Читать книгу: «Ожидание в травах густых», страница 5

А ведь чего только нет в общем мироздании с бесконечным количеством миров с различной структурой и плотностью (разреженностью) материи, температурным режимом и прочими, совершенно не объяснимыми земной наукой явлениями. Если жизнь – вечность и беспредельность, то людям ещё предстоит путешествовать во множестве миров без космических кораблей и машин времени. Да и таким дорогам нет начала и конца.

Обо всём этом ей говорил русским языком большой Ворон с сине-чёрным оперением, сидящий на мощном осиновом суку. Прямо над её головой. Может быть, Хмелёвой только казалась, что эта мудрая птица что-то важное ей сейчас сообщает. Но ведь явно, птица говорит, а Ульяна его слушает. Да и такие умные слова изрекает, будто он и не Ворон совсем, а какой-нибудь кандидат или даже доктор всяческих наук.

– Когда я в прошлой жизни был человеком, – откровенно признался Ворон, – то я категорически не понимал, почему белых лебедей убивать нельзя, а ворон и даже воронов и других птиц, вполне, можно. В крайнем случае, допустимо. Почему так, товарищ Хмелёва?

– Откуда же мне знать-то? – развела в стороны руки Ульяна. – Мне и самой такое не совсем понятно. Любая птица – ведь тварь божия.

– А я знаю, почему. Уже тогда, во времена совдепии, некоторые, прямо скажу, господа и дамы разделили людей по категориям и по сортам. Самый высший – это те, что наверху, те самые, что не тонут, с благословления партийных князей.

– Что ты бы ещё говорил! Сейчас во сто крат хуже…

– Согласен. То, что у вас творится сейчас, это полный беспредел… Тут, как говориться, всех двуногих птиц можно уничтожать, кроме тех, что объявили себя белыми лебедями.

– Никогда не встречала таких смышленых птиц, как ты. Но, может быть, теперь-то я уже точно с ума сошла? Судьба мне, видать, такая на старость лет выпала. Как это всё мне преодолеть?

– Бороться с так называемым фатумом бесполезно, – Ворон постучал клювом по древесной коре. – Но отдалить чьё-либо время ухода из земной обители иногда можно. Если этого пожелают Высшие Силы. Иной раз изменение планов Организующего Ядра входит в его основные планы Создателя. А вы, люди, просто об этом не знаете, да и не можем знать. Часто верите в такую чепуху… В общем, я сматерился бы от души, но внутренняя культура не позволяет мне этого сделать.

– Кыш отсюда, Сатана! – она вскочила на ноги и бросила в сторону птицы корзинку с грибами. – Изыди! Не искушай!

Ворон преспокойно перелетел с осинового сука на бугорок, на котором произрастали редкие кусты черники.

Она подобрала корзинку, собрала в неё выпавшие на землю грибы. Да ещё тут же нашла с десяток сморчков.

– Ну, ты, вообще, старуха всё попутала, – обиделся он. – Я к этой компании отношения не имею.

– Хорошо, если так. Но если ты меня обманываешь, то мне есть, кому пожаловаться на тебя. Придут сюда совсем молодые поисковики и выгонят тебя из леса.

С укоризной посмотрев на старуху, Ворон улетел прочь. Вместо него рядом с Хмелёвой появился владелец четырёхэтажного особняка отставной майор Скрипун, Лев Борисович. Он был во фраке, в белой накрахмаленной рубашке, в белых панталонах, в чёрных туфлях на высоком каблуке, а главное – в цилиндре и в серых лайковых перчатках…

– Я теперь почти англичанин, госпожа Хмелёва, – сказал он. – Раньше был этим… коммунистом, а потом вот, как-то, случайно стал мультимиллионером. Теперь вступил в нужную партию. В ней почти все такие, как я. Уважаемые люди.

– У меня здесь происходит моление на костях павших воинов, – застонала Ульяна Сидоровна. – А мне вот всякая нечисть мерещится и всякую дрянь говорит. Зачем ты здесь, Лев Борисович?

– Да что ты такое говоришь, бабушка? Я же не совсем англичанин, я даже в православную церковь хожу. Но не в этом дело. Я пришёл тебя поблагодарить за то, что ты отогнала от себя вредного Ворона. Он – экстремист. Достал меня своими вопросами… антинародными. Откуда у меня деньги и почему возле моего четырёхэтажного домика обычный каменный сарайчик почти такой же по величине, как местная поликлиника? Ворон – экстремист, Ульяна Сидоровна. Я тебе это говорю от имени народа.

– Наша центральная поликлиника совсем не каменная, она – деревянная. Ты что-то попутал, Лев Борисович. Говорят, что теперь новую строят, большую, из стекла и бетона. А тебе, Ироду, в этом лесу делать нечего.

– Этот лес, уважаемая, и поле вокруг него я давно уже купил. Они – моя частная собственность. Так, на всякий случай. Внукам пригодится. Я никого из своего леса не выгоняю… Я добрый. Я без дела не сижу. Я владелец двух цементных заводов и домостроительного комбината, и ещё…

– И что ещё?

Бизнесмен снял с головы цилиндр, поставил его на поваленное бревно, снял перчатки и небрежно бросил их вовнутрь своего странного головного убора. Сам присел.

Он не без гордости сообщил, что не только пускает, например, в свой лес следопытов-поисковиков, но и поддерживает их. Главным образом, морально.

Эти школьники и студенты решают важную и нужную задачу – отыскивают останки павших на поле брани героев, откапывает их, пытаются узнать имена и фамилии погибших воинов-красноармейцев, участвуют в перезахоронении…

– Ты проходимец, Лев Борисович, каких свет не видывал, значит, не глупый, не лох какой-нибудь, – констатировала неопровержимый факт Хмелёва. – Так скажи мне, что дороже для нас с вами: увековечивание памяти тех, кто уже давно живёт в иных мирах, или земная жизнь наших детей. К примеру, голодных, разутых, раздетых, тех самых, которых компрадоры вместе с родителями младенцев и подростков загнала в абсолютную нищету… Сам знаешь, такие, как ты, нашли тысячи способов, чтобы людей превратить в зомбированных скотов.

– Вопрос ты задала очень сложный, старуха, и он… провокационный. Мне вот есть, о ком заботится. Я купил за самой крутой заграницей футбольный клуб. Эти ребятишки живут у меня не бедно.

– Но ты же их не пошлёшь в этот страшный лес выкапывать чьи-то кости и своих детей тоже. Для этого есть честные и порядочные дети, которые растут настоящими патриотами своей Родины, которую втихомолку по частям уже почти всю продали. Так?

Скрипун, стряхнув пальцами с фалов фрака жучка, с некоторой обидой задумался. А жучок, получив, наверняка, от такого удара сотрясение головного мозга, громко выругался и обозвал Скрипуна последней сволочью.

– Вот, именно, так каждая козявка пытается оскорбить и унизить нас, удачливых и предприимчивых людей, – заметил отставной майор. – А ведь зависть – это величайший грех, Ульяна. Даже в голове всяких насекомых, двуногих тоже, так и стоит лозунг: «Грабь награбленное!». А никто и никого не грабил. Просто нашим главным чиновникам некогда заниматься государственным сектором производства и всего прочего. Они прекрасно живут за счёт налогов и некоторых неучтённых… премиальных.

– Не «грабь награбленное», а «возвращай отнятое народу», а сам иди под топор… вместе со всякими… не тонущими. Но сам знаешь, дерьмо, конечно, сначала поплавает, а потом, всё одно, пойдёт ко дну. Отяжелеет.

В своей не очень приятной беседе со Скрипуном с уважением говорила о костях не захороненных воинов, на которых молится. Но больше её, всё-таки, волновала судьба подрастающего поколения. В данном случае, речь она вела не о детях «политиканов», десятки раз продажных «журналистов», «бизнесменов», «чиновников» и тех, кто «рулит» и чьи помыслы, в основном, о том, чтобы как можно ближе подобраться к «большой кормушке».

Она считала, что не говорить, а кричать надо только о «простых» людях, настоящих патриотах России, носителей высокой морали и нравственности, исключительно о тех, кого можно назвать Человеком. Без всяких натяжек. А выползки с… узаконенными капиталами не в счёт.

Тут, вероятно, став невольным свидетелем их разговора, появился и Ворон. Он сел на тот же осиновый сук и сказал отставному майору:

– Слушай, Скрипун, и не говори потом, что не слышал! Ульяна Сидоровна говорит, как бы по-научному выразится, о начале твоего… конца.