Читать книгу: «Кащеевы байки. Сказки о снах, смерти и прочих состояниях ума», страница 3

Предбанник Царства мертвых

Холодный день в лесу. Лед пригладил лужи. Пусто. Небо хмуро и отстраненно следит тяжелыми фиолетово-серыми глазами. Воздух молчит. Он пахнет намокшими и стынущими листьями и сырым, черным от влаги деревом. Лиственницы поджали ветви – торопливо и неудобно, словно шли куда-то и услышали внезапный треск сучка под ногой, вздрогнули и замерли. Теперь они стоят, незаметно поеживаясь от холода, и притворяются неживыми.

Кащеева жена втягивает носом запах хвои, растворенный в тумане, и всматривается в изгибы заслоняемой деревьями тропы. Единственное, что немного портит удовольствие от этих прогулок, – запах, который приносят с собой новенькие. Здесь, на границе царств живых и мертвых, уже нет времени, но еще есть жизнь. Поэтому они с Кащеем ходят встречать новеньких по очереди – хвоя и мокрая трава под ногами, дождь, а когда и снег с морозом или лето с земляникой вносят приятное разнообразие. Но вот человеческий запах… По нему Кащей с женой определяют приближение новоприбывшего за версту.

Он поворачивает по каменной тропе, идет вверх и вспоминает, как в этом лесу собирал грибы по осени. Набрали тогда полный кузов «москвича», потом до поздней ночи чистили во дворе. Эх, детство, детство. И звезды светили, когда мать жарила картошку с маслятами. Хороший сон. Даже лесом пахнет по-настоящему, и земля такая же сырая, как тогда. И зябко.

Он останавливается.

На поляне между деревьями стоит Кащеева жена и вытирает руки о передник.

–Мокрые они, твои маслята, – объяснила она. – И листочки на них все равно остались, даром что ты мыл и чистил. Думаешь, за сорок лет смоются?

– Почему так холодно? – прошептал он.

Кащеева жена вздохнула. В основном недавно живые все одинаковые. Думают, что попали в сон. А потом понимают, что не совсем, и пугаются. Как дети, честное слово. Да и они с Кащеем тут очеловечиваются. Хорошее место, интересное. Испытываешь то, что живые называют чувствами.

– Чай себе сделай.

– Зачем?

– Вы же пьете горячий чай, когда мерзнете.

– Ааа… Это да. Вы – кто?

– Я кто?

– Нет, вы говорите, что мы пьем горячий чай. А мы – это кто?

– Сначала чай сделай.

– Так у меня ничего нет. Ни чая, ни чайника.

– Термос у тебя есть в рюкзаке. Пользуйся, пока можешь.

Он снял рюкзак со спины и вытащил термос. Пока не складывалось, что он делает в лесу и откуда за спиной рюкзак.

– Садись. – Кащеева жена похлопала по пеньку.

Он сел, налил в кружку чай, глотнул и удивился. Черный, с разнотравьем и молоком, душистый – только у матери такой получается. Но мать два года назад умерла. Он снова глотнул чай. Поднял глаза. Перед ним стоял белый сокол в его рост и, отвернувшись, чистил под крылом.

– Ты в предбаннике, – сказала Кащеева жена. – Помнишь предбанник, как в бане из твоего детства? Вот считай, что ты в нем оказался. Умер ты. А здесь предбанник Царства мертвых.

Вокруг рос лес, опускался туман. Сыро все-таки.

– Да не пугайся. – Сокол вычистил подкрылье, тщательно оглядел и затоптался на месте. – Всем страшно. Главное во сне – не бояться. Если тебе сейчас снится кошмар, то сон это или нет, ты узнаешь, только если пойдешь дальше, со мной. А если не кошмар – то обратно тебе все равно не вернуться.

– А если вернуться? – он встал и выплеснул остатки чая из кружки. Внутри ныло, так ведь бывает во снах: обманет, а он за ней пойдет и не проснется. Не проснется и умрет на самом деле.

– Ты во сне когда-нибудь дорогу находил? Не терялся, возвращался куда нужно?

Тетка была права. Обратно идти страшно. Лес менялся, становился незнакомым, рос, растекался огромной черной кляксой. За деревьями показалась избушка.

– Царица! Что ты с ним цацкаешься? Мне отдай, я быстрее им объясняю! – донеслось из нее.

Кащеева жена швырнула масленком в избушку, и та замолчала.

– Полетели вместе. Летать ты любил. Разбегайся и взлетай.

Терять было нечего. Он подхватил рюкзак и помчался, взлетая на бегу. Рядом взмахнул крыльями сокол. Внизу и за спиной в тумане тайга втягивала в себя елки и вздымала ущелья, переворачивалась другой стороной, закатывалась зеленой водой и становилась морем. В его глубину, покачиваясь, опускался термос.

Дракон изначальный

На поверхности ничто надулся и лопнул большой пузырь. Звука не было, но любой бесконечно приближенный или удаленный наблюдатель сразу сообразил бы, что его и не предполагалось. Вместо хтонического хлопка, праматери всех взрывов, куда-то ухнула вспышка, и рассеялось нечто, похожее на мерцание воздуха над разогретой жаровней. Посторонний, стоя на берегу, мог представить в этот момент, как в уже конкретное небытие со свистом улетела некая Вселенная, расширившаяся с бесконечным ускорением за пределы своих границ. Но с равным успехом эпическая катастрофа никогда и не происходила – налицо банальный обман зрения.

Кащей глядел на происходящее, лениво потыкивая длинной веткой в поверхность ничто. Он сидел на берегу, и сине-фиолетовая поверхность едва доставала до его ног. Первичное состояние материи, которой еще не было, подрагивало под хаотическими движениями ветки, слегка пружиня при прикосновении. Иногда, согласно движениям примитивного орудия труда, возникали пульсирующие энергией протуберанцы, и что-то спазматически пыталось сжаться до бесконечно малого состояния, но эта петрушка также быстро рассасывалась, как и взрывы пузырей на мембране. Кащей эволюций и метаморфоз материй не замечал. Он, щуря светло-серые глаза, ждал, пока Перводракон закончит свой танец и наконец соизволит приблизиться.

Скучать ему приходилось уже некоторое время. Перводракон барахтался в ничто, радостно подергивая лапами и непроизвольно взрыкивая. Его толстый хвост вертелся пропеллером, взбивая первооснову бытия в пену, усы топорщились, а веки сладко жмурились, скрывая за антрацитово-черной чешуей довольный взгляд с фиолетовой радужкой. Перводракон ощутимо наслаждался своим танцем – его можно было бы сравнить с молодым и резвым поросенком, нашедшим изрядную лужу, если бы кто-то отважился высказать такие речи твари, основная задача которой – порождать бытие в своей самой основе. Хотя он действительно был упитанным – когда Изначальный Змей, Отец Сущего или, как было отражено в некоторых хрониках особенно культурно развитых народов, Первопричина Времени, переворачивался на спину в очередном па, Кащею удавалось разглядеть внушительное брюшко, туго натягивавшее чешую. Наблюдение этой подробности в последнее время выводило его из равновесия.

Кащей встал на берегу, отряхнул брюки от налипшего мусора и пронзительно засвистел. Перводракон прянул вбок и обиженно ушел по ноздри в ничто. «А ну, ко мне! – грозно хмуря брови, крикнул Царь мертвецов. – Я тебя вижу!» Перводракон начал медленно пробираться к берегу, всем своим видом демонстрируя независимость и гордость. Кащей вздохнул и достал из кармана бублик. Хлебобулочный продукт мерцал рассеянным светом и слегка потрескивал. «А кто у нас такой хороший? А кто у нас хочет бублик?» – сладким голосом затянул он песню с однообразными повторами, похлопывая веткой по ноге. В следующий момент его почти сбило с ног – Перводракон, увидев лакомство, могучим движением тела выскочил из ничто и неистово запрыгал вокруг Кащея, взрыкивая и оттираясь боком о дорогую черную ткань штанов. Царя мертвых качало от веса и силы Нерожденного Отродья Предвечной Бездны. «Как вернемся – скажу жене, чтобы не перекармливала. И вообще – диета, диета и самоконтроль!» – бормотал про себя хозяин Закатного царства, скармливая Перводракону бублик. Затем Кащей с тоской посмотрел на свою одежду, измазанную в ничто. В ней уже начали собираться протуберанцы и какие-то дополнительные измерения. Кащей вздохнул и почесал Перводракона за одним из рогов, образовывавших позади головы подобие естественной короны. Затем пристегнул поводок к ошейнику, включил плеер, и они пошли домой. Ужин ждал обоих.

Отверстие в пространстве-времени

Из отверстия в пространственно-временном континууме с воем выпал человек. То, что это было отверстие, Кащею стало ясно сразу – края ровные, аккуратные, будто обработанные напильником и любовно зашлифованные чем-нибудь вроде астральной шкурки. Причем не бездуховным шлифовочным диском, а именно руками, до блеска, скрипа и ровного краешка, да еще потом тряпочкой протереть и подышать отечески. А вот насчет человечности выпавшего возникали некоторые сомнения.

Во-первых, он или она, или оно не выдавали никаких признаков принадлежности к полу. Одежда пестрела красками, заплатками и нашивками, но в своей сути не имела каких-нибудь отличительных признаков. Штаны, кофта, кеды. Волосы у этого существа подстриглись неровно, ассиметрично и растрепано, будто они это делали самостоятельно. Лица же у внезапного гостя не было. Точнее, его не было видно, потому что фронтальная часть черепа угодила прямиком в траву, невысокую, но достаточную для маскировки. Оттуда доносились нечленораздельные стоны.

Кащей медленно подошел к отверстию и заглянул внутрь. За мерцающим ободком начинался темный замызганный подвал, в котором что-то густо чадило. Через клубы черного дыма угадывались заполошные тени, неистово мечущиеся между серверными стойками, проводами и заваленными всяческой техникой столами. Кащей было попытался высунуть голову через отверстие, но встретил мягкое сопротивление. По ощущениям преграда походила на мыльный пузырь, прогибавшийся, но не лопавшийся.

– Мужыыык… Хде-э-э йа-а-а… – просипело сзади.

Кащей обернулся и выгнул бровь. Разноцветный гость (что уже можно было определить по аккуратной бороде) пошатывался перед ним, отчаянно пытаясь извергнуть из травмированного туловища приличные и вежливые звуки. Получалось плохо. По всей видимости, он сильно ушибся, выпадая из отверстия, – плашмя, да об землю, да еще лицом… Гость держался за худое туловище, улыбался и топорщил волосы во все стороны. По его бороде ползла ошалевшая от смены текстуры поверхности гусеница.

– Ува-э-ы-а-а-а… тьфу, ты… Во! – наконец справился с артикуляцией мужчина. – Вы не подскажете, где я оказался? И как?

– Вы оказались на границе моей территории. И знаете, я не люблю незваных гостей. Особенно… – Кащей сморщил нос. – С… э-э-э… таким запахом. Вы, позвольте спросить, как тут очутились? И зачем организовали на границе измерений, причем моей, это отверстие?

Мужчина огляделся. Они стояли на площадке размером в несколько квадратных метров, за которыми начиналось… или заканчивалось нечто. Оно было густого фиолетово-лилового цвета, через который мерцали огоньки, носившиеся в хаотическом порядке вокруг да около. Иногда сквозь нечто, пульсирующее менявшее свою прозрачность, текстуру и форму, угадывались монструозные силуэты, лениво пролетавшие по своим делам. Одна такая тварь пролетела совсем рядом с площадкой. На секунду стали видны ее рога, закручивающиеся в величественную корону, и многоцветное пламя, которое рвалось с клыков. Дальнейшее зрелище оказалось не столь существенным для гостя, ибо он попытался упасть в обморок. Ноги его подкосились, тело обмякло, но не упало, а повисло в воздухе, удерживаемое за бороду гусеницей. От чувствительного рывка мужчина очнулся, всхлипнул и завращал глазами.

– Чой-то вы нежные пошли какие-та, – пробасила гусеница густым, утробным голосом. – Усё норовите повалиться куда-то. Я вот в твоей бороде оказался, и че? Падаю? Причитаю? Нет, держу тебя, задохлик. И мне хоть бы чаво… Э, э, ты че, родимый?

Гость заскулил и зажмурился. Гусеница висела в воздухе без внятной точки опоры. Кащей решил взять ситуацию в свои руки.

– Геннадий Петрович, оставьте нас, прошу. Видите же, юноша вас побаивается. Вы идите, идите. Я скоро прибуду. Только порядок наведу и догоню, – неопределенно вращая рукой в воздухе в поисках вежливых формулировок, заявил Кащей.

– Ох, молодежь, ятить ея в дышло. Штуденты чортовы! Нет чтобы… – пробормотал гусеница Геннадий Петрович и пропал. Мужчина упал на седалище и резко открыл глаза.

– Признаюсь! – завопил он. – Признаюсь! Я не виноват! Не стреляйте! Я! Я! Мама, за что?!

Кащей обернулся. За границей отверстия дым рассосался, и проявились детали. На столах валялись какие-то запчасти от вычислительных устройств, учебники по квантовой механике и астрофизике, сопровождаемые паяльными инструментами и горками прочих технических штучек. На одной из серверных стоек грозно красовалась слегка закопченная вырезка из журнала про очередной эксперимент в адронном коллайдере. Кащей все понял. Он подошел к скулящему разноцветному, взял его за грудки и резко поставил на ноги, дал пару пощечин и встряхнул. Гость лязгнул челюстями и часто заморгал.

– Это уже третий раз! Все, мое терпение кончилось! Вы, дурные, ничего, что ли, не понимаете? Я русским языком тебе говорю, ты, четвертый курс, передний край науки! Передай своим друзьям, интеллектуальным гопникам, и себе на носу заруби! Не лезьте на мой кордон! Ни в каком виде. Никак. Никогда. Сначала они дырку пробили в пространстве-времени, потом зонд запустили, а теперь еще и астро… космо… психонавт ко мне провалился. Я зонд ваш еле поймал! И дырку заколотил. Что вы сделали в этот раз? А? Отвечай, студент разноцветный!

– Мы думали, что первые два эксперимента не удались… Ничего не засняли… Приборы накрылись… Думали, мощность не та… Ну мы и это… – засипел и завякал гость.

– Что «это»? Ну что «это»? Конечно, приборы ваши ничего не сняли! Они же построены по принципам вашего мира, вашей физики. А тут все иное! Это изнанка реальности! Гусеницу видел? Видел? – мужчина неистово закивал, барахтаясь в кащеевой хватке. – Это ваш зонд. Пока суматошный прибор метался по кордону, в него по случайности вдохнули разум древние боги. У них встреча была, ежегодный симпозиум. Ну, так вот ваш зонд стал мыслить и решил, что он является сантехником-буддистом из-под Ростова, за неумеренное пьянство переродившимся в гусеницу. И что мне с ним делать? Он же не мертв, ему в Царство мертвых нельзя. И не жив, потому что прибор. А теперь он еще и гусеница, и алкаш-сантехник с убеждениями. И это все по вашей вине! Чего вы хотели сделать своим этим прибором? Ну, отвечай!

– Мы… хотели, – лязгая зубами, просипел гость, – создать… тоннель… в пространственно-временном… континууме… пронизать пространство…

– И что вы сделали? Опять из г… хм… на и веток собрали какой-нибудь карманный коллайдер?

– Не совсем. Это только в газетах пишут, что от столкновения частиц может получиться червоточина, – студент приободрился и перестал мучительно икать. – Мы построили…

Договорить не получилось. Кащей сверкнул глазами и снова затряс студента. Глаза Царя мертвецов запульсировали ярким, болезненным белым светом.

– АААА! Экспериментаторы! Частицы! Физика! Химия! Полгорода без света оставили, чуть дом не спалили и мне испохабили отличный кусок пространства! Все! Терпение мое кончилось! В следующий раз я никого встречать не буду! Экспериментаторы! Ученые! Вместо того, чтобы к щиткам чужим на халяву подключаться, лучше бы точнее считали и паяли как следует! В общем. Еще раз вас увижу – пеняйте на себя. Никаких червоточин, никаких приборов! Все, пшел! – Кащей нервно размахнулся и забросил гостя в отверстие. Полыхнуло светом, дохнуло озоном, и все вернулось на круги своя.

Кащей удовлетворенно потер руки, ликвидировал площадку с травой и упруго заскользил сквозь нечто. Геннадий Петрович был прав – надо решать проблему кардинально, то есть идти с просьбой к Гермесу Трисмегисту. Эти студиозусы со своей наукой уже почти приблизились к тому состоянию, когда они, толком ничего не зная о реальности, уже могут сделать нечто веселое и с последствиями. Как всегда – мощности есть, а комплексного понимания нет. К примеру, откуда им знать, что все две дыры и одно отверстие в пространстве-времени получились не потому, что они создали гениальный прибор и перегрузили почти половину питерской энергосети. Кащей узнал во время контакта с гостем, а скорее, даже почувствовал, что их разноцветный товарищ, любитель «Койл», за три дня и три ночи до запуска слушал очень необычную композицию в специфическом состоянии, а потом случайно порезался об острый край прибора в нужном подвале под нужным сочетанием звезд. От этого, а еще от миллиона совпадений появилась исчезающая вероятность, затем напитанная огнем воли студентов-экспериментаторов. И вот, они чуть не померли. Хотя… Кащей вдруг осознал, что, несмотря на все панические неудобства от любопытных студентов, он все равно будет носиться по границе миров и вытаскивать их из неприятностей. Они несут в себе зерно нового мира, причем для всех сразу. Может быть, не сейчас, потом, спустя годы, эти люди сделают нечто принципиально новое – то, чего еще не было в мире. И тогда реальность изменится, заскрипит Великое Колесо и продвинется еще на шажок к заветной цели для всех живых, мертвых и промежуточных состояний ума… Впрочем, пока об этом рано.

Отныне ему надо быстрее двигаться, а для этого нужны сандалии Гермеса. Придется ехать к старому пройдохе, пить амфорами вино и говорить о подобиях.

Кащей вздохнул и ускорился, ввинчиваясь на виражах в фиолетово-лиловую структуру нечто.