Хохотушка

В общем, усиленный отряд с полным вооружением войск специальных операций занял позиции на всех этажах здания и начал ждать. Железик, привлеченный шумом двух десятков солдат, заинтересовался и вышел поиграть пораньше, в два часа ночи. Раньше-то его ловила только стандартная четверка охранников, и он заскучал. Развлекалась псина до шести утра, элитные солдаты носились по зданию как угорелые, но так и не могли никого обнаружить. Зачем Железик пошел знакомиться с этими следопытами, мы не знаем, но получился эпичный погром.

Он подкрался к одинокому бойцу с крупнокалиберным пулеметом, контролирующему коридор. Постоял за его спиной, а потом ласково ткнулся рожей в щеку, как его научила Амина. Он же все-таки собака, пусть и железная. Солдат от неожиданности открыл огонь, а когда увидел «собачку», то руку свело судорогой, и он не смог снять палец с курка. Пулемет стрелял, пока не кончилась обойма на сто патронов. Тяжелые пули прошивали стены насквозь, перемололи десяток офисов вместе с техникой и мебелью. Начался пожар, этаж наполовину выгорел. Когда нашли солдата, то он заикался и говорил о «железном медведе». А у Адамыча случился сердечный приступ, когда оказалось, что нарушителя так и не нашли. Железик, тварь бездушная, спокойно вернулся на свое место в подвале. Когда сделали рисунок нарушителя со слов пулеметчика, то там было чудовище двухметровой высоты с горящими глазами, монструозными стальными челюстями и острыми, как бритва, клыками. Адамычу даже в голову не пришло, что это питомец Амины, тот был всего метр в холке, милый и никакого чувства опасности не вызывал.

Здание отдела закрыли на карантин, нас перевели на резервные площадки на производственных объектах. Руководство собиралось перетряхнуть нашу двадцатиэтажку по кирпичику, обследовать каждый миллиметр. Но потом вернулась Амина и прочитала логи действий пса. Прибежала к нам в слезах, спросила, что делать. Мы её успокаивали целый вечер, а утром она пошла с повинной к руководству. Мы думали её уволят, но ничего подобного! После месячного расследования Амину повысили до старшего научного сотрудника, дали ей в команду десять инженеров по кибернетическим системам и разместили на двадцатом этаже, поближе к руководству. Теперь она стала руководителем секретного проекта и поначалу сутками пропадала на работе. Снова появляться в кают-компании начала всего месяца два назад. Этот инцидент все заслоновцы обсуждали, наверное, год. Почти все охранники перевелись из нашего офиса в другие подразделения, потому что пулеметчика от заикания так и не вылечили, и ребята логично предположили, что сторожить разработчиков ПО – слишком опасное занятие. Вопреки опасениям, нашу кают-компанию не разогнали, даже вопрос так не ставили.

Разогнать наш клуб по интересам хотели, когда Толик «модернизировал» комбайн в офисной столовой. Перемудрил с алгоритмами, и машина начала капать в тарелки с едой чистящее средство. Потому что полная еды тарелка – это грязная тарелка, и лучше начать отмывку пораньше. На раздачу еда отправлялась с незаметными капельками химических веществ и весь офис… ну, в общем, наших сотрудников, как говорится, пронесло. Адамыч кинулся прессовать поставщиков продуктов, но на следующий день ситуация повторилась. Начали разбираться, нашли обновления программ. Толику пришлось на неделю уехать из города, потому что могли и побить. Но кают-компанию и тогда не прикрыли. Сохранилась она и после одного из происшествий, о котором запрещено говорить. Теперь нас люто, искренне и от души ненавидит вся бухгалтерия. Не исключаю, что финансовые боссы даже сжигают наши чучела в День бухгалтера.

Но руководство нас любит, несмотря ни на что, а Адамыч дак вообще стал обожать после того, как я и Сема сделали ему автоматическую программу слежения «Радиус» с двенадцатью летающими дронами, которые попеременно, в режиме 24/7, контролируют периметр территории, примыкающей к нашему зданию. Чтобы впредь не допустить скандалов и происшествий, он стал регулярно, не менее пары раз в неделю, приходить к нам и интересоваться – чем мы заняты, какие «прожекты» доделываем. Это чтобы быть всегда готовым к будущим неприятностям.

Огромным плюсом кают-компании было то, что сюда стаскивали списанное оборудование, в том числе мощные вычислительные машины «Алтан» и «Искра». Они были в сотни раз быстрее бытовых компьютеров, и мои творческие коллеги гоняли их на максимуме в своих, порой безумных, экспериментах. Тренировал и я свою Марию в бесконечных симуляциях, и кое-что уже получалось. Важно, что я начал создавать новую архитектуру искусственного интеллекта. Основной моей фишкой стали «инициативные алгоритмы». Я прочитал огромное количество разных докладов про тренировки искинов, коллеги даже говорили, что нет такой публичной научной работы, которую я не изучил бы, но ни у кого не встречал ничего подобного.

Поумневшая Мария 7 теперь помогала мне в работе тестировщика ПО, я использовал её эффективные алгоритмы, чтобы дорабатывать ошибки программного кода. Она помогла мне и в доработке штурмового радара, пока главном моем достижении в «Заслоне».

Мария работала лучше других искинов, потому что я отказался от генеральной функции управляющего ядра, которое централизованно выбирает алгоритмы, пригодные для решения задачи. В моей архитектуре центр управления только ставил задачу, а миллионы алгоритмов сами определялись, могут ли они её решить. Самые активные алгоритмы брались за решение и, если достигали результата, то и обучались в процессе. Такое их поведение я назвал «инициативные алгоритмы». А чтобы сразу понимать, какие алгоритмы самые эффективные, я учредил приз за решения – симуляцию эмоций. Поэтому, когда рыжая девушка – визуализация искина – демонстрировала эмоции, я понимал, что работают «инициативные алгоритмы». Когда же она докладывала с «постной рожей», то я знал, что задействован алгоритм, еще не доказавший своей эффективности. Самые успешные алгоритмы, соответственно, получали больше энергии и вычислительных мощностей. Так моя Мария стала давать точные прогнозы по сложнейшим для понимания искинов вопросам политики, будущего науки, психологии человека и социальной инженерии.

– Ты знаешь, что такое «инициативные алгоритмы»? – спросил Петравиус.

– Ну да, вроде как я их придумал! – озадаченный вопросом, ответил я.

– Короче, проект «Хохотушка» – это искин для ракет «Ультиматум». Он сделан на основе твоей архитектуры.

– Как? – если честно, я сам не очень хорошо понимал, как все работает, а тем более в частных прикладных задачах. Тем более в изделиях военного назначения.

– Если честно, мы скопировали твой код, – опустил глаза мой руководитель.

Я молчал, не зная, как реагировать на такие откровения.

– Но мы собирались взять тебя в группу разработки, – торопливо продолжил Петр Сергеевич, – допуск к этой программе возможен после пяти лет работы на предприятии. И тебе недолго оставалось до этого порога.

Я продолжал играть в молчанку, потому что понимал, что Петравиус уважает чужой труд и не стал бы использовать код без особой на то причины. Я хотел выслушать его до конца.

– У нас не получалось преодолеть систему противоракетной обороны врага, – продолжал мой помрачневший руководитель, – все наши программы пасовали перед комплексной обороной SNNAD. И тогда Валера предложил, хохмы ради, запустить задачу на твоей Марии, а я от безысходности согласился. Ты ведь не запирал свой «Алтан» паролем…

Он вздохнул, было видно, что этот рассказ дается ему нелегко. Нужно иметь силу и мужество, чтобы признать, что целый отдел под его руководством не смог за несколько лет решить главную проблему, поставленную руководством.

– В общем, Мария справилась с первого раза, мы все были восхищены изяществом её решений! – Петравиус заулыбался.

И тут я понял, почему мне недавно выделили отдельный кабинет, закрепили за мной несколько ассистентов, помогавших выполнять текущие задачи. И еще – почему так внезапно стали отдавать много машинного времени в кают-компании. Раньше за вычислительные мощности были постоянные споры.

Коллеги помогали мне в работе над Марией негласно. Причем так, чтобы я не догадался. Секретность же, присяга и клятва.

– Петр, что случилось? – упавшим голосом спросил я, мне стало ясно, что Мария натворила «делов».

– ………… …… ………………. – Петравиус обрисовал мне ситуацию на языке берез и сосен. На единственном языке, который не понимают наши враги – русский матерный. Это была конспирация сотого уровня.

– А почему «Хохотушка»? – только и хватило меня на один вопрос.

– Дак она хохочет!

– Кто?

– Мария 7, или в нашей модификации искусственный интеллект «Дитя Ультиматума» для крылатых ракет с ядерными боеголовками «Ультиматум».

– ………………………………… – я говорил на языке, недоступном пониманию врага, минут десять, пока не выдохся.

– Ну вот и хорошо! Понимаешь драматизм момента, – одобрительно кивнул Петр Сергеевич. – Как сможешь, прилетай! Швы я тебе сам сниму, я же полевой медик по военной специальности.

Из больнички я сбежал через пару часов, когда сделали анализы и обработали хирургический разрез. Вышел из медицинского блока, якобы погулять в сквере, ведь свежий воздух больным необходим и даже полезен. Перелез через забор, а это было весьма непросто с одной рабочей рукой, и добрался до пристани. Труднее всего было выбраться с острова, пришлось наврать морячку, управлявшему грузовым катером, что меня выписали, но не могу ждать пассажирского судна, потому что собака сдохнет, если срочно не накормить её брамбулетом на петеяровом масле.

Димон, так звали морячка, пожал плечами и запустил меня в рубку перед самым отплытием. Катер был обычным, не на подводных крыльях, старенький и медленный. От качки я быстро уснул, а понятливый Димон разбудил меня только тогда, когда на горизонте показался порт. На дорогу до северной столицы ушло примерно полтора часа. Торопливым шагом я пробрался через портовые закоулки и вышел к пассажирскому вокзалу. Побег удался.

«Врачи, наверное, думают, что гуляю», – ухмыльнулся я, усаживаясь в такси. Двести километров до родного здания седьмого отдела влетели мне в копеечку, но медлить я не мог: нужно было забрать резервные копии искусственного интеллекта с чистым ядром без изменений, которые внесли коллеги, и успеть на самолет до Мирного, аэропорта на полуострове Полярный. Но гражданским рейсом мне лететь не пришлось.

– Что так долго-то? – встретил меня на КПП Адамыч. – Борт только тебя ждет! Военные мне весь мозг вынули.

Оказывается, военный вертолет прилетел еще вчера и сейчас ждет на крыше «главного специалиста по решению проблем». Я спустился в кают-компанию: днем тут никого не было, и я смог спокойно вынуть из «Алтана» нужные мне сборки искина. Поставил в углу портрет Серёги, который погиб несколько дней назад на северном полигоне, он присутствовал на испытаниях как представитель седьмого отдела и один из разработчиков. По русской традиции поставил перед портретом рюмку водки с кусочком хлеба, за ними пришлось сходить в буфет. Продавщица тетя Валя удивилась, когда я покупал водку, у нас её почти не пили, но слухи об аварии на северах дошли и до неё, поэтому она не задавала неуместных вопросов.

Наконец я поднялся на крышу к белому военному вертолету с надписью «Северный флот».

– Иван Русаков, – представился я офицеру, который стоял у кабины, – мне сказано прибыть на северный полигон.

– Полковник Егоров, – он мне кивнул и сказал в рацию, – второй на борту, выводите первого.

Неожиданно для меня еще одним пассажиром оказался генеральный директор «Заслона» Матвей Сергеевич Макаров, которого до этого я никогда вживую не видел. Это был бодренький старичок с аккуратной бородкой и усами, худой как спичка, в огромных старомодных очках. Умный пронизывающий взгляд, которым он окатил меня при знакомстве, дал мне понять, что он меня заочно уже знает.

– Полетели, Ванюша, разгребать все, что там без тебя натворили, – проговорил он мне с печалью в голосе. – Эх, я думал – буду заниматься новым солнечным парусом, а придется депутатов развлекать. Чтобы вам работать не мешали…

– Пристегнитесь! – крикнул полковник, закрывая дверь вертолета. – Саня, погнали!

Вертолет резко поднялся в воздух сразу на пару сотен метров и рванул на север. Кто не летал с военными, тому не понять всей прелести жизни. Я впервые поднялся на военный борт, но сразу все понял. Мы не летели, мы неслись со скоростью кометы. Сначала было страшно, но наш генеральный полностью переключил мое внимание на свой рассказ о деле всей жизни.

– Ванюша, я занялся космическими парусами не по своей воле, – он кивнул в сторону иллюминатора, за которым виднелся солнечный диск, – это была государственная задача. Мы не могли развиваться без освоения северных территорий…

Макаров рассказал мне неафишируемую историю моей страны, которую я не знал. Солнечные паруса создавались как тип двигателя для космических кораблей. Так говорили всему миру, а на самом деле это были огромные зеркала, которые должны были отражать солнечный свет на северные участки суши. Когда мы собрали и запустили первую такую установку, началась пятая мировая война. Нападали на нас со всех сторон не из-за того, что у нас был недемократический строй, а потому что страна получила огромное преимущество для экономического рывка. «Войны не начинаются из-за ущемления демократии, – рассказывал Матвей Сергеевич, – они всегда из-за денег. Я не думал, что мой солнечный парус вызовет такую ярость у наших врагов. Если бы тогда у меня был искин, способный прогнозировать политику, способный анализировать открытые системы, давать точные прогнозы, то я, может быть, и не стал бы вкалывать, как раб на галерах. По двадцать часов в день я работал, чтобы за пятилетку обогреть три миллиона квадратных километров».

Это сейчас все привыкли к тому, что на севере обычная теплая погода, а когда-то была зима по девять месяцев в году и морозы в минус сорок пять никого не удивляли. Макаров изменил страну и мир, но не сразу. Сначала по планете прокатилась мировая война, и Русский союз сильно пострадал, мы потеряли более пятнадцати миллионов человек. Сейчас, через пятьдесят лет, никто уже и не помнит, что прошлая война велась на тотальное уничтожение. Но наши предки выстояли, нечеловеческой силы были люди, спасшие планету от коричневой чумы. На месте вражеской столицы до сих пор была радиоактивная пустыня, которую только совсем недавно начали дезактивировать.