Читать книгу: «Совок порочного периода», страница 3

Тяжёлая тишина заполнила комнату, нарушаемая лишь негромким тиканьем часов. Я пытался привести мысли в порядок, найти хоть немного ясности в хаосе, который сам же создал. Таисий ждал моего следующего вопроса терпеливо, словно у него было в запасе бесконечно много времени.

– Значит, единственный способ вернуться в моё время – осознать и исправить свои ошибки? – спросил я осторожно, стараясь звучать уверенно, но голос выдавал моё смятение. – Но как это сделать? Что именно я должен понять и какие поступки исправить? Можно ли вообще изменить то, что уже случилось?

Таисий улыбнулся, слегка покачав головой. Его взгляд был загадочным, словно он объяснял очевидное, стараясь не нарушить некий важный закон.

– Твои вопросы естественны, Леонид, – произнёс он ровно и неторопливо. – Но пойми главное: готовых ответов у меня нет. Ты должен сам пройти путь осознания и принятия своей жизни. Я лишь могу направить тебя, но идти придётся самостоятельно, осмысляя каждое решение.

– И всё же, что именно мне нужно исправить? – спросил я настойчиво, чувствуя, как растёт внутреннее напряжение. – Нельзя же переписать всю жизнь целиком!

Таисий подался вперёд, сцепив руки в замок. Его взгляд стал серьёзнее, почти требовательным.

– Ты прав. Исправить абсолютно всё невозможно. Но существуют ключевые моменты, когда твои решения особенно сильно влияли на тебя и окружающих. Именно эти ситуации станут твоей точкой возврата. Ты должен найти их, переосмыслить и понять последствия своих поступков. Только тогда сможешь вернуться в своё время и свою жизнь.

Его слова звучали многозначительно, заставляя сердце биться чаще, но вместо ясности я ощущал лишь растерянность и отчаяние.

– Всё это похоже на жестокую игру, – произнёс я, пытаясь скрыть тревогу. – Ты называешь себя служителем времени, говоришь о последствиях, словно я пешка каких-то высших сил. Но почему именно моя жизнь? Почему я так важен?

Таисий снова улыбнулся, и на этот раз в его улыбке читалась лёгкая печаль.

– Ты не пешка, Леонид, а человек со свободой выбора. Твоя жизнь важна не только тебе, но и тем, кто связан с тобой. Высшие силы не играют с тобой – они дают тебе редкий шанс увидеть себя со стороны и изменить свой путь. Такая возможность выпадает немногим. Но цена её велика, и каждое твоё решение теперь будет иметь необратимые последствия.

На меня навалилась тяжесть осознания ответственности, сдавив грудь настолько сильно, будто воздух стал вязким и плотным. Впервые за долгое время я почувствовал себя по-настоящему живым, каждое решение обрело реальный смысл. Это пугало и вдохновляло одновременно.

– Значит, от того, что я сделаю сейчас, зависит вся моя дальнейшая жизнь? – спросил я тихо, глядя Таисию в глаза, пытаясь понять серьёзность его слов.

– Именно так, – кивнул он торжественно. – От твоих выводов и поступков зависит, каким ты вернёшься назад и вернёшься ли вообще. Время не прощает ошибок дважды. Запомни это.

Он медленно поднялся, поправляя идеально сидящий костюм, и посмотрел на меня сверху вниз с уверенностью человека, полностью контролирующего ситуацию.

– Сейчас я должен уйти. Всё, что мог сказать тебе, я сказал. Но наша встреча не последняя. Когда придёт время следующего шага, я вернусь. И тогда ты должен будешь принять окончательное решение.

На миг мне показалось, что воздух в комнате дрогнул, и Таисий растворился в полумраке, оставив лишь едва уловимый аромат чего-то далёкого и незнакомого.

Оставшись один, я медленно оглядел комнату, пытаясь осмыслить случившееся. Всё казалось сном, из которого нельзя было проснуться, но я ясно понимал: этот сон – новая реальность, где больше нет места старым привычкам.

Теперь моя жизнь обрела другой смысл, и каждая минута, каждый вздох наполнились значением. Чувство ответственности ударило холодной волной, и я осознал, что уже не могу жить по-прежнему. Именно это понимание стало первым шагом на новом пути, который только начинался.

Глава 4

Утро того дня решило, что я ему определённо не нравлюсь. Проснувшись позже обычного, я долго искал тетради и, лишь перетряхнув половину квартиры, сообразил, где оставил ключи. Метался по комнатам, нервно разглаживая волосы, пока чуть не упустил предательский скрип старого лифта. В последний момент схватил портфель и, едва не растянувшись на лестнице, успел нажать облупленную кнопку вызова раньше, чем двери закрылись.

В тесной, пропитанной запахом ржавчины кабине стояла Лера – однокурсница с ярко-рыжими волосами, привычно заплетёнными в две косички. В её взгляде обычная утренняя приветливость легко смешивалась с едва заметной, искрящейся иронией.

– Леня, привет! – звонко и насмешливо сказала она. – Ты сегодня особенно загадочный. Опять задумал что-то эпохальное? Сбежать с пары или ограбить гастроном? Я бы на твоём месте выбрала первое – куда интереснее и безопаснее.

От её слов меня слегка тряхнуло. Встреча здесь и сейчас словно выдернула из памяти сцену из далёкого будущего, нелепую и смешную в своей отчаянной грусти. Мы, двое уставших от жизни взрослых, тогда неловко потянулись друг к другу, а потом долго мучились воспоминаниями о том, что упустили.

– О чём задумался? – Лера лукаво прищурилась и скрестила руки на груди. – Вид такой, будто решаешь глобальные вопросы. Или снова потерялся в собственных тараканах?

Я смущённо улыбнулся, глядя куда-то мимо неё, и попытался придумать что-нибудь убедительное, чтобы не раскрыть ненароком секрет моего временного коллапса.

– Да так, ничего важного, – протянул я наконец, изображая полнейшее равнодушие. – Забыл что-то дома, теперь пытаюсь понять, что именно.

Она засмеялась, наполнив тесную кабину тёплым весенним ветром, отчего пространство вокруг сразу перестало казаться таким гнетущим.

– Ой, Леня, ты и правда странный, – со смехом сказала Лера, глядя мне прямо в глаза с притворной серьёзностью. – В институте уже давно решили, что ты явно прибыл к нам из другого измерения.

Щёки мои налились краской, а сердце забилось, будто пойманный воробей. Лера всегда легко попадала в самое яблочко.

– Пожалуй, я действительно не от мира сего, – развёл я руками, пытаясь сохранить достоинство, несмотря на растерянную улыбку. – Но тебе ведь именно такие нравятся?

Она притворно задумалась, потом вдруг шагнула ко мне совсем близко, отчего кабина лифта мгновенно уменьшилась до размера консервной банки.

– Кто знает, может, и нравятся, – тихо и насмешливо проговорила она, и у меня закружилась голова от её близости.

Двери лифта, наконец, заскрипели, выпуская нас в прохладный воздух, пропитанный сиренью и сыростью весны. Каждый шаг по асфальту звучал громко и чётко, наполняя расстояние между нами необъяснимой, смешной тревогой.

Набравшись храбрости и стараясь скрыть предательскую дрожь голоса, я решился:

– Слушай, Лера, может, ну его, институт? В кино новый фильм идёт, говорят, отличный.

Она приостановилась, вызывающе улыбаясь, словно только и ждала этого приглашения.

– Вот это другое дело! А я-то думала, ты так и будешь всю жизнь бояться собственной тени. Конечно, сходим! Институт пока ни разу не сбегал.

Её улыбка, одновременно тёплая и дерзкая, вызвала у меня такое радостное головокружение, что я невольно залюбовался, как солнечные лучи прыгают по её рыжим косичкам, чувствуя, что сегодняшний день непременно станет началом какой-то весёлой глупости.

Мы вошли в кинотеатр – любимое студенческое убежище от унылых лекций и занудных преподавателей. Запах жвачки, духов и свежих булочек из буфета щекотал ноздри. В очереди такие же счастливые беглецы с горящими глазами выжидали билеты в мир киношных страстей.

– Что сегодня покажут? – с любопытством спросила Лера, прищурившись на афиши.

– Что-то про любовь, конечно, – усмехнулся я, кивая на картинку с парой, застывшей в драматическом объятии. – Тебе ведь нравится такое?

– Любовь нравится всем, – хитро ответила она, слегка сжимая мою ладонь, – особенно когда её показывают крупным планом.

Мы рассмеялись и заняли места в уютной темноте дальнего ряда. Фильм начался сладко и сентиментально, мгновенно окутав нас настроением нежной романтики.

Я нервничал, украдкой разглядывая её профиль, подсвеченный экраном, и косички, вздрагивавшие от смеха. Близость плеч становилась всё волнующе ощутимее.

В какой-то миг экран перестал существовать. Стараясь не выдать себя дрожью пальцев, я осторожно положил руку ей на колено чуть выше подола платья. Лера слегка вздрогнула, одарила меня удивлённой улыбкой и, ничего не сказав, испытующе посмотрела в глаза.

Я осторожно сжал её колено, ощущая тепло и упругость под ладонью. Минуту мы просто смотрели друг на друга, пока она медленно не накрыла мою руку своей, мягко переплетая пальцы.

– Ты уверен в том, что делаешь? – тихо спросила она, улыбаясь легко, но с едва уловимой тревогой, будто сомневалась в серьёзности моих намерений.

– Абсолютно, – шепнул я, чувствуя, как сердце предательски барабанит где-то в горле. – Жалею только, что так долго тянул.

Лера быстро, почти незаметно облизнула губы, но от моего взгляда этот жест не укрылся. Глаза её потемнели, зрачки расширились до невозможного, словно пытаясь втянуть в себя весь свет в комнате. Её пальцы всё ещё переплетались с моими, как будто оторваться было невозможно.

– Леня, – прошептала она так, будто произносила не имя, а волшебное слово.

Время сжалось и застыло. Секунды превратились в бесконечность, и я отчётливо ощущал каждый её вдох, каждое биение собственного сердца и даже лёгкую дрожь её тела рядом. Мир за окном перестал существовать, и осталась только эта комната, пропитанная ароматом духов и нашим дыханием.

Я чувствовал, что эта минута натянулась, словно струна, готовая оборваться в любой миг. Если не сделаю шаг сейчас, то не сделаю его уже никогда.

Не отрываясь от её руки, я осторожно перевернул ладонь и сжал её пальцы крепче. Лера не отдёрнулась – напротив, её палец начал рисовать на моём запястье медленные круги, словно отправляя сигналы прямо в сердце.

Подняв глаза, я встретился с её взглядом – бездонным и тёмным, в котором легко было утонуть.

– Лера, – начал я, но она покачала головой.

– Не надо слов, – едва слышно сказала она.

Моя свободная рука медленно, почти робко коснулась её щеки, как чего-то хрупкого и драгоценного. Лера прикрыла глаза и доверчиво прижалась к моей ладони.

Этот жест разрушил последние остатки моей робости. Я придвинулся ближе, пальцы запутались в её волосах, и она, открыв глаза, тихо дала мне понять, что ждала именно этого.

Другая моя рука, всё ещё не отпускающая её пальцы, потянула её ближе, и она легко поддалась, плавно изгибаясь навстречу. Я обнял её за плечи и ощутил, насколько хрупкой и живой была она в моих руках.

Её ладони мягко коснулись моей груди, словно проверяя, как бешено бьётся там сердце.

– Сердце-то у тебя как сумасшедшее, – прошептала Лера, и её дыхание задело мои губы.

– Я заметил, – ответил я, и мы одновременно улыбнулись, уже не разделяя вдохи.

Наши лица сблизились так, что я видел каждую её ресницу и веснушку на кончике носа. Губы её приоткрылись навстречу мне, и я, наклоняясь, коснулся их осторожно, словно спрашивая разрешения. Первое касание было почти невесомым, лёгким, как дуновение ветра. Её губы были мягкими и чуть влажными, с привкусом мяты.

Тихий вздох, сорвавшийся с её губ, пробудил во мне чувство, древнее и необъяснимое. Поцелуй стал глубже, её рот раскрылся навстречу, и я ощутил осторожное прикосновение её языка.

– Сбежим? – спросил я.

– Ко мне…

Там мир вокруг нас исчез окончательно. Никакой кинотеатра, никакого романтического фильма и далёкого городского шума. Осталась лишь она, её аромат, вкус и тепло.

Робость постепенно сменялась страстью, нежность – жадным желанием. Её руки обвили мою шею, пальцы переплелись с моими волосами. Она прижималась ко мне всем телом, позволяя почувствовать каждый изгиб своей фигуры.

Целовались мы так, будто это был последний вечер на земле, и завтрашний день никогда не настанет. Я забывался в ней, растворялся и переставал понимать, кто я.

Её тихий стон заставил меня на секунду прийти в себя. Отстранившись, я тяжело дышал, разглядывая её лицо – припухшие губы, затуманенный взгляд и взъерошенные волосы. Она никогда не выглядела прекрасней.

– Леня, – выдохнула она с нежностью и страстью, от которых сердце болезненно сжалось в груди.

Я снова поцеловал её, медленно, глубоко, пытаясь передать то, о чём не говорилось вслух. Лера выгнулась, прижимаясь ближе, и мы не заметили, как оказались на кровати. Старые пружины протестующе заскрипели, но кого теперь волновала мебель.

Я навис над ней, аккуратно опираясь на локти, чтобы не придавить. Волосы её разметались по подушке, создавая вокруг лица тёмный, почти мистический ореол. В её глазах я видел отражение собственного желания.

Её пальцы нежно блуждали по моей спине, плечам и снова к шее, оставляя жаркие следы на коже. Я целовал её снова и снова, пока не закружилась голова и не потерялось чувство времени.

В какой-то миг Лера улыбнулась прямо под моими губами.

– Что такое? – спросил я, немного отстранившись.

– Ничего, – шепнула она, весело глядя на меня. – Просто ты целуешься не как студент.

Если бы она только знала… Но я ответил лишь улыбкой и продолжил целовать, заставляя её забыть обо всех вопросах.

Постепенно поцелуи становились всё жарче, вызывая желание большего. Руки мои начали искать края её платья, пальцы скользнули под ткань, касаясь кожи бедра. Лера вздрогнула, но не отстранилась. Напротив, её ладони уверенно расстегнули пуговицы моей рубашки, мучительно медленно, одну за другой.

Когда последняя пуговица наконец поддалась, её руки легли на мою обнажённую грудь, прохладные пальцы обожгли разгорячённую кожу, и я невольно втянул воздух сквозь зубы.

– Горячий какой, – прошептала она, удивлённо улыбаясь.

Рубашка моя полетела в сторону, а её руки вновь заскользили по моей груди, изучая рельеф тела.

Её прикосновения были едва ощутимыми, почти стыдливыми, но каждое касание разливало жар по моему телу.

Я осторожно потянул за край платья, вопросительно заглянув ей в глаза. Лера лишь кивнула и чуть приподнялась, помогая мне освободить её от одежды. Ткань зацепилась за волосы, она негромко рассмеялась – нервно и смущённо, а я бережно высвободил её из этого милого плена. Платье бесшумно опустилось на пол к моей рубашке.

Она лежала передо мной в обычном советском белье – хлопковый лифчик с нелепой розочкой и белые трусики с неуклюжим кружевом. Простота этого комплекта на ней вдруг показалась мне изящнее любой французской роскоши.

Кожа её была фарфорово-бледной в рассеянном свете лампы, грудь вздымалась от дыхания, а руки, лежавшие на моих плечах, едва заметно дрожали.

– Красивая, – тихо сказал я, и её щёки немедленно окрасились нежным румянцем, который, будто жидкость, стекал к ключицам.

Я прикоснулся губами к шее, туда, где пробегала волна краски, и она выгнулась, хватаясь за мои плечи. Мои губы опускались всё ниже, к краю лифчика, а пальцы уже неуклюже искали застёжку на её спине.

Она поддалась не сразу, но Лера помогла мне, чуть приподнявшись, и бельё исчезло с её плеч.

Её грудь была девичьей, маленькой и нежной, с сосками, мгновенно затвердевшими от прохлады. Она инстинктивно прикрылась, но я осторожно отвёл её руки:

– Не прячься, – прошептал я. – Ты прекрасна.

Она смотрела на меня снизу вверх, и в её взгляде я увидел трогательное сочетание смущения и желания. Я вновь поцеловал её – медленно и страстно, и она ответила с новой силой, прижимаясь обнажённой кожей ко мне.

От этого прикосновения воздух будто исчез из лёгких. Мои ладони изучали её тело, касаясь рёбер, считая изгибы и впадинки. Она приподняла бёдра, и я аккуратно стянул с неё трусики, преодолев последнюю преграду, мешавшую нам.

Полностью обнажённая, она лежала передо мной – худая, почти хрупкая, с выступающими косточками таза, тонкими ногами и аккуратным , будто подстриженным тёмным треугольником между бёдер. Никакой глянцевой идеальности западных открыток, только милая естественность: родинки на плечах, крошечный шрам на колене, чуть несимметричные ключицы. И в этой естественности была её настоящая красота.

– Холодно, – тихо пожаловалась она, и кожа её покрылась мурашками.

Я потянулся к покрывалу, но она покачала головой, притягивая меня ближе и пытаясь справиться с моим ремнём. Пальцы её дрожали, и, когда она тихо попросила помощи, в её голосе прозвучала такая трогательная уязвимость, что в груди кольнуло.

Вместе мы разделались с ремнём и брюками. Когда я снова лёг рядом, наши тела впервые соприкоснулись до самых пят, и мы оба вздрогнули от этого внезапного и острого чувства.

Она казалась совсем крошечной, но внутри неё горел яростный огонь, который я ощущал каждой клеткой. Мы замерли, привыкая к новой близости, слушая дыхание друг друга.

– Леня, – прошептала она так, словно обращалась к небу.

Я поцеловал её нежно, боясь причинить боль, и губами начал исследовать её тело, как незнакомую землю, где за каждым поворотом ждёт открытие. Губы скользили от её шеи ниже – к ключицам, груди, оставляя влажные дорожки на коже. Она тихо стонала и вплетала пальцы в мои волосы, вздрагивая под каждым касанием языка.

Я спускался ниже, изучая рёбра, живот, крохотные тазовые косточки. Её дыхание прерывалось, бёдра непроизвольно тянулись ко мне навстречу.

Когда я раздвинул её ноги и устроился между ними, она приподнялась, изумлённо смотря на меня:

– Ты и это умеешь?

Я не ответил словами, прикоснувшись губами к её тайне. Она вскрикнула и рухнула обратно на подушку, бёдра задрожали. Я осторожно удерживал её, лаская языком, находя ту точку, от которой тело её беспокойно металось.

Она была солоноватой на вкус, её запах пьянил. Я растворялся в ней, губы мои рисовали узоры, и она таяла, превращаясь в безвольную трепещущую массу.

– Леня, – шептала она снова и снова, словно это было заклинанием.

Её пальцы то притягивали меня ближе, то отталкивали, будто она боялась собственного наслаждения. Тело её напрягалось, дыхание ускорялось, и когда она оказалась на краю, я поднялся и накрыл её собой.

Она вплелась в меня руками и ногами, и я медленно, осторожно вошёл в неё.

Мы замерли на мгновение, поражённые ощущением единства. Она была тесной, горячей, и пульсировала вокруг меня, а я уткнулся лицом в её шею, вдыхая её запах.

– Двигайся, пожалуйста, – прошептала она в ухо.

Я начал осторожно, давая нам обоим привыкнуть, а она раскрывалась навстречу, принимая меня всё глубже. Мы нашли наш ритм, древний и неизменный, и потерялись в нём окончательно.

Её ноги крепче обвили мою поясницу, и мы оба застонали от новых ощущений. Я покрывал поцелуями её шею, плечи, губы, глотая её вздохи и стоны. Мир сузился до точки нашего соединения, и в нём остались только мы двое.

Через какое-то время – минуты? часы? – она толкнула меня в грудь, и я перекатился на спину, увлекая её за собой. Теперь она была сверху, её волосы занавесили наши лица, создавая интимный шатёр.

Она двигалась на мне, сначала неуверенно, потом всё более смело. Я держал её за бёдра, помогая найти ритм, любуясь ею в полумраке комнаты. Её маленькая грудь покачивалась в такт движениям, глаза были закрыты, губы приоткрыты.

– Смотри на меня, – попросил я хрипло.

Она открыла глаза, и я утонул в их глубине. В них было столько всего: страсть, нежность, что-то первобытное и в то же время невероятно хрупкое. Мы смотрели друг другу в глаза, двигаясь вместе, и это было интимнее любого физического контакта.

Лера наклонилась, и мы поцеловались – глубоко, жадно, не прерывая движений. Я чувствовал, как она дрожит, как напрягается, как приближается к краю. Моя рука скользнула между нашими телами, находя ту точку, которая заставила её вскрикнуть мне в лицо.

Мы снова поменялись позициями. Я повернул её на бок, устроившись сзади. Она прижалась спиной к моей груди, её рука потянулась назад, обвивая мою шею. В этой позиции я мог целовать её плечо, шею, ухо, шептать ей слова, от которых она дрожала.

Мои руки блуждали по её телу – ласкали грудь, живот, бёдра. Она извивалась в моих объятиях, толкаясь назад, насаживаясь глубже. Её дыхание становилось всё более рваным, стоны – громче.

– Я близко, – выдохнула она. – Леня, я…

Я ускорил движения, чувствуя, как и сам приближаюсь к грани. Мы двигались вместе, как единое существо, потерянные в ощущениях, в друг друге.

Последняя позиция была самой первобытной – она на четвереньках, я позади, глубоко и сильно. Её пальцы вцепились в простыни, спина выгнулась красивой дугой. Я держал её за бёдра, чувствуя, как дрожат её мышцы, как она балансирует на грани.

Комната наполнилась звуками нашей страсти – стонами, вздохами, шлепками кожи о кожу. Старая кровать ритмично скрипела, отбивая такт нашим движениям. Где-то за стеной кто-то включил радио, и приглушённая музыка создавала сюрреалистичный фон для нашей близости.

Я чувствовал, как нарастает напряжение в низу живота, как сжимаются мышцы, как приближается неизбежное. Лера подо мной дрожала всем телом, её стоны превратились в непрерывное пение.

– Сейчас, – выдохнула она. – О боже, сейчас…

И мы пали вместе, настигнутые волной наслаждения, которая смыла все мысли, все сомнения, оставив только чистое ощущение.

Мы рухнули вместе, сплетение потных конечностей и бешено стучащих сердец, но для Леры буря ещё не прошла.

Я перекатился на бок, увлекая её за собой, и она свернулась в моих объятиях, как маленький зверёк. Её тело продолжало дрожать – волны наслаждения накатывали на неё снова и снова, заставляя вздрагивать и всхлипывать.

– Что… что со мной? – выдохнула она, и в её голосе звучало удивление, смешанное с испугом.

– Всё хорошо, – прошептал я, крепче прижимая её к себе. – Просто дыши.

Но её тело не слушалось. Каждые несколько секунд новая волна пробегала по ней, заставляя выгибаться и стонать. Её пальцы судорожно вцепились в мои плечи, ногти оставляли полумесяцы на коже.

Я гладил её по спине, по волосам, шептал успокаивающие слова, но оргазм не отпускал её. Она дрожала в моих руках, как лист на ветру, и я чувствовал каждую дрожь, каждый спазм её мышц.

– Леня, – всхлипнула она, и я услышал слёзы в её голосе. – Я не могу… не могу остановиться…

Я поцеловал её в висок, чувствуя солёный вкус пота.

– Не надо останавливаться, – прошептал я. – Просто отпусти себя.

Она зарылась лицом в мою грудь, и я почувствовал влагу её слёз. Но это были не слёзы боли или страха – это было просто слишком много ощущений для одного маленького тела.

Минуты тянулись, и постепенно дрожь начала утихать. Волны становились реже, слабее, пока наконец не превратились в лёгкую дрожь, пробегающую по коже. Лера обмякла в моих объятиях, измученная и опустошённая.

– Со мной никогда… такого не было, – прошептала она, не поднимая головы.

Я погладил её по волосам, чувствуя, как они прилипли к вискам от пота.

– Ты была потрясающей, – сказал я искренне.

Она подняла голову и посмотрела на меня. Её лицо раскраснелось, глаза блестели от слёз, но в них светилось что-то новое – удивление собственным телом, собственными возможностями.

– Я даже не знала, что так бывает, – призналась она.

Мы лежали в тишине, просто дыша друг другом. Наши тела остывали, пот высыхал на коже, оставляя ощущение лёгкой прохлады. Я натянул на нас сбившееся покрывало, и Лера благодарно прижалась ближе.

Её рука лежала на моей груди, прямо над сердцем. Я накрыл её своей, переплетая пальцы. В комнате было тихо, только будильник продолжал своё мерное тиканье, отсчитывая минуты нашей близости.

– Тётя вернётся только к семи, – сказала Лера после долгого молчания. – У нас есть время.

Время. Странное понятие для человека, который пришёл из будущего. Но сейчас, в этот момент, время не имело значения. Был только этот миг – её тёплое тело в моих объятиях, запах секса и духов в воздухе, ощущение абсолютной близости.

– Знаешь, – начала она, и я почувствовал, как она улыбается мне в грудь. – Ты не похож на других.

Если бы она только знала, насколько права.

– В каком смысле? – спросил я осторожно.

Она пожала плечами, и это движение послало новую маленькую дрожь по её телу.

– Не знаю. Просто… другой. Как будто ты знаешь что-то, чего не знают остальные. Как будто ты старше, чем выглядишь.

Я поцеловал её в макушку, не зная, что ответить. Правда была слишком невероятной, слишком опасной.

– Может, я просто хорошо притворяюсь, – попытался я отшутиться.

Она приподнялась на локте и посмотрела на меня серьёзно.

– Нет, – уверенно сказала она. – Ты не притворяешься. Ты просто… есть. Настоящий.

Эти слова задели во мне что-то глубокое, почти забытое. В мире, где я вынужден был постоянно притворяться, скрывать себя, Лера увидела не студента из семьдесят девятого и не гостя из будущего, а просто меня самого.

Я притянул её обратно, и она уютно устроилась на моём плече. Дыхание её успокоилось, тело полностью расслабилось, последняя дрожь наслаждения растворилась в приятной истоме.

За окном медленно проступал московский рассвет – серый и нерешительный, окрашивая комнату в мягкие, бледные тона. Скоро надо вставать, одеваться, притворяться обычными студентами, словно ничего не случилось.

Но пока время ещё принадлежало нам – время лежать рядом, дышать одним воздухом, просто быть друг с другом.

Лера тихо засопела, погружаясь в сон. Я лежал без сна, разглядывая потолок, чувствуя тяжесть её головы на плече, тёплое дыхание и невыразимое счастье. Простое и безоговорочное.

Утро незаметно проникло в комнату вместе с первыми солнечными лучами, осторожно касаясь пола и наших переплетённых тел. Я проснулся мгновенно, чувствуя, как сладко и тревожно сжалось сердце – так, словно случилось нечто важное и необратимое.

Лера ещё спала, чуть отвернувшись, согнув колени, с удивительно милым, детским лицом, беззащитным в утренней безмятежности. Взгляд мой приковали её губы – слегка приоткрытые, ожидающие нового поцелуя, и ресницы, едва заметно дрожащие от сна. Нежность к ней была такой острой, что почти причиняла боль.

И тут внезапно распахнулась входная дверь, каблуки простучали по коридору, разбивая уютную утреннюю тишину. Сердце тревожно ухнуло вниз.

В комнату ворвалась тётка Леры – женщина крепкая, с суровым лицом и короткой стрижкой, отчётливо подчёркивающей её жёсткость. Она застыла в дверях, глядя на нас глазами, полными возмущения и злости.

– Что здесь творится?! – её голос прозвучал громом.

Лера испуганно вскочила, судорожно прижимая к себе одеяло.

– Тётя Галя, мы… просто… – пыталась сказать она, но слова застревали в горле.

– Просто что? Притон решили устроить? Посмотри на себя! От тебя, Валерия, я такого не ожидала!

Лера, побледневшая и растерянная, смотрела на неё широко раскрытыми глазами, сжимая простыню пальцами. На её лице застыл страх перед неминуемым наказанием.

– Подождите, – вмешался я, стараясь подобрать слова помягче, – ничего страшного не случилось. Мы взрослые…

– Вы, молодой человек, помолчите! – резко прервала меня тётка, обжигая взглядом. – Вот вам и студенты! Безнравственность! Сейчас же звоню твоим родителям, пусть знают, какая доченька у них выросла!

– Тётя Галя, прошу, я всё объясню… – снова начала Лера, почти беззвучно.

– Нечего объяснять! Собирайся немедленно! Сегодня отправишься к бабке в деревню, там быстро из тебя дурь выбьют!

– Я не хочу в деревню! – голос Леры дрогнул от отчаяния.

– Никто тебя не спрашивает! – непреклонно заявила тётка, нависая над ней. – Раньше думать надо было, прежде чем посторонних в постель тащить!

Лера бросила на меня взгляд – отчаянный, молящий, словно просила защитить её. Горечь пронзила меня насквозь.

– Постойте, зачем же так резко? – я быстро поднялся, натягивая джинсы. – Если кого-то винить, вините меня, Лера ни в чём не виновата.

Женщина смерила меня уничтожающим взглядом.

– Тебя никто не спрашивает! Убирайся отсюда и чтоб ноги твоей здесь больше не было!

– Но вы даже не хотите нас выслушать…

– Я сказала, уходи! – голос её сорвался на визг.

Лера завернулась в одеяло и приблизилась к тётке.

– Тётя Галя, пожалуйста… – прошептала она, но та лишь отмахнулась, как от назойливой мухи.

– Собирайся немедленно! – бросила она на прощание и вышла, хлопнув дверью.

Я повернулся к Лере. В её глазах стояли слёзы, готовые сорваться.

– Прости меня, Леня… Я не думала, что так будет, – тихо произнесла она.

– Ты не виновата, – беспомощно ответил я. – Мы что-нибудь придумаем.

Но Лера покачала головой, и её обречённый взгляд дал понять: слова мои пусты, и сейчас изменить что-то невозможно.

Понимая, что любые попытки сейчас лишь ухудшат положение Леры, я молча оделся, бросил на неё последний, полный горечи взгляд и вышел. Внутри меня разливалась смесь вины и беспомощности, настолько горькая, что казалось – сердце не выдержит.

Выйдя на улицу, я вдохнул утренний воздух, надеясь на облегчение, но его не последовало. Вместо этого по телу растекалось чувство глубокого сожаления, а в голове, словно замкнутый круг, мелькали сцены последнего часа: испуганные глаза Леры, гнев её тётки и собственная неспособность что-либо исправить.

Мысли путались, душили, и один вопрос навязчиво возвращался снова и снова – что я мог сделать иначе? Почему не подумал раньше, почему не остановился вовремя перед искушением минутного счастья? Теперь по моей вине Лере предстоит вынужденная поездка в деревню, и никто, кроме меня, не был в этом виноват.

Неожиданно улица под ногами поплыла, дома стали размытыми, деревья – пятнами, а я почувствовал знакомое уже головокружение и тревожную слабость. Мир вокруг стремительно терял ясность, тело засасывал знакомый вихрь, неумолимо бросая меня обратно – в то мгновение, где мне вновь предстояло решать свою судьбу.

Когда реальность восстановилась, я стоял возле своей квартиры, чувствуя смутную тревогу дежа вю. Снова день назад. Снова всё впереди. Я ещё плохо понимал, что случилось, пока не нажал облупленную кнопку вызова лифта.

Металл заскрипел, двери неохотно раскрылись, и передо мной вновь стояла Лера – всё та же однокурсница с огненными косичками, яркая и ироничная, совершенно не затронутая пережитым.

– Леня, привет! – её голос был всё таким же задорным, но внутри меня что-то болезненно сжалось. – Ты какой-то загадочный сегодня, не выспался, что ли?

Я попытался улыбнуться естественно, но вышла лишь жалкая гримаса. Сердце болезненно кольнуло при мысли о том, к чему недавно привело наше легкомыслие.

– Да нет, всё нормально, просто задумался, – тихо ответил я, заходя в лифт и избегая её взгляда.

– Вижу, задумался, – усмехнулась она, прищурившись. – Опять спасаешь мир от глобальной катастрофы?

Я понимал, как тяжело будет удержаться от ошибок прошлого, но решимость была сильнее.