Кучер не отвечает ни словом. Медленно и важно он приподымается со скамьи, сосредоточенно скрещивает на груди мускулистые руки и задумчиво глядит на восток.

– Что-то будет? – будто говорит собою вся его могучая фигура.

И он все также глядит на восток.

Но там – туманное пятно, и больше ничего. А затем бледное лицо месяца внезапно появляется там из-за разреза холмов, призрачных, как сгустки тумана.

И будто тоже желает спросить:

– Что-то будет?

На небе и на земле, по-прежнему, все тихо и неподвижно. Даже комары не дудят на своих пронзительных трубах. Даже листья осины не шелохнутся за оградою сада. Все будто тревожно замерло, застыв в последнем всплеске:

– Что-то будет?

И вдруг ивовый куст, похожий на зеленый шатер, радостно бросает смелую и восторженную соловьиную трель.

Среди напряженной, даже, пожалуй, зловещей тишины она падает так внезапно, с такой горделивой мощью, как светлый ответ на мучительный вопрос. От света ли месяца, или от этой сверкающей трели, все окрестности – поле, небо, река и сад – тотчас же и внезапно светлеют, как бы в одной обворожительной улыбке. В одном сладком недоумении:

– Ужели?

И новая смелая трель снова подтверждающе звучит. Как молодой гром:

– Так!

– Все будет по-хорошему, – задумчиво произносит и кучер, поглаживая широкую бороду.

Только повар все еще упрямится:

– По первому блюду как угадать, например, десерт? Ой ли?