Читать книгу: «Тяготы домохозяйства», страница 2

Глава 4

Кое-как выхватив Пусю из цепких рук мужа, Катя на ходу устроила семейный совет.

– Я ее сейчас уволю, прямо сейчас! Не смейте меня останавливать! ― верещала девушка, поднимаясь по ступенькам задней террасы, которая, к слову, больше не скрипела: Набекрень между делом притянула отошедшие доски саморезами и прошлась по дереву свежим слоем масла.

– Думаю, что после разворота в доме творится бардак, наверняка вся техника и посуда вдребезги, она нам еще должна останется! ― поддерживал идущий сзади Паша. ― Я найму юристов!

К великому разочарованию хозяев все осталось на своих местах, даже солонка на столе по-прежнему стояла вертикально, не потеряв ни одной крупинки соли.

– Плевать! Все равно уволю! ― не унималась Катя.

В дом легким летним ветерком влетела Набекрень. Она, точно ниндзя, бесшумно бежала, неся в обеих руках наполненные до краев ведра с водой. Буквально взлетев на второй этаж, она не уронила ни капли, словно сдавала древний воинский экзамен, и вышла через окно второго этажа, чтобы не попасться семейству с пустыми ведрами ― Ольга Прокофьевна была суеверна. Катя попыталась ей что-то крикнуть вдогонку, но не успела.

Пока хозяйка поднималась по узкой лестнице на второй этаж, Набекрень пробежала мимо нее еще дважды, даже не задев. Катя снова пыталась ее окрикнуть и снова не успела.

Когда девушка зашла в ванную, она удивилась и смутилась одновременно. Вся комната была уставлена горящими свечами, в ванну со всех сторон, точно удочки, были опущены десятки погружных кипятильников, а косы проводов уходили в приоткрытое окно.

Наконец Набекрень вылила последнее ведро воды и остановила свой ход.

– Что это такое?! ― указала Катя на кипятильники и свечи.

– Электричество подключат только с утра. Я попросила у соседей немного взаймы, ― указала она на кипятильники.

– У меня к вам серьезный разговор! ― прорычала Катя.

– Прошу, ― Набекрень в этот момент была сама любезность. ― Сначала вам стоит принять ванну, я должна закончить назначенные вами с утра поручения. А позже дадите новые.

Катя хотела возразить, но сама не заметила, как Ольга Прокофьевна погрузила ее в горячую воду, которая была нагрета соседским электричеством.

Набекрень достала из кармана бутылочку бальзама и налила Кате в наперсток. Девушка хотела отказаться, но от запаха трав начала выделяться слюна, и она отпила. Еще сто грамм алтайской смеси было вылито в ванну.

– Универсальное средство. Расслабляет тело и дух, а заодно пробивает засоры, ― пояснила Набекрень.

Паша и Платон все это время стояли на кухне и молча, точно загипнотизированные, смотрели на подогревающийся ужин.

Через полчаса вниз спустилась Катя. Она выглядела отдохнувшей и спокойной, как плывущий по реке воин, что проиграл войну, но обрел дзен. Вся кухня точно так же сияла свечами, а на столе стояла ваза с розами.

– Откуда цветы? ― удивилась Катя.

– Павел вам купил, ― ответила Набекрень и сурово взглянула на Павла.

– Да-да, ― неуклюже подыграл хозяин, – это тебе, дорогая.

Ольга Прокофьевна открыла шампанское, которое было куплено в честь ее увольнения, и разлила по бокалам. Затем достала из чемодана аккордеон и, сев в темный угол, заиграла что-то из французской классики.

Увольнение было снова перенесено на завтра.

***

– Вот это да. Я никогда еще так не высыпалась, ― потянулась Катя в кровати. ― Похоже, что перестановка дома и правда была отличной идеей. Я чувствую себя очень хорошо. А ты? ― спросила она у мужа, который собирался на пробежку.

– Да, согласен. Я спал как убитый.

– Знаешь, я думаю, нам стоит ее оставить, ― сказала Катя.

– Возможно, ты права. Но я бы заключил с ней официальный договор. Укажем все наши требования и обязанности сторон ― на всякий случай.

С этими словами Паша покинул спальню и спустился вниз, где его ждал небольшой сюрприз в виде сына, который был одет по-спортивному.

– Куда-то собрался? ― спросил Паша у Платона.

– Да, ― ответила за мальчика Набекрень. ― Я тут подумала, что Платон совсем не занимается спортом. Мальчик слаб и неповоротлив ― и это при таком-то спортивном отце!

Паша как-то резко изменился в лице: сначала покраснел, затем позеленел, а потом сказал:

– Знаете, ему лучше начать с зарядки. Боюсь, что он за мной просто не успеет, да и дистанции немаленькие. Я же не первый год бегаю, маршрут постоянно увеличивается. Когда он выдохнется, мне придется вести его домой, а я должен пробежать весь круг.

– Ничего страшного, ― махнула рукой Набекрень. ― Я побегу с вами, а как только Платоша устанет, я его заберу домой.

– Но…

– Какие могут быть возражения? Вы же ― настоящий пример! Гордость сына! Вы его ориентир! ― сыпала похвалами Набекрень, и Паша был вынужден согласиться, тем более что сын выглядел заинтересованным.

Все трое вышли на улицу, где еще горели ночные фонари. Возле дома стояла машина такси, которая кого-то ждала. Паша почему-то посмотрел на нее с грустью, затем издал что-то вроде всхлипа и побежал. Сзади за ним бежал сын, а замыкала колонну Ольга Прокофьевна, которая проводила таксиста таким злобным взглядом, что тот сорвался с места с пробуксовкой и по дороге снес соседский мусорный бак.

Через пять минут сделали первый привал.

– Ну вы что, Павел! Я только-только набрала скорость! ― запротестовала Набекрень.

– Я… я… ― задыхался мужчина, уперев руки в колени, ― я за сына переживаю, он же… он… на ногах еле стоит, не успевает за мной! ― обливался по́том заботливый спортсмен.

Платон выглядел озадаченным: он чувствовал себя прекрасно, но с отцом спорить не стал.

– Не переживайте, можете уходить в отрыв, мы вас не будем задерживать, ― сказала Набекрень, которая в эту минуту делала разминку и выполняла бег с высоким подниманием бедра на месте.

Тронулись. Паша бежал, прихрамывая, словно больная лошадь. Пахло от него примерно так же. Платон держал дистанцию и выглядел пусть и подуставшим, но не сдавался. Набекрень перешла с бега на быстрый шаг и периодически зевала, причем так сильно, что люди в проезжающих мимо автобусах вместе с водителем хором повторяли за ней.

Еще через пять минут Платон с отцом поменялись лидерством, через три минуты Пашу уже скрывала могучая спина Ольги Прокофьевны. А спустя сто метров запланированный круг превратился в отрезок.

– Думаю, на сегодня хватит, ― простонал Паша, завалившись на скамейку и еле сдерживая рвотные позывы. ― Первый раз лучше не перегружаться… А то все желание бегать пропадет… Если уже не пропало… ― он с надеждой посмотрел на сына, но тот лишь помотал головой.

Назад шли пешком. Набекрень обсуждала с Платоном Жюля Верна и домашнее задание по математике, которое мальчик не понял, а Паша плелся сзади и разговаривал по телефону, объясняя кому-то, что утреннее совещание придется перенести на вечер.

***

За завтраком Катя предложила Ольге Прокофьевне сопровождать ее сегодня на встрече с поставщиками, на что та охотно согласилась, лишь попросив разрешение взять с собой крючок для вязания и несколько клубков.

Семейство разъехалось по своим делам.

Офис Кати находился на двадцать первом этаже бизнес-центра, его окна выходили на центральный проспект. Набекрень мыла стекла со стороны улицы в тот момент, когда Катя пригласила совет директоров и поставщика к себе в кабинет, чтобы сдвинуть с места то, что не сдвигалось уже несколько месяцев.

Завидев огромную женщину, безмятежно разгуливающую с ведрами по карнизу, мужчины запаниковали, но Катя попросила их не обращать внимания и говорить о делах, а сама подала Ольге Прокофьевне кружку кофе, которую та выпила снаружи, спокойно покуривая при этом и наслаждаясь видами города.

Начались переговоры. Юристы Кати давили на юристов поставщика, который пропустил все сроки.

В кабинете поднимался шум, внутри людских черепов поднималось давление, Ольга Прокофьевна снаружи подняла ручку закрытого окна и вошла внутрь. Наступила тишина. Ее нарушил поставщик. Он начал затяжную философскую речь, которую никто не должен был прерывать. Набекрень встала рядом с начальницей, достала крючок и начала вязать.

– Мы вам ничего не должны. Ваши проблемы ― это ваши проблемы. У нас сломалось оборудование, мы имеем полное право продлевать сроки поставок хоть на год. Прочтите договор, ― пафосно бухтел мужчина с модной бородкой, одетый в черный костюм.

Когда он закончил, Ольга Прокофьевна тоже закончила. Она продемонстрировала бывшему оратору и всем остальным элегантную петлю, собственноручно связанную из шерсти, а затем заботливо накинула одному из его юристов на шею, сказав, что может связать такие шарфики хоть всей их конторе.

В кабинете снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь симфонией кишечных спазмов, которые разом случились у всей бригады поставщика.

– Екатерина Валерьевна, разрешите мне взять выходной. Я бы хотела сходить на экскурсию на производство к вашему поставщику ― давно не выходила в люди. Заодно проверю оборудование.

Катя кивнула.

– В этом нет необходимости, ― дрожащим голосом произнес бородатый. ― Думаю, что в ближайший месяц все будет налажено.

Ольга Прокофьевна взяла со стола карандаш и заточила его в зубах, затем подошла к календарю и попросила назвать точную дату, чтобы запланировать на этот день выходной.

– В понедельник будет готово, ― ответил мужчина и спешно покинул офис вместе со всей командой.

В кабинете раздались бурные аплодисменты, а Набекрень попросила всех немедленно выйти вон и больше не топтаться здесь. Она вязала тряпки, собираясь отмыть кабинет, но перед этим вышла на карниз покурить.

Катя рассыпалась в благодарностях и обещала, что даст Ольге Прокофьевне выходной в любой день, когда та попросит. Весь офис был накормлен позитивом и обедом, который Набекрень принесла с собой в двух баулах. Но счастье длилось недолго. Через час после обеда позвонил директор школы, в которой учился Платон, и сказал, что мальчик участвовал в драке и ему грозит отчисление.

– Надо позвонить Паше! ― запаниковала Катя.

– Я разберусь, ― остановила ее Набекрень. ― Мальчику нужен настоящий мужской разговор.

Глава 5

Директор школы был человеком очень воспитанным и интеллигентным. Когда Ольга Прокофьевна пришла к нему в кабинет и предложила перед началом разговора чаю, он, естественно, согласился. Набекрень ловко выудила из рукава двухлитровый термос, из внутреннего кармана достала фарфоровые кружки и наполнила их душистым горячим напитком.

– Присаживайтесь, ― сказала Ольга Прокофьевна. Заложив руки за спину, она стала расхаживать по кабинету, то и дело поправляя пальцем неровно висящие картины, выставляя в одну линию кубки и подсыпая корм в клетку попугаю.

Директор от неожиданности присел на гостевой стул, а когда вспомнил о том, что нужно бы сесть в свое кресло, там уже сидела Ольга Прокофьевна и перекладывала его бумаги в алфавитном порядке.

– Слушаю вас, ― обратилась Набекрень к мужчине и отпила из кружки.

– Видите ли… Платон ― отстающий ученик. Он абсолютно нецелеустремленный, ленивый, безынициативный. Мы готовы терпеть лентяев и двоечников, но сегодня он стал участником драки! Даже хуже ― он ее начал!

– Ну вот, а вы говорите «безынициативный»!

Директор замялся, но потом продолжил:

– Нужно что-то решать!

– Согласна! ― сказала Набекрень и так грохнула ладонью по столу, что директор подскочил вместе со стулом.

– Видите ли… ― мямлил мужчина. ― Обычно мы решаем все дела с его отцом…

– А вы представьте, что его отец ― я. Двадцать третьего февраля мне дарят подарки чаще, чем Восьмого марта.

– Дело не в этом, ― ерзал на стуле директор. ― Обычно его отец оставлял для школы некоторое пожертвование, и мы с учителями закрывали глаза…

– Тогда я помогу вам их открыть.

– Что вы предлагаете?

– Мне нужно подумать…

– Хорошо, ― улыбнулся директор.

– В одиночестве, ― посмотрела на него исподлобья Набекрень.

– Ах да, прошу прощения, ― мужчина откланялся и вышел из кабинета.

Директор сидел в приемной рядом с секретарем около часа, пока не послышался храп, который вызвал тряску в шесть баллов по шкале Рихтера. После этого мужчина осмелился постучать в дверь своего кабинета. Через полчаса безуспешных попыток Ольга Прокофьевна проснулась и разрешила ему войти.

– Я сделаю пожертвование, ― сказала наконец Набекрень. На ее лбу отпечатался целый атлас, на котором она уснула.

– Прекрасно! ― расцвел директор и протянул ладонь.

Набекрень положила на нее связку книг ― коллекционное издание всех томов «Войны и мира», которое своим весом буквально пришпилило мужчину к полу.

– Остальную часть своей библиотеки я пришлю в течение недели. Пожертвование щедрое, но ради детей я готова пойти на любые жертвы.

С этими словами она вышла из кабинета и закрыла его на ключ, оставив ошеломленного директора внутри.

У самой лестницы Ольгу Прокофьевну догнал отец побитого ребенка.

– Еще раз ваш щенок тронет моего сына, я ему уши надеру! ― ткнул пальцем в грудь Набекрень высокий и плечистый папаша.

Идея с ушами понравилась женщине. Именно так, за ухо, она и тащила мужчину на четвертый этаж. А потом еще ходила по кабинетам, разыскивая школьного психолога, у которого собрались участники драки. Психолог, молодая выпускница педагогического университета, уже два часа при помощи проективной методики пыталась выяснить обстоятельства случившегося и найти корень проблемы.

Зайдя в кабинет, Ольга Прокофьевна молча вытащила из штанов армейский ремень с бляхой и, хлестнув им, точно хлыстом, расширила кабинет на тридцать сантиметров, сместив одну из перегородок. У всех присутствующих резко зачесался зад и прорезалась речь. Даже психолог и отец одноклассника Платона сознались в нескольких грехах.

Оказалось, что над Платоном одноклассники издевались только за то, что мальчик был нелюдим и молчалив. Он долго терпел, но сегодня была затронута тема родителей ― святая для любого ребенка. В ответ на оскорбление чести матери Платон выбил зуб обидчику книжкой Жюля Верна, которую теперь везде таскал с собой.

– Вот видите! Он дрался нечестно, бил Жюлем Верном! ― пропищал мужчина, чье ухо до сих пор было зажато между пальцами Набекрень.

– Скажите спасибо, что я не дала ему Толкина!

– Да как вы смеете! ― закричал отец.

– Это не методы! ― завопила психолог.

– Он меня еще за руку укусил! ― орал побитый одноклассник.

– Значит, так! ― рявкнула Набекрень и щелкнула ремнем в воздухе, чудом не пробив в пространстве черную дыру. Вокруг стало так тихо, словно внезапно образовался вакуум. ― Отныне вы лучшие друзья! ― сказала она, глядя на двух мальчишек.

Отец одноклассника хотел было воспротивиться, но Набекрень чуть сильнее сжала пальцы, и тот окончательно сдался, слегка взвизгнув.

– Защищаете друг друга и помогаете во всем. А если я узнаю, что кто-то кого-то предал, я… ― она щелкнула ремнем в последний раз, и тектонические плиты Земли немного сдвинулись.

Все были согласны с доводами, особенно психолог. Она даже попросила Ольгу Прокофьевну подарить ей ремень ― на случай сложных ситуаций в будущем.

***

Дома Набекрень застала крутившегося у зеркала Пашу. Мужчина благоухал хорошим парфюмом. Он чистил зубы и делал укладку. Завидев домработницу, Паша так сильно занервничал, что ему пришлось выжать на себя еще половину баллончика дезодоранта и сменить трусы.

– А вы разве не у Кати на работе? ― спросил он заплетающимся языком.

– Там я уже навела порядок. Теперь вот думаю помочь вам. Вы же на службу собираетесь?

– Да-да, на нее. Спасибо, но мне ваша помощь не потребуется, займитесь лучше… ― он посмотрел на свое отражение в зеркально-чистых полах, затем зашел в сверкающую ванную, где не было ни одного желтого пятна, обошел все убранные комнаты и открыл забитый до отказа холодильник. ― Сделайте мне кофе. Сегодня мне понадобится много энергии ― встречаюсь с инвестором, ― фальшиво улыбнулся Паша.

Набекрень откланялась и отправилась на кухню варить кофе, а Паша в этот момент прошмыгнул на улицу, где его уже ждало такси.

Машина отвезла мужчину в другой конец города. Расплатившись, Паша вышел из авто и подошел к двери большого трехэтажного дома с колоннами, из окон которого лилась романтичная музыка и пахло развратными перспективами.

Он нажал на кнопку звонка, и из глубины дома послышалось звонкое женское: «Уже иду».

Паша проверил дыхание, поправил галстук, пригладил волосы пятерней и тут услышал позади себя голос, от которого его дезодорант снова потерял действие, а трусы потребовали очередной замены:

– Ваш кофе.

Паша не хотел оборачиваться. Он думал, вернее, он надеялся, что это ему показалось, что он просто уже привык к голосу Набекрень, и что на самом деле никого сзади нет. Но голос прозвучал снова:

– Пейте осторожно. Еще горячий.

Паша обернулся и дрожащими руками принял кружку из рук Ольги Прокофьевны. Он поднес ее ко рту, вибрирующий фарфор бил по передним зубам, а кофе больно обжигал язык и грудь.

– Я там зверобойчика добавила, для бодрости, ― расплылась в улыбке Ольга Прокофьевна. ― Нравится?

Паша кивнул. В этот момент позади него распахнулась дверь. В проеме стояла полуобнаженная девица лет двадцати.

– Дорогой! А ты чего так рано? Я ждала тебя через полчаса, ― обратилась девушка к спине Павла.

Тот, не оборачиваясь, ответил:

– Извините, я, кажется, ошибся домом.

– Что ты такое говоришь!

– Он же сказал ― ошибся домом. Что не ясно? ― спросила Ольга Прокофьевна, которую девушка сначала приняла за мусоровоз.

– Извините, ― испугалась девица и тотчас захлопнула дверь.

– Вас подвезти? ― спросила Набекрень у Павла.

– Вы на машине? ― еле слышно спросил мужчина.

– Нет, я на своих двоих. Но не переживайте, хожу я быстро.

– Тогда, если можно, к дому. Инвестор, кажется, заболел, раз дал мне не тот адрес.

Мужчина был бледен, как луна, которая уже вышла на небосклон.

– Легко! К тому же ваша жена уже дома и будет рада, что вы рано закончили. А еще вы сможете отоспаться и набраться сил перед завтрашней пробежкой! ― искренне улыбнулась Ольга Прокофьевна.

– Угу, ― кивнул Паша и тут же был взят под мышку.

По пути домой он твердо решил избавиться от новой домработницы, которая уже стала проблемой всей его жизни.

Глава 6

Всю ночь Паша не мог сомкнуть глаз. Зверобой Набекрень зарядил такой бодростью, что веки выворачивались наружу, а сердцебиение подкидывало над кроватью. Мир вокруг буквально остановился. Минуты превратились в годы. Муха, которая летала по комнате, бесила своей медлительностью: Паша полночи бегал за ней и подгонял тапкой.

Он ждал, выбивая зубами барабанную дробь, пока зазвонит будильник и, не дотерпев последнюю минуту, разбудил жену.

– Я тут договор подготовил, – положил он на кровать три килограмма макулатуры, исписанные мелким почерком.

– Когда ты успел столько написать? – удивилась Катя, листая страницы.

– Не спалось.

Паша сгрыз все свои ногти и уже хотел было приступить к ногтям супруги, но вовремя опомнился.

Катя оценила красиво оформленный титульный лист, пробежалась по оглавлению, состоящему из трех листов, оценила цифру 2000, которая соответствовала количеству выдвигаемых домработнице условий, и посмотрела в горящие ожиданием глаза мужа.

– Ты бы так у себя на работе старался.

– Подпиши внизу. А еще – мой экземпляр и Набекрень, – он кинул на кровать еще две стопки явно не ксерокопированных листов.

– Ты сдурел? Я не буду это подписывать! Она остается безо всяких условий.

– Еще вчера ты угрожала любому, кто помешает тебе ее уволить.

– Вчера, благодаря ее крючку для вязания, я уволила целый отдел юристов, который в месяц сжирал годовой бюджет местной радиостанции. Повторяю: она остается.

– Она опасна! – не сдавался супруг.

– И чем же?

– Она… она… – Паша замялся.

Снизу послышался голос Набекрень:

– Павел, мы вас ждем на пробежку! Если поторопитесь, успеем заскочить на спортплощадку!

Мужчина всхлипнул и упал на колени перед женой.

– Умоляю, давай ее уволим.

– Нет. Давай беги, а то на спортплощадку не успеешь.

– А если я докажу, что она опасна, ты подпишешь договор?

– Да. Но тебе придется постараться. Сегодня, кстати, к нам на ужин придет наш новый заказчик с женой. Они оба любят мясо, и мы устроим шашлыки на заднем, а точнее, – она вспомнила про перестановку дома, – на переднем дворе. Будь дома в шесть, не опаздывай.

Паша кивнул и вышел из комнаты.

– А после брусьев папа научит тебя делать выход силой, – донесся до него голос Набекрень, которая разговаривала с Платоном.

От этих слов у Паши вдруг резко понизилось давление. Нога подвернулась, хрустнула, тело резко подалось вперед. Паше было больно. Но несмотря на это, мужчина летел с лестницы, преисполненный благодарности и счастья, принимая удары ступеней как поглаживания судьбы. Когда он достиг пола и распластался на нем, из глаз полились слезы, но это были слезы радости.

– Папа! – вскрикнул Платон. – Тебе больно?

– Очень, – искренне ответил Паша, улыбаясь. – Кажется, я сломал ногу.

Набекрень преодолела расстояние от прихожей до лестницы в один шаг, хотя их разделяла гостиная.

– Не двигайтесь! – скомандовала женщина и схватила Пашу за ногу. – Ничего страшного, всего лишь плоскостопие.

Она слегка надавила, и Паша взвизгнул. Плоскостопие было вылечено.

– Не та нога-а, – плакал «исцеленный» Паша.

– Прошу прощения, зато теперь можно в армию, – отшутилась Набекрень и нежно взяла другую ногу.

– Мне нужно в больницу, – пыхтел мужчина, – на рентген.

– У меня глаз ― как рентген. Это всего лишь вывих, позвольте, я вправлю, пока не опухло, – сказала Набекрень. Но уже после того, как провела операцию в полевых условиях.

Паша был в срочном порядке госпитализирован на диван. Там ему наложили холодный, как сердце Арктики, компресс, который Набекрень достала из чемодана, а в руки сунули чашку горячего чая с бальзамом – для поддержания баланса температуры в теле.

На шум спустилась Катя.

– Что случилось?

– Я травмировался… Теперь придется весь день, а может, и неделю провести дома, восстанавливаться, – словно на смертном одре выл Паша.

– А кто отвезет Платона в школу?

– За мной Лешка с папой заедут, – успокоил мать Платон и рассказал о новом друге, принудительно приобретенном вчера в кабинете психолога.

***

После завтрака за Платоном действительно заехали. Катя отправилась на работу, а Ольга Прокофьевна пошла за стройматериалами для возведения беседки во дворе.

Убедившись в своем полном одиночестве, Паша поднялся с дивана и хотел было захромать в комнату Набекрень, но в этом не было смысла – нога не болела. А после избавления от плоскостопия он почувствовал, как шаг стал легче.

Паша собирался порыться в личных вещах домработницы, найти компрометирующие улики: зелья, которые она добавляет в щи, оружие, поддельные документы, да хоть накладные усы и бороду – если это поможет надавить на Катю. Мужчина в семейных трусах чувствовал себя настоящим Шерлоком Холмсом.

Дверь в гостевую комнату отсутствовала, вместо нее вход преграждал сделанный на заказ специально под габариты Набекрень аккордеон. Его меха были разжаты и загораживали весь полутораметровый проем. Перепрыгнуть инструмент тоже не представлялось возможным.

Шерлок Холмс кряхтел, потел и плакал, но как ни старался, не смог сыграть ни одной ноты. Крепость оказалась неприступна. Паша уже было решил сдаться, но увидел беспризорный чемодан Ольги Прокофьевны, который заманчиво блестел простыми хромированными защелками, освещая половину комнаты.

Замка не было. Мужчина покрутил механизмы, но те не поддавались. Тогда он уперся в чемодан ногой и потянул изо всех сил. Раздался глухой щелчок. У Паши вышли суставы из указательных пальцев обеих рук. Это утро было крайне травматичным. От злости он пнул чемодан, который даже не шелохнулся, зато нога испытала такую жуткую боль, словно столкнулась с бетонным блоком, а внутри чемодана что-то булькнуло.

Пашу осенило: в гараже есть лом. Вчера Набекрень выбивала им ковры и ругалась, что в магазинах больше нет нормального инструмента для уборки, а ее выбивалка сломана. Мужчина и лом были в одной весовой категории. Паша вспомнил, как Набекрень держала железку в одной руке, и его стало подташнивать.

Кое-как вставив лом в замок, он налег на него всем телом и принялся раскачивать. Пару раз достигнув головой потолка, Паша услышал заветный щелчок. Каленый конец лома лопнул, а остальная его часть придавила мужчину своим холодным бесчувственным телом.

Сдаваться было стыдно, но необходимо. Долго копаясь в своей записной книжке, Паша обнаружил номер одного частного детектива, который не раз помогал его фирме банкротить конкурентов десять лет назад. Этот сыщик мог бы найти грязь под ногтями королевы Великобритании, если клиент готов платить.

Детектив по фамилии Кац долго зевал в трубку и просил Пашу перестать пудрить ему мозг. Для человека с его послужным списком подобные предложения казались оскорблением. Но Паша был настойчив и сразу перевел аванс. После этого детектив пообещал, что разложит на атомы домработницу еще до ужина. Он приехал через час, немного возбужденный, и первым делом попросил бокал виски. Паша отдал ему свой остывший чай с бальзамом, а сам сел в кресло.

– Ух… Забористый у вас чаек, – прохрипел Кац. – Представляешь, еду сейчас к вам, а по дороге идет женщина и на тележке тащит за собой целый куб досок.

– Это она, – прошептал Паша.

– Ого… – почесал подбородок детектив. – С такой лучше в прямой бой не вступать… ― дальше он начал доклад о ходе расследования: – В общем, Яндекс и Гугл про нее ничего не знают. Я просмотрел ее досье в полиции. Никаких приводов не было, так что тут все чисто. Думаю, самое время порыться в грязном белье.

В голове у Паши никак не вязались такие понятия, как грязное белье и Набекрень, но детектив на то и детектив, чтобы искать то, чего не видит простой обыватель.

С улицы стали доноситься мощные удары. Такие, что желудки у обоих мужчин подпрыгивали.

– У вас там сваи, что ли, забивают? – поинтересовался Кац.

Паша выглянул в окно.

– Это Набекрень столбы под беседку заколачивает – у нас сегодня шашлыки. Лучше бы тебе поторопиться.

Кац вскрыл чемодан не без труда. Паша тем временем стоял на шухере.

– Ну что там? Нашел что-нибудь? – спрашивал он каждые две минуты, вытирая потный лоб занавеской.

– В процессе, – слышалось откуда-то издалека, словно из-под земли.

Щелкнул замок, из прихожей донеслись голоса Кати и Платона.

– Мы дома!

«Черт-черт-черт! Что же делать?!» – лихорадочно думал Паша.

Он оторвался от окна, за которым Набекрень уже сваривала мангал, и бросился предупредить Каца о сворачивании операции.

– Паш, ты же говорил, что травмировался… – растерянно посмотрела Катя на мужа, который передвигался по дому бегом.

– Дык это… Алтайский бальзам Ольги Прокофьевны помог, – нервно улыбался мужчина.

– Интересно, а в бак его можно заливать? – задумчиво произнесла Катя.

В этот момент открылась дверь – в дом вошла Набекрень. У нее на голове красовалась приподнятая сварочная маска.

– Ой, а я не знала, что все уже дома. Я почти закончила, осталось только… – она вдруг замолчала и начала принюхиваться. Ноздри Ольги Прокофьевны, казалось, могли засосать целый район. – Вы чувствуете? – спросила Набекрень.

– Нет, – удивленно ответили в один голос хозяева.

– Крысами пахнет, – задумчиво ответила домработница. – Еще утром не пахло.

Паша проглотил комок в горле. Он ждал неминуемого разоблачения. Все семейство, включая Набекрень, прошло в гостиную, но Каца там не оказалось. Лишь пара ботинок стояла возле чемодана. Паша незаметно затолкал их под диван.

– Здесь еще сильнее пахнет…

Ольга Прокофьевна, точно пес-ищейка, обнюхивала каждый угол и уже хотела залезть под диван, но тут, на радость Паше, раздался звонок в дверь. Набекрень прекратила поиски забредшего в дом незваного «грызуна» и поспешила в прихожую. Катя последовала за ней. Паша тем временем спросил у тишины:

– Эй, Кац, ты где?

– Я тут, – послышалось из чемодана.

– Как ты туда забрался?

– Шутишь? Да тут можно слона разместить.

– Тебе нужно выбираться и валить.

– Сейчас, погоди. Я тут консервированные персики нашел, – чавкал Кац, – не оторваться.

– Вот, познакомьтесь, этой мой муж Павел, – послышался голос Кати, и Паша тотчас обернулся.

Перед ним стоял крупный мужчина в дорогом костюме, от которого несло деньгами и властью.

– Артур, – представился мужчина и пожал потную ладонь Паши. – А это, – мужчина подозвал молодую особу, – моя жена, Ксения.

У Паши намечался сердечный приступ. Перед ним стояла та самая девица, которая вчера разговаривала с его спиной. Сзади улыбалась Катя, а дальше и выше всех стояла Ольга Прокофьевна. Ее суровый взгляд, казалось, мог открыть врата в преисподнюю.