Читать книгу: «Злой человек», страница 9

– Мир не в порядке.

– Точно. Реальность словно машина, которую кто-то толкнул с холма, и она несется вперед. Ты нажимаешь на тормоз и выходишь рядом со съездом на пляж. Расплавленный воздух качает верхушки деревьев вдоль трассы, в соседнем потоке столкнулись такси, и белая собака ковыляет по обочине прочь. Ты чувствуешь яркий запах резины и соль, которую приносит от берега ветер. Медленно спускаешься вниз к океану. Жизнь, которую ты оставил в машине, кажется сном. Прибой выглядит воспоминанием о настоящем.

– И что дальше?

– Сон обрывается.

Глава 8

1

Мне нужен Перри Мейсон, чтобы разобраться в этом дерьме.

Странная история повторяется снова и снова.

Волны набегают на берег.

Океан пахнет кровью, и вода становится красной, когда на горизонте исчезает раскаленное Солнце. В воздухе догорают обломки Владивосток номер 5, рассыпаясь по небосводу, как конфетти. Тени ложатся на пляж и пожирают день без остатка, давая тьме воплотиться.

Это зрелище будит меня.

Грёзы в ведьмовском доме.

Потеря ощущения времени и пространства порождает кошмары. Словно некая злая колдунья на чердаке призывает потусторонние силы вторгнуться в мир на стыке жизни и смерти, там, где грань особо тонка.

Сигареты и алкоголь не спасают от одиночества, от мыслей, которые лезут в голову, чтобы там умереть и гнить, распространяя по телу болезнь. Мои попытки стать другим не имели под собой никакого основания, в мозге нет программ поведения или микросхем, контролирующих сознание. Это ложь, которую Служба надзора использует для управления придурками вроде меня.

Я хочу ударить себя по голове, но боль пугает меня. Перед тем, как нанести хороший удар, я двинул по лбу пару раз вполсилы и чуть не сошел с ума.

Мне не уснуть.

Я блуждаю на гребне бессонницы, что приходит волнами. Я сплю и не сплю. Все время пытаюсь проснуться. Мною владеет субъективное утомление объективной реальностью. Брожу по квартире. Держу в руках ножку стула. Думаю, я прирожденный убийца. Настоящая сволочь. Мне легко поставить диагноз. Я прочитал сборник статей:

КАК ПОНЯТЬ, ЧТО ВАМ И ВАШИМ ДРУЗЬЯМ ПОРА К ПСИХИАТРУ

Предрешенное пространство ожидает меня в предрешенное время.

Жуткие приходы, метафизическое существование прошлого и настоящего. Я медленно схожу с ума, ускоряясь на прямых участках трассы Нюрбургринг, будто Ники Лауда на втором круге в 1976 году. Артуро Мерцарио, Гай Эдвардс, Брет Ланджер, Харальд Эртль, где вы сейчас?

Время пришло.

Пора встретиться с Линой.

Она будет гладить меня, как псевдо-собаку. Держать на поводке. Трахать во всех смыслах. Она удивится, когда я скажу, что никогда её не любил.

Бесконечная нота ми лупит по нервам.

Это сводит с ума.

Что-то стучится. Может быть смерть. Или секс. Не все ли равно. Но мне интересно. В моей голове слишком много абстрактных идей. Сознание не только отражает мир, но и творит его. Реальность не существует независимо от моей воли. Впрочем, я сомневаюсь, что мыслю. Вот истина, в которой нельзя усомниться.

Кто-то ломится в дверь. Может Иисус? Говорят, он воскрешал мертвецов. Я в величайшей нужде и страдании. Как бы хотел я быть на небесах, а не здесь.

На пороге квартиры меня ждет полицейский.

Он держит в руках санитарный пакет, куда легко поместить мое тело. Я, внезапно, снова нормальный. Врачи утверждают, что шизофреники, вроде меня, никогда не бредят местами, людьми и поступками, о которых не знали до того, как сошли с ума.

– Переоденься, – говорит полицейский и сует мне пакет.

Он толкает меня назад в глубь квартиры.

– У тебя пять минут.

Звезды на моей стороне. Сегодня прекрасный день для активных затей. Так написано в гороскопе. Важно поддерживать ровный тон при общении.

Я говорю:

– Не пошли бы вы на хер, господин полицейский.

Он улыбается.

Настоящий злодей. Презирает меня. Я ведь дурак, которого можно переиграть. Манипулировать мной не составит труда. Он достает из кармана куртки тазер-Е2.

– Делай, что говорят.

В пакете лежит черный смокинг. Сегодня я буду как смерть. Мне к лицу лишний пафос. Я финансово независимый, харизматичный покойник. Скорбь – это статус. Я отрекаюсь от мира и от всех земных интересов в надежде, что тьма преобразится в сияние.

Когда я упакован в костюм, полицейский дает мне кольцо. Знак моей верности Лине. Ошейник на безымянном пальце правой руки. Символ полной передачи прав на себя женщине-доминанту. Я должен вспомнить стоп-слово и прекратить этот БДСМ. Но я поклялся любить Лину в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.

Пусть будет так.

– Машина внизу, – говорит полицейский.

На улице тихо. Скоро гроза. Четыре всадника шторма уже на подходе: темный, свинцовый цвет неба, горы скрыты за облаками, идущая с запада мертвая зыбь, проблески молний.

Я сажусь на заднее сидение автомобиля и жду, когда сильный, шквальный ветер закинет меня в страну Оз. Мне тоже нужны ум, храбрость и сердце. В этом городе нет волшебства. Только камни и пластик. Они здесь всегда. Все эти штуки, из которых состоит реальный мир. Микроволновые печи, кофе, пицца, одежда, стоматологи, горы, железобетонные каркасы многоэтажных жилых комплексов.

Я ошибся.

Мое полое тело не умеет любить, но я вовсе не Железный Дровосек. Я Дороти, которая сняла зелёные очки.

Полицейский везет меня в центр города.

Начинается дождь.

Я смотрю на всемирный потоп и вижу людей в магазинах. Никому не спастись. Все здесь несут наказание. Просто так. Без причин. В витринах тысячи лиц, а я само одиночество. Неулыбчивый биомусор. Катаюсь в поисках приближения к чему-то большему чем покупки.

Я достаю телефон и заполняю анкету в приложении для знакомств.

Безопасность превыше всего. Никаких встреч и звонков. Только слова.

Незнакомцы читают друг друга, как книгу.

Никаких фотографий. Только банальные описания. Черные волосы, тонкие пальцы. Вместо рекламы своего члена я размещаю на странице мрачные, депрессивные тексты.

Я называю проблему: мне не зачем жить.

Нет времени думать. Мыслю значит не существую. Я вижу людей на стенах социальных сетей. Безразличные к контексту, они набиваются мне в друзья.

Скоро вечер, а я только вышел из дома.

Я занимаюсь бесполезными вещами, стараясь выглядеть лучше. Антиобщественная праздность. Жду, когда кто-то напишет в ответ. Мир исчезнет раньше, чем что-то такое случится. Я никто. Я никому не нужен на этой планете со своими словами без фотографий и видео файлов. Здесь все обрели пятнадцать минут славы, подключив личную жизнь к Интернету.

Я закрываю глаза и вижу Лину. Мы занимаемся сексом. Наша любовь – грязное, надрывное пренебрежение к чувствам друг друга. Апатия и агрессия. Гранж. Настоящее самоубийство при помощи половых органов. Я проникаю в нее как можно глубже в том месте, где проще порваться на части. Она распадается, исчезает и я вновь одинок. Я убил её своим членом. Это не самый худший способ оборвать цепь сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу.

Шум дождя становится тише. Звук и ярость городской суеты превращается в шепот. Я падаю в яму для снов наяву. И там, как змея в темной пещере. Знаю об истинном мире только по смутным теням на стенах.

Полицейский будит меня.

Я говорю:

– Лейтесь слезы.

Но он не понимает устаревших отсылок.

Он не знает о том, что живет в мире постмодернизма, где больше нет ничего нового.

– Все вокруг нас лишь разные интерпретации мономифа. Герой проходит одни и те же испытания, один и тот же жизненный путь.

Полицейский смеется, будто я рассказал забавный стишок.

– Думаешь, что ты лучше других понимаешь весь этот бред, который тут происходит?

– Нет. Я еще один маленький мальчик, который встал на стульчик рядом с елкой на Новый год и пожелал всем поскорей сдохнуть, потому что никто не купил ему самую последнюю модель телефона, чтобы он мог днями и ночами пялиться в экран и никому не мешать.

– Моим детям нужен самый лучший телефон, иначе им будет не о чем говорить с другими детьми в школе. К примеру, кто-то спросит у них что такое социальная сеть ОЗМА, а они не смогут ответить. Как они научатся быть в обществе без своей странички? Им просто будет не о чем говорить. Это хреново.

Да. Это плохо.

Нам здесь не место.

В пещере реальности.

Я хочу убраться отсюда.

Я сломан.

Я сумасшедший.

Я знал людей, которые размышляли о том, что на обед нужно обязательно съесть йогурт или кефир, а иначе это может плохо закончиться для здоровья.

Я вижу, как город проносится мимо.

Машина движется в лабиринте из стен и домов. Ночь исчезает под натиском света от фонарей. Так даже лучше. Тени прячутся в подворотнях и едва различимы, больше они меня не пугают, ведь я защищен от кошмара миллионом искусственных солнц.

Полицейский говорит:

– Ты плохо выглядишь.

– Это из-за таблеток.

– Принимаешь аптечный коктейль?

– Нет. Только рисперидон.

– Почему?

– Из-за женщины.

– Чего?

– Я шучу.

Всю оставшуюся дорогу мы молчим.

Лишь в самом конце, когда машина мягко останавливается у ресторана, полицейский говорит:

– Здесь плохо кормят.

Скверные новости. Для всех нас. Никогда не хотел знать больше, чем нужно. Лучше бы мне сидеть дома. Никуда не ходить. Ничего не знать. Провести жизнь взаперти в маленькой комнате с видом на стены ближайших домов. Смотреть телевизор. На выходных после полуночи идет реалити-шоу для взрослых. Очередная жена, подключенная к полиграфу, отвечает на вопросы мужа и рассказывает историю своей жизни. Если она говорит правду, то получит в конце несколько тысяч кредитов и может спокойно уйти домой, а муж будет вынужден публично заняться анальным сексом с робо-шлюхой. Зрители могут делать ставки на победителя, голосовать за вопросы в той или иной категории, присылать свои варианты и даже рассказывать в прямом эфире важные подробности о гостье шоу, прикинувшись родственниками или друзьями последней.

Вот два популярных вопроса:

Вы верите в Бога?

и

Ты вставляла себе в жопу кулак?

Как это связано?

Я думаю.

Я почти уверен, что люди, которые задают такие вопросы, осознают страшную тайну.

Может быть либо Бог, либо секс. Вместе они исключают друг друга.

Я выбираюсь из автомобиля и попадаю ногой в глубокую лужу.

Небо серое, будто я живу в телевизоре, в котором от передозировки умер очередной рок/поп-музыкант или показывают фильм о войне. Моросит мелкий дождь, капли падают мне на голову и стекают по лицу.

По дороге носятся машины, поднимая в воздух фонтаны грязных брызг, и они летят на прохожих, в окна придорожных магазинов, в бездомных псевдо-собак.

Животные жмутся друг к другу под козырьком автобусной остановки. Там собрались люди, одетые в желтые плащи, у них в руках зонтики и пакеты, которыми они толкают друг друга и машут на псевдо-собак, пытаясь прогнать их под дождь. Псам нет никакого дела до людей, они смотрят на то, как мимо течет река дождевой воды. Их уши ходят из стороны в сторону улавливая звуки недоступные человеческому уху. Может быть, они могут различить шелест падения каждой капли, понимают сотни слов, умеют считать и упорядочивать цифры по возрастанию. Я ничего не знаю об этих псевдо-собаках, кроме того, что они кажутся мне лучше, чем люди на остановке.

Если бы я мог любить, я бы завел псевдо-собаку. Большую и ленивую, как Спящая красавица, которая все время лежала в коме и ни черта не делала. Но во мне нет любви, я живу с пустыми бутылками и окурками, всем будет со мной тяжело и одиноко.

Иногда люди, в основном это женщины, с которыми у меня был секс, спрашивают, почему я не заведу себе домашнее животное? Они честно верят, что это может помочь.

К остановке подбегает несколько мужчин, но для них нет места под козырьком, желтые плащи, плотно смыкают ряды, каменные лица смотрят куда угодно, только не перед собой. Мужчины возмущаются, размахивают руками, а потом замечают псевдо-собак, которые примостились на самом краю остановки.

Я захожу в ресторан.

Я надеюсь, что здесь не бьют животных ради сухого места под крышей.

2

Ресторан похож на старинный особняк.

Слишком много белого, золотого. Мертвого и холодного.

Два этажа «дворянского» интерьера. Банальность, уродливость и противоречия.

Одно из немногих мест, куда захочется пронести пистолет, чтобы разрядить себе в голову пару обойм и тем самым хоть как-то разнообразить местное барокко брызгами экспрессионизма.

Огромные окна, хрустальные люстры, «состаренные» зеркала и светильники, фотографии, антикварные часы, книги и настольные лампы. Мебель в стиле XIX века на планете Земля.

Эти культурно-эстетические клише вызывают во мне раздражение и отвращение. Дешевая ностальгия по утраченному времени. Порочная сентиментальность.

На входе в зал меня стережет метрдотель. Он жмет мою руку с таким видом будто у нас только что был секс. Лжец. Он обещает, что здесь меня будут развлекать и кормить как на Земле. Я должен освежить память и обязательно заказать гастрономический сет: томатный суп, рыбу, стейк и мороженое с ромом. Основное блюдо можно дополнить выступлением музыкального ансамбля или, если мне будет угодно, я могу спеть в караоке.

Отлично.

Поставьте ранний дет-металл.

Сатанизм, антихристианство, некрофилия, смерть и разрушение.

– Все как мы любим. Не так ли?

Метрдотель улыбается. Он смеется. Он хлопает меня по плечу.

– O tempora, o mores! Будет скучно – зовите цыган.

Мы движемся дальше. Через Парадный зал в Каминный, а оттуда сквозь отголоски джазовой музыки по витиеватой позолоченной лестнице на второй этаж в Изумрудный.

Наверное, по задумке владельца ресторана, это место должно было потрясти гостей своим богатством и великолепием благодаря бесчисленным изумрудам и зелёному мрамору. Драгоценные камни сверкают везде. Пол, стены, потолок и даже стулья украшены самоцветами. Блеск, словно пыль, мешает разглядеть правду.

Здесь много народу.

Мужчины в модных костюмах и женщины в дорогих платьях. Все они молоды. Почти дети. Нет и следа пластической хирургии. Их улыбки будто существуют отдельно от лиц и парят в воздухе на невидимых ниточках, как воздушные шарики. Вся мишура, которая делала их похожими на людей, вот-вот оторвется и улетит в потолок.

За ближайшим столиком распивают вино старые-молодые пердуны-парни, одетые по последней моде, смутно напоминающие мне мужчин из рекламы трусов на дорожных плакатах. Они слишком хорошо выглядят. Одежда, макияж, дикция и манеры. Цивилизация подключила их к мифу о красоте, который раньше был исключительно женским. Она подарила им косметику и крема по уходу за кожей. Всякий, кто не соответствует стандартам, мгновенно исчезает из поля их зрения, превращаясь в человека-невидимку, в бесполое существо, способное выполнять лишь одну функцию – работать.

Никто не обращает на меня внимания.

Я слишком старый. Достиг предельного возраста и подлежу уничтоженью. Меня принесут в жертву тому, кто обходит ряды. Бесформенному злому духу, который совратил этих невинных детей и превратил в живых мертвецов, поклонников бессмертия, приходящих в восторг от дорогих и модных вещей.

Я делаю над собой усилие, чтобы выглядеть, как человек, но мои ноги подводят меня. Я пружинная игрушка, завод которой подходит к концу, и она замедляется все больше и больше. Я робот. Мне пора сменить батарейки.

Метрдотель тащит меня к столику на балконе.

Там сидит девушка в желтом платье.

Она не похожа ни на кого.

Хрупкость и романтичность. Натуральный макияж, небрежная укладка. Обручальное кольцо с фиолетовым камнем. Эта женщина не хочет ловить на себе восторженные взгляды посторонних мужчин.

Она смотрит на меня исподлобья.

– Здравствуй, – говорит Лина.

Голос ведьмы из сказок. Крик вороны над полем на пороге зимы.

На её зов отовсюду прибегают вампиры, ликаны и злыдни, кикиморы, кащеи и бабы яги. Здесь творится недоброе волшебство. Большие и страшные тени встают надо мной и начинают шептаться. Огромные рты забирают весь воздух, выдыхая взамен пары алкоголя и дым сигарет. Лица подбираются ближе, я кручу головой, спасаясь от глаз. Сотни, тысячи уродливых незнакомцев жаждут видеть мученья. Просят хлеба и зрелищ. Жрут и терзают меня.

Лина встает из-за столика и заставляет тень отступить.

Она берет меня за руку.

– Все хорошо.

Я молчу.

Поверить этому значит поверить всему. Принять магический реализм, как единственный возможный выход из повседневности и поклоняться движениям планет, читать гороскоп, следовать знакам и приметам, раскладывать карты Таро.

Я наблюдаю, как меняются местами причина и следствие. Я страдаю задолго до наступления трагических событий. Прошлое контрастирует с настоящим, астральное с физическим. Воображаемые места и персонажи чередуются с реальными. По законам жанра я должен пережить открытый финал и позволить читателю самому определить, что же было более правдивым – фантастическое или повседневное.

Лина пялится на меня.

– ПРЕКРАТИ.

Это я приперся посмотреть на тебя. Автоматическая, безусловная как дыхание, как поглощение. Ты ходишь между людей общественная, но недоступная.

Что я знаю о тебе?

Замужем. Умеешь читать и писать.

Когда я вижу твои слегка кривые ноги, я думаю о том сможешь ли ты почувствовать меня между ними так, как ни одного другого мужчину, но мы продолжаем стоять посреди ресторана и ждать это чертовое, дерьмовое, тусклое слово:

– Привет.

Дальше все происходит по лекалам плохого романа.

Нас ждут:

а) скучные диалоги;

б) нераскрытые герои;

в) сюжетные дыры;

г) дерьмовые предыстории и куча, (да, да, да) просто куча дерьма.

Но самое худшее еще впереди: автор испортит концовку.

Я знаю.

Я уже прочитал.

Лина обнимает меня.

Я чувствую ее запах. Зеленая сирень, мандарин, мята и сера. Все женщины, с которыми я спал, притворяясь мужчиной, не идут ни в какое сравнение с этой. Последней. Мы встретились в самом конце и теперь все умрет. Даже Вселенная. Умрет то, как она ходит, мастурбирует перед сном и пьет кофе по утрам.

Я чувствую себя нехорошо.

Я социальный импотент и рисперидоновый наркоман.

Мне пора уходить. Здесь нет ничего.

Но вместо того, чтобы свалить из города к черту, я сажусь за столик напротив женщины, которую собираюсь убить.

3

Лина.

Скорбная песнь о безвременной смерти.

Полуженщина-полуптица с прекрасным чарующим голосом.

Она старается не показывать обид.

Сегодня Лина – это любящая жена, внимательная мать и хорошая хозяйка.

Вот ключевое содержание сообщения, которое она пытается донести до меня всем своим видом.

Я хочу сохранить здравый рассудок, но слишком часто смотрю на её рот, плечи, грудь, длинные пальцы. Слишком глубоко вдыхаю обольстительный запах KENZO.

Она говорит:

– Я очень рада, что ты решил вернуться ко мне.

– Нет. Между нами все кончено.

– Ты ошибаешься.

Лина кладет на стол ключ с изображением маргаритки.

Я говорю:

– Он слишком мал, чтобы подойти хоть к одной замочной скважине. Разве что у тебя где-то есть дверца дюймов в пятнадцать вышиной.

– Дом на маяке всегда был твоим. Я лишь навела там порядок.

– Лучше бы сожгла его к черту.

– Ты можешь взять ключ и сделать все сам.

– Заманчивое предложение. Но где же подвох?

– Как обычно. В подвале.

Лина встает из-за стола и целует меня в губы. Я задыхаюсь. Ее вкус и запах владеет мной, мысли путаются, словно я космонавт, который вернулся домой через сотни световых лет и не застал родного мира. Земля погибла. Я обречён.

Это и есть любовь?

Неприятие и отвращение.

Страсть и влечение.

Она хочет залезть мне в башку языком. ГЛУПАЯ ДЕВКА! В мои мысли. Она хочет оставить там свою фотографию в стиле ню. Обнажённое тело. Грудь, рот, плечи, шея, волосы, уши и пальцы. Она заставляет меня желать, чувствовать, испытывать возбуждение.

Лина говорит:

– Ты изменился.

– Я прочитал много книг.

– Всё еще бежишь от реальности, так же как от меня?

– Нет. Я искал некий образ, которому мог бы подражать. Взять его мысли себе и так стать чем-то похожим на человека. Но я превратился в чудовище.

– Твоя честность похожа на грубость. Ты слишком строг.

– Мой лечащий врач как-то сказал, что постоянное подавление ярости влечёт душевные расстройства.

– Ты обижен?

– Я не могу быть другим. Все мои эмоции и мысли чужие. Я лишь копия того человека в которого ты влюблена. Набор его воспоминаний о себе, записанный тысячи лет назад в память Владивосток номер 5. Я кусок мяса, зараженный чужим сознанием, как червями. Вот в чем проблема. Мы не будем вместе. Я. Есть только Я.

Лина улыбается.

– Нет. Ты не похож на него. Я полюбила тебя. Только тебя.

Я молчу.

Вместо всех разговоров я хочу уехать домой и смотреть телевизор. В перерывах между рекламой часто повторяют программу о моральном и юридическом статусе абортов. Там говорят, что по-настоящему верующий человек должен заниматься сексом только для размножения. Там говорят, что, если кто разведется с женой и женится на другой, тот прелюбодействует. Это дерьмо делает меня грустным. Я хочу быть настоящим, но мир полон сюрреализма.

Лина наблюдает за мной.

Её любовь делает меня хуже. Её взгляд. Эти глаза. Мать и любовница. Гореть мне в аду.

Она дарит мне ощущение неполноценности и зря потраченного времени.

Сомнения проникают в сознание мелкими семенами, но остаются на долго, болтаясь, как камни в ботинках, и вынуть их можно только разувшись. Кто бы взял, да вскрыл мне череп и удалил все сорняки. Где ты теперь Дэвид Фостер Уоллес? Сердце стучит в груди, как ботинок в стиральной машине.

Я говорю:

– Ничего не выйдет. Эта болезнь. Этот дефект. Он всегда будет мешать.

– Да, да, да… снова старая песня о неспособности полюбить.

– За этим кроется нечто другое. Я из тех людей, которые никогда не будут счастливы. Мне хочется сжечь наш дом. Я не понимаю, что делать, как реагировать… Всё становится только хуже.

– Ты просто не знаешь меня. Вот причина несчастья. Не понимаешь. И от этого не любишь меня.

– Еще бы. Куда уж мне в чем-то таком разбираться. Я живу для налогообложения. Для того чтобы узнать, что пластик разлагается несколько миллионов лет. Ты подключила меня к этому миру и ведёшь себя так, будто я навсегда тебе должен. У меня нет выбора. Я отработанный материал. Я хожу в продуктовый магазин, как в парк развлечений. Стакан водки в моей руке – напиток богов. Всех этих богов, живущих в многоэтажках напротив моего дома. Я мечтаю увидеть, как разрушится город, который ты хочешь спасти, чтобы сказать в самом конце: "Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность".

– Я знаю, что такое собирать себя по кусочкам. Я знаю, что такое любовь и большие испытания, находки и потери. Я изменилась.

– Нет. Тебе трудно это понять, но взгляни на меня. Да. Вот так. Прищурь зеленый глаз, будто ведьма. Я человек, который никогда ничего не чувствовал.

Лина молчит.

Может заплачет. Я вижу, как дрожат её пальцы. Эти длинные, тонкие танцовщицы. Сколько в них страсти. Хорошо бы их оторвать и забрать себе. Сохранить, уберечь. Расцеловать. Может быть съесть.

Лина отворачивается от меня и смотрит в сторону лестницы.

Её лицо становится бледным.

– Только не делай вид, что знаешь его – шепчет она.

Я никогда не слушаю женщин.

Я вижу в них плохое раньше, чем нахожу что-то хорошее. Может быть, в этом корень проблемы. Вокруг меня всегда только мужчины.

Михаил машет рукой, и я киваю в ответ. Он идет к нашему столику так, словно находится в предчувствии праздника, в ожидании развлечений.

Расслабленный и летящий образ в черно-белых кроссовках.

Некий символ ушедшей эпохи в красной рубашке с длинным рукавом и черных брюках.

Молоденький паренек из тех, кто не носят галстуки. Идеально впишется в круги Эйлера, иллюстрирующие тот факт, что множество существ с четырьмя конечностями является подмножеством животных, которое не пересекается с множеством точек некоторого прямоугольника, в котором располагаются в виде кругов или других простых фигур все остальные множества.

Сегодня Михаил взял с собой самый дорогой аксессуар из тех, что можно купить за деньги.

Он держит за руку модель из рекламы корпорации "ОЗМА".

Алиса Астахова похожа на лошадь.

И-го-го.

Залезь. Покатайся. Не упади.

Высокая, с оттопыренной задницей, длинным лицом и гривой белых волос. В общем слишком она привлекает. Я всю жизнь таких избегал. Детей не рожала, замужем не была. Фатальная девка. Рок в юбке и весь между ног. Бесстыдно глазеет в упор. От чего в моей голове щелкает тумблер. Я представляю, как Алиса берет меня за руку и ведет в мужской туалет. А потом мы трахаемся на унитазе, падаем на пол, лижем друг друга, сосем.

Я продукт странного мира.

Здесь люди тратят больше времени на поиск порно, чем на его просмотр.

Я бы мог стать злым, совершить преступление или написать картину, музыку, стихи ради хорошего порно фильма с Алисой.

Она дикий зверь.

Она околдовывает, сводит с ума, влечёт, восхищает, пленяет, тянет к себе, манит, завлекает, обещает мне свою юность. Жизнь здесь и сейчас. Удивительное сочетание искрящейся свежести и волнующей чувственности.

НАСЛАЖДАЙТЕСЬ МОМЕНТОМ*

(Алиса – это чуть сладковатая травяная нота с мускусным тоном, вся нежность свежесрезанного цветка в женственном и многогранном обличье, глубокий и теплый аккорд с соблазнительным оттенком ванили.)

Вам также может понравиться: Анджела Картер.

– Зачем ты пришел? – говорит Лина.

Михаил не обращает на нее внимания.

Прекрасный принц из сказок о ленивых красавицах и девах в беде помогает Алисе сесть за стол.

Михаил говорит:

– Здешнее меню состоит из блюд русской купеческой кухни. Оливье с мясом, грибные пельмени, уха с пшеном и водкой, котлета с луковым взваром, блины красные, кулебяка.

Алиса смеется.

– Я простая женщина. Не из образованных, но даже для меня это слишком. Названия блюд, как запасы на долгую зиму.

Михаил подмигивает мне.

– Красивая баба особенно хороша с кляпом во рту.

– Ницше советовал брать с собой плетку.

– Для своей Госпожи?

Я смотрю Алисе в глаза.

Зеркало, сквозь которое она прошла, оказалось кривым. Фантазии девочки-подростка пробудили к жизни злое божество, которое мечется в поисках лекарства от бессмертия, принося с собой вечный хаос и разрушение. Все будет сожжено. Мир исчезнет. Нас ждет смерть. Любовь превратится в зло. Секс в открытую рану между ног. Грех станет искренностью.

Лина сжимает ладони в кулак.

– Зачем ты привёл эту шлюху?

– Стыдись, – говорит Михаил – Такая большая девочка – и оскорбляешь людей!

Он вытер рот салфеткой, будто съел что-то неприятное и грязное.

– Алиса, прости мою дочь. Однажды она обнаружила, что ей нравится быть жестокой и превратилась в другую девочку. С тех пор Лина любит находиться в нескольких образах сразу.

– Тебе не за что извиняться. Я понимаю. Дети часто дерзят.

– Ничего ты не знаешь, грязная кукла.

– От таких разговоров только зевать. Где же веселье? Русская кухня?

– Сейчас будут блины и шампанское.

– Лучше бы дом с видом на океан.

Михаил смеется.

– Красивые девки всегда получают то, что хотят.

Он подзывает официанта и делает заказ на четверых.

– Шампанское!

– Да. Когда его пьешь каждый день – воскресение.

– Напиток богов.

Я смотрю на Алису и говорю:

– Зевс сказал Нарциссу, чтобы тот следил за собой, но самовлюбленный болван понял его слова превратно.

– Хочешь залезть мне в голову и перевернуть там всё вверх дном?

– Он покончил с собой, когда понял, что не может любить никого кроме себя.

– Очень странный поступок.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Его любовь была поверхностна.

– Ты привлекаешь к себе слишком много внимания. Кто ты такая? Кто ты на самом деле?

– Не знаю.

Алиса пожимает плечами.

Она улыбается, как в рекламе.

– Я манекен. Кукла. Шлюха. Называй, как угодно. Смысл вряд ли найдешь. Ты ведь ничего обо мне не знаешь. Весь этот город ничего не знает об Алисе Астаховой. Я лицо с плакатов, фотография в витринах, голая девка на пляже, дурочка в фильмах и вешалка для одежды на вечерних ток-шоу. Меня невозможно описать человеческим языком. Ни мои волосы, ни глаза не подходят ни для одного слова. Все это уже искажено. Воображение, в котором будет существовать Алиса, в котором Алиса существует для тебя и других – врет. Тысячи человек, которые видели меня с самого рождения до момента, когда я говорю эти слова опишут меня по-разному. Но общая черта для всех описаний остается неизменной: Я – идеальное тело! Я – идеальная жизнь!

– Фальшивка.

Лина смеется.

Но этот смех едва ли может принести ответную радость, больше похоже на то, что девушке приходится пережевывать свою гордость, сохраняя при этом хорошее настроение, а иначе придется признать, что дерьмо ей не по вкусу.

Михаил кладет на стол сигареты.

Я смотрю на них слишком долго, чтобы мое влечение осталось тайной.

Он говорит:

– Можешь взять, если хочешь.

– Я должен бросить курить и устроиться на работу.

– Верно. Теперь возьми сигарету. Уверен, что с первым глотком дыма ты узнаешь о городе больше, чем за всю свою жизнь.

Я смотрю Михаилу в глаза и не вижу ни одного намека на то, что он шутит или смеется надо мной.

Мне хочется сказать ему, что я не понимаю, я никогда не задумывался над тем, почему что-то делаю так, а не иначе. Большая часть моей жизни – бездумное прозябание на дне, по которому я ползал вместе с другими рыбами, в ожидании того, что океан когда-нибудь высохнет, и все мы всплывем на поверхность. Сейчас я должен узнать правду, вот только до нее еще нужно додуматься.

Я делаю самую глубокую затяжку в жизни. Острая боль режет легкие, и я кашляю, давясь слюной, на глазах выступают слезы, я покрываюсь потом и чувствую сквозь запах табака вонь своего тела.

– Врачи что-то сделали со мной…

– Ты куришь в первый раз за несколько недель. Твои легкие успели отвыкнуть, табачный дым раздражает слизистую оболочку и разрушает альвеолы, и ты чувствуешь, как задыхаешься. Твой мозг перевозбужден, а сердце бьется быстрее обычного ритма, сосуды внутри тела сужаются, давление крови растет, отчего кружится голова и тебя тошнит. Это обычная реакция организма на табачный дым, Служба надзора здесь ни при чем. Ты свободный человек, никаких программ, ограничений или запретов.

– А как же операция? Врачи, больница. Тысячи людей, которые не совершают преступлений?

– И миллионы тех, которые совершают. Купленная пресса, фальшивые отчеты и статьи, социальная реклама, публичные телешоу, актеры в роли врачей, преступников и ученых, сокрытие настоящей статистики преступлений, уничтожение тех, кто знает правду или догадывается, мошенничество и взятки на всех уровнях контроля. Корпорация "ОЗМА" творит чудеса. Продолжать?

Я молчу.

Мысли вертятся в голове, как космонавты в центрифуге, события прошлых недель мелькают передо мной и исчезают, не успев показать себя полностью. Сигарета тлеет в руке, и мне не остается ничего иного, как сделать еще одну затяжку. Я задерживаю дым в легких и чувствую эйфорию.

Алиса поддевает вилкой блин и говорит: