Силою громов. Трилогия

Глава 11

С тех пор Гавриил блуждал по Европе с востока на запад и с запада на восток. Вместе с Никколо брели они в поисках людей, состоящих на службе у тьмы, тех, кто высокомерно называли себя чародеями, магами, волшебниками. Почти каждый мнил себя спасителем. Большинство источали надменность. И все как один были убеждены, что являются хранителями тайны, отворяющей двери в сокровенное. Излечивая одного от проказы, они своим поганым существом отравляли жизнь троим, уже не говоря о том, что душу больного приближали к огню геенны.

И потому, когда являлся к ним Благоев, они в ужасе и отчаянии забивались по углам, страшась ответственности. Им не помогали ни магия, ни мнимая власть над тьмой, ни заслуги перед дьяволом, чтобы не то что одолеть, а хотя бы утаиться от Гавриила Благоева. Лишь их мольбы и слёзы вызывали на мгновение чувство жалости у него. Но лишь на мгновение…

Тем временем болезнь разрасталась всё больше. Она уже не шла по пятам за лесорубом. Теперь случалось чаще так, что он приходил в уже поражённые эпидемией поселения. И зрелище, что представало перед ним, было ужасным.

Люди, мучимые галлюцинациями и болями, вопили так громко, что порой казалось, над этим местом гулом виснут в воздухе душераздирающие стоны. Жителям таких селений, пораженных заразой, в бреду иной раз кажется, что к ним снисходят ангелы или святые. Иногда являются и бесы, а когда и умершие родственники. Инфекция будто воодушевляла фантазию, преобразовывая её в иллюзию. И всё бы ничего, да только случалось часто так, что персонажи тех видений обвиняли в колдовстве людей. Якобы они распространители болезней. И ситуация в видении давала наяву свои плоды… Церковь не успевала обрабатывать жалобы с доносами. Святая инквизиция была подобна псам, сорвавшимся с цепи…

Тогда наступило страшное время, когда люди в страхе за свои шкуры рвали друг друга, когда самые светлые чувства извращались, обращая любовь в блудодеяние, а дружбу – в корыстолюбие. Казалось, что мир уже не сможет выбраться из мрака. И тогда все решили, что вот он, Конец времён.

Но, к счастью или к сожалению, на этом ещё ничего не кончилось. Мор никого не щадил. Акр за акром чума опустошала земли. Не помогало ничего: ни лекарства, ни молитвы. А те, которых ещё не успевала охватить зараза, погибали от вражды, попытки поживиться или же становились жертвами людей, мимо которых Гавриил не мог пройти. Когда на них падал его взор, он не мог заставить себя ждать, пока их настигнет кара.

Это было два класса людей. Первые – члены святой инквизиции. Это те, которые боролись с колдовством. Те, что подвергали гонениям тех, кто с Сатаной был в сговоре. Только, пролив море крови, и капли не оказалось той, что виновна. Отлавливая людей из таких глупых соображений, как цвет глаз или клевета соседа, они проводили допрос, пытаясь выведать причастность к силам тьмы. И там под давлением пыток человек ломался… От таких зверских истязаний он либо умирал в мучениях, либо соглашался со всеми обвинениями, после чего его ждала казнь.

Это был первый из двух типов людей, что более всего ненавистен Благоеву. Вторые же менее известны, но в безжалостности им не было равных. Это не орден, не каста, а, правильнее говоря, сборище отбросов. Этот подвид человека наблюдался не только в Европе. Но в ней их было больше, чем где-либо. Эти люди являлись как вне закона, так и пользовались спросом у знати. На испанский лад их называли компрачикосы. А занимались они торговлей детьми. Сначала они их скупали в малом возрасте из бедных семей или у рабовладельцев. А после меняли им внешность. Делали операции, обезображивая лица. При помощи приспособлений выгибали суставы в обратную сторону, останавливали рост. Их мастерству не было предела, ведь спрос порождал предложение. Как ни странно, многих интересовал этот товар. Например, цирк уродцев был часто посещаем… Или же считалось престижным знатному человеку иметь у себя во дворце услужливого горбуна. Также изуродованные люди могли приносить много денег в качестве попрошаек, ведь изувеченным подадут больше монет. В то время человеку не были знакомы сострадание и жалость, потому и рос спрос на это ремесло.

Но, невзирая на ужас своих деяний, оба класса чаще считали себя набожными людьми. Одни – слуги Божьи, что до смерти мучают людей. Другие ходят в церковь на службу, не воруют, не лгут, честно заключают сделки, продавая богатеям изуродованных ими же детей. Видимо, лицемерна была тогда вся Европа…

И когда Никколо узнал, за какие деяния так безжалостно расправлялся Гавриил с этим подобием человека, то его посетили мысли:

– Почему люди творят такое беззаконие и сеют столь ужасные бесчинства? Что ими движет, когда вершат подобное?

– Они не знали, по какому пути идти к желаемому. И когда перед ними отворились двери, то ступили, невзирая на то, правильно ли это. Им плевать на остальных и мир в целом. Им важна собственная прихоть, и пусть даже чужая жизнь идёт в расход.

– И так нужно идти к цели?

– Сама цель указывает путь. Проблема в том, что не все знают, что им нужно. Большинство желает жить в достатке, считая богатство панацеей. Но это не утешит, не даст душе покоя. Не понимая этого, люди и ступают на кривую дорожку. Хотя путь к богатству может быть и иным…

– Так разве для радости душевной не жизнь в роскоши нужна, а иногда совсем наоборот?

– Ты просто слушай своё сердце.

– Мне кажется, что нужно иметь смелость признать желания души. Но колеблет мысли плоть, оттого и сомневаюсь…

– Мы о многом говорили. Ты должен был уже понять! Все беседы эти я вёл лишь к одному. Ответ на твой вопрос мне изначально был известен, но, сразу рассказав тебе его, ты не услышал бы меня. Так скажи мне наконец, что важно в этом мире и что всё же возыметь ты хочешь?!

– Покоя и семьи. Хочу иметь великое богатство, которое у многих и которое ещё большее количество людей не ценит. Я хочу обзавестись семьёй и построить простой дом, где поместились бы моя будущая жена и наши дети с ней. Не хочу быть полководцем, бароном или графом. К чему мне это? Чтобы хвастаться перед знакомыми, проезжая мимо на карете? И ведь только, если вдуматься, ради этого желают люди злата. Чтобы тешить простое честолюбие, не больше. Разве жизнь в роскоши намного облегчит тяготы твои? Только самую малость, если человек не пуст внутри. Дети мои разве вырастут Людьми на всём готовом? Едва ли. И гнаться за Славой, участвуя в боях, я тоже передумал. Зачем вообще та именитость мне нужна? Для самолюбия своего? По-моему, это низко. Куда лучше жить тихо и спокойно. Придя в уже построенный свой дом, в котором нет хлопот и стройка вся завершена, в котором тебя ждут и любовью окружают. Где жена накормит и утешит, а дети обнимут и вытянут тебя из грустных мыслей. Где можно спать и не бояться, что тебя придут и заберут. Вот оно, богатство, которым овладеть хочу я.

– И что же тебе нужно сделать, чтобы получить желаемое?

Немного погодя ответил:

– Найти свой дом…

– Тогда ступай. Ты наконец всё понял. Тебе не нужен более я. Иди и не сомневайся. Я обещаю, что ты в скором времени найдёшь, что ищешь.

Дальнейший путь Гавриилу пришлось идти одному. Прошла неделя с того дня, как Никколо покинул его. Лесоруба охватила тоска, ведь он к нему не просто привязался, а стал считать его другом. Но при этом Благоев был очень рад, что Россетти, наконец, обрёл себя и поставил перед собой цели. Ведь когда человек не ставит перед собой задачи, не имеет цели, он словно витает в воздухе, как опавший лист, без конца гонимый ветром. Но на радость лесорубу Никколо понял, кто он, что ему нужно делать, и стал мечтать. А это уже много значит…

Внезапно его чувства обострились. Знакомое ощущение вновь его посетило. Внутри лесоруба всё повторилось точно так же, как тогда, когда он чувствовал себя в пустыне перед дворцом Баала. И тогда раздался давно затихший возглас в голове:

– Что ты чувствуешь?

– К северу недалеко есть что-то, что влечёт меня.

– Там город без живых. В нём дух нечистый мечется, изнемогая от жажды. Души проклятых, что прикованы тем местом, диким воплем стонут. Там из мрака выходят слуги Сатаны. Ступай туда, Гавриил Благоев. Явись к Моим врагам во всём своём величии. И пусть все знают, что грядёт!

В этот же миг лесоруб устремился на зов чувств. Идя на север, ему пришлось войти в лесную чащу, ведь в её самой глубине находилось то, что так влекло Благоева.

Пока он пробирался через непроходимую поросль, прорубая топором проход, солнце приблизилось к горизонту и стало смеркаться. И вот, когда светило почти зашло за границу неба, в сумерках Гавриил набрёл на нечто ужасное и неизведанное, что прежде даже он ещё не видел. На первый взгляд, это были останки древней культуры – старый город, ставший руинами. Но, несмотря на целостность строений, он всё же оказался населенным. В заброшенном городе души, издавая вопли, облетали улочки и разрушенные здания. Бесы и другая мерзость, чьё место – в недрах земляных, шныряли там. Здесь нет ни птиц, ни грызунов, ни хищников. Они ушли отсюда и обходят это проклятое место.

Неожиданно Гавриил почувствовал по всему телу жар. Сердце окутало неистовым гневом. Он ощутил силу, что Господом ему дана, и вспарил над землёй, вспыхнул огнём, обнажая свои щиты. Вокруг Благоева задул сильный ветер, ломающий вековые деревья. Вся нечисть в этот миг обратила на него свой взор, впадая в недоумение. Ведь они не видели ещё такого… Молниеносно подлетев к приспешникам ада, лесоруб вступил с ними в схватку. Он рвал их на части, испепелял молниями, жёг огнём.

В ходе самой битвы Гавриил заметил, как из одного здания стали выбегать колдуны и ведьмы. Они уходили улочками, пытаясь спрятаться, утаиться от кары Господней. Но Благоев обрушил строение силой мысли, завалив им проход. Когда они упёрлись в завал, то обернулись, а перед ними уже стоял Гавриил. Одному ударом кулака он насквозь проломил череп. И в месте удара образовались выжженные раны. Другую ведьму он схватил за глотку и стал пристально смотреть ей в глаза. Всех в округе охватил страх, когда они увидели, что с ней произошло. Колдунья от взгляда его стала гореть изнутри, и огонь тот выходил через глаза, сжигая их. После этой показательной казни он разорвал на части оставшихся чародеев. От него так и разлетались головы, конечности и внутренности.

Неожиданно сзади к нему подбежал бес и своей когтистой рукой попытался вырвать Гавриилу бок, но повредил лишь себе когти об его непробиваемые металлические пластины. Повернувшись к нему, лесоруб одним движением вырвал хребет нечистому. Это была последняя капля для его врагов… Увидев всю силу Благоева, бесы пустились наутёк обратно во мрак. Но успели спастись далеко не все.

Когда Гавриил перебил всех адских приспешников, которые не сумели сбежать, его гнев в сердце растворился, а жар в теле сменился на приятную теплоту. И тогда лесоруб принял своё человеческое обличье. Но его не покидало чувство, что неподалёку в одном из зданий кто-то есть. Долго ему искать это строение не пришлось. И, когда Благоев встал перед входом в него, он снял с подвязки топор и зашёл внутрь.

Посреди полуразваленного помещения со сквозными дырами в стене и потолке стоял демон, который был очень похож на человека. На первый взгляд, это был молодой мужчина атлетического телосложения, с прямыми тёмно-русыми волосами по плечи. Одет он в кожаные штаны с металлическими вставками. Выше – широкий пояс, увешанный застёжками, что закрывал живот от паха и до рёбер. Грудь же была открыта. Сделанный из кожи наруч-маника, как у гладиаторов Бестиарий, которые предназначались для боя с хищниками. Такая одежда была похожа на хоть и неполноценные, кожаные доспехи.

Всё это: фигура, одежда, причёска – придавали ему устрашающий, мужественный вид сильного воина. Но если присмотреться к нему, то сразу были заметны омерзительные животные отличия. Как, например, небольшие заострённые уши, как у летучей мыши, когтистые пальцы рук, клыкастый оскал и красные глаза. Так выглядел старший над бесами, имя которому Вельзевул. И когда он увидел лесоруба, то сказал:

– Вот, значит, с кем уготована мне встреча! Тогда, вселившись в ведьму, я решил, что обознался… Ведь после монгольского нашествия тебя я более не надеялся увидеть за пределами деревни. Особенно стоя на ногах, а не в земле зарытым.

– Лично я тебя в первый раз вижу и через мгновение – последний!

– Разве ты не знал имя Вельзевул? Может, совесть далеко запрятала воспоминания о нашей встрече, потому и не припомнишь? Ты меня, конечно же, не видел, но зато ощущал. Особенно тогда в бою, когда к надменности стремился. Я был призван в тот момент, когда гордец схватился за оружие. Когда топор назначил человека богом…

От этих слов у Гавриила защемило в груди. Он вспомнил, как высокомерно, войдя в кураж, рубил монголов. Но он оспаривал это у себя в душе. Выдумывал собственные аргументы, дабы задавить факты. И всё ради того, чтобы его меньше терзали боль утраты и вины. И теперь лесоруб попытался своими оправданиями парировать нечистому:

– Они захватчики и мародёры! А я защищал свой дом. Так что тебе не сбить меня с толку, демон! Закрой свой скверный рот и прими достойно свою участь!

Вельзевул оторопел. Ярость вспыхнула в нём от возмущения. Ведь с ним в таком тоне ещё никто не смел разговаривать. Потому он не заставил себя долго ждать и ответил:

– Ты, тот, кто сгубил собственную семью в пылу гордыни, пришёл за мной?! Который возомнил, что сам всё войско одолеет, мне посмел указывать?! Кто приказал родным запереться и ждать смерти?! Ты столько бедствий и болезней в мир принёс и всё же явился суд надо мной вершить? – несколько секунд Вельзевул пристально вглядывался в него, не говоря ни слова, а потом продолжил: – Вижу, что страдания твои, вызванные гибелью людей, прекращены. Или ты распробовал вкус крови, что так глушит душевные тревоги? Кем ты себя возомнил, когда решил взять ответственность учить кого-то жизни? Если сын гордости сочтёт себя учителем, решив образумить вора и лжеца, то может ли он искупить свои дела? Как наивно… Кем бы ты ни старался стать, что бы ни пытался сделать, как бы ни замаливал свои грехи, но ты никогда не сможешь исправить те свои деяния!

Гавриила на мгновение парализовало… Он стал в ступоре, и ему показалось, что будто разучился дышать. Лёгкие сковало, сердце заколотилось, а ноги стали подкашиваться. Ведь демон распалил старую, ничем не залечивающуюся рану. Поднял наружу все самые страшные его кошмары. Ему даже нечего было ответить на это. У него не было чем парировать такому. А всё потому, что в душе лесоруб считал именно так же. От волнения в глазах стало темнеть. Но вдруг как будто неведомая сила прояснила ему взор, дала спокойствие и напомнила, зачем он здесь…

– Пусть ты будешь тысячу раз прав, но ты знаешь, что не по своей прихоти я здесь. И ты знаешь, зачем я послан…

После этих слов они с невероятной скоростью устремились на друг друга, словно два пушечных ядра. Каждый нёс с собой сокрушающий удар. И, когда они настигли друг друга, раздался взрыв. И взрыв тот был так силён, что смог разрушить проклятый город, вконец обвалив полуразваленные строения.

И когда поднятая в клубы пыль осела, обнажив вид на каменные завалы, то из одного из них показалась металлическая рука. А потом и вовсе выбрался из-под них и встал Гавриил Благоев. Вельзевул же в бездыханном состоянии остался погребённым под развалинами. Демон не смог выдержать, а лесоруба спасли его щиты.

И вдруг раздался возглас в голове:

– Ты выдержал второе Моё испытание. Теперь же ступай по зову чувств, чтобы исполнить третье.

– Отче, что с моей семьёй?

– Твои дети в Царствии Моём и ждут тебя. Исполни волю Мою, и воздам Я тебе и отпрыскам твоим, как никому другому. Никто не возымеет столько, скольким одарю Я тебя. Никого Моя благодать не коснётся так, как коснётся тебя и потомков твоих.

– А жена моя?

Но не услышал он ответа. Голос стих у него в голове, порождая всё большие страхи за свою любовь.

И вот с тяжёлым сердцем и изнывающей душой Гавриил Благоев отправился исполнять третье своё поручение…

Глава 12

Новая дорога Гавриила оказалась нелёгкой. Он шёл через непроходимые дебри и лесные чащи. Ему по пути не встретился ни один город, деревня или какое-нибудь селение. Всё казалось необитаемым и настолько диким, что Благоев потерялся. Он уже не ведал, в чьих землях странствует. Да ему это уже и не было важно. Он думал над столь тяжёлыми для его сердца словами Вельзевула. До встречи с ним боль стала затихать на фоне радости за Никколо. Но демон не только напомнил о ней, он вдобавок надорвал рану. Другой от таких мучений уже давно бы сломался, но лесоруб всё шёл. Правда, с каждым шагом он заходил всё дальше в болото самоосуждения.

Благоев по пути не чувствовал холода от ветреных ночей или жара зноя. Чувство вины сменялось на тоску по своей Майе и страх за её загробную участь. Ведь он всё ещё питал надежду на положительный исход Суда, что даст возможность воссоединиться с ней. Но это не только надежда, это цель, к которой он стремится, это мотив, ради которого преодолевает все испытания. Ведь нерушимость слов Его и наполовину не могут заставить Благоева вершить волю Божью. Но он и не святой, потому и нет смысла искать в нём изъяны. Можно сказать даже больше о Гаврииле. Ему не столь важна теперь в новой жизни Божья благодать, Царство Небесное или пейзаж Эдема. Он стремился лишь воссоединить семью, обрести покой в их объятиях и исправить ошибки прошлой жизни. А без Божьей помощи этого всего не получить, а значит, надо выполнить поручение Господне. Ведь сейчас самое важное – это отстоять светлость души его возлюбленной и спасти её от мук геенны огненной.

Размышления прервались, когда из чащи Гавриил вышел на лесную опушку, с которой увидел одинокую гору. И когда он узрел её, то услышал: «Поднимись и зайди в пещеру, что находится в горе».

Поднимаясь всё выше, пройдя больше половины высоты, лесоруб оказался на выступе. И там заметил проход вглубь утёса. Зайдя в пещеру, Гавриил почувствовал, как его покинули силы. Он больше не ощущал камень, воздух и небо и не имел власти над ними. Ему более не дано было извергать пламя, управлять водой и заставлять дрожать землю. По силе и умениям Благоев стал внутри горы обычным человеком. И когда он осознал это, то услышал: «Отныне быть тебе узником этой пещеры, пока не наступит твой час. Быть тебе в заточении, запертым дверью незримой. И, когда распахнётся она, обретёшь ты вновь силы и пойдёшь с ними, чтобы сокрушить последнего врага Моего. Не грехи здесь тебя держат, но, подобно вину, упасённому до нужного празднества, храниться будешь ты здесь».

Оглядевшись вокруг, Гавриил осмотрел мёртвый скалистый пейзаж. Ни птиц, вьющих гнёзда под сводом, ни летучих мышей, ни даже насекомых и прочих гадов, которые могли бы принадлежать этому месту. Пещера была настолько безжизненна, что даже лучи солнца тускнели в её владениях, создавая полумрак. Место заключения Гавриила больше напоминало прибежище какого-нибудь вурдалака: тёмное, холодное, скользкое, вызывающее отвращение помещение. Ему было мерзко там находиться. Но выбора нет, а значит, придётся мириться с этим.

Первые несколько часов прошли нормально, но потом Благоев начал осознавать весь кошмар происходящего. Его оставили с самим собой, один на один с собственными страхами, со своей болью утраты, невыносимой тоской и чувством вины, которое больше остального его гложет. Он стал замечать, как его будто что-то затягивает в яму собственных тревог. Всё глубже он оказывается в омуте боли и разочарований, в злой бездне собственного рассудка. Но это было не что иное, как угрызение совести. Именно оно подавляло его, затягивало во мрак восприятия и топило в пучине мыслей. И с каждым днём становилось только хуже.

Время в этом месте словно остановилось. Лишь арка выхода напоминала о его движении, меняясь с залитой светом на поглощённую тьмой и наоборот. И когда, казалось бы, время должно излечить, то здесь лесоруба оно калечило, не щадя.

Это не было похоже на испытание… Через пару лет заточения ему начало казаться, что его хитростью заманили в ад, предав нестерпимым мучениям. Воспоминания стали ему врагами. Дурные мысли, подобно заразе, вытесняли или поглощали другие, заполняя весь разум собой. Его участь становилась до крайнего невыносимой. Ему было бы проще прожить жизнь в свинарнике, на помойке или в вонючем сортире, чем продолжать свой путь. Чем жить, как сейчас… Он не мог с этим покончить, понимая, что смерть невозможна из-за щитов. Ему не дано даже шанса наложить на себя руки, как и не дано права выбора. А значит, ему придётся ждать, а после пойти и закончить свои испытания.

Каждый вечер он, стиснув зубы, ложился спать. Гавриил уже давно не видел снов, однако что-то его заставляло просыпаться в ужасе несколько раз за ночь. Но однажды его всё же посетило сновидение, от которого лесоруб ещё долго не мог заснуть.

Где-то в облаках в сером пошарпанном платье стоит Майя. Перед ней два ангела с огромным свитком. А над всеми троими светит слепящий свет, что сильнее солнца. Но лучи эти не пекут. И возникает чувство, будто из этого освещения на неё снисходит взор. Ангел разворачивает свёрток, и полоса бумаги, подобно реке, устремляется на километр вперёд. Это был какой-то список. Оба начинают тщательно изучать его. Майя же стоит и просто наблюдает. Двое без конца что-то вычёркивают. То один, то второй всё сокращают чью-то рукопись. Но вдруг они остановились на каком-то слове. Сначала оно казалось каким-то расплывчатым, что его было не разобрать. Но потом, став чётче, на пергаменте проявилось имя Мила. Их двоих словно что-то сковало, отчего они застыли на месте. Лишь головы их повернулись в её сторону, чтобы обратить свой взор. И эти двое увидели, как за спиной Майи стало расти чёрное пятно, из которого повалил дым с копотью. На голубом небесном своде это дымящееся пятно выглядело как раковая опухоль, что постоянно росла. И из черноты, покрытой дымом, вышел ехидно скалившийся чёрт. Из-под копыт его били искры, тело его покрыто тёмной шерстью, глаза кроваво-красные, а рога обуглены. Он вынес размером с серп железный крюк на цепи, конец которой уходил во мрак. Подойдя к Майе из-за спины, бес свободной рукой схватил её за горло, а другой всадил под рёбра острие загнутого стержня. Когда она завопила от боли, чёрт всколыхнул цепь, подав сигнал на том конце, отчего резким рывком девушку затянуло во мрак.

Через неделю после того как Гавриилу приснился сон, он сошел с ума. Его стали посещать галлюцинации. Он начинал видеть жуткие проекции своего воображения, которые так враждебно сказывались на нём. Например, как из пещеры выходит его Майя и зовёт за собой: «Пойдём, всё кончено. Ты справился со всем». Лесоруб рвётся за ней, но упирается во что-то. Он стучит по воздуху, и кулак ударяет невидимую дверь. Он, словно бык, упершийся рогами, толкает незримую преграду. Но даже его сил не хватает, чтобы её преодолеть. Ноги проскальзывают по каменному полу, срывая куски породы. Мышцы рук охватывает режущая боль. Его зов, который больше похож на душераздирающий крик боли, был слышен во всей округе. «Майя!!! Майя!!!» – взывает Благоев к собственному воображению. Однако он не может выйти за пределы пещеры… Дальше всё происходило ещё более зловеще, ведь эта иллюзия была не единственной. К нему в видениях являлся даже сам Баал:

– Чем понуждаем человек, чтобы так поступить? Каким пороком нужно быть охваченным, чтобы погубить все, чем дорожишь?

– Спесью! Ибо я не чувствовал в тот день себя защитником или отцом. Я был хищником, на территорию которого посягнули.

После Гавриил стал видеть самого себя, сидящего рядом. Иногда проекций его самого было несколько. Мираж тот казался ему ещё страшнее, чем любой другой. Им овладел ужас, когда он узрел такую, с первого взгляда, реалистичную картину. Но потом он привык к ним и даже начал вести с ними полноценные беседы: жаловался, советовался со своими вымышленными копиями. Это было уже следствие одиночества, ведь минул пятый год его заточения.

Но при всём при этом он не стал таким уж умалишённым… Он отличал чёрное от белого, добро от зла, знал, чем займётся, если вдруг вернётся к нормальной жизни. Просто Гавриил стал слишком нервозен, теперь уже мучимый кошмарами своих сновидений и порабощённый унынием.

Когда лесоруб сидел в углу в полуживом состоянии, почти решив, что врос в камень, не отличая день от ночи, его взбодрил поток свежего воздуха в запрелой духоте пещеры. Благоев внезапно почувствовал камень, ветер, что мчит вокруг горы, гоняя тучи, воду в реке и пламя в почти угасшем сердце, но вновь воспламенённое знакомым возгласом: «Встань и иди!»