– Моя соседка, милая бабуля, высадила за домом цветник. Там я нашёл ромашку, пока ты спала. И, кстати, это никакая не ромашка. Это осенняя хризантема. Как-то она называется ещё по-другому… Она цветёт почти до снега. Когда я за ней полез, бабуля соседка прочитала мне целую лекцию.

Я старалась больше не всхлипывать. Не помню, когда я в последний раз плакала. Между расплакаться и возненавидеть я обычно склоняюсь ко второму, но тут с Андреем даже плакалось как-то по-особенному легко.

Я подняла голову и увидела его голубые чуть тревожные глаза.

– Есть хочу.

Андрей улыбнулся.

– Да, пора уже куда-нибудь ехать, – сказал он, но не отпустил меня из своих рук.

– Если бы я знала, что скоро умру, я бы позвонила тебе, – совсем не к месту вырвалось у меня.

Андрей засмеялся.

– Глупая! Не смей даже думать о смерти. Нам ещё жить и жить.

И от этого короткого, почти незаметного в целой фразе «нам» внутри у меня разлилось приятное тепло, как бывает от кружки молока с мёдом.

– У нас же всё будет хорошо? – прошептала я едва слышно. – Мы же не доведём друг друга и себя до такого, как в отрицательных примерах?

– Конечно, нет, – ответил Андрей. – Мы оба этого не хотим.

– Значит, у нас будет, как в твоём образце?

Андрей негромко усмехнулся.

– Нет никаких образцов. Сегодня я это понял. Не знаю, любили ли друг друга бабушка и дед, но уважали точно. Всё дело в том, что уважать без любви можно, а вот любить без уважения… Это будет не любовь, а сплошные отрицательные примеры. И мы с тобой, зная этот секрет, сможем быть счастливы. Если, конечно, захотим.

Он накрутил на палец прядь моих волос и рассматривал её на свету.

– Ты познакомишь меня со своими родными? – спросила я.

Рука Андрея замера. Мой локон раскрутился и соскользнул с его пальца.

– Разумеется, – ответил он.

– После экзамена я буду свободна.

– Тогда в эти выходные поедем к маме и сестре, а в следующие – к отцу.

Андрей сдерживал улыбку, что выходило у него не очень хорошо. Голубые глаза заблестели, как река на солнце.

– И как ты хочешь, чтобы я тебя им представил?

Я пожала плечами.

– Можно как самую лучшую в мире операционную медсестру.

Андрей шутливо нахмурил брови.

– Тогда лучше позвать не тебя, а Марью Дмитриевну.

– С ней тебе ничего не светит! – захохотала я. – Она замужем, и ей шестьдесят лет.

– Зато она не путает инструменты.

Я почувствовала, что покрываюсь бордовыми пятная от шеи до самых корней чёлки. Один-единственный раз подала ему ножницы вместо щипцов. Ослышалась. Неужели надумал из-за этого сомневаться в моей компетентности?

– Я тоже не путаю инструменты, – заявила я.

– Ещё как путаешь! – воскликнул Андрей. – Я постоянно за тебя краснею. Под маской не видно просто. Сейчас домой приедем, весь инструментарий мне повторишь.

Я стукнула Андрея по плечу. А он засмеялся и поцеловал меня.

– Что мы будем теперь делать? – спросил он, едва я отвела лицо. – У нас в больнице такое не приветствуется.

– Будем встречаться тайно.

– Но мы же никудышные разведчики.

– Тогда тебе придётся поговорить с заведующим.

Андрей умел быть серьёзным, но притворяться серьёзным не умел. Он весь светился.

– Поговорю. Завтра же!

– Так торопиться необязательно.

– Хочу успеть, пока ты снова не передумала, – улыбнулся Андрей.

Теперь он улыбался искренне. Так, что внутри моей груди что-то вторило ему.

– Я редко передумываю дважды.

Он ещё раз меня поцеловал, страстно, но быстро, потом откинулся на сидение, пристегнулся и схватился за руль.

– Поехали скорее, иначе я не остановлюсь.

Я щёлкнула ремнём безопасности и посмотрела, как машина, очутившись на шоссе, принялась живо маневрировать, перескакивая из ряда в ряд. Чего ещё ждать, когда за рулём мальчишка?

– Мы по-прежнему можем врезаться, если ты будешь так на меня смотреть, – сказал Андрей.

– Да как я на тебя смотрю?

– Как влюблённая в доктора медсестричка.

– Вот не правда!

– Правда!

– Всё вы врете, доктор Гончаров, – сказала я и отвернулась.

Андрей засмеялся, а потом, остановившись на светофоре, вдруг произнёс, прихлопнув ладонями по руку:

– Левкантемелла.

– Что?

– Осенняя хризантема – левкантемелла. Я запомнил, что это слово состоит из трёх: лев, Кант и мел. Левкантемелла.

Я улыбнулась.

– Звучит как название бактерии. Вроде сальмонеллы.

Андрей со вздохом закатил глаза.

– У тебя всё звучит, как медицинские термины. Ты помешалась.

– Зато в тебе романтики осталось на нас двоих. Слушай! А почему бы не посадить эту твою хризантему вокруг яблонь у вас на даче?

– Шутишь? Она в высоту метра полтора, – тоном опытного садовника ответил Андрей. – До яблонь будет не добраться. Выбери туда что-то поменьше. А левкантемелла, – ему явно нравилось новое слово, – будет неплохо смотреться возле крыльца.

Вечер накрывал город, как морская вода спину ныряющего кита. Облака, отражая слабое сияние заходящего за городской чертой солнца, казались жемчужными.

Зажглись фонари. Весело мелькали красные и белые огоньки автомобильных фар. Город, уставший от затянувшегося рабочего дня, сбросил с себя строгий пиджак, расслабил галстук и дурачился, спеша скорее домой.

Наверное, если счастье есть, оно выглядит примерно так: прячется в мигании огоньков, в расстёгнутой верхней пуговице рубашки, в перламутре облаков или в улыбке человека, рядом с которым уютно и спокойно.