Смерть императора

– Да что ты говоришь такое! – возмутился вигил. – Всех рабов, у кого не осталось хозяев, собирают на рабском рынке и запирают в клетках или в эргастуле. Мы каждый день обходим улицы, а по ночам непременно патрулируем отрядами по восемь, мне вон в третью стражу сегодня в обход идти. Шайки в самом деле прячутся в развалинах, но это в основном свободные – просто так мы не можем их задержать. Если находим кого – люди говорят, что устроились в развалинах на ночлег. Три дня назад мы поймали пятерых уродов – они затащили в развалины девочку, изнасиловали и задушили, когда увидели наш патруль. Труп они спрятали в мусоре, да только Тит всегда теперь водит с собой пса, и тот живо отыскал тело. Четверых отправили на каменоломни, а пятого приговорили к распятию, потому как тот был беглым рабом.

– Вот видишь – раб! – тут же уцепилась за его проговорку женщина. – Я же говорила – раб! Всех их надо распинать!

– Мой хозяин в городе… – завопил вдруг здоровяк – возможность быть распятым ему явно не понравилась. Да и шанс очутиться на рабском рынке в эти дни тоже не радовал – таких как он крепышей тут же отправляли ворочать камни, расчищая город, на самые опасные и грязные работы, где люди калечились или погибали ежедневно. – Хозяин все подтвердит! Сразу непременно подтвердит, – теперь здоровяк смотрел на Приска и вигила почти умоляюще.

Первым желанием было – немедленно спешить к дому Амаста, схватить мерзавца и… Но у того в доме наверняка полно преданной челяди, и в одиночку трибун ни за что не сможет его захватить.

– Где живет твой хозяин? – спросил трибун у Пана.

– Через три улицы отсюда – дом у столетнего кипариса.

– У тебя есть клетка, чтобы этого парня запереть? – Этот вопрос был уже адресован вигилу.

– А то! И не одна.

– Отлично. Запри его на час. У меня срочное дело в двух кварталах отсюда. А когда я вернусь, мы проверим – правду ли говорит этот тип. И кстати… – Приск сорвал с пояса здоровяка кожаный мешочек. – Что тебе передал этот бродяга?

– Не смей! – прорычал Пан. – Это вещь господина.

– Да? – Приск развязал тесемки и извлек из мешочка маленький стеклянный флакончик. Горло было плотно заткнуто и еще обмазано каким-то твердым составом. – Мне почему-то кажется, что в этом флаконе – не духи.

«А если уж быть точным – яд… Только вот кого собирался отравить Амаст?» – вслух этого Приск не сказал. Да и вряд ли Пан знал на этот вопрос ответ.

Раба поместили в клетку и заперли. После чего Приск зашагал к месту раскопок. Итак, надо спешить. Не исключено, что Амаст, заметив, что Пан не вернулся с тайной встречи, начнет тревожиться. Да что там – тревожиться! Попросту сбежит. Первым делом: направить три контубернии – это как минимум – к дому Амаста. А затем вернуться и вместе вигилом отвести Пана к хозяину. Вот там и посмотрим – тот ли это самый Амаст или какой другой.

– А мне что делать? – послышался женский голос сзади. Как ни странно, в голосе звучали требовательные нотки.

Приск обернулся. Матрона шагала за ним и не отставала.

– Послушай, как зовут тебя?

– Флавия…

– У тебя кто-нибудь остался в городе?

Она замотала головой:

– Никого. Муж погиб. Брат, мама… – Она на мгновение стиснула зубы, переборола подступивший к горлу комок. – Никого…

– Послушай, Флавия… Я – военный трибун, занимаюсь раскопками в городе… Наступит весна – уйду с армией в Парфию. Я ничего не могу для тебя сделать. Тебе лучше остаться на площади. Может, встретишь кого из родни…

– Я знаю, да… там надо быть… – Женщина усмехнулась. – Но за мной никто не придет. Мертвецы не возвращаются, трибун.

«Быть может, Аррия вот так же просит о помощи, и ей все отказывают…» – подумал Приск.

– Знаешь что… я сейчас отведу тебя к месту работ, побудешь там до заката, а вечером пойдешь со мной. Договорились?

Женщина вместо ответа схватила руку Приска и поднесла к губам.

– Да перестань. Я еще ничего для тебя не сделал.

Приск не знал точно, зачем он так поступает, – вокруг было полно несчастных, которым требовалась помощь куда больше, нежели Флавии, – изувеченные падением камней и деревьев, взрослые и дети, они порой лежали, умирая, на мостовой. По утрам солдаты раздавали им сухари – из легионных запасов, – чтобы горожане, лишившиеся всего, не умерли с голоду. Но все равно люди умирали – и вновь повозки везли свою страшную кладь по расчищенным улицам прочь из города. Приск видел – и не однажды – как прямо на улице легионный медик отпиливал несчастному горожанину раздробленную конечность. И если солдат обычно переносил муку стоически, то привыкший к наслаждениям антиохиец орал как резаный, если, разумеется, боги не посылали ему в своей милости беспамятство.

И все же чем-то эта женщина тронула его сердце… Быть может, тем, что несмотря на потери держалась твердо, как триарий^[15], когда сражение уже почти проиграно, и последняя шеренга вступает в бой.

* * *

К приходу Приска солдаты расчистили уже почти весь атрий, обнажив на полу прекрасные мозаики с богиней Дианой-охотницей в центре. По углам атрия на мозаичной картине среди зарослей прыгали мохнатые олени и длинноухие зайцы, там и сям выглядывали из кустов кабаны и леопарды, тигры и антилопы. Да и стены – судя по всему – украшали в основном пейзажи – сады, скалы, тонущие в голубой дымке горы. Денежный сундук в центре стоял на куске мрамора, будто на белой скале. С него уже сняли бронзовые скобы, крепившие хозяйскую казну к полу, и шестеро солдат готовились волочить его из атрия.

– Так это дом Александра и Береники! – воскликнула Флавия, когда Приск привел ее к развалинам, на которых трудились три его центурии.

– Вернее, то, что от него осталось, – уточнил трибун. – Надеюсь, хозяева живы – тел мы под камнями пока не нашли – только труп привратника.

– Разумеется, живы, – отозвалась Флавия. – Александр с Береникой были у себя на вилле в тот день, когда случилось землетрясение. Я видела их у фонтана с тремя дельфинами – они приходили к стене кого-то искать. – Женщина покачала головой, брови ее сошлись на переносице. – Я умоляла… долго… их вилла почти не пострадала… и я… я ведь только просила взять меня с собой… пока не найду кого-нибудь из родни… Береника сначала согласилась… Но потом Александр накричал на нее, и она отказала… сунула мне в ладонь пару монет и ушла… Они бросили меня на улице… Как ветошь… как…

Женщина наконец не выдержала и разрыдалась. Злыми слезами последней, переполнившей чашу терпения обиды.

– А ты знаешь, где находится их вилла?

Флавия кивнула.

– И дорогу сможешь показать?

Снова кивок.

Ну что ж, у несчастной вдовы есть шанс отплатить за пренебрежение. Причем многократно. Вернуть удар – что может быть слаще?

– Сабазий! – позвал Приск раба.

Но раб и в этот раз не пожелал откликнуться – то ли уснул где-то среди развалин, то ли самовольно отправился на виллу Филона. Уже дважды Приск ловил его за подобными отлучками. Раньше его исполнительность просто поражала. А теперь он сделался безалаберен, лодырничал и при первой возможности исчезал из поля зрения хозяйского ока. Похоже, парень нуждается в хорошей порке. Хотя – с другой стороны – быть может – каждодневное созерцание трупов в самом деле выбило парня из колеи. Но сегодня вечером он точно получит – потому как исчез, когда в нем была нужда.

– Децим Проб! – окликнул Приск одного из легионеров. Тот живо подскочил, стукнул кулаком себя в грудь. Приск поднял руку в ответ.

– Вот что, воин… Немедленно отведи эту женщину к Афранию.

Женщина вроде как прекратила рыдания, но продолжала всхлипывать.

– Послушай, сейчас мой легионер проводит тебя к центуриону Афранию Декстру. Расскажешь про Беренику и Александра все, что мне говорила. Ты поняла?

– Разве я глупа? – усмехнулась Флавия, отирая слезы.

– Потом, Децим, отвези домну на виллу Филона. Там тебя, милая, встретят как дорогую гостью.

Женщина недоверчиво приподняла бровь.

– Филон всех так встречает, – слукавил Приск.

И на всякий случай написал письмо механику с просьбой принять женщину и разместить как приличествует знатной даме.

Работы на развалинах тем временем продолжались.

– Без меня сундук не открывать, – приказал Приск центуриону Фалькону. – Все найденное отправить на виллу Филона под охраной. Я сейчас же… забираю три контуберния для одного срочного дела. Знаешь дом у столетнего кипариса?

– Как не знать! Там напротив такой лупанарий, такие цыпочки!.. – Центурион причмокнул. Был Фалькон годами старше Приска (но старше ненамного), широкоплечий, полноватый, в новеньких доспехах – старые наверняка пришлось продать – потому как не сходились на раздобревшей фигуре.

– Теперь вряд ли… – хмыкнул трибун.

– Не-е, говорят, девочки все спаслись и по-прежнему принимают посетителей, – не согласился центурион.

Сирийские легионы – это сирийские легионы – служба в них зачастую проходит в лупанариях, тавернах да винных лавках, недаром центурион так располнел.

Приск усмехнулся: хороший солдат всегда отыщет жрачку и девок – так что центурион наверняка прав.

– Отлично… Пошлешь туда три контуберния – но не в лупанарий… – уточнил трибун, – а к дому со столетним кипарисом. Прикажешь стоять поблизости – не на виду. Как раз возле лупанария всем и тереться. Чтобы со стороны казалось, будто парни решили порезвиться и устанавливают очередь…

– А они могут?… Ну в лупанарий…

– Когда я отпущу. И пусть прихватят с собой ручного «барана».

Речь, разумеется, шла не о настоящем таране, что разбивает городские ворота, а о толстом бревне с бронзовой башкой-«бараном». Им легионеры высаживали двери, которые заклинило после землетрясения.

– И да… пусть возьмут с собой лестницу.

– Э… да у нас настоящий штурм! – воскликнул центурион почти с радостью.

Видимо, решил, что это будет весело.

* * *

Пан топал домой в приподнятом настроении – то ли он не боялся хозяина, то ли домашняя трепка была для него делом привычным.

Дом рядом с кипарисом оказался ничуть не поврежденным землетрясением – как и сам кипарис. Только зелень огромного дерева припорошило известковой пылью, отчего великан казался поседевшим. Этот район пострадал меньше других – даже фонтан на перекрестке функционировал, и, выстроившись в очередь, горожане набирали в кувшины воду.

Дом, о котором говорил Пан, напоминал крепость. В Антиохии любят дома с множеством окон, их украшают колонками и фронтончиками. А тут на улицу не выходило ни единого окна, а массивная дверь была плотно заперта, как будто никто в этом доме не жил.

– Будем стучать? – спросил оробевший вигил, оглядываясь по сторонам, – даже он почуял подвох.

– Погоди!

Приск оглянулся – его легионеры уже толклись возле дверей лупанария, перебрасываясь шуточками. Однако прибыли они – как и приказал Приск – с оружием и прихватили с собой «барана». Приск подал им знак, вояки враз построились, бегом пересекли площадь, два контуберния встали у входной двери, а третья восьмерка побежала за угол – у дома мог быть выход на соседнюю улицу, и там стоило перехватывать слишком резвых обитателей.

– А вот теперь можно и постучать, – сказал трибун.

Но не успел.

На крыше дома мелькнула тень, вниз сорвалась черепица. И, прежде чем кто-то сообразил, в чем дело, или что-то разглядел, трибун заорал «Щиты!», толкнул ничего не соображавшего вигила к стене и сам ринулся вплотную к кладке.

Пан в растерянности остался там, где стоял. Потом, связанный, неловко прыгнул в сторону.

Замешкайся Приск – два дротика ударили бы его в грудь – а так один просвистел мимо, а второй – чиркнул по шлему. Вдобавок кто-то сверху – не разобрав что к чему – пронзил Пана дротиком насквозь. А может – наоборот – разобрал. Хотя Пана пробило насквозь, умер он не сразу – а еще скреб древко, пытаясь вырвать его из груди, и на губах его пузырилась красная пена.

– Чтоб им заболеть! – пробормотал вигил, невольно приседая. Приск ухватил его за ворот туники и удержал на ногах.

На счастье, легионеры показали отличную выучку, среагировали мгновенно, успели прикрыться щитами от посыпавшихся сверху снарядов. Судя по крику – одного все же задело – в руку или ногу. Там, наверху, ведущих обстрел было не меньше десятка, и эти десять умели вести заградительный огонь.

– Черепаха! – крикнул Приск. – Таран!

Получалось в самом деле что-то вроде штурма крепости. Ну опыта в подобных делах Приску не занимать – Дакия его научила, как брать неприступные твердыни.

Два контуберния мгновенно перестроились и, прикрываясь щитами, подошли к двери. Тут передняя часть черепахи раскрылась, и «баран» яростно боднул дубовую дверь. От первого удара она треснула, а от второго – вылетела внутрь горой обломков и щепок.

За дверью никого не было. Легионеры ринулись внутрь.

Раздался визг – женский…

Трибун рванулся следом за своими легионерами.

– Мне нужен Амаст! – крикнул Приск, хватая за тунику какого-то паренька в атрии, что пытался укрыться в углу и слиться со стеной.

– Он в триклинии… – У раба от ужаса прыгали губы.

Легионеры тем временем уже успели по лестнице взбежать на крышу – и там рубили тех, кто осмелился встретить градом дротиков римских солдат в римском городе. У людей Амаста имелись при себе мечи, но не было ни щитов, ни шлемов, ни доспехов. А значит – и не было шанса уцелеть. Бой был короткий и кровавый. Трое упали наружу – остальные тела – в перистиль, ломая туи и рододендроны.

Приск, держа пойманного раба за шкирку, вместе с тремя легионерами ворвался в триклиний. Стол был уже накрыт, на столе – целый кабан с румяной поджаристой корочкой, порезанный на куски, налитое в серебряные кубки разбавленное вино – но ни хозяина, ни гостей за столом. Лишь оброненный венок да снятые сандалии… Судя по всему, Амаст и его дружки успели удрать. Опять! О, боги, чтоб у них на пути оказался вход в Аид!

– Есть другой выход? – Приск встряхнул раба, которого приволок с собой, как куль с мукой.

– У кухни… – махнул рукой парнишка.

Приск отшвырнул мелкого и ринулся в указанном направлении. Но лишь столкнулся со своими же легионерами – третий контуберний успел взломать заднюю дверь.

– Видели кого-нибудь? – Происходящее походило на колдовство.

– Один парень кинулся на нас с мечом, но мы его зарубили, – отрапортовал Канес.

К ногам трибуна швырнули труп какого-то смуглого долговязого типа – никогда прежде Приск его не видел. Одно можно сказать – у мертвого были густые курчавые волосы и длинные одежды с вышивкой – такие Приск видел прежде в Хатре.

– Обыскать тут все! – приказал трибун уже без всякой надежды.

Судя по всему, под домом имелся потайной ход, и хозяин по нему ускользнул. Как тогда, когда люди Адриана явились освобождать самого Приска из лап Амаста.

– Каждый уголок… все что найдете – письма, ценности – все несите в атрий, – отдавал распоряжения Приск. – Туда же сгоните всех рабов.

Тут он только сообразил, что Пан так и остался на улице.

– Вигил! Менений! – заорал Приск в ярости, злясь прежде всего на самого себя. – Искать подземный ход!

Мальчишка-вигил быстро сообразил, что самое безопасное место во время штурма – за спиной Приска, и все время именно там и держался, не отставая ни на шаг. И сейчас он стоял позади.

– Сейчас поищу… – пообещал Менений.

Но Приск подозревал, что искать бесполезно, – даже если ход найдется, Амаст и его дружки давно ускользнули – с первым ударом в дверь, оставив рабов драться с легионерами и погибать.

– А этот дом… он что, как вражеский город… все же «баран» коснулся ворот, – спросил Канес. – Так что мы можем его грабить?

– Это дом в римском городе, – напомнил Приск. – Не трогать ничего! – Он поглядел на стол, на кабанчика, от которого шел такой соблазнительный запах. – А вот перекусить и выпить – дозволяю – все равно хозяева отказались от пиршества.

– Обожаю поросятину… – ухмыльнулся Канес.

– Но сначала всех согнать в атрий. Мужчин связать. Женщин – и свободных, и рабынь – на кухню. А уж потом – кабанчик и вино.

Тем временем Менений вернулся. Вид у него был понурый.

– Ну что, отыскал ход?

Менений кивнул.

– Отыскал. Но там заперто изнутри, твои легионеры ломают.

– Тогда вот что. Немедленно отнесешь записку Зосиму, вольноотпущеннику наместника Адриана. Если кликнут к наместнику, на словах ничего не говори – можешь получить по шее. Атак – пока Адриан читает, пока вызнает у Зосима, кто принес и откуда, – наместник успеет вскипеть и остыть. Глядишь, и не убьет.

– Ты шутишь? – пробормотал Менений.

– Даже не знаю.

Передав парню запечатанные таблички, Приск отправился в триклиний – сегодня с самого утра он ничего не ел, и запах жареного поросенка энергично об этом напомнил.

– Трибун, надо бы отпустить людей с раскопок, а то они не жрамши с полудня, а скоро начнет смеркаться, – напомнил центурион. Он успел уже снять свои доспехи и теперь возлежал на месте хозяина, обгладывая поросячьи ребрышки. Пальцы Фалькона лоснились, по подбородку стекало вино. Если дело пойдет так дальше, центуриону вскоре придется заказывать новые доспехи.

Трибун, правда, сильно сомневался, что в отсутствие начальства его легионеры не позволили себе передохнуть и перекусить, вскипятив на костерке воды, разбавить вино.

– Просто так отпустить нельзя! – покачал головой Приск, вспомнив о найденном оружии и о том, что Афраний приказал отправить все находки на виллу Филона. – Нам пора возвращаться.

– Трибун! – В голосе Фалькона послышалась неприкрытая обида. – И мы позволим пропасть этому замечательному поросенку? Да это же просто преступление, за которое я бы налагал штраф и…

– Оставайтесь! – милостиво разрешил Приск. – Только смотри, чтоб из пленных никто не исчез.

Трибун приказал выставить в доме Амаста караулы на всю ночь, а сам направился назад – на раскопки. И потом уже – отдыхать на виллу Филона.

Глава II
Антиохия в руинах (продолжение)

Однако самому Приску вернуться на виллу Филона не удалось. Едва вышел он из дома Амаста, как нос к носу столкнулся с Децимом.

– Слава богам… насилу тебя отыскал, трибун… – выпалил легионер. Вид у него был явно запыхавшийся. – Центурион фрументариев Афраний Декстр передает тебе, чтобы срочно-срочно скакал на виллу Александра.

– Скакал? На чем? На тебе? Я сегодня коня не брал.

– Да вон присланы! – махнул рукой легионер. – И с ними провожатые. Срочно!

Провожатых было четверо. Кони рослые, ребята крепкие – из центурии фрументариев, не иначе. У них у всех лица особые. Как будто они в любой момент тебя каленым железом готовы прижечь. Но почему-то пока не прижигают и этим фактом раздосадованы.

– Я сам же про эту виллу и прознал, – кажется, в этот миг трибун пожалел о своей настойчивости. – Далеко хоть ехать?

– Да не меньше часа – так сказали.

Приск ожесточенно мотнул головой – после заката таскаться по окрестностям было более чем небезопасно – даже с охраной. Но не это его разозлило. Он не девица, чтоб бояться. А вот передохнуть опять не придется – это и вызвало досаду.

Пока ехали по улицам Антиохии к воротам, Приск в очередной раз отметил, как быстро город возрождается. Где-то под сводом полуразрушенного дома теплился масляный светильник. Прямо на мостовой выставлен был стол, разложены хлеб, сыр, стояли бокалы с вином. Люди сидела на досках, положенных на обломки колонны. Тут же висела плетеная люлька на каком-то крюке, что вбит был в обломок стены. В другом месте, разведя огонь в сложенном из булыжников и обломков гранитной колонны очаге, старик готовил кашу в медном котле. Двое мальчишек сидели рядом с очагом на корточках, ожидая, когда подоспеет нехитрый обед. Торговец, перекинув через плечо бурдюки с вином, шагал от дома к дому, громко выкрикивая:

– Хиосское, наилучшее хиосское!

– Эй, парень, дай-ка попробовать! – потребовал Приск. – Если вино хорошее, куплю весь бурдюк.

– Вино отличное! – заверил торговец. Рожа у него была хитрая – глаза – щелочки, одного уха не хватало. Такой и мочу может продать, не моргнув.

Протянул конному с некоторой опаской – схватит вояка бурдюк, да и умчится. Но трибун сделал большой глоток, одобрительно кивнул и спросил:

– Сколько…

– Десять денариев… – набрался наглости парень.

– Сколько? – пророкотала отдаленным громом угроза в голосе.

– Пять… – сбавил цену пройдоха.

– Два… и то потому, что вино отличное, – сказал Приск.

– Только ради твоей славы, трибун, – вздохнул торговец. – Твоей и Рима, – льстиво добавил, ловя монету.

Приск не видел, как парень, воровато оглянувшись, шмыгнул в щель между развалинами. Здесь был лаз в подвал под разрушенным домом. Внизу рядами стояли огромные амфоры, ничуть не пострадавшие во время землетрясения (разве что две или три раскололись, и теперь в подвале пахло хиосским – по запаху парень и нашел чужое сокровище).

Первым делом торговец спрятал полученные деньги под камнем, потом сцедил из амфоры вино в два бурдюка, плотно заткнул их пробками и выбрался назад – в полумрак ночных улиц. Если дело так пойдет и дальше, к лету он сделается богачом. Парень уже прикидывал, где можно будет купить дом – пока небольшой, без собственных бань, но непременно с перистилем…

Но не сбудутся его надежды. Меж развалин притаились двое, закутанные в серые плащи. Следили за тем, как удаляется, напевая под нос песенку, торговец… Вход в подвал они уже заметили.

* * *

Вилла Александра занимала огромную террасу на склоне горы Силпий. Облицованная белым мрамором, она матово светилась в лунном свете. Черные кипарисы в два ряда выстроились вдоль дороги, конвоируя путников к воротам.

Здесь Приска и его спутников ожидали караульные.

Сопровождавший трибуна фрументарий назвал пароль, и их беспрепятственно пропустили внутрь.

«Как в военном лагере», – отметил про себя хорошую организацию охраны Приск.

Афраний расположился в таблинии хозяина – в удобной плетеной кафедре^[16]. Напротив него стоял высокий дородный мужчина лет сорока с мясистым носом и короткой курчавой бородой – несомненно, Александр. Приск сразу узнал его – на фреске художник очень точно передал облик хозяина дома. По обеим сторонам от хозяина застыли двое фрументариев. Морды у них были самые зверские. Те, что сопровождали трибуна, просто зайчики по сравнению с этими. И где Афраний Декстр их только отыскал? Приск сразу вспомнил старого своего товарища Молчуна, который тоже одно время служил под началом Декстра. Нет, в Молчуне не было и десятой доли звериности этой парочки палачей.

Сейчас хозяин дома выглядел помятым – в прямом смысле слова – то ли оказал сопротивление фрументариям, то ли те дали волю кулакам по приказу своего центуриона.

– А, наконец-то! – со смехом воскликнул Афраний, когда трибун вошел. – Ты молодец, Приск. Выследил бунтовщика за один день! Ну и прыть…

– Где женщина? – спросил Приск.

– Береника в малом триклинии – я велел собрать там всех, кроме свободных мужчин, – отозвался Афраний. – А она красавица – я таких никогда прежде не видел, изумруд среди крашеного хрусталя.

– Я имею в виду Флавию, – уточнил Приск, понизив голос, – ему не хотелось, чтобы Александр узнал, кому обязан «счастьем» видеть всех этих людей на своей вилле.

– А, та замарашка? Я отослал ее в лупанарий…

– Что?

– Шутка… шутка… а ты и поверил? Я отправил ее на виллу к Филону – чтоб ее помыли там и накормили. Замарашка нам очень помогла. – Афраний повернулся к хозяину и повысил голос: – А этот дурак, вообрази, увидев, что вилла окружена моими людьми, решил вместе с женушкой пробиваться с боем. Пришлось скрутить его да надавать тумаков. Они, судя по всему, собирались утром дать деру – но мой визит смешал их планы.

– Наверняка кто-то шепнул, что легионеры начали разбирать завалы в их доме, – вот хозяин и кинулся в бега, – предположил трибун.

– Это точно. Только вопрос – куда наш Юлий Александр решил драпать и к кому… – Афраний вновь рассмеялся. Настроение у него было преотличнейшее.

– Неужели хозяин не говорит? – Приск тоже выбрал шутливый тон, решив подыграть центуриону фрументариев.

– Нет, конечно… Я бы мог позвать кого-нибудь из своих умельцев… но не думаю, что это необходимо. У меня здесь две сотни крепких ребят, которым надо немного развлечься. А женщин в доме немного. К тому же три или четыре древние старухи, еще пара сопливых девчонок, так что нормальных самок в соку – не более десяти. Я думаю – пусть начнут с Береники…

Пока Афраний говорил – вот так же легко, весело, предвкушая забаву, Александр багровел, наливался черной кровью. Если бы не веревки, что связывали ему руки, и не два молодца, что крепко держали его за плечи, он бы кинулся на Афрания и вцепился тому в глотку – зубами.

– Она в самом деле так хороша, как на фреске? – ухмыльнулся Приск. – Тогда я первый…

Арестованный завыл – дико, по-звериному, и вдруг повалился на колени – охранники не препятствовали.

– Постой! – Трибун поднял руку. – Кажется, этот парень хочет нам что-то сказать. Если я правильно понял, конечно…

– Что тебе надо? – прорычал пленник.

– Мне? Твоя красотка жена, – отозвался Приск.

– А мне – хочется узнать, для кого ты собирал это оружие, что нашлось у тебя в доме, – уточнил Афраний. – Но жена твоя мне тоже нравится…

– Я скажу… Я все-все скажу… только не трогай ее.

– Слушаю, говори, – кивнул Афраний и улыбнулся – сама доброжелательность. – Ты же любишь свою Беренику, я вижу…

– Андрей из Александрии велел мне собрать оружие и ждать условного письма.

– Андрей из Александрии… – повторил Афраний. – Твой друг, надо полагать, иудей, как и ты?

– Я – римский гражданин! – прорычал Александр. – И то, что ты творишь…

– Я творю? – вдруг взвился Афраний. Голос его зазвенел металлом. – Это ты – бунтовщик. Ты копишь оружие. В твоем доме полно тайных писем на арамейском. Что ты замыслил вместе с этим Андреем из Александрии?

– Я не знаю… – как-то разом сникнув, отозвался Александр. – Точно ничего не знаю… Андрей велел собрать оружие и ждать. Это все…

– Совсем ничего? Так уж совсем ничего? – опять вернувшись к мягкому тону, поинтересовался Афраний. – Неужели ты не спросил, сколько оружия должен приготовить?

– Спросил… и получил ответ.

– А зачем оружие – не спросил?

– Нет… – Александр яростно замотал головой, зажмурив глаза. – Он был у меня в гостях только два раза. Поверь… Один раз – когда велел собирать оружие. А во второй раз – привез гостя из Селевкии на Тигре для встречи с кем-то из декурионов Антиохии.

– Гость из Селевкии… – Афраний на миг задумался. – И как звали этого гостя?

– Амиисах… – отозвался пленник.

– Странное имя… никогда такого не слышал.

– Мне тоже оно показалось странным… Да и сам гость был необычным – старик в тяжелых дорогих одеждах… Но… я… услышал, как однажды Андрей назвал гостя совсем иначе. – Александр замолчал. Чувствовал, что подходит к черте, из-за которой не вернуться, за нею он в мгновение ока станет предателем своих.

– И как же его назвали? Ну! – рявкнул Афраний.

– Пакор.

Афраний никак не отреагировал на прозвучавшее имя и продолжил допрос:

– И больше ты ничего не знаешь?

– Клянусь, ничего, центурион…

– Ну… ладно… – Афраний задумался – или, скорее, изобразил задумчивость. – В кладовую нашего Александра. Стеречь, глаз не спускать. Удерет – лишитесь головы…

Когда пленника увели, а вернее, выволокли, Афраний повернулся к Приску:

– Ты понял – Пакор!

– Царь Парфии? Тот самый, что хотел заключить союз с Децебалом? Дакийский царь еще отослал к нему этого пекаря Каллидрома.

– Бывший царь… – уточнил Афраний. – Сколько ему уже лет? Семьдесят? Восемьдесят? Мне доносили, что он укрывается в Селевкии – в той, что на Тигре, разумеется. А вот что получается… Он под носом у римского наместника приезжает в Антиохию к одному из членов городского совета, чтобы перетянуть на свою сторону самый богатый город восточных провинций, – это же уму непостижимо. Надеюсь, этого парня из совета раздавило в его собственном доме собственной колонной. Иначе я сдеру с него шкуру живьем.

– Есть какие-то планы?

– Ну я еще не решил. А кстати, эта Береника – просто красавица. – Центурион причмокнул. – Не хочешь поразвлечься?

– Афраний, этот человек рассказал нам все, что знал…

– Все ли?

– Не надо трогать его жену. – Приск чуть добавил металла в голосе.

По чину он был выше Афрания, хотя особый статус фрументария давал тому не меньшую, чем трибуну, власть. – Ты обещал.

– Ну, как знаешь…

– Разве мало в Антиохии доступных женщин?

– А я люблю недоступных. Но ты прав, если мы хотим, чтобы парень нам помогал и дальше, пусть жена его спит в эту ночь одна.

– Вот-вот… А как на вилле с баней? Наверняка есть, и наверняка шикарная. Если, конечно, во время землетрясения не обрушилась.

– С баней все нормально, – отозвался Афраний. – Одно только плохо – она не топлена. Хозяева собирались бежать – им было не до бани. А мыться зимой в нетопленой бане даже здесь, в Сирии, – не самое большое удовольствие.

– Пусть нет тепла – вода хотя бы чистая? А то я на разборе завалов вечно так извожусь, что, не помывшись, ложиться в кровать не могу…

– Так спи на полу, – небрежно бросил Афраний.

– Предпочитаю кровать. Так что пойду, окунусь.

Приск взял фонарь^[17], кликнул раба, потребовал принести ему простыни и направился в термы. Располагались бани чуть в стороне, и, чтобы до них добраться, надобно было миновать часть сада с круглой беседкой, увитой виноградом. Когда Приск проходил мимо, ему показалось – там кто-то прятался – скорее всего, кто-то из рабов. Трибун лишь отметил соглядатая, не кинулся выяснять – кто. Обычное дело: во время неразберихи пара-тройка невольников пытается сбежать. Пусть бежит – если охота украсить свой лоб оттиском каленого железа с буквой «F».

Бани были очень недурны – просторные – и, как показалось Прииску, – хранили еще вчерашнее тепло.

Хотя – скорее всего – это было тепло солнечного дня – через застекленный купол кальдария с рассвета до заката сверху лился поток света. Приск тронул воду в бассейне – вполне сносная для воина, что прослужил не один год в Дакии и маршировал по Дакийским Альпам по морозу. Трибун решил раздеться тут же у бассейна – зачем ему раздевальня? Он просто сложит одежду на полу… А вот раб – натереться маслом – не помешал бы. Уже обмазавшись маслом, трибун запоздало сообразил, что зря это сделал, – в холодной бане масло трудно снимать скребком. Обругав про себя хозяев, Приск полез в бассейн окунуться и…

Он погрузился в воду, и тут же на него обрушился кто-то сверху, обхватил за шею, придавил лицом вниз – ко дну. Бассейн был мелок – в таком не утонуть. Но, если тебе не дают дышать, ты можешь захлебнуться в тазике с водой. Однако мелкота бассейна спасла трибуна. Он уперся правой рукой и коленями в дно, а левой ухватил за волосы оседлавшего его человека. В следующий миг он сдернул его с себя и в свою очередь придавил ко дну, сдавливая горло… Но парень тоже оказался не промах – и выскользнул… Они выпрыгнули из воды, как два дельфина, и уже в воздухе сцепились – каждый искал горло другого. Приск упал на спину, нападавший прыгнул на него – но не сумел придавать к полу – Приск ударил ногами. Борцовский прием был парню скорее всего незнаком. Нападавший рухнул в бассейн. Приск нырнул следом – и опять руки соперников сошлись на шее друг друга. Повезло больше Приску – руки раба соскользнули с натертой маслом шеи. А вот трибун вцепился в горло противника, крепкие пальцы нащупали кадык…