же «родственники»!

Глава 10

Таня с аппетитом уплетала пельмени, и ей казалось, что она ничего вкуснее в жизни не ела! Николай украдкой, чтобы не смущать женщину, бросал в её сторону быстрые взгляды, одновременно прокручивая в голове, куда её определить. Решив, что лучше всего она справится с сортировкой картофеля (тем более в преддверии осени с поставками проблем не будет), успокоился и также принялся за еду.

…В провожатые к Тане он не напрашивался, боясь спугнуть возникшее между ними доверие. Но удивительным образом оказалось, что их с Таней дома находятся на одной улице, причём лишь в квартале друг от друга.

– Ты не находишь, что это судьба? – спросил Николай, как бы подтверждая это стечение обстоятельств.

– Ты это о чём? – Таня испуганно вскинула на мужчину глаза.

– Ну как же! Мы же должны где-то состыковаться, чтобы вместе пойти на завод? – успокоил её Николай, с досадой подумав о том, не поспешил ли он, предложив ей работу? Если она будет впадать в панику от каждого его обращения к ней, то начальство вмиг раскусит обман! И тогда не поздоровится ни ей, ни тем более ему!

– Таня, ты пойми, – стал успокаивать женщину Николай. – Ты же как-никак моя «родственница»! Но если ты будешь шарахаться от меня так, словно я грабитель из подворотни, то не стоит и начинать…

– Ой, простите… то есть… прости, – поспешила оправдаться Таня. – Я понимаю… и постараюсь…

– Вот и ладушки! – словно подведя итог, воскликнул Николай, хлопнув в ладоши. – Поэтому с сегодняшнего дня займёмся… твоим привыканием ко мне.

Но заметив, как напряглась Татьяна, успокоил её:

– Не в том смысле, о чём ты подумала. Да-да! Не отпирайся! – смущённо хмыкнул Николай. – Но могу тебя заверить, что я дорожу своей свободой и статусом волка-одиночки, поэтому в свою жизнь никого не хочу впускать! Как я понял, тебе отношения не нужны. Мне тоже. И этим мы с тобой очень похожи! Но пойми, без доверия ко мне ты просто не сможешь удержаться на работе! Да и меня подведёшь.

– Я понимаю, – облегчённо вздохнула Таня. – Я постараюсь… Так что, мне уже завтра выходить?

– Давай-ка, Татьяна, мы эту недельку просто с тобой погуляем в парке, сходим в кино, вновь отведаем пельмешек… Ты как относишься к пельмешкам? – улыбнулся Николай, с удовлетворением заметив, что в Таниных глазах перестал плескаться страх.

– Хорошо… – улыбнулась и Татьяна.

…Они долго гуляли по аллеям парка, болтали о том о сём. Но Таня вдруг заметила, что Николай, словно дирижёр, умело управляет беседой и направляет её в безопасное для него «русло», и все темы хитро обтекают вопросы, связанные с его жизнью. О себе-то Татьяна рассказала всё, а Николай так и остался «тёмной лошадкой». «Ладно, потом разберёмся. Под юбку не лезет – и слава богу!» – подумала Таня, радуясь, что наконец-то замаячил свет в конце туннеля.

Глава 11

Лизка стояла возле окна и высматривала мать. Нет, особо она не переживала, ведь сколько лет спокойно без неё обходилась. Но всё-таки совесть же надо иметь – с утра как ушла, до сих пор где-то бродит! Раз живут под одной крышей, нужно как-то считаться друг с другом.

В Лизкиной душе снова вспыхнула обида на мать. Может, зря она окликнула её на рынке? Пусть бы и дальше сидела… А теперь вот стой, думай, где она шляется…

В расстроенных чувствах Лизка даже не сразу заметила подходившую к дому мать. А когда увидела, что та не одна, а с мужиком, в ней вспыхнула злость. Вот и делай добро! Приютила на свою голову!

– Мало того что работу найти не может – сидит на моей шее, так ещё и хахаля успела подцепить! – зло хмыкнула девушка, открыла окно, высунулась наружу. Хотела позвать, но слова застряли в горле. Как крикнуть? Мама? Язык не поворачивается.

Тогда она постучала согнутыми пальцами по металлическому карнизу, привлекая внимание, и когда мать, услышав стук, подняла голову, махнула рукой, мол, иди домой! После со злостью захлопнула окно и рывком задёрнула занавески.

Таня прошла по коридору, стараясь не послать куда подальше Зинаиду, высунувшуюся из своей комнаты, заглянула на кухню. Лизка что-то помешивала в кастрюле и даже не оглянулась на звук шагов.

«Наверное, я её раздражаю», – решила Татьяна, по-своему растолковав молчание дочери. О том, что та может просто переживать из-за её долгого отсутствия, она даже не подумала.

– А я, кажется, работу нашла, – поделилась радостью Таня, опустившись на табурет.

– Ага, – хмыкнула Лизка. – Что-то мне подсказывает, что не без помощи того мужика!

– Ну зачем ты так? – сокрушённо покачала головой Татьяна, услышав ехидство в Лизкином голосе.

– А как? – Лизка резко повернулась к матери. – За какие такие заслуги первый встречный мужик предлагает тебе работу?

– Не смей… – начала было Таня, сощурив глаза и зло поджав губы. – Ты же не знаешь ничего!

– И знать не хочу! Никак понравилось на «грабли» наступать? Или надеешься теперь мне младенца подкинуть?!

– Какого младенца? – опешила Татьяна, но поняв, на что намекает дочь, взвилась:

– Какое ты имеешь право меня осуждать? Молоко ещё на губах не обсохло!

– Ха! – скривилась Лизка. – А было ли оно, то молоко?! Тебя бы покормили той бурдой, которой меня пичкали, кстати, по твоей милости! Посмотрела бы я, как бы ты потом «запела»!

Зинаида уже давным-давно покинула свою комнату и, подпирая косяк двери, наслаждалась бесплатным зрелищем. Ох, будет что потом рассказать соседкам! Но мать и дочь, не замечая зрительницу, продолжали оскорблять друг друга. Остановить их смогла лишь каша, которая воспользовавшись безнадзорностью, выползла из кастрюли и с шипением стала капать в огонь.

– Чёрт! – спохватилась Лизка. – Теперь подгоревшую кашу есть придётся!

– Ничего, Лиз, съедим… – тоже опомнилась Таня. И что это на них нашло?

…Позже они сидели возле открытого окна, молча ели прямо из кастрюли подгоревшую кашу, а прохладный ветерок обдувал их разгорячённые ссорой лица.

«Надо как-то налаживать с Лизкой отношения», – размышляла Таня, ковыряя ложкой в кастрюле.

А Лизка тем временем, украдкой бросая на мать взгляды, ловила себя на мысли, что совершенно не чувствует никакой привязанности к этой по сути чужой для неё женщине. И даже если бы та вдруг сию минуту встала и ушла, то Лизка бы не испытала ни капли сожаления.