Читать книгу: «(Не)обнимашки… по наследству», страница 2

Глава 9

– Тебе что, ещё нет восемнадцати? – удивился Глеб.

– Есть… два месяца назад исполнилось… – ковыряя землю носком туфельки, прошептала Таня.

– А чего тогда боишься?

– Я не боюсь… Просто… ну… мы же не женаты… – замялась девушка.

«А… так ей свадьба нужна!» – мысленно чертыхнулся Глеб, но виду не подал.

Видя, что девушка замкнулась, вот-вот «створку раковины» захлопнет, Глеб, придав выражению лица как можно больше романтизма, ласково произнёс:

– Выходи за меня замуж!

Таня испуганно охнула, прижав ладошки к пылающим щекам:

– Замуж?..

– Ну да. А что такого? Не хочешь что ли?

– Хочу… Только так всё неожиданно…

– Ты что, меня не любишь?

– Люблю… наверное…

Не дав девушке опомниться, Глеб подхватил её на руки, закружил, по ходу целуя её в щёки и куда придётся.

– Завтра пойдём заявление в ЗАГС подавать! А теперь нам надо чуточку передохнуть. Да и у тебя голова закружилась… Милая…– прошептал он ей на ушко, уволакивая девушку в заросли черёмухи.

От одуряющего цветочного аромата, близости молодого человека, от которого слегка пахло куревом, у Тани всё расплывалось перед глазами, в ушах стоял звон. Она даже не заметила, как оказалась на земле, опрокинутая на наскоро сброшенный с плеч пиджак, прижатая разгорячённым телом парня.

Позже она попыталась вспомнить, как всё происходило. И не смогла. Она лишь запомнила боль, пронзившую её, и стыд. Ужасный стыд!

А Глеб как ни в чём не бывало поднялся, застегнул брюки, с лёгкой ухмылкой помог девушке подняться.

– Ну что, пойдём? А то уже поздно!

– А ты разве не пойдёшь к нам домой? – удивлённо спросила Таня.

– Зачем? А-а-а… твоей руки просить? Конечно-конечно! Только завтра! Не на ночь же глядя!

Таня шла, еле переставляя ноги, испытывая лёгкое жжение и неприятную боль там, внизу… Не так она представляла превращение девушки в женщину, не так…

В этот раз она позволила парню проводить её до самого дома. Ведь он почти что муж!

Стыдливо отводя взгляд, она несмело чмокнула Глеба в щёку:

– До завтра…

В комнате было темно. Мать, видимо, спала. Таня на цыпочках, стараясь ничего не задеть в темноте, на ощупь стала пробираться к своему дивану.

Но в ту же секунду яркий свет ударил в глаза, ослепил.

Мать в одной ночнушке стояла посреди комнаты, сжимая в руке откуда-то взявшийся солдатский ремень.

«Наверное, осталось от отца…» – только и успела подумать девушка.

– Ты где была?! – заорала на неё мать.

– В кино… с подружками ходила…

– С подружками?! В кино? До двух часов ночи?! А это что?!

Мать подскочила к Тане, схватила за край подола платья, ткнула им девушке в нос. Низ платья был в крови и со всеми потрохами выдавал её происхождение.

– Шлюха! Опозорила!

Мать со всей злости накинулась на дочь, ремнём лупя её вдоль и поперёк.

– Мамочка! Не бей! Умоляю! Я тебе сейчас всё объясню! – кричала Таня, закрывая руками лицо.

Но женщина как обезумела.

В конце концов, устав от своей же агрессии, она швырнула ремень в угол, сказала, как припечатала:

– Из дома ни ногой! Выйдешь – убью!

Глава 10

Таня лежала, уткнувшись носом в подушку, и тихонько всхлипывала. Так замечательно начавшийся вечер был перечёркнут безжалостной материнской рукой. Вернее, рёмнём. Борозды, оставленные им, горели, но ещё больше жгло в груди. Оттуда поднималась, разрастаясь, ненависть к матери.

Таня так мечтала, что утром прижмётся к маме, поделится с ней своим счастьем. Расскажет, какой Глеб хороший, возможно, их завтра и познакомит. А что теперь? Ей запрещено выходить из дома, а Глеб даже не подозревает об этом. Что же делать?

Так ничего и не придумав, девушка забылась тревожным сном. Во сне она опять увидела разъярённую мать и Глеба, который радостно махал рукой, всё дальше и дальше отодвигаясь на задний план.

Хмурое утро ничего нового не принесло. Уходя на работу, мать закрыла дверь на ключ, забрав с собой и Танин.

Конечно, можно было вылезти и в окно, но девушка даже боялась представить, какие её будут ожидать последствия!

Вечером, придя домой, мать сходу приступила к допросу:

– И кто он?!

Таня молчала, покусывая припухшие от слёз губы.

– Я тебя спрашиваю! Отвечай! Или ещё ремня всыпать?!

– Глеб… – еле слышно прошептала Таня.

– Мне его имя без надобности! Я спрашиваю: кто он?!

Видно было, что мать разозлилась не на шутку.

– Парень один…

– И кто он?!

– Не знаю…

И ведь действительно Таня ничего не знала о своём любимом: не знала ни его фамилии, ни адреса; не знала – учится он или работает. Любовь накрыла её так стремительно, что она окунулась в омут страсти, не успев даже толком познакомиться.

Услышав такой «развёрнутый» ответ, женщина аж задохнулась от гнева:

– Он что, тебя силой взял?!

– Нет…

– Сама ноги раздвигала?!

Таня зажмурилась, всхлипнула – и рыдания прорвались из неё бурным потоком.

Мать в изнеможении опустилась на табурет…

– Опозорила… И как теперь нам жить? Как людям в глаза смотреть? – охнула она, прикрыв рот рукой, и стала раскачиваться из стороны в сторону, будто это могло ей чем-то помочь.

– Мам, он жениться обещал, – размазывая по щекам слёзы, выдохнула Таня.

– Обещал?! Знаю я таких обещальников! – закричала женщина. – С три короба наобещают, а сами в кусты! Да я…

Тут женщина вдруг резко захлопнула рот и, как показалось Тане, даже испугалась.

– Принёсёшь в подоле – выгоню из дома!.. – подытожила она, махнула рукой, отвернувшись от дочери.

Таня поняла, что экзекуция закончилась, по крайней мере, на сегодня, и с облегчением вздохнула.

Глава 11

Взаперти Таня просидела два дня. Мать не выпускала её даже до уборной. Видимо, боялась, что соседи, заметив полосы, оставленные ремнём, начнут судачить и неизвестно до чего досудачатся.

А Таня тем временем ломала голову, как выбраться из дома, ведь мать не пускала её даже в училище, полагая, что там она «снюхается» со своим «кобелём».

– Мам, – робко промолвила Таня, – мне на занятия надо! Меня будут ругать…

– Обойдёшься! Скажешь, что болела. Я записку напишу!

Но всё-таки разум возобладал, и на третий день женщина выпроводила дочь на занятия.

– Учти! Узнаю, что с этим встречалась – ноги повыдёргиваю!

Таня надела платье с длинными рукавами и закрытым воротом, хотя на улице было не по-весеннему жарко. Синяки на шее девушка прикрыла газовой косынкой, благо такой элемент в гардеробе был на пике популярности, и шейки многих девчат украшали разноцветные тончайшие косынки и шарфики.

Мешки под глазами она попыталась замазать пудрой, которую «с барского плеча» выделила ей мать.

Валя и Соня, увидев подругу, радостно кинулись ей навстречу, но её осунувшееся лицо остудило их пыл.

– Танечка, что случилось? Помер кто?.. – участливо спросила Соня.

– Болела я… – отмахнулась от подружки Таня, подумав, что лучше бы умерла. – Мне до сих пор нехорошо…

Но заметив на лицах подруг явную обиду, устыдилась своей резкости, ведь девчонки не виноваты, что произошло с ней.

– Не обижайтесь, ладно? – примирительно добавила она. – Просто я вас заразить могу. Да и голова болит.

Пока шли занятия, Таня размышляла, как отыскать Глеба. Конечно, теплилась надежда, что любимый будет её поджидать возле училища. Но внутренний голос гаденько нашёптывал на ушко: « И не надейся… Шлюха!».

На большой перемене она сбегала в то крыло, где занимались будущие автомеханики. Но сколько она ни всматривалась в мальчишеские лица, выискивая друга Глеба, нужного ей парня нигде не было. А спросить… Как спросишь, если она не знает кого спрашивать!

После занятий, выйдя из училища, Таня в нерешительности остановилась, не зная, что делать. Домой идти? А как же Глеб? Остаться его здесь дожидаться? Опять ремня получит! А что она его обязательно получит – в этом Таня уже не сомневалась. «Объятия» от ремня до сих пор огнём горели на её теле!

Раньше она думала, что объятия – это только сладостная нега, приносящая лишь удовольствие и вызывающая экстаз. Неужели все девушки проходят через это?! Может, и у матери было нечто подобное? Недаром она так взбеленилась!

Ладно, об этом она подумает потом, а пока надо Глеба найти, подумала девушка, присев на ступеньку крыльца…

Но если бы она знала, чем сейчас занимается её любимый, у неё бы сердце остановилось от горя!

А Глеб в это время «окучивал» очередную жертву его неуёмной сексуальной энергии. Про Таньку он уже и думать забыл! Получил, что хотел – и «отвали, моя черешня»!

Училище опустело. Не только учащиеся, но и преподаватели уже разошлись по домам. Наверное, Таня так бы и сидела на ступеньках, и час и два, если бы не сторож.

Увидев одиноко сидящую на крылечке девушку, он устало присел рядом.

– Двойку что ли получила? – участливо спросил он.

– Ох, дедушка, если бы…

– Значица, любовь… – подытожил он, хмыкнув в бороду, – она такая, стерва!

– Кто? – встрепенулась Таня.

– Она самая… любовь! Так тюкнет, что света белого не увидишь!

– Это точно… – вздохнула девушка. – А что, у всех так плохо?

– Почему плохо? Очень даже хорошо! – снова хмыкнул пожилой сторож, видимо, вспомнив свою шальную молодость.

– А вы любили когда-нибудь? – стесняясь, спросила Таня.

– А то как же! Я и сейчас свою старуху люблю! Как без любви-то?

– Вот-вот, как без любви?..

– Что-то ты, деваха, мне не нравишься. Иди-ка ты домой! Не хватало мне ещё с тобой нянькаться. Своих забот полон рот.

Глава 12

Удивительно, но мать была дома. Отпросилась что ли, чтобы её контролировать, подумала Таня.

– Я дома, – отчиталась она.

Мать хмуро взглянула на дочь, промолчала.

Ну и ладно… не очень-то и хотелось общаться. Девушка переоделась, умылась, окинула взглядом стол. Итак, пара картофелин, ломоть хлеба, кружка с квасом. Материна кружка чистая, перевёрнутая, под полотенцем. Значит, мать уже поела.

– Мам, ты уже покушала? – хоть как-то разрядить молчанку, всё же решилась спросить Таня. В ответ – гробовое молчание. Ну и ладно…

Наскоро перекусив, девушка разложила на столе тетрадки с конспектами. Печаль печалью, а к экзаменам готовиться надо.

Она в который раз перечитывала записи, а сама украдкой поглядывала на мать. Всё-таки похоже на ультиматум. Ну и пусть!..

Так в молчании и безразличии друг к другу прошло две недели. Мать как воды в рот набрала! Но это особо и не напрягало, так как вместе с молчанкой Таня получила полную свободу.

А зачем ей эта свобода? Без Глеба. А Глеб как в воду канул! Она все глаза высмотрела: в каждом парне, появившемся на горизонте, ей чудилась ладная фигура Глеба. Тогда она чуть ли не сломя голову кидалась навстречу, а потом сконфуженно пятилась, когда понимала, что обозналась.

Её милое до этого личико осунулось, под глазами пролегли тени. Таня и раньше-то весёлой не была, а теперь и вовсе сникла. От переживаний её глаза постоянно были наполнены слезами, по малейшему поводу проливавшимися через край.

Удивительно, но, несмотря на страдания, Таня не жаловалась на отсутствие сна. Наоборот, её так и клонило то к столу, то к парте, и она только и успевала подставлять под щёку ладошку, чтобы не стукнуться лбом об столешницу!

Утешением стали лишь наладившиеся отношения с матерью. Если первые дни после того свидания с Глебом мать полностью игнорировала дочь, то теперь, наоборот, садилась напротив неё и смотрела как она ест, чуть ли не в рот заглядывала! От этих взглядов девушке становилось не по себе и кусок не лез в горло!

Но худой мир лучше доброй ссоры, думала Таня, стараясь не обращать на мать особого внимания.

Гром грянул неожиданно, в тот миг, когда Таня потянулась за третьим солёным огурцом.

– На солёненькое потянуло?! – заорала мать, выхватив из Таниных рук огурец и с ненавистью запульнула им в девушку. – Паскудница! Всё-таки нагуляла брюхо! И даже не надейся, что позволю байстрюка родить!

– Мам, да ты что? – растерялась Таня, сначала даже не поняв, о чём идёт речь. А когда до неё дошло, то сердце ухнуло и провалилось куда-то в пятки…

– Не может быть… – выдохнула она. – Может, и нет ничего… Один лишь раз у нас было…

– Ах ты, гадина! Один раз! Да прямо в яблочко! И где твой кобель, спрашиваю?!

Таня потупившись молчала, не в силах произнести ни слова. Она поверить не могла, что то свидание в парке переросло в такую огромную проблему! В плохое верить не хотелось, но она смутно догадывалась, что Глеб сделает всё возможное и невозможное, чтобы даже случайно с ней не столкнуться. Наконец, до неё дошло, какая беда нависла над ней…

– Так, – рукой рубанула воздух мать. – Сидишь дома, сколько скажу! На улицу не смей даже носа высунуть! Пока проблему твою не решу!

Глава 13

Мать быстро переоделась, открыла шкаф, порылась в своём белье, сложенном стопкой, выудила оттуда несколько бумажных купюр. Запихнула себе за пазуху, видимо, в лифчик. Чертыхаясь, всунула ноги в туфли, выскочила в коридор, так хлопнув дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.

Не было её долго. Сумерки уже давно уступили место ночной тьме, а мать всё не появлялась. Хоть Таня и злилась на неё, но мать есть мать. Вдруг с ней что-то случилось?!

Таня прекрасно понимала, что нельзя оставлять ребёнка. Аборт делать тоже нельзя, ведь тогда об этом узнают и соседи, и в училище. Из училища её точно попрут, соседи навесят ярлык гулящей. Хорошо хоть, что не в деревне живут, иначе бы вмиг ворота дёгтем вымазали!

Остаётся только бабка… Таня слышала, что есть такие бабки-знахарки, которые за деньги могут не только лечить, но и избавлять от нежелательной беременности. Конечно, это дело подсудное, но алчные до денег «целители» на всё идут!

Но она даже не подозревала, что это может коснуться и её саму. Может, мать никого не найдёт, и она оставят ребёночка? А там, глядишь, и Глеб отыщется. А нет…так сами воспитаем! Ох, как не хочется вытравливать плод её любви!

Так, за размышлениями, Таня не заметила, когда вернулась мать. Та устало опустилась на табурет.

– Сейчас соседи по норам разбредутся, улягутся спать – и пойдём.

– Куда? – вырвалось у Тани, хотя и так прекрасно понимала – куда.

– Куда скажу – туда и побежишь! – зло бросила мать. – Это же надо: копила-копила на пальто, а теперь всё придётся отдать, чтобы твой позор скрыть!

Спустя два часа они шли по тёмной улице, которая чуть ли не с каждым шагом становилась всё уже и извилистее. Фонарей здесь не было и в помине. Луна освещала крыши приземистых домишек, на фоне которых их барак мог считаться чуть ли не дворцом.

В этом районе Таня не была, и она удивлялась, насколько ветхими казались домишки, словно вынырнувшие из позапрошлого века. То здесь, то там тявкали собаки, почуяв чужаков.

Наконец, мать остановилась перед покосившимся забором, толкнула калитку – и та со скрипом отворилась. Мать уверенно прошагала по еле заметной тропинке, обогнула какой-то колючий кустарник и оказалась возле небольшого окошка. Стукнула три раза, потом – ещё раз. Надо же, подумала Таня, словно на конспиративную квартиру явились.

Сбоку послышался скрип открываемой двери.

– Чего так долго? – послышался недовольный голос, принадлежащий, скорей всего, старухе.

– Извините… ждали, пока все соседи разбредутся, – объяснила мать.

Таня удивилась, насколько раболепным может быть её голос! С Таней она всегда держалась строго, даже высокомерно, а тут… гляди… как… как… пресмыкается!

– Заходите! – отрывисто произнесла хозяйка.

…Они оказались в небольшой комнатке, которая больше напоминала предбанник, а не жилое помещение. Везде на стенах висели пучки трав, в углу стоял стол, заставленный бутылочками и баночками с непонятным содержимым.

– Принесла? – выжидающе спросила хозяйка, и в самом деле оказавшаяся древней старухой неопределённого возраста. Она хмуро разглядывала Таню, словно оценивая «масштаб бедствия».

Мать протянула бабке свёрток. Старуха резво его развернула, пересчитала купюры и, хмыкнув, шустро спрятала их в карман платья, отогнув край фартука.

– Что встала, как вкопанная? Иди в ту комнату, – приказала она Тане. – Снимай трусы, залазь вон на то ложе!

Только теперь Таня увидела, что в домике есть ещё одна комнатка. Таня сделала два шага, а потом попятилась… Та комната, в которую приглашала её бабку, была похожа на… камеру пыток. Такую ассоциацию навевал набор жутких инструментов, разложенных на придвинутом к высокому топчану столике.

Девушка на негнущихся ногах прошлёпала к столу, трясущимися руками стянула трусы, кинула их на стул. Полезла на топчан.

Старуха вымыла руки под рукомойником, налила в стакан какую-то жидкость, протянула Тане:

– Пей!

– Это что?..

– Тебе какое дело? Пей! Али боли не боишься?!

Таня поднесла стакан ко рту. В нос ударил запах процедурного кабинета. Спирт… да ещё что-то… Таня сделала маленький глоток. Горло обожгло.

– Пей всё! – прикрикнула на неё старуха.

Девушка задержала дыхание, зажмурилась, залпом выпила вонючую жидкость. Тут же закружилась голова, в глазах потемнело. Словно сквозь вату до Тани донёсся голос старухи:

– Да-а, не думала, что ты ещё и дочь приведёшь…

Глава 14

Это было последнее, что услышала Таня перед тем, как погрузиться в кошмарный сон. Каждая клеточка её тела кричала от боли, но девушка была словно парализована и оглушена. Она попыталась открыть глаза, но они были ей не подвластны. Словно сквозь вату до неё доносился стон, её стон, переходящий в протяжный вой. Её терзали, раздирали на части, а она не могла этому даже воспротивиться.

Сколько продолжалось издевательство над её плотью, она не знала. Но когда сознание стало возвращаться к ней, промелькнула мысль: «лучше бы умерла…».

Тело болело, как будто по нему прошлись катком. Губы опухли, покрылись коркой запёкшейся крови. Шершавый язык не помещался во рту…

– Очухалась? – услышала она голос старухи, искажённый звоном, ещё стоящим в ушах. – Нечего здесь разлёживаться! Чай не на курорте. Давай, забирай свою непутёвую!

Последнее явно было предназначено не ей, а матери, потому что Таня почувствовала, как её стаскивают с топчана, пытаясь поставить на ноги.

– Давайте-давайте, идите! – командовала старуха. – Скоро светать начнёт. Ещё не хватало, чтобы соседи вас увидели! Настучат, куда следует – и мне, и вам не поздоровится! Загремим на нары!

Как Таня дошла до дома, только одному богу известно. Если, конечно, он есть, раз допустил такое…

Дома она плюхнулась на диван и тут же забылась тревожным сном. Снилась ей бабка в окружении чертей, один из которых держал в руках то, что совсем недавно было малюсеньким, правда, ещё не рождённым, человечком – с ручками, ножками и почему-то с хвостиком. Или это только ей показалось?

А затем она услышала голос той же бабки: «Объятий захотелось?! Так получай!».

И в тот же миг черти накинулись на неё со всей страстью, на которую были способны эти страшные существа…

Таня в ужасе закричала и проснулась.

Над ней склонилась мать и трясла её за плечо:

– Да замолчи уж, наконец! Слава богу, что всё закончилось.

Закончилось ли, подумала Таня. Слова старухи из сна не шли у неё из головы. А ещё она помнила последние слова той бабки-знахарки перед тем, как отключиться. Что значит «ещё и дочь привела»? Мать там тоже побывала? Или ей опять всё померещилось?

Глава 15

Выздоравливала Таня долго и тяжело. Что-то напортачила бабка, потому что буквально на следующий день девушку накрыла такая температура, что пришлось вызывать врача на дом. Конечно, мать скрыла причину жара, убедив врача в том, что «дочь ноги промочила».

Глядя на худенькую девчонку, докторица, уже немолодая женщина, даже подумать не могла об истинной причине недомогания, поэтому выписала кучу лекарств, среди которых были и антибиотики. Вот они-то и помогли справиться с воспалением, а молодой организм не дал девушке отправиться на тот свет.

Но последствия аборта аукнулись самым примитивным образом. Девичья душа словно очерствела, а сердце покрылось коркой льда. Таня даже думать не могла о Глебе! Кто он такой? Да никто! И вообще, все мужчины стали казаться Тане виновниками девичьих страданий. Таня поняла, что им нужно только одно – затащить девушку в постель, получить удовольствие, а затем выбросить, словно фантик от вкусной конфеты.

Никогда она не выйдет замуж! И дети ей не нужны, тем более девчонки. Чтобы их ждала та же участь? Ни за что!

…Пока Таня болела, все одногруппники сдали экзамены, отработали положенную практику. У девушки не было ни малейшего желания подчищать хвосты, а на практике – жарить какие-то там котлеты и варить борщи.

Видя полное безразличие девушки к своей профессии, все преподаватели, не сговариваясь, поставили ей «неуд», что и послужило отчислением из училища.

– Ты дура! – орала на Таню мать, сжимая от злости кулаки. – Не могла макароны сварить?! И что теперь прикажешь с тобой делать?

– Ничего… – безучастно отвечала девушка.

– Кидайся им в ноги, проси, чтобы дали возможность пересдать!

– Не пойду…

– Пойдёшь, как миленькая!

– Нет…

Этот диалог повторялся вот уже третий день, но Таня, до этого безропотно подчинявшаяся матери, стояла на своём. Видимо, поняв, что спорить бесполезно, мать наконец отстала от дочери.

– Пойдёшь полы мыть, – устало проговорила она. – Не собираюсь тебя, лоботряску, кормить. Хлеб свой отрабатывать будешь!

Так Таня обрела «профессию», к которой шла целых три года. Она стала уборщицей.

…Мыть полы она подрядилась в городском архиве. Целых два месяца она колесила по городу в поисках такого места, где не будет ни мужиков, ни детей. С некоторых пор она и к тем и к другим испытывала стойкое отвращение, считая их виновниками всех бед.

На протяжении всего этого времени она изо дня в день выслушивала гадости, которыми сыпала её мать, обвиняя в тунеядстве, грозясь, что «последний день кормит нахлебницу».

Когда Таня сообщила матери, что наконец-то нашла работу, та только фыркнула:

– И стоило столько лет учиться, чтобы тряпкой махать!

– Все профессии почётны, – устало отмахнулась девушка.

– Ага! Ещё скажи, что пятилетку досрочно выполнишь! – козыряя модными словечками 50-х, ежедневно доносившимися из каждого радио, хмыкнула мать. – Ну-ну… драй.

– Мам, ну ты же тоже полы моешь! – попыталась оправдаться Таня.

– Да что ты знаешь о моей жизни? Я и пошла полы мыть, чтобы тебя, дуру, прокормить! Вырастила на свою голову…

– Ну так расскажи… Мам, давай поговорим… как мама с дочкой… Как ты до меня жила?..

– Тебе какое дело?! Ты что, священник, чтобы я тебе исповедовалась?! Да я, если бы не ты, может…

Но увидев, что Таня жадно ловит каждое её слово, женщина спохватилась.

– Что было – то прошло! И вообще, это не твоего ума дело! Лучше подумай, как дальше жить будешь!

Что же скрывает мать, думала Таня, всё больше и больше понимая, что за этим кроется какая-то тайна. От таких «душеспасительных» бесед вопросов становилось всё больше. Что случилось с матерью до Таниного рождения? Почему она стала такой злой и жестокой по отношению к своей дочери? И вообще, кто Танин отец? Почему она о нём ничего не знает? О его присутствии в жизни матери напоминало лишь Танино отчество – Павловна, и то она не уверена, что оно не выдуманное.