Читать книгу: «Признание», страница 3

Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Не успела полностью закрыться дверь за ответственным офицером, как прозвучала команда: «„Духи“, подъем! Форма одежды №4! Время 45 секунд»

Форма одежды номер раз, одевается солдатом непосредственно перед отбоем, или при принятии гигиенических процедур, находясь в казарме, представляет собой: трусы, майку и тапочки, головной убор не предусматривается.

Форма номер два: одевается при выполнении каких-либо физкультурных занятий, для соблюдения публичного приличия солдат одет в штаны, для перемещения по пресеченной местности солдат обут в сапоги или берцы, для лучшего охлаждения при выполнении физических нагрузок, торс солдата остается голым.

Форма номер три: является повседневной формой для носки в казарме в свободное время от выполнения служебных обязанностей, солдат при этом одет полностью, обут, но без поясного ремня и головного убора, так сказать во всем домашнем.

Форма номер четыре: повседневная форма одежды, предназначенная для несения службы в теплое время года, или в холодное время в помещении. Отличается от предыдущей форма одежды наличием поясного ремня и головного убора, которые придают солдату опрятный служебный вид.

Форма номер пять: форма одежды предназначена для выполнения служебных обязанностей вне помещения в холодное время года, к предыдущей форме одежды прилагается теплая верхняя одежда в зависимости от условий климата прохождения солдатом службы.

Алекс легко и непринужденно первым занял свое место в строю, одетый согласно отданной команде. Сержант Владимир Парублик одобрительно посмотрел на смышленого и расторопного новобранца.

За 45 секунд одеться смогли только около десяти процентов молодого пополнения.

Сержант Владимир Хруст, ехидно улыбаясь: «Не успели! Отбой!»

На отбой солдату отводится те же 45 секунд. Отбиться – значит, в течение отведенного времени, добежать со своего места, занимаемого в строю, проникнуть, протиснуться, просочиться в кубрик. Потом добраться к кровати, там раздеться, аккуратно, чтобы у сержанта претензий не было, сложить форму, заправить портянки на сапоги, расправить постель, лечь в нее и укрыться. Расположение трех кубриков, тесно заставленных высокими двухъярусными с обязательным табуретом у каждой, кроватями, узенькие проходы между ними и не менее узкая, два человека едва расходятся, «взлётка» вряд ли способствуют достижению поставленной цели. Сержантов все эти нюансы интересуют меньше всего, они рассредоточиваются по кубрикам, каждый возле своего отделения и ждут команды дежурного, который на манер ведущего на боксерском ринге кричит:

– Внимание, р-рота-а-а! Со-о-оорок пять секу-у-у-унд… Отбой! Пять секунд прошло…

После короткого, обрезанного «Отбой!» «взлетка» превращается в кишащий муравейник, живую массу торопящихся тел. Большинству воинов нужно покрыть немалое расстояние, чтобы добежать до своей кровати. Движение в двух направлениях, кубрики в разных концах узкого коридора, лысые головы, сбиваясь с ног, бегут навстречу друг другу, мелькают под тусклыми лампами освещения, пробуют насколько возможно быстро забежать в кубрик, добраться до своего места – железной панцирной кровати – и попытаться сложить одежду, удерживаясь на ногах в толкотне потных тел.

В узкой двери затор. Суетливость нарастает, она мешает, командиры отделений кричат, поторапливают, тридцать пять секунд прошло, тридцать, двадцать пять… бегущие пытаются раздеться на ходу, кто-то умудряется снять и сапоги. Если это удается, то портянки начинают болтаться, путаться на ногах, препятствуют движению и мешают другим, сапоги теряются, на поиски их (своих!) тратится драгоценные секунды, которых всего 45.

Во взорвавшейся кутерьме кто-то обязательно падает, через него перепрыгивают бегущие, кто-то, конечно, и наступает – на ногу, на руку, на голову – каждый спешит в кубрик, а добежав до своей кровати, не может торжествовать, ибо впереди вторая половина дела – всё, снятое с себя, аккуратно сложить на табурет, заправить портянки, то есть обмотать вокруг голенищ сапог и только после этого, улечься на скрипучую кровать. Расслабляться, однако, рано, то счастливое обстоятельство, что кто-то уложился во время, вовсе не означает, что успели все. Не успели, процедура повторяется, внимание, рота, подъем, и всё заново много-много раз, до тех пор, пока за 45 секунд не отобьются все.

Рядовой Удодов не успел снять сапоги. Его голени, паренек он довольно тучный, слишком толсты для того, чтобы процедура оказалась для него простой. И когда он на одной ноге скачет у кровати, пытаясь стряхнуть с другой сапог, к нему подходит сержант. Какое-то время взводный равнодушно смотрит на спешащего, а оттого еще более паникующего солдата, затем, подойдя вплотную, почти на ухо кричит:

– Отбой, солдат! Отбоо-о-й!

– Ну, так… с-с-сапоги… это… снять не могу.

– Насрать мне на твои сапоги, – еще громче орет сержант, – если я сказал отбой, это значит отбой! В кровать, бы-ы-ы-ыстраа-а-а!

Воин ложится поверх грубошерстного синего одеяла с тремя черными полосками.

Ложится, что делать, как есть, в сапогах.

– Отбой, товарищ солдат, это значит, лечь в кровать и укрыться одеялом, – расплывшись вдруг в довольной улыбке, переходит на вежливый тон командир. – А то еще простынете, а Родине вас лечи потом. За свой счет. – И дальше снова на «ты». – Че зеньки-то выпучил, Удод? Расправляй постель, говорю!

Дрожащими руками воин стягивает одеяло, ложится под белую простынь, но сапоги укрывать не спешит, двумя толстыми колбасками свешивает ноги сбоку кровати.

– Укрывайся полностью, солдат, а то ножки замерзнут, – не ценит его благоразумия сержант.

Рядовой Удодов смотрит на сержанта обезумевшими глазами. На фоне полнейшей тишины, воцарившейся в роте, тот дышит ровно и громко.

– Мне повторить? Или может помочь тебе, кабан ты толстый? Солдат, наконец, подчиняется – начищенные вязким кремом сапоги скрываются под белой простыней.

– Слушай мою команду: напра-во! Я тебе, тебе говорю, пузырь, поворачивайся набок – напра-во, блин, раз-два.

Рядовой Удодов подчиняется, грузно, качая кровать, поворачивается набок.

– А теперь, на месте шагом марш!..

Лёжа на боку, воин начинает маршировать. В постели. Обе его простыни сбиваются в ногах, мажутся в сапожный крем, превращаются в жуткое черно-белое месиво.

– Стой, раз-два! – наконец, проявляет жалость сержант.

Она (жалость) касается, впрочем, только неповоротливого солдата. Вернее, его кровати. Остальным полагается новая порция занятий.

– Так, воины, плохо. Очень плохо! Не успеваем отбиваться за 45 секунд. Вот товарищ сапоги не научился снимать. Нужно ему помочь, будем тренироваться, времени у нас до утра много, – и, резко повысив голос, – внимание, рота, сорок пять секунд, подъем!

Построение в расположении. Пять секунд прошло…

Вновь отчаянно скрипят кровати, качаются под грузом спрыгивающих, летящих со второго яруса тел: чертыхание, переполох, крики сержантов, нагнетающие панику: «Первый взвод, пять секунд осталось!», «Второй взвод, поторапливаемся!..»

Алексу даже нравилась эта игра. Он первым одевался, первым отбивался, недаром отец учил его наматывать портянки, быстро одеваться и раздеваться. Главное, как говорил его батя – действовать по алгоритму. Тогда и сбоев не будет.

Старший сержант Сергей Козак также заприметил Алекса и жестом подозвал к себе. Алекс подошел строевым шагом, вскинул руку к головному убору с приставлением ноги, громко и четко доложил: «Товарищ старший сержант, рядовой Оболенский по Вашему приказанию прибыл!» После этого опустил руку и встал по стойке «Смирно!»

– Оболенский, как зовут?

– Алекс!

– Александр, Алексей?

– В военном билете написано Алексей, но все зовут меня Алекс.

– Ну, здесь тебе не все, здесь тебе тут, здесь армия, – многозначительно произнес Козак. – Алекс, говоришь, ты, где так научился быстро соображать и четко выполнять? Смотрю у тебя и со строевой подготовкой все в порядке.

– Отец – офицер, так что все это мне знакомо с самого детства, товарищ старший сержант.

– Молоток! А сможешь научить все это стадо также быстро выполнять элементарные команды и приемы, а то мне лень на это свое время убивать?

– Тут нет ничего сложного, товарищ старший сержант. Только всех все равно не получится.

– Почему?

– Среди молодого пополнения, есть как минимум три человека, которые пока в норматив не уложатся, даже при многочисленных повторениях. Видите, того толстого, рядовой Удодов, по-моему. У него очень крупные икряные мышцы, так вот, сапоги, как снять, так и надеть у него быстро не получится. Рядовой Александров, – показал он на второго толстяка, под полтора центнера весом. – Может быть, в борьбе сумо выступать ему было бы сподручнее. Мало того, что он в норматив не укладывается, он еще и загораживает проход, мешая другим. Ему нужно выделить кровать на нижнем ярусе и крайнюю ото всех. Тогда ему будет немного легче и другим он мешать не будет. Ну и рядовой Румянцев, слишком флегматичен и медлителен, все достигнет, только тренировками до автоматизма.

– Скажите, пожалуйста, – улыбнулся Козак. – Какой ты наблюдательный, как с физухой у тебя?

– Подтягиваюсь двадцать раз, сто метров за 12,8 секунд, три километра – 10 минут 30 секунд.

– Это в кедах! А в сапогах сколько?

– Это в сапогах, товарищ старший сержант! В спортивной обуви немного быстрее.

– Ну, посмотрим, посмотрим, какой ты спортсмен, – недоверчиво произнес Козак. – А пока займись, пожалуйста, инструктажем, и чтобы через час из 45 секунд вышли все. Рота, становись! Равняйсь! Смирррнааа! Вольно! Рядовой Оболенский, зовут его, кстати, Алекс, сейчас вам всем вкратце объяснит ваши ошибки. Надеюсь, дойдет до каждого. Если не дойдет, спать будете намного меньше!

В течение получаса Алекс подробно и доходчиво показал и объяснил алгоритм действий, каждый потренировался индивидуально, потом в составе отделений. Потом все легли в кровати, предварительно разделись, некоторые пытались схитрить и легли с намотанными портянками и в штанах.

Через час сержанты вышли из каптерки, где пили чай.

– Командуй, Оболенский!

– Рота, подъем! Форма одежды №4!

Не было суеты, все быстро соскочили со своих кроватей, намотали портянки и на ходу одеваясь, становились в строй, занимая свои места. Не уложились в норматив всего пять человек.

У сержантов от изумления, чуть глаза на лоб не вылезли.

– Мать твою, этот зеленый салага, научил их за час тому, на что у нас уходит неделя, – удивленно промолвил Козак своим товарищам сержантам…

И потекли обычные будни военной службы, день сменялся ночью. Казалось, что все это какое-то дежа вю. Одно радовало, что с каждым днем Алекс становился ближе к своей цели…

Спустя неделю молодое пополнение наконец-то приступили к подготовке к присяге. Она заключалась в постоянной строевой подготовке и сдаче кому-нибудь из офицеров знания текста присяги наизусть.

Бойцы, страдающие лишним весом, начинали худеть на глазах. Плюсы в постоянной строевой подготовке тоже были: каждые два часа бойцам разрешали курить. Алекс не курил, к никотину у него было стойкое отвращение, он просто отдыхал и вспоминал Настеньку.

Всегда приятно получать письма. А солдату получать их в десять раз приятнее, чем обычному человеку, вы уж поверьте. Ведь для него это не просто письмо, это отдушина в повседневной рутине, луч солнечного света среди дождливого неба. Вчера Оболенский получил от любимой очередное письмо, есть возможность его перечитать, хотя он его и так знал наизусть.

Здравствуй, мой милый, единственный и родной человек!

Лапуль, вот прошло уже две недели, как я тебя не видела. Я получила сегодня от тебя пять писем, в каждой строчке такие милые и приятные слова, полные любви ко мне, а мое сердце разрывается от разлуки с тобой. Когда мы расставались вечером после наших свиданий, я не ощущала такую остроту боли от разлуки, какую испытываю сейчас, ведь всегда знала, что пройдет ночь, и я вновь увижу тебя, такого близкого и родного с нежной улыбкой на лице. Мне даже больно вспоминать твою улыбку – так хочется крепко прижаться и поцеловать тебя нежно-нежно в твои губы.

Мне не хватает твоего запаха, глубины твоего голоса, вот кажется, что сейчас будет звонок в дверь, и ты войдешь. Мне часто такое снится по ночам. Понимаю, что это пока невозможно, и нам еще больше полгода мучиться в разлуке, но пожалуйста, не слушай никого, кто будет утверждать, что девушки не ждут парней из армии, я не такая девушка, я другая. Я точно знаю, что какие бы трудности нас с тобой не ждали, я всегда буду рядом с тобой, даже, если между нами, тысячи километров! Не думай, что это просто красивые слова, и я пишу письмо любимому в армию только потому, чтобы поддержать его. Это не так. Вот у тебя, наверное, ни одной минутки не проходит, чтоб ты мог быть свободен, а меня мучает эта свобода без тебя. Стараюсь уйти с головой в учебу, и ловлю себя на мысли, что совсем не думаю о науках, на уме только ты, ты и еще раз ты.

Люблю, скучаю, целую, твоя и только твоя Н!

После строевой подготовки и ежедневной муштры, этой колоссальной физической нагрузки, бойцы засыпать стали мгновенно после отбоя, а вот просыпаться никому совсем не хотелось. Многие наконец-то поняли выражение «спать как убитый». А Алекс чувствовал себя легко, нагрузки переносил без особого напряжения, сказывалась хорошая отцовская школа и дисциплина, к которой он был приучен с детства.

Моя самая любимая Настенька, мое Солнышко! Наконец-то появились свободные минутки, я сижу в своей казарме и пишу тебе это письмо, надеясь, что каждое слово дойдет до тебя так, как я его чувствую. Не могу передать, как сильно по тебе скучаю. Каждый миг вдали от тебя превращается в вечность.

Я скучаю по твоим глазам, уносящим меня в мир, где все просто и тепло. Скучаю по твоему смеху, по тому, как ты поддерживаешь меня в самые трудные моменты. Быть здесь, в армии – это испытание на прочность. Я учусь адаптироваться к строгому распорядку, к постоянному физическому и моральному напряжению.

Но даже среди всех трудных моментов, когда я чувствую себя уставшим и потерянным, одна мысль дает мне силы – ты. Моя любовь к тебе – это моя опора, мой якорь в бурном море этой жизни. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью о том, как прекрасно было бы вкусить твой любимый кофе, скушать твои блинчики с яблоками, как ты улыбаешься, а те сладкие поцелуи с клубникой и мандаринами.

Это кажется такой далекой мечтой, но я верю, что скоро мы вновь сможем наслаждаться простыми счастливыми моментами вместе. Я мечтаю о том, как мы снова сможем вместе гулять, смеяться и говорить обо всем на свете. Ты – мой свет, и я хочу, чтобы ты знала, как много ты для меня значишь. В дни, когда все кажется трудным и безнадежным, я просто закрываю глаза и вижу тебя рядом, и это дает мне силы продолжать. Да, мне здесь трудно, хотя, конечно, с моей подготовкой намного легче, чем остальным. Через пару недель, а точнее 15 декабря у нас Присяга. Для меня, как будущего офицера, а я им обязательно стану – это очень важно!

Мне также важно, чтобы ты жила полной жизнью, пока я здесь. Учебу не запускай, нагонять тяжелее. Не забывай заботиться о себе, ты заслуживаешь только лучшего. Помни, я с тобой даже на расстоянии. Каждый день я мысленно обнимаю тебя и посылаю тебе свою любовь. Я пишу тебе свои мысли и чувства, потому что знаю: настоящая любовь преодолевает любые преграды. И хотя, между нами километры, связь, которую мы создали, будет крепче всего.

Сердце мое принадлежит только тебе, и я мечтаю о том дне, когда смогу снова обнять и нежно поцеловать тебя в милые любимые губы. Я хочу на собственном опыте почувствовать, насколько прекрасно быть вместе. Плюс ко всему, я мечтаю о нашем будущем – о семье, о детях, о той жизни, о которой мы всегда говорили. Это моя самая большая мечта, и я делаю все возможное, чтобы она стала реальностью.

Почти каждый день я пишу тебе письма, которые, надеюсь, ты получаешь. Они полны любви, тепла и надежды. Наша история – это не просто строки на бумаге, это воспоминания о нас, которые я бережно храню в сердце. Я прошу тебя, дорогая, оставайся сильной и верной. Я знаю, что эти дни могут быть сложными, но я уверен, что ты справишься.

Ты – самая сильная девушка, которую я когда-либо знал. Никогда не сомневайся в себе, ты способна осветить даже самые мрачные дни. Мне хочется записать каждую деталь о тебе: о том, как ты смеешься, как смотришь на мир. Ты – поражающая своей стойкостью личность, и я горжусь тем, что могу называть тебя своей любимой.

Скажи, пожалуйста, что ты бережёшь себя, и что все твои дни наполнены светом и радостью, как ты всегда наполняешь мою жизнь. Я жду с нетерпением встречи с тобой, чтобы снова прикоснуться к счастью, которое ты даришь мне. С любовью и нежностью, твой и только твой А.

Присяга

Через три недели муштры и занятий в полку был праздник. Военную присягу принимает каждый гражданин Советской страны, призванный на военную службу в Вооруженные Силы. Перед строем своих товарищей, перед лицом командиров, под сенью овеянного славой Боевого Знамени, с оружием в руках молодой воин произносит торжественную клятву на верность Советской Родине, народу.

Алекс очень серьезно и ответственно отнесся к этому знаменательному событию в своей жизни. Наглажена парадная форма, о стрелки брюк, казалось, можно порезаться, бляха на парадном ремне сверкала. И вот настал тот самый торжественный момент, к столу посреди плаца вызывают по очереди по одному солдату. Алекс четким строевым шагом подошел к столу, взял красную папку, не глядя в нее, наизусть громко и с выражением произнес слова Военной присяги:

Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю Присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество, и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.

Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооружённых Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа.

Затем повернулся к столу, положил папку, расписался в бланке, крепкое рукопожатие командира полка полковника Емельянова и он все тем же четким, чеканящим шагом, вернулся в строй.

После окончания торжественной части, полк прошел парадными расчетами мимо трибуны, впереди шла знаменная группа.

– Алекс! – услышал он голос, который, наверное, узнал из миллиона. Повернул голову и увидел свою Настеньку, она стояла рядом с его отцом с цветами в руках. От счастья и избытка чувств Алекса переполняли эмоции. Но пока он находился в строю, особо вида не подал, только слегка улыбнулся.

После команды начальника центра подполковника Бобырева: «Вольно! Разойдись! Принять поздравления от родных и близких!» – к нему первой побежала Настя, и, не стесняясь, поцеловала в губы, протянула букет цветов.

– Поздравляю, любимый! Теперь ты настоящий защитник Отечества!

– Поздравляю, сынок! Молодец! – сказал, подошедший следом отец, и обнял сына.

– Честно говоря, не ожидал вас увидеть, – с некоторым удивлением и одновременно восхищением сказал Алекс.

– А мне позвонил Петр Николаевич и предложил съездить к тебе на Присягу, тем более сказал, что к кому приезжают близкие родственники, отпускают в увольнение с ночевкой. И я, не раздумывая, согласилась.

– Какие вы молодцы! Надо теперь получить увольнение, а народу уже у канцелярии не пробьешься. Придется часа два ждать, не меньше.

– Не нужно ничего ждать, сын. Увольнительная твоя уже у меня, до завтра 08.00.

– Батя, как?

– Мы с твоим командиром полка службу начинали вместе лейтенантами. Так что, молодые люди, ваш номер 523 люкс в местной гостинице. Меня не ждите, я сегодня в гостях у твоего командира. Нам есть с ним, что вспомнить, а вам мое присутствие совсем не обязательно. Не забудь записаться у дежурного по роте в Книгу увольняемых.

– Есть, товарищ, подполковник! Разрешите идти!

– Иди, дуралей, – улыбнулся отец, – Утром увидимся, держи это нас с матерью тебе подарок, – протянул он конверт.

Алекс заглянул в него и присвистнул, там была приличная сумма.

– Там твое выходное пособие с работы, ну и мы немного добавили.

– Батя, зачем так много?

– Запомни, сынок, денег никогда много не бывает, это, во-первых, а во-вторых, у тебя сейчас будут траты при подготовке к поступлению в военное училище. Не передумал еще стать офицером?

– Никак нет, товарищ подполковник!

– Вот то-то же! Смотри, не опозорь фамилию, чтобы мне перед своим другом, твоим комполка, краснеть не пришлось. Отдыхайте молодежь, в номере все есть, вам даже и выходить не понадобится, мать там разносолов прислала, Настенька еще напекла пирогов и от меня небольшой презент.

Алекс, быстро утряс все формальности, записался в Книге увольняемых, и счастливый, перепрыгивая через три ступеньки, выбежал на улицу, где его ждала Настенька.

– Не верится, что ты приехала!

– Для меня тоже все происходящее, как сон! Так все быстро решилось, Петр Николаевич, позвонил мне, я спросила разрешения у родителей и вот я здесь, – засмеялась Настенька своим обворожительным смехом.

– Зайдем в магазин, что нам нужно купить?

– Алекс, твой папа прав, нам ничего не нужно, в номере все есть. – Настенька взяла его под руку и прижалась головой к плечу.

Зайдя в номер, Алекс от неожиданности потерял дар речи. Стол был уставлен яствами, от которых рябило в глазах.

– Зачем столько много?

– Не знаю, тут многие передали тебе разные вкусности. А в холодильнике презент от папы, о котором он тебе говорил.

Алекс заглянул в холодильник, там лежала бутылка шампанского и две банки красной икры и записка «Из номера не выходить до утра!»

– Твой папа тебе спортивный костюм захватил, чтобы тебе удобнее.

– Я в душ, – сказал Алекс и зашел в ванную комнату.

Он включил воду, с наслаждением ощутил, как теплая вода лилась ему на голову и, проходя по всему телу, соскальзывала вниз. Он подставил свое лицо навстречу мощному потоку, невольно зажмурился.

Настенька, подойдя тихонько сзади, нежно обняла Алекса и прижалась к нему. Он повернулся к ней лицом и начал медленно целовать ее шею, прокладывая дорожку из поцелуев по коже по направлению к ушку. Его руки плавно скользили по телу вниз, дыхание влюбленных становилось все тяжелее. Опустившись на колени, парень стал нежно целовать бедра любимой и каждый сантиметр ее тела.

– Давай я тебя мочалкой хоть намылю, горе ты мое, озабоченное, – смеясь, произнесла Настя.

– А кто пришел ко мне и отвлекает? – ответил ей в таком же тоне парень.

Несколько минут они друг друга терли мочалками, добираясь до самых укромных местечек. После душа, вышли в комнату.

– Ты же голодный, давай я тебя накормлю, – засуетилась девушка.

– Знаешь, еда никуда от нас не денется, а вот драгоценных минут нам может не хватить. Позволь, твоей любовью насладиться! Ведь мне от жизни больше ничего не надо! – Алекс подхватил ее на руки и увлек ее на просторную кровать. Настя для вида немного сопротивлялась, но только для приличия. Она сама безумно хотела любви.

Тишина наполняла комнату, но не давила – она согревала. Когда парень нежно обнял Настеньку, девушка почувствовала тепло его рук, легонько касающееся её плеч, и в этот момент весь мир будто исчез.

Её улыбка, едва заметная, словно приглашала его продолжать, но он наслаждался каждым мгновением их близости, будто боялся, что всё это окажется сном.

Она почувствовала его пальцы, чуть загрубевшие от работы, скользнувшие по её запястью. Его голос был низким, но в словах звучала нежность, от которой она почувствовала тепло в груди. Его губы остановились всего в сантиметре от её кожи, задержавшись на мгновение, словно он ждал разрешения, которое Настенька дала, прижав голову Алекса к своей груди. Когда их губы встретились, весь мир исчез, оставив только это тепло, этот миг, который, казалось, длился вечность. Когда она повернулась, её волосы коснулись его лица, наполняя воздух лёгким ароматом хризантем…

Время пролетело, как один миг, влюбленные были очень разочарованы, что снова приходиться расставаться. Но они твердо знали, что придет тот день, когда все это закончится.

Боевое дежурство, подготовка к экзаменам, все это отнимало много времени, но зато, как стремительно приближались дни вступительных экзаменов. 31 мая младший сержант Оболенский попрощался с товарищами и убыл в город Калинин кандидатом для поступления в военное училище.

Как сам Алекс и ожидал, проблем у него не возникло. Математика -«отлично», русский язык – «отлично», физо – «отлично», строевая подготовка – «отлично». Только на физике был момент, когда он забыл формулу тонкой линзы.

– Я не помню формулу тонкой линзы, но я точно знаю на какой странице учебника 9 класса находится она.

Преподаватель посмотрел и увидел, то, о чем говорил младший сержант Оболенский.

– Оценка «отлично»! Молодец, Оболенский!

История – «хорошо», но набранных баллов вполне хватило, что без проблем занять первое место среди всех кандидатов.

30 июня, получив предписание, в которой писарь за бутылку коньяка, указал дату, что им нужно явиться в военное училище 8 июля, а это значит, целая неделя свободы.