Три царицы – Три Анны. Первый полицейместер

В ответ на это мнение прочие министры выразили единодушное одобрение князю Голицыну и стали говорить громко: «Да, да! нет надобности больше совещаться, мы признаем герцогиню Курляндскую своей Монархиней и Императрицей Российской». Тогда пригласили войти барона Остермана, который присоединил и свое одобрение сделанному только что выбору.

Совет отправился тотчас в Кремлевский дворец, где только что принятое решение было сообщено находившимся там, в сборе различным лицам, занимавшим государственные должности; решение это было также единодушно одобрено и утверждено; в ту же минуту даны были необходимом приказания, кому надлежало, позаботиться о провозглашении этой принцессы в качестве Монархини и Императрицы Российской, что было исполнено обычным образом.

Не было вовсе и речи ни о старой царице, ни о сыне покойной герцогини Голштинской, также как и о принцессе Елизавете. Это не значит, чтобы не было весьма сильных интриг, не в пользу первой, которая, как говорят, заявила, на расспросы относительно престолонаследия, что у нее нет более иных желаний, как умереть спокойно в своем уединении, но в пользу двух других претендентов; в пользу герцога, с одной стороны, интриговал граф Вратислав в сообществе и под влиянием барона Крама, министра бланкенбургскаго, которого император содержит здесь около года на свои средства, чтобы он содействовал помянутому графу Братиславу в задуманном императором проекте избрать Царю супругу; оба эти министра, говорю я, вообразили, что венский двор приобретет здесь несомненно прежнее значение, которым он пользовался в царствование царицы, если герцог Голштинский вступить на русский престол, под опекой принцессы Елизаветы; они употребили в действие для этой цели всю свою силу, между тем как два голштинских министра при здешнем дворе старались, с своей стороны, выставить на вид права, даваемые этому юному принцу завещанием, будто бы составленным царицей. Но действия тех и других настолько не понравились старорусской партии, что они, как уверяют, крайне сурово отвергли притязания обоих голштинских министров, сказавши, вместо всякого ответа, что дела герцога, их государя, решительно нисколько их не касаются; а если он и получал перед этим пособие от России, то просто лишь из сострадания, без всякого обязательства». (СИРИО. Т. 74.)

Созданный ранее Верховный тайный совет, не мог ограничить влияние Долгоруких и помешать им оставить на троне Екатерину Долгорукую. Тем не менее, в стране снова перешли к коллективному руководству, учредив конституционную монархию по образцу Речи Посполитой или Швеции.

«1730. Кончина Императора Петра II разсеяла блестящия надежды Долгоруковых. Для сохранения своего влияния на првление Государства, они соединяясь с Голицыными, возъимели мысль избрать нового Государя, с тем, чтобы ограничить Самодержавие, а всю власть присвоить Верховному Совету. Членами сего высшаго Правительственнаго места были тогда: Великий Канцлер Граф Гавриил Иванович Головкин, Князь Дмитрий Михайович и брат его Фельдмаршал Михаил Михайлович Голицыны, Князья Василий Лукич, Васлилий Владимирович, Михаил Владимирович и Алексей Григорьевич Долгоруковы, и Барон Андрей Иванович Остерман». (А. Ведйдемейер)

«В Москве был изменен образ правления; сановники империи создали там орган, именуемый Верховным тайным советом, состоявший из восьми членов знатнейших фамилий. Сенат и все коллегии зависели от этого Совета.

18 января 1730 года было днем, назначенным для объявления совершеннолетия юного государя, который должен был царствовать под именем Петра II, и в этот же день предполагалось совершить и бракосочетание его с княжной Долгоруковой; но так как за десять дней до этого он заболел оспой, то от нее и умер 19 января, к великому сожалению всей нации, которая его обожала, оставив управление империей на благоусмотрение сановников, составлявших Верховный тайный совет. Этот Совет вызвал всеобщий ропот, недовольные громко заявляли, что русские издавна привыкли, чтобы ими правил суверенный государь, от которого зависела их жизнь и имущество, а не восемь человек – их собратьев, и что не знаешь, к кому обратиться, так как если выкажешь привязанность к одному из них, то семь других могут стать врагами, а потому они хотят, по старинному обычаю, зависеть и быть подданными одного неограниченного монарха.

Верховный тайный совет составил сначала план упразднения и полного уничтожения самодержавия, государь же должен был довольствоваться определенным содержанием, и не только лишался права награждать или назначать на должность, но не мог даже производить кого-либо в прапорщики гвардии, поскольку все зависело от Верховного совета». (Дневник фон-Мюнниха)

«Upon the autocratic throne, thus broad-based upon the popular will, sovereign succeeded sovereign for more than a century. On each monarch devolved the duty of choosing his heir from among the male or female members of the Imperial family. Always that choice was accepted by the nation. Smallpox caused the sudden death of Peter II in 1730 before he had expressed any preference as to his successor. There were then living four descendants of Michael Romanoff. Three of them were women – Anna Ivanoovna, Catharine Ivanovna, Elizabeth Petrovna – and male infant a few months old. Etight of the must powerful nobles banded themselves together in what they termed ««The High Secret Council.» They obtained control of the army and of every department of government and administration.

На автократическом троне, основанном, таким образом, на широкой народной воле, суверенитет сменил суверена более чем на столетие. На каждого монарха возлагалась обязанность выбирать своего наследника из числа мужчин или женщин, принадлежащих к императорской семье. Этот выбор всегда принимался нацией. Оспа вызвала внезапную смерть Петра II в 1730 году, прежде чем он выразил какое-либо предпочтение своему преемнику. Тогда жили четверо потомков Михаила Романова. Трое из них были женщины – Анна Ивановна, Катарина Ивановна, Елизавета Петровна – и мальчик, нескольких месяцев от роду. Сильнейшие из могущественных аристократов объединились в так называемый «Высший секретный совет». Они получили контроль над армией и всеми правительственными и административными отделами». (The Evolution of Russian Government).

Цесаревна Елизавета Петровна. 1724?

Царица Екатерина Иоанновна, Герцогиня Мекленбургская. Л. Каравак. 1710

«Все знали о существовнии и о содержании духовнаго завещания Екатерины I; но ни Долгоруковы, ни Голицыны не хотели, чтобы царствовала Цесаревна Елизавета Петровна, и решительно объявили, что Ее должно устранить от наследия Престола». (А. Ведйдемейер)

Анна Иоанновна

Историки полагают, что Верховный тайный Совет (канцлер Г. И. Головкин, князь Д. М. Голицин, князь А. Г. Долгоруков, князь В. Л. Долгоруков, князь М. М. Голицин, князь В. В. Долгоруков, князь М. В. Долгоруков) собрался для решения вопроса престолонаследия. А. И. Остерман не явился. Князь А. В. Долгоруков предъявил завещание Петра II. Но царского тестя не поддержали Голицины и В. Л. Долгоруков.

Канцлер Г. И. Головкин

Князь Д. М. Голицин Князь М. М. Голицин

Князь В. В. Долгоруков Князь В. Л. Долгоруков

Генрих-Иоганн-Фридрих Остерман

Затем, из возможных кандидатур, в качестве подставной, была выбрана конституционная герцогиня, имевшая реальный опыт управления страной, умения политической борьбы и с наличием собственной армии.

«Однако члены этого Тайного совета после нескольких совещаний пришли к общему соглашению призвать на императорский престол Анну Ивановну, вдовствующую герцогиню Курляндскую и вторую дочь царя Ивана Алексеевича, брата Петра Великого.

У Анны Ивановны была старшая сестра Екатерина, но так как ее муж, герцог Мекленбургский, был человеком беспокойного и странного характера, она не получила приглашения на русский престол». (Дневник фон-Мюнниха)

Герцог Карл фон Мекленбург

6. Избирательный собор

 
С избытком выпало разлук
И не хватило веры в чудо —
Она рождается не вдруг,
Откуда ж взяться ей, откуда?
В чужой участвуя судьбе,
Щедры на ненависть и жалость,
А безразличие к себе
Мы принимаем за усталость.
Оно в измученной груди
Таится призраком покоя,
Но где же счастье впереди?
Там жизнь и смерть, и все такое…
 

(Ожидание. Станислав Хромов. сб. Времена года)

«They then offered the crown to Anna Petrovna subject to the following conditions: The High Council should be a permanent body self-perpetuating, and should be consulted by the Tsarina in all state affairs, Without the consent of the council the Tsarina should make neither peace nor war, should levy no taxes – should alienate no public territory, and should appoint no public official of higher rank than colonel. No member of the nobility should be executed or condemned, and on property of a noble should be confiscated except after a fair trial by his peers. The Tsarinn should neither marry nor appoint a successor without the consent of the council. Violation by the Tsarina of any of the aforesaid stipulations should constitute forfeiture of the crown. Anna accepted all these conditions, solemnly signed the document, and was then proclaimed Tsarina or Empress of Russia.

Анна Петровна

Затем они предложили корону Анне Петровне при следующих условиях: Высший совет должен быть постоянно действующим органом, и царица должна консультироваться с ним по всем государственным делам. Без согласия совета царица должна принимать решения, ни мира, ни войны, не должен взимать никаких налогов, не должен отчуждать никакую общественную территорию и не должен назначать государственных чиновников более высокого ранга, чем полковник. Ни один член дворянства не может быть казнен или осужден, а имущество дворянина должно быть конфисковано, кроме как после справедливого судебного разбирательства его коллегами. Царица не должна жениться или назначать преемника без согласия совета. Нарушение царицей любого из вышеупомянутых условий должно означать конфискацию короны. Анна приняла все эти условия, торжественно подписала документ и была провозглашена царицей или императрицей России». (The Evolution of Russian Government)

«Условия, составленные для предложения Анны Иоанновны, были следущия:

1) Чтобы она управляла Государством по определениям Верховнаго Совета.

2) Чтобы сама собою не объявляла войны и не заключала мира.

3) Чтобы не налагала новых податей и не раздавала важнейших Государственных должностей.

4) Чтобы не наказывала никого из дворян, без ясного уличения в преступлении.

5) Чтобы ни у кого не описывала имений в казну.

6) Чтобы не располагала и не жаловала Государственными имениями.

7) Чтобы не вступала в супружество и не избирала себе преемника без согласия Верховнаго Совета». (А. Ведйдемейер)

«В эту роковую ночь, дворец наполнен был сановниками и придворными. Фельдмаршал Князь Василий Владимирович Долгоруков, с Князьями Василием Лукичем Долгоруковым и Дмитрием Михайловичем Голицыным, войдя в комнату, где находились высшие сановники, возвестили им плачевную весть, и после первого излияния горести, объявили, что съезд чинов последует не прежде десятого часа утра. Между тем члены Верховного Тайного Совета собрались в отдельной комнате. Совет состоял из. канцлера Графа Головкина, вице-канцлера Барона Остермана, Князя Дмитрия Михайловича Голицына и трех Князей Долгоруковых: Василия Лукича, Михаила Владимировича и Алексея Григорьевича. Остерман не присутствовал: он уехал к себе на дом и предвидя перемены при Дворе, притворился больным.

Верховники (как их тогда называли в России) пригласили к себе в товарищи генерал-Фельдмаршалов Князей Михаила Михайловича Голицына и Василия Владимировича Долгорукова. Первый был подполковником Семеновского полка, второй Преображенскаго. Для изъяснения последующих событий, должно сказать, что Князь Василий Лукич и Князь Дмитрий Голицын, – хотя впрочем, последний был привержен к старинным обычаям, – пламенно желали видеть в России правление олигархическое, подобное тому, какое введено было в Швеции, при кончине Карла XII, за двенадцать лет тому назад…

Когда верховники заняли свои места, старший член, Граф Головкин, предложил вопрос: кого возвести на престол? Князь Алексий Григорьевич предъявил завещание, подписанное, (по преданию), Петром II, в пользу Государыни-невесты. Но возвышение рода Долгоруковых внушало пламенную зависть роду Голицыных: Князь Дмитрий Михайлович и брат его Фельдмаршал стали оспаривать подлинность завещания.

Мы уже говорили, что Князь Дмитрий был предводителем сильной партии, а Князь Михаил, подполковник Семеновского полка с 1702 года, т.е. в течении двадцати восьми лет, был обожаем гвардейцами. Прения начались, когда Фельдмаршал Долгоруков подал знак, что хочет говорить, и объявил, что никогда Князья Долгоруковы не затеют, для выгод своих, междоусобной брани, и не захотят возвеличивать рода своего, проливая кровь сограждан. Князь Алексей положил завещание в карман, и Головкин повторил вопрос: кого из Царского дома возвести на престол? Фельдмаршал Долгоруков предложил Царицу Евдокию, а Князь Дмитрий Голицын и Князь Василий Лукич сказали, что надобно ограничить власть Царскую. Головкин, Фельдмаршал Долгоруков и брат его противились столь безумному предприятию, но после долгого прения, большинство голосов (четыре против трех) одержало вверх, и сочинены были следующие условия: не управлять Государством иначе, как с согласия Верховного Таиного Совета; и без согласия Совета не объявлять войны, не заключать мира, не налагать податей, не раздавать важных государственных должностей, не казнить дворян, не описывать имений в казну; не раздавать казенных имений частным лицам, не вступать в супружество и не избирать себе преемника…

По завещанию Екатерины I, престол следовал сыну Великой Княгини Анны, двухлетнему Герцогу Голштейнскому, (в последствии Петру III), но Князь Василий Лукич предложил избрать вторую дочь Царя Иoанна, вдовствующую Герцогиню Курляндскую Анну, говоря, что по отдаленности ее от столицы, легче будет довести ее до принятия условий, а известная безпечность ее нрава ручается, что она менее всякой другой Принцессы захотеть свергнуть наложенные на нее узы.

Истиною причиною действий Князя Василия Лукича было воспоминание о благосклонности, оказанной ему, в бытность его в Митаве, Царевною Анною. Он надеялся, что благосклонность эта возобновится в Москве. Головкин, из страха, подписал вместе с другими. Князь Василий Лукич повез проэкт на дом к Остерману; вице-капцлер отозвался, что глазная боль мешает ему читать: Долгоруков прочел сам проэкт, и требовал подписи вице-канцлера; Остерман, не зная более как от него избавиться, принялся вдруг стонать и жаловаться на хирургическую боль в руке, и таким образом не подписал проэкта.

В девятом часу утра, когда духовенство, Сенат и генералитет собрались во Дворце, канцлер Головкин, из страха повинуясь воле товарищей своих, объявил, что выбор Совета пал на Герцогиню Курляндскую. Все изъявили согласие, и Архиепископ Феофан хотел уже идти поминать на эктении новую Государыню, когда Князь Дмитрий Голицын и Князь Василий Лукич Долгоруков сказали, что до получения ответа из Митавы, не должно объявлять народу о кончине Петра II (хотя вся Москва уже знала о том). И таким образом, в течении двух недель (19 Января – 3 Февраля) молились на эктении о здравии усопшего Императора! Верховники не объявили собранным чинам и духовенству о намерении ограничить власть Царскую: они боялись встретить сильное сопротивление. В тоже утро выехали из Москвы в Митаву депутаты: от Совета, Князь Василий Лукич Долгоруков; от Сената, генерал-лейтенант Князь Михаиле Михайлович Голицын, (младший, одноименный брат Фельдмаршала, бывший впоследствии генерал-адмиралом), а от дворянства, генерал-маюр Михайло Леонтьев. Им поручено было, сверх выше сказанных условий, требовать еще от Анны, чтобы она не привозила с собою камиер-юнкера своего Бирона.

Ответ Анны Верховному Тайном Совету, из Митавы, от 28 Января: «К любезноверным нашим подданным присутствующим в Тайном Верховном Совете.

Отправленные от вас любезноверные Нам: тайный действительный советник и член Тайнаго Верховнаго Совета Князь Василий Долгорукий, да тайный советник и сенатор Князь Михайло Голицин и генерал-майор Михаило Леонтьев, 25-го числа сего месяца приехав к нам в Митаву, горестную и неописанную объявили Нам печаль о представлении Его Императорскаго Величества Петра Втораго, Нашего любезнейшего Племянника и Государя. Мы, как по близости крови, так по всем его Величества благосклонным к Нам поступкам, признаваем ту печаль за крайнее Божеское наказание Haшей Фамилии и всего Российского народа праволюбящим дражайшее свое отечество. Потом, вышеупомянутые отправленные к Нам от вас особы объявили Нам, что по соизволению Всемогущаго Бога, который токмо един короны и скипетры Монархов определяет, избраны Мы на Российский прародителей Наших престол. И хотя Я разсуждала, коль тяжко есть правление толь к великой и славной Монархии; однако ж, повинуяся той Божеской воли, и прося Его Создателя о помощи, к тому ж не хотя оставить отечества Моего и верных Наших подданных, намерилась принять Державу того государства и правительствовать, елико Бог Мне поможет, так, чтоб все Наши подданные, как миpcкиe, так и духовные, могли быть довольны. А понеже к тому Моему намерению потребны благие советы, как и во всех Государствах чинится, того для пред вступлением Моим на Российский престол по здравом разсуждении изобрели Мы за потребно для пользы Российского государства и ко удовольствованию верных Наших подданных, дабы всяк мог ясно видеть горячесть и правое Наше намерение, которое Мы имеем к отечеству Нашему и к верным Нашим подданным; и для того и елико время Нас допустило, написав какими способы Мы то правление вести хощем, и подписав «Нашею рукою, послали в Тайный Верховный Совет, а Сами сего месяца в 29-ый день конечно из Митавы к Москве для вступления на престол поедем. Впрочем обещаем вам и всем Нашим подданным Нашу Монаршескую милость, а которую по прибытии Нашем действительно показать хощем, и всех вас врущаем Всемогущему Богу. Дан в Митаве, 28 Генваря, 1730-го году». (П. В. Долгоруков)

«Князь Долгоруков, сопутствовавший Анне из Курляндии, по приезде в Москву, поместился у самых дверей ее комнат, и не позволял никому, даже родной сестре государыни, Екатерине Иоанновне говорить с нею наедине. Императрица была у него как бы под стражею». (Пыляев М.)

«Сколь строгие меры ни принимали Верховники, чтобы скрыть намерения слон, но чрез Головкина и чрез баронессу Остерман вся Москва узнала о намерении ограничить власть Царскую. Сильно было негодование всеобщее, и сходбища тайные, но многочисленные, оглашались воплями ненависти к олигархам. Зять Головкина, обер-шталнейстер Ягужинский, отправил в Митаву бывшего адъютанта своего, Петра Спиридоновича Сумарокова, убеждать Царевну-Герцогиню принять венец, на каких бы то ни было условиях, извещал ее, что план верховников не только не одобряем всеми сословиями, но что еще со дня на день можно ожидать в Москве возстания против олигархов. Генерал-майор барон Густав Левенвольде отправил нарочного, с письмом подобного же содержания, в Лифляндию, к брату своему, Графу Рейнгольду. Граф Рейнгольде немедленно поскакал в Митаву, и еще прежде Сумарокова известил Анну о негодовании всех сословий на верховников. Когда сии последние узнали о поступке Ягужинскаго, обер-шталмейстер посажен был в тюрьму, и лишь ходатайство тестя его, Графа Головкина, спасло Ягужинскаго от смертной казни.

Анна подписала все условия, и немедленно, по совету, данному ей в письмах Ягужинскаго и Левенвольда, отправилась в Москву. Князь Василий Лукич, с своей стороны известил товарищей своих о принятии Анною всех предложенных ей условий. 3 Февраля, верховники собрали духовенство, Сенат и генералитет; объявили, что Царевна-Герцогиня согласилась на ограничение власти Самодержавной, прочли письмо ее к Совету и велели поминать в церквах: «Императрицу Анну Первую». Духовенство немедленно открыло присягу, и первенствующий член Синода, умный и хитрый Феофан, по согласно с Графом Головкиным, успел разослать по всей России присяжные листы, в коих Императрица, вопреки новым постановлениям, именована была Самодержицею. Между тем Головкин, Феофан, Фельдмаршал Князь Иван Юрьевич Трубецкой, Князья Алексей Михайлович Черкасский и Иван Федорович Барятинский, граф Федор Андреевич Матвиев, Генералы Семен Андреевич Салтыков, Григорий Петрович Чернышев и Александр Иванович Румянцов, составили, в пользу Самодержавия, многочисленную партию, в коей приняли участие духовенство в дворянство. Народ также громогласно роптал на верховников.

10-го Февраля Анна прибыла в село Всесвятское, в семи верстах от столицы, где представлялись ей все сановники. Остерман сидел у себя на дому, претворяясь больным глазами, но чрез супругу свою ежедневно сносился с Императрицею, и давал ей советы, как поступать и действовать. По убеждению Остермана, Анна, узнав о негодовании гвардейских офицеров на верховников, для привлечения на сторону свою Преображенского полка, назначила подполковником сенатора и генерал-поручика Семена Андреевича Салтыкова. Олигархи тому не воспротивились. Императрица, (по совету Остермана), уверила их, что этим поступком хочет она единственно почтить родственников своих с материнской стороны. Между тем положено было предать земле тело усопшего Императора до въезда Императрицы в столицу, и плачевный обряд последовал 12 Февраля.

15 Февраля Анна имела въезд в Москву. Князь Василий Лукич поместился во Дворце, возле комнат Императрицы, и никого не допускал говорить с нею наедине. Даже Герцогиня Мекленбургская и Царевна Прасковья не могли видеться с сестрою своего иначе, как в присутствии Долгорукова. Верховники составили новую присягу, выключив, титло «Самодержицы» и включив клятву: «служить Государыне и Отечеству», но зная о всеобщем негодовании, не смели следовать совету Князя Дмитрия Голицына, который хотел, чтобы присяга совершена была на имя: «Государыни и Верховного Тайного Совета». (П. В. Долгоруков)

Обычно исследователи полагают, что прибывшая в Москву из Курляндии Анна фон Кетлер, послушала мелкопоместных дворян и в присутствии членов Верховного тайного совета порвала подписанные ей соглашения (кондиции). Хотя текст документа был опубликован, и никакой возможности не исполнить его не было. Принудить олигархов из Верховного тайного совета отказаться от власти мог только орган, имевший большее юридическое значение.

Российские источники о нем прямо не говорят, описывая некие выступления трудящихся, а источники в США указывают на созыв Земского Собора.

«Magna Charts, with all its sublime provisions, seemed thus naturalized upon Russian soil. The homo liber of the Norman Latin in the English charter meant practically the same as the word, or noble, in the paper of the High Secret Council. So from the banks of the Thames Runny mead had been trans-planted to the bunks of the Neva. The 24 Norman barons who forced the submission of King John lived again, 515 years after, in the eight Russian lords who had secured the acquiescence of Anna. Inviolability of person and property, habeas corpus, trial by jury. hitherto the monopoly of distant English islanders, were now the guaranteed right of the Slav. The Slavic Empire, no longer autocratic, possessed a constitution.

Таким образом, Великая Хартия со всеми их возвышенными положениями казались натурализованными на русской земле. Homo liber на нормандской латыни в английской хартии означало практически то же самое, что и слово «благородный» в документе Высшего секретного совета. Итак, с берегов Темзы Раннимид пересаживали на берега Невы. 24 нормандских барона, которые вынудили короля Иоанна покориться, через 515 лет снова жили в восьми русских лордах, добившихся согласия Анны. Неприкосновенность личности и собственности, habeas corpus, суд присяжных до сих пор монополия далеких английских островитян теперь была гарантированным правом славян. Славянская империя, больше не автократическая, имела конституцию.

The announcement of this constitution was received with general indignant protest. Under severe penalties the High Council forbade the people anywhere to assemble j but they could not disperse and silence the crowds which got together all over Russia and denounced the new system. The Tsarina was put tinder guard and only partisans of the new order allowed to approach her. Thus the council hoped she might lie kept ignorant of the mounting tide of popular feeling. Yet the council found itself powerless despite its being entrenched possession of the government and despite the rank and wealth and personal influence of its member. On February 25. 1731, a zemski sobor a national assembly, dared to convene in Moscow. The eight hundred elected deputies belonged to the nobility, the clergy, the professions and trades, and the peasant class. They drew up a formal unit unanimous protest against the constitution. The Tsarina entered the hall and was greeted with frenzied shouts. «We will not let laws limit our Tsarina» «Let our Tsarina be an autocrat just likes her predecessors» The Tsarina calmed the tumult and adjourned the meeting. At the next session a formal petition was voted by the eight hundred for the reestablishment of autocracy. The council melted away. Autocracy reigned again as in all the days since the time of Ruric. Thus ended the first, if not the only, gennibe attempt at a liberal government in the Muscovite Empire. This is the most important, the most significant, event in the history of Russia.

Объявление этой конституции было встречено всеобщим возмущенным протестом. Под суровым наказанием Высший совет запретил людям собираться, где бы то ни было, но они не могли разойтись и заставить замолчать толпу, которая собралась по всей России и осудила новую систему. Царицу поставили под стражу, и подходить к ней позволяли только сторонникам нового порядка. Таким образом, совет надеялся, что может лгать, не обращая внимания на нарастающую волну народных чувств. И все же совет оказался бессильным, несмотря на то, что он прочно владел правительством, несмотря на ранг, богатство и личное влияние его члена. 25 февраля 1731 г. в Москве осмелились созвать земский собор. Восемьсот избранных депутатов принадлежали к дворянству, духовенству, разным профессиям, а также к сословию крестьян. Они составили формальную единицу единодушного протеста против конституции. Царица вошла в зал и была встречена бешеными криками. «Мы не позволим законам ограничивать нашу царицу» «Пусть наша царица будет самодержцем, как и ее предшественники» Царица утихомирила шум и закрыла собрание. На следующем заседании восемьсот голосов проголосовали за восстановление самодержавия. Совет растаял. Самодержавие снова воцарилось, как и во все дни со времен Рюрика. Так закончилась первая, если не единственная, попытка генералов создать либеральное правительство в Московской империи. Это важнейшее, самое знаменательное событие в истории России».

Сбор депутатов был назначен Петром II для составления нового Уложения.

1728. Ноября 23. Ceнатский. О подтверждении в губернии указами, чтобы избранные к сочинению Уложения офицеры и Дворяне явились в Москву немедленно, под опасением в противном случае отобрания в казну их поместий и вотчин. (ПСЗРИ. Т 8. 5548)

Почему Долгорукие не привели в действие свои вооруженные силы, как в 1729 году? Сами они объясняли это доверием к императрице и происками Остермана, ставшего во главе правительства.

«Противная партия, в лице графа Головкина, Остермана, Трубецкого, Черкасского, Салтыкова, графа Матвеева и других, действовала тайным образом…». (Пыляев М.)

Надо учитывать, что в Малороссии были дислоцированы силы Мекленбургского полка подчинявшиеся мужу сестры императрицы. В 1722 они были невелики, но кадровый состав оставался и к 1730 полк мог быть увеличен.

«1722 год. Февраль. 27-го, рано утром, был у меня мой старый друг, мекленбургский капитан Тиде. Я послал просить к себе еще капитана Шульца (нашего общего приятеля и даже родом мекленбургца), и когда он пришел, мы припомнили вместе всю свою старину. Между прочим я спросил, сколько осталось еще от нашего старого мекленбургского корпуса, в котором я сам несколько времени служил, и где он находится. Капитан Тиде отвечал, что, к сожалению, осталось так мало, что можно по пальцам пересчитать состав всех полков; находится же теперь корпус в Белгородской провинции, а Шверинский полк (в котором служит капитан Тиде) расположен по квартирам в городке Валуйках, верстах в 700 отсюда. Что же касается до теперешнего численного состава этого войска, то он следующий:

1) В Шверинском полку (где я служил прапорщиком) от прежних десяти рот, из которых в каждой считалось 120 рядовых, 3 барабанщика, 1 флейтщик, 11 унтер-офицеров и 4 обер-офицера, осталось только 120 рядовых, 20 унтер-офицеров, 3 прапорщика, 8 поручиков, 3 капитана (именно Тиде, Ланце и Малер) и 1 подполковник – Шак, командующий теперь всем корпусом.

2) Полк Флора, числом равнявшийся Шверинскому, состоит теперь из 130 рядовых, 28 унтер-офицеров, 26 поручиков и прапорщиков, 4 капитанов, именно Гемзера, Эммерсона, Шульца и Норманна, и 1 майора – Лепеля. Покойный генерал Флор (отец нашего посланника в Гааге), который был должен моему отцу 6 или 7000 рейхсталеров, незадолго перед своею смертью, когда уже многие оставили полк, произвел в офицеры некоторых унтер-офицеров.

3) От батальона Цюлау, состоявшего из 4 обыкновенных рот, осталось только 11 рядовых, 3 унтер-офицера, 2 прапорщика, 2 поручика и 1 капитан – Кирхманн, который, когда мы уезжали из Мекленбурга, передал ганноверским войскам отнятые у них при Вальсмюлене штандарты и при этом случае учтивым образом насмеялся над принимавшим их ганноверским офицером. Он был послан только с одним унтер-офицером и двумя рядовыми нашего полка на ганноверские форпосты, чтобы передать штандарты, и нашел там капитана с командою, которому, перед шлагбаумом, велел сказать, что просит командующего офицера принять отнятые у них штандарты. Когда тот явился, капитан Кирхманн тотчас увидел, с кем имеет дело, и объявил, что не отдаст штандартов иначе, как под расписку. Глупец ганноверец отвечал, что у него нет ни пера, ни чернил; но Кирхманн сказал ему, чтоб он взял хоть карандаш, а то уедет назад, и этим так подействовал на него, что он немедленно написал карандашом формальную расписку, под которую и получил штандарты. После Кирхманн представил ее своему герцогу и немало тому смеялся. Если б ганноверский капитан был храбрый офицер и понимал свое дело, то с бывшею при нем командою уж мог бы принудить мекленбургского и его спутников выдать штандарты и без расписки.