Читать книгу: «Рассказы о ветковолосых», страница 8

Остаток дня прошёл для Ратко совершенно незаметно. Он отыскал своего друга Заяна и его несчастную мать, уговорил их отправиться к нему домой. Там он без обиняков сказал отцу, как они теперь все будут жить. И сделал Ратко всё это совершенно спокойно, даже немного отрешённо. Он не кричал, не уговаривал, а просто говорил, ходил, брал вещи, смотрел по сторонам. Люди что-то отвечали ему, спорили, иногда бранились, но он, каким-то образом пропускал это мимо себя. В конечном итоге, всё выходило именно так, как он хотел.

Вечером, когда деревню скрыла мгла и все пошли спать, Ратко и Заян ещё сидели за столом и молчали. Ратко отдал свою кровать матери Заяна, а сам с другом расположился прямо у печи. Они разложили сена, покрыли его старой шерстяной тканью и теперь всё никак не могли лечь.

– Так вот оно и вышло, что это последнее наше лето, – прошептал вдруг Заян, глядя в пол. – Уж более не побегаем, как ранее. Забот – полон рот. Но тебе-то что грустить!

– Куда уж там! – ответил Ратко, тоже не поднимая глаз. – Всё так навалилось, что деваться некуда.

– А Гусля на тебя зол был днём, – заметил Заян. – И ругался всё из-за какой-то юбки.

Заян глянул на друга, но тот продолжал хмуриться и смотреть в одну точку.

– Я тогда ещё подумал, – продолжал Заян, – что за юбка? Где же тут у нас окрест юбка-то.

Ратко не отвечал.

– Подземные твари! – догадался вдруг Заян. – Ты, брат, это чего задумал? Неужто тебя смутила… Брат! Да это как же так-то!

Юноша молчал.

– Эки дела! – прошептал Заян, чуть подумал и пошёл ложиться. Ратко сидел до тех пор, пока не стал клевать носом. Устроившись рядом с Заяном на сене, юноша ощутил страшный гул в ушах: голова разболелась с невероятной силой. Мысли, сомнения, воспоминания нахлынули тяжёлой волной. Кажется, заснул он лишь под утро.

Проснулся Ратко оттого, что два младших братика играли на нём в соломенных лошадок. Мать хлопотала по хозяйству – собирала на стол – а мама Заяна помогала ей. Отец сидел с закрытыми глазами. Его лицо блестело от пота.

– Как работать-то? – стонал он, вытирая лоб платком. – Не можно в эдакий зной! Не осилю.

– А ты и нынче не трудись, – успокаивала его жена. – С голоду не помрём, коль день помытать. Глянь, первый очи разверз!

Ратко поприветствовал родных, встал с сена и пинками отодвинул его в угол, чтобы не мешало. Дети тут же кинулись упрашивать старшего брата поиграть с ними, но Ратко пообещал заняться ими позже. Он выскочил на двор, где Заян склонился над бочкой. Подойдя к нему, Ратко тоже заглянул в сосуд.

– Воды у вас, – сказал Заян, – на самом донышке. Умыться еле хватает.

– Вчера полную набрали, – ответил Ратко и зачерпнул тёплой воды со дна, чтобы омыть лицо. Не прошло и минуты, как кожа снова высохла. Ратко огляделся.

– Тихо, – заметил Заян. – И птиц нет.

– Дождя надо, – согласился Ратко.

– Ты нынче куда? – спросил Заян.

Ратко вдруг понял, что вчерашний волшебный момент в липовой роще завершился, и началась та жизнь «после», которая уже никогда не возгорит столь ярким и обжигающим пламенем, как накануне. «А может быть и возгорит, – подумал он. – Что если тогда всё только началось? Что если отныне каждый день будет, как вчера?»

Дни не спрашивают у людей, какими те хотят их видеть. Дням безразличны человеческие страсти. Дни – солдаты самого времени, и удивительные придумщики; никогда не знаешь, что они принесут тебе. В тот день Ратко ходил к реке. Вся Излучинка шла на купальню в надежде сбить дурманящий зной многодневной жары. Люди по часу сидели в воде, стонали, гадали, когда подует тот внезапный ветер, налетающий ни с того ни с сего и приносящий дождевые тучи. Опрокинутые в русло лесенки купален едва касались воды, и старожилы сошлись во мнении, что так мелко в Нифке никогда не было.

Хуже всего чувствовал себя отец. Ратко и Заяну пришлось дважды водить его под руки к реке, чтобы он окатился и пришёл в себя. Лишь к вечеру, когда солнце стало клониться к горизонту, откуда-то повеяло прохладой. Тогда Ратко и решил сходить на холм. Почему-то он решил снова подойти к старому дому с заднего хода, чтобы его никто не заметил. Пришлось прождать в укрытии дольше часа прежде чем Альбиния показалась в саду. Она услышала зов Ратко и тут же подошла. Она не сказала ни слова и показалась юноше встревоженной. И всё же она согласилась отправиться на прогулку.

Молодые люди спустились с холма по северному склону, прошли по перелеску к дороге, а там вышли на цветочный луг. За всё время Альбиния так ничего и не сказала. Расположившись среди высоких, поникших от жары цветов, они сидели и молчали. Ратко смотрел то на её волшебные веточки, то на руки. Иногда он отрывал взгляд от спутницы и рассматривал увядающие растения, тёмные полосы далёкого леса и косые крыши деревенских домиков. Альбиния сидела опустив голову и перебирая пальцами сорванные травинки. Вскоре молчание показалось Ратко неловким, но тут девушка вдруг заговорила.

– Ты со мной учить слова или… – спросила она с неподражаемым мягким акцентом.

– Мне кажется, у нас Eni, – произнёс Ратко и ласково коснулся её руки – нежной, тонкой и такой далёкой. Но Альбиния хладнокровно отстранилась.

– Ты не знать Eni, – прошептала она.

– Но вчера?! – удивился Ратко. – В роще! Ведь…

Со стороны деревни донеслись крики. Ратко не обратил на них внимания, но Альбиния вздрогнула. Крики повторились. Девушка поднялась. Ратко тоже встал и всмотрелся вдаль: по песчаной дороге на холм к старому дому бежали люди. Снова раздались громкие мужские крики. Даже не взглянув на Ратко Альбиния побежала к деревне. Что-то остановило юношу; он медленно, не отрывая взгляд от далёкой песчаной дороги на холм, побрёл вперёд, стараясь понять, что же произошло между ним и его спутницей. И чем дольше он шёл, тем громче кричали люди и тем больше народу выбегало на ту песчаную дорогу. Что-то произошло, или начинало происходить. Ратко вспомнил о своих друзьях, которые часто выпрыгивали из кустов и тут же заставляли бежать, спешить, стремиться увидеть и поучаствовать. Но друзья не появлялись. Ратко оставался один. И чем громче кричали там в деревне, тем страшнее ему становилось. Страх подстёгивал его. Гнал вперёд. И Ратко побежал.

В деревне царила неразбериха: люди бежали к холму, у кого-то в руках сверкнули вилы. Некоторые размахивали топориками. У своего двора Ратко увидел отца. Тот еле стоял на ногах, опираясь на плетень.

– Греж! – кричал он куда-то в даль.

– Папа! – подбежал к нему Ратко. – Что тут?

– Греж! – не обращая внимания на сына продолжал уставший мужчина.

Собрав остаток сил, деревенский столяр зашагал на другую сторону улицы, расталкивая людей, бегущих на холм. Увидев ковыляющего на своих костылях Муржига, отец закричал:

– Сколько дней он у тебя прятался?

– Не суй свой нос в чужие дела, столяр! – отвечал ему Муржиг. – Братец твой сам о себе позаботиться!

– Дядя Греж?! – удивился Ратко. – Он вернулся?!

– Иди в дом! – рявкнул на юношу отец.

– Ты слеп, Рознег! – кричал Муржиг соседу. – Это не твоя война!

– Он там на холме, правда? – спросил Ратко у отца.

– В дом, сын! – скомандовал разгневанный Рознег.

– Обопрись на меня, – сказал на это Ратко, взял отца под руку и поспешил с ним на холм.

К старому дому было не подступиться: деревенские облепили двор со всех сторон. Сухие брёвна сруба, вымытые временем до сера, горели красным золотом, отражая закатное солнце. Дом походил на гордый храм древнего божества, у основания которого, словно тени, копошились смертные людишки. И только редкие факелы выхватывали из теней изуродованные криком лица. Безумие двигалось хороводом вкруг отряда вооружённых людей. Незнакомые бородачи с копьями, топорами и круглыми щитами, разевали беззубые рты в диком оре, тряся оружием, угрожая дому, отравляя душный воздух затхлым дыханием ненависти. Вёл их человек, которого Ратко хорошо знал – дядя Греж. Он стоял перед своими людьми как военачальник перед дикарями: в порванном красном плаще, с наплечниками из свиной кожи на латунных заклёпках. На спине у него был круглый щит, у пояса ржавый меч и топорик, на бедре колчан, а в руке длинный тисовый лук, украшенный беличьими хвостами. Всё вокруг кричало, спорило, толкалось. Нуониэли – господин Ви, его жена и двое помощников стояли тут же. Их держали за руки и не пускали к дому.

– Эй, полено! Я знаю, что ты внутри! – кричал изо всех сил дядя Греж, мечась из стороны в сторону. – Выходи! Ты был там, пень! Тебя узнали! Ты ответишь за всё, сучколоб!

Ратко разглядел в толпе Заяна, он дёргал за руку отца вооружённого топором, стоявшего вместе с другими бойцами. Рядом с ним копошились ещё люди, которых Ратко уже где-то видел, но никак не мог понять, где именно. И только когда юноша разглядел как по песчаной дороге ведут слепого, он вспомнил, что эти люди проходили здесь недавно и как раз этот незрячий рассказывал о войне. Оставив отца, Ратко пробился через толпу.

– Дядя Греж! – окликнул он родственника. Тот не сразу узнал парня, но потом улыбнулся и дружелюбно потрепал за волосы.

– Не робей, Ратко паренёк! – засмеялся он, бешено глядя на мальца. – Нагнали убийцу! Да свершится правосудие! Люди равнин победят!

– Люди равнин победят! – вторили ему хором бойцы и даже многие деревенские.

Поднесли ведро с горящей смолой. Греж достал стрелу с обмоткой у наконечника, поджёг её в ведёрке, прицелился в маленькое окошко под коньком крыши трёхэтажного дома и выстрелил. Народ возликовал. Стрела угодила в раму. Из окна тут же появилась рука и стала вынимать стрелу, плотно засевшую в старой древесине. Дядя выстрелил снова. На этот раз стрела пробила руку, которая тут же одёрнулась и исчезла во тьме дома. Попадание во врага превратила толпу в неистовую ревущую массу.

– Жги его! Жги! – закричали со всех сторон. Дядя Греж схватил ведро и с разбегу выхлестнул горящую смолу на запертую входную дверь. Тут же из толпы в стены дома полетели факелы и полилось масло.

Ратко испугался. Он кинулся бежать, но выхода из массы бешеных людей не нашёл. Перед глазами мелькнул нахмурившийся отец, прислонившийся к тополю. Потом Ратко увидел мать. Она держала на руках плачущего братишку, а второй, что постарше, обнимал её за ногу и тоже ревел от страха. Ратко пробился дальше и увидел как господин Ви упал в попытке высвободиться из рук двух верзил, не дающих ему двигаться. Его жена Дафния билась в истерике до тех пор, пока один из воинов не влепил ей такую пощёчину, что она потеряла чувства.

Невесть как Ратко оказался в садике позади дома. Тут вооружённые люди забили чёрный ход тюками соломы и уже поджигали их. Юноша пробежал до каменной стены и нырнул за старый поваленный тополь. Не успев отдышаться он увидел перед собой испуганное лицо Альбинии. Она что-то произнесла, но тех слов Ратко не знал.

– Телохранитель! – выпалил он. – Заперся в доме. Арбир!

Как только он произнёс имя нуониэля-воина, лицо девушки побледнело. Она схватила Ратко за грудки, подтянула к себе и, задрожав, издала неистовый крик, который тут же сорвался на отчаянный визг. Альбиния кричала в лицо юноше столь громко, что Ратко на мгновение оглох. Нуониэлька ударила его кулаком в грудь, вскочила и побежала к дому. Он – следом.

Не успел дядя Греж понять, кто на него надвигается, как девушка-нуониэлька подпрыгнула. Её ивовые веточки расправились, а тыльные стороны листиков, отдающие серебром, блеснули последними лучами алой зари. Разрубив рёв толпы валькирьическим визгом, девушка обрушилась на смутьяна, чуть не повалив того на землю.

На помощь своему предводителю кинулись бойцы. Альбинию отбросили в сторону. Ратко метнулся к ней, но здоровый детина поднял её, крепко прижал к себе и приставил ржавый топорик к её бледной щеке.

Из маленького окошка показался нуониэль-воин Арбир.

– Альбиния! – закричал он сверху.

Греж тут же в него прицелился. Увидев это нуониэлька завизжала, как-то странно извернулась, высвободилась из рук бугая, выхватила его топорик и, с разворота тяпнула своего пленителя по лицу. Топорик застрял в черепе у самого уха. С засаленной бороды закапала тёмная кровь. Ратко, Греж и толпа остолбенели. Воин сник. А девушка кинулась к горящей стене дома и, хватаясь за объятые огнём брёвна полезла вверх. В этот момент мать Альбинии пришла в чувства, увидела дочь и завопила. Греж приготовился выстрелить в мерзкую девчёнку, карабкающуюся по занимающемуся дому.

Ратко схватился за лук дяди и что было мочи потянул вниз.

– Не лезь, братыч! – заорал Греж. – Вороги они все! Твари! Нелюди!

Альбиния к тому времени вскарабкалась до оконца, где ей подал руку Арбир. Ратко заметил, как она, рыдая и крича, вцепилась в телохранителя и начала нежно целовать ему руки и губы, хотя он ещё не затащил девушку внутрь.

– Дикари! – продолжал орать Греж. – Поглядите как этот телохранитель сначала испоганил хозяйскую дочку, а теперь и вовсе со свету её изжить взялся! Эти нелюди нам не ровня! Нет у них ни чести, ни законов!

Стены дома к тому времени заполыхали вовсю. Дядя кричал что-то ещё, но Ратко уже не слушал его. Юноша куда-то шёл, а лицо ему обжигало дыхание пожара. Он чуть не споткнулся об окровавленного человека, которого бойцы дяди тащили в сторону. Толпа ревела, огонь гудел и отовсюду валил смрад. И среди этой геенны, Ратко внезапно почувствовал дуновение свежего, прохладного ветерка. Неведомыми путями этот поток живительного воздуха прорвался сквозь тополя, сквозь пожар и вонючую толпу. Ратко знал этот ветер. Он всегда появлялся неожиданно. Он нёс перемены. Тут же в лицо юноше ударила сильная волна холодного воздуха. Это был Сивер – ветер, знаменующий середину лета. Он и всколыхнул пламя пожара, увеличил его до небывалых размеров. Толпе пришлось чуть отступить от дома.

Объятая пламенем входная дверь с грохотом повалилась на землю. По ней из горящего прохода выскочил Арбир. На плече он нёс бесчувственную Альбинию, а раненой рукой держал свой дорогой меч. На телохранителя тут же с рёвом кинулись бойцы и сам дядя Греж. Арбир бесцеремонно скинул девушку со своего плеча на горящую траву и побежал в атаку. Тот боец, что нёсся на врага быстрее всех, рассчитывал поразить нуониэля длинным копьём. Но Арбир метнул в него меч с расстояния, недосягаемого для копья. Так Арбир завладел древковым оружием. Второй смутьян погиб от меткого попадания копья в грудь. Ещё двоих телохранитель зарубил их же топорами. Добравшись вновь до своего меча, Арбир кинулся на остальных. Он сражал деревенских вояк, как набитые сеном чучела. Затем дядя Греж выпустил в нуониэля стрелу. Она поразила его прямо в грудь, но так как расстояние было малым, стрела не успела разогнаться и вошла в лёгкий доспех воина лишь на полнаконечника. Арбир вытащил стрелу и ринулся на Грежа. Тот обнажил ржавый меч и прикрылся им от удара. Но дорогой клинок расколол негожее оружие, оставив дядю с бесполезной рукоятью. Вторым ударом нуониэль-воин рассёк грудь противника.

– Ты заплатишь! – еле держась на ногах, пригрозил нелюдю отец Заяна, стоявший тут же с копьём в руках.

Арбир глубоко вздохнул и чинно приблизился к пьянице. Вояка сделал нелепый выпад, но промахнулся. Телохранитель подрубил врагу сухожилья под коленкой, а когда тот опустился на четвереньки, молниеносно отсёк ему голову. Остальные вооружённые люди попятились. Некоторые побросали топорики и убежали. Нуониэль-воин Арбир Каргиний стёр кровь со своего клинка и спрятал его в ножны. Господин Ви с женой оттащили бесчувственную дочь от разрастающегося пожара. Толпа молчала. Огонь пожирал дом. Переменившийся ветер усиливался.

– Гляньте! – закричал кто-то.

Жители Излучинки побежали к песчаной дороге. Там они увидели, как по ночному небу к их домам движутся десятки тысяч искорок – тлеющих тополиных пушинок.

Когда первые деревенские спустились с холма, горело уже три избы. Ратко остался на верху не потому что его не волновала судьба родной деревни, а потому что тут под горящим тополем сидел обессиленный отец, подле него стояла мать с младшими братьями, неподалёку, над мёртвым отцом плакали Заян и его мать, а господин Ви с женой Дафнией приводили в чувства дочку, чьи веточки обгорели и теперь источали тонкие струйки дыма. Руки девушки почернели от сажи и кровоточили. Она жадно глотала сухой воздух и не переставая смотрела на Арбира. Нуониэль-воин продолжал стоять на фоне пожара. Он невозмутимо перевязывал свою пробитую стрелой руку. Его веточки с редкими цветками жёлтой акации обгорели, и он стал совсем неотличим от человека.

Помощники семьи поднесли телохранителю чистую ткань, которой он тут же скрыл свою обгоревшую голову. Другой чистый кусок материи он принёс Альбинии и аккуратно повязал им голову девушки. Нуониэлька вложила в его руку свою обгоревшую ладонь и спокойно закрыла глаза.

Ратко медленно спустился в деревню. Уже не было ни одного дома, чья крыша не занялась огнём. Юноша сиганул через плетень и добрался до входа в мастерскую. Сухие стены уже лизали жадные языки пламени. Прикрыв глаза, Ратко вбежал под крышу, свернул вправо к проходу в дом и остановился. Зачем он сюда влез? Что теперь делать? Ратко и сам не понимал происходящего с ним. Сквозь дым он заметил, как к лежащему на верстаке журналу отца подбирается пламя. Ещё немного и страницы начнут гореть. В памяти пронеслись те слова, которые молодой деревенский паренёк узнал в последние дни и те цветочки, которыми он заменял неизвестные буквы. В глазах защипало, а на душе стало очень горько. Ратко зажмурился и заплакал. Но в следующий миг он смахнул с себя уныние. Юноша подумал о снеге и волках. Забежав в спальню родителей, Ратко схватил со стены уже горячее копьё матери и, задержав дыхание, помчался прочь на двор. Выбежав, он повалился наземь и закашлял. Позади что-то хрустнуло. Обернувшись, Ратко увидел, как пламя поглощает верстак, журнал и все его семнадцать лет жизни.

Он вышел на деревенскую дорогу и понял, что идти теперь некуда. Не выпуская копья из рук, он сел на землю и стал смотреть на пылающие дома, горящий трёхэтажный дом на холме и на тысячи искорок в небе, спускающихся от тополиной рощи на Излучинку. Люди метались из стороны в сторону, гремели вёдрами и лоханками, кричали и даже ругались на Ратко. Однако со временем они успокоились и даже стали садиться подле него, утративши всякую надежду на спасение домов и вещей. Потом с холма спустились отец и мать с братишками и тоже сели на дорогу. Полночи бушевала огненная стихия, а затем начался ливень, который не остановился и с восходом солнца. К полудню пламя стихло, окрестности окутал дым, а всё вокруг превратилось в жидкое месиво из грязи и пепла. Мокрые, измазанные в угле, в саже и в грязи крестьяне сидели на дороге среди обгоревших остовов мёртвой деревни.

Потом сквозь дым погорельцы заметили, как по дороге с холма к ним приближаются всадники. Первыми ехали двое гвардейцев из столицы. Следом человек в богатом плаще и красивых сапогах с начищенными шпорами. Кто-то из местных признал в нём господина и даже поднялся, чтобы поклониться. Но господин в плаще не обращал на крестьян внимания: он общался с переселенцами, которые ехали верхом сразу за ним в сопровождении суровых ратников. Лошади шли шагом, аккуратно, чтобы сидящих в седле не трясло.

– Я сразу говорил, что надо остановиться в моём поместье, – сказал человек в богатом плаще господину Ви. Тот двигался подле, держа на коленях дочь с перевязанными кистями.

Толмач тут же перевёл слова своего хозяина.

– Крестьяне могут быть жутко неблагодарными тварями! – продолжал владелец здешних земель. – Но вы, господин Арбир, достойно справились с обороной.

Нуониэль-воин вежливо поклонился в ответ.

К процессии подошёл деревенский староста.

– Не стань гневаться, властитель! – обратился он к господину и глубоко поклонился.

Гвардейцы выставили вперёд копья, но господин жестом остановил их.

– Говори! – приказал он.

– Что накажете делать нам, коль вся Излучинка нынче погорела? – спросил старик.

– Бестолочь! – вскрикнул толмач. – Почто тревожишь кормильца ерундой! К подставе идите, там конюшня старая есть. В ней покамест ждите! А там господин решит, куда вас всех справить. Пошёл прочь!

Толмачь пришпорил коня и тот чуть не сбил старосту с ног.

Процессия пошла сквозь сгоревшую деревню. Господин, толмач, нуониэль Ви с дочерью Альбинией, его жена Дафния, двое нуониэлей помощников и телохранитель Арбир. Никто из господ или охранявших ратников не посмотрел на несчастных крестьян. А Ратко всё время наблюдал за девушкой-нуониэлькой. Она обнимала отца и тоже не поднимала взора на происходящее вокруг.

Когда всадники скрылись из виду, народ стал потихоньку подниматься и уходить к подставе. К Ратко подсел Заян.

– Не пойдём мы с матерью туда, – сказал он другу. – Заедят нас за то, что батя на нелюдей полез, а потом вся деревня сгорела. Знаю я людей. Да и вам из-за дяди житья не будет.

Ратко крепче сжал копьё, поднялся, помог встать отцу и матери. Хлопнув Заяна по плечу Ратко взял на руки младшего братишку и направился к северной дороге. Его домочадцы потянулись следом.

За деревней, там, где начинался родной луг Ратко, юноша увидел, как соседи зачем-то рубили полусгоревшие кусты ив и бросали ветки в залитую грязной водой чёрную яму. Ветер стихал, дождь заканчивался. Холодало.