Читать книгу: «Если проводник не знает дороги», страница 4

Name: Если проводник не знает дороги
Author: Александр Николаевич Лекомцев

Александр Николаевич Лекомцев

Шрифт:

– Был всегда при пище он.

Без тоски и бед,

На Нижней жил Радищевской

Стасик-людоед.

Томный взгляд, застенчивый,

С множеством идей.

Он съедал доверчивых

И простых людей.

Кушал антрекоты,

Шницеля, рагу.

«Без своей работы

Просто не могу».

Сожрал он депутата,

Трёх брокеров, фарца,

Кадета, демократа,

Прабабушку, отца

И на большой дороге

Пятерых гуляк,

И очень, очень многих.

Но, в общем, был добряк.

Но как-то встретил Стасика

Женский индивид,

Ласковая Настенька,

Сдобная на вид.

Будто булка ситная,

Страстная и пусть.

«Очень аппетитная,

Я на ней женюсь.

Проживу лет двести,

Искуплю грехи,

И своей невесте

Посвящу стихи».

Сожрал он депутата,

Трёх брокеров, фарца,

Кадета, демократа,

Прабабушку, отца

И на большой дороге

Пятерых гуляк,

И очень, очень многих.

Но, в общем, был добряк.

На свиданье в скверик

Шёл к своей судьбе.

Настеньке он верил

Больше, чем себе.

Нежно подмигнула

Настенька-дружок

И ножом пырнула

Стаса в левый бок.

Так не стало Стаса.

Но всё это чихня!

Ей хватило мяса

На четыре дня.

Сожрал он депутата,

Трёх брокеров, фарца,

Кадета, демократа,

Прабабушку, отца

И на большой дороге

Пятерых гуляк,

И очень, очень многих.

Но, в общем, был добряк.

Раиса Федотовна (кладёт гитару рядом с собой, с тоской смотрит в пространство): – Рома, а может, нашего мальчика сожрали?

Роман Павлович: – Глупости! Он сам сожрёт, кого хочешь (звонит его сотовый телефон. Извлекает его из кармана, Раисе Фёдотовне, шёпотом). Бураков звонит. Сейчас будет материть меня всяко и разно (нажимает кнопку, прикладывает мобильник к уху, подобострастно). Да, Фёдор Фёдорович, слушаю. Тут понимаете, такое дело… ошибочка вышла. Я тут… знаете… Что? Понимаю! Признаете и принимаете критику с моей стороны! Ну, хорошо. Защиту моей кандидатской поближе передвинете… по срокам? Даёте гарантию? Я рад…Вы меня за критику всей академии благодарите? Да, дерьма у вас там много… Нет, я хотел сказать. На чаёк, к вам? Обязательно зайду. С супругой? Да, в крайнем случае, можно и с ней. Ага! До свидания, Фёдор Фёдорович. Хорошо, учту. Тогда попроще. До встречи, Федя! (Раисе Федотовне). Вот так с академиками надо разговаривать. А то, ишь, ты, зажрались!

Раиса Федотовна: – Замолчи ты, кричащая рыба! С кем это ты к нему на чай собрался! (передразнивает) «В крайнем случае, можно с ней». Нашёл… крайний случай. Если бы ты знал, сколько прекрасных людей меня на чай приглашает! Если бы я весь этот чай выпивала, то из туалета бы не выходила… по причине постоянного желания помочиться.

Роман Павлович: – Да, ладно. Это у меня такое по телефону вырвалось. Случайно. Я без тебя никуда… Даже бы в баню мужскую бы только с тобой ходил. Но ведь не… положено.

Раиса Федотовна: – Вот только туда ты меня и приглашаешь, потому что… мне нельзя там находиться. Ну, если можно и ты настаиваешь…Это всегда так. Туда, куда можно и нужно мне ходить, чёрта с два ты позовёшь!

Роман Павлович: – Время такое! Ничего не понять. Хотя, вроде бы, всё так просто, но… не понятно. Ты знаешь, я всё чаще прихожу к выводу, что кто-то кого-то постоянно берётся привести к счастью, но не может этого сделать. Но это ещё полбеды, страшно, когда не хочет, и не просто не хочет, а умышленно приводит если не в чащу леса и на топкое болото, то к краю пропасти… обязательно.

Раиса Федотовна: – Я тоже могу философствовать и вспоминать, вспоминать, вспоминать и делать… выводы. Неутешительные выводы, где сальдо с бульдо никак не сходятся, и не сойдутся.

Роман Павлович (меняет тему разговора): – Раинька, я тебе не говорил, что через свою двоюродную бабушку… как тебе сказать. Одним словом, у предков её отца… Короче, во мне течёт капля крови, может, граммов даже сто пятьдесят, дворянской крови. Что-то там от графа Воронцова или Хвостова. Я это, к тому, почему наш сын очень… такой порядочный человек и… доверчивый. Благородство не спрячешь.

Раиса Федотовна: – Парень как парень. Я хоть и мать, но знаю, что недостатков у него предостаточно. А насчёт графьёв, то у нас в школе есть такой, чумоватый учитель, физику преподаёт, иногда и математику. Так он официально добился того, чтобы его считали потомком целого семейства графов и герцогов Гамильтонов. Где-то, за определённую плату, такие документы дворянские грамоты у нас, в Москве, выдают.

Роман Павлович: – У него фамилия Гамильтон?

Раиса Федотовна:– Нет. У Ильи Назаровича фамилия Хомутов. Но он утверждает, что, когда-то, при Петре Первом, эта фамилия при российском царском дворе, как бы, обрусела. Все живущие тогда в Питере Гамильтоны стали, с нашей лёгкой руки, Хомутовыми. Как ни странно, и в Санкт-Петербурге достаточно таких вот, Хомутовых-Гамильтонов. Получается, что выживший из ума, наш Илья Назарович тоже ведь Сусанин, очень старается, благодаря своему дворянскому происхождению, многих вести за собой. А потом каждому… в конце пути он в культурной форме говорит: «Ты – быдло, а вот я…».

Роман Павлович: – Такие Сусанины не страшны. Они балансируют на грани сумасшествия. Пограничное состояние перед полным срывом «крыши». Многие из тех, кто не стали настоящими Сусаниными, я подчёркиваю, нашего не очень доброго времени, становятся шизофрениками. Представь себе, их очень трудно выявить. Под старость лет они начинают сочинять музыку, писать стихи, изобретать «сверхводородную» бомбу, становиться депутатами… только для того, чтобы, как можно больше людей привести если не к пропасти, то… к разбитому корыту. Да ещё и денег хорошо… хапнут и такую себе пенсию сделают, что… мама не горюй.

Раиса Федотовна: – А ведь нашёлся умный человек, простой учитель русского языка и литературы, не академик, который популярно объяснил нашему Илье Назаровичу, что…от побережья Татарского Пролива почти до Ламанша в незапамятные времена «проходил» эвенкийский этнический пояс… значит, культурный, исторический, этимологический и всякий разный.

Роман Павлович:– Причём здесь всё это? Ты хочешь сказать, что у кочевников и других народов существовал синдром Сусанина? Предполагаю, верю и даже знаю!

Раиса Федотовна: – Просто, в переводе на русский язык с эвенкийского слово «хомото» или «хомотэ» означает – «медведь». Оказывается фамилия «Хомутов» происходит от слово «хомото». Вот тебе – и всё его дворянское происхождение. Теперь наш учитель физики пишет в столичное дворянское собрание на нашу русистку Жанну Аркадьевну Вейцман жалобы. При этом он заявляет, что с её стороны – это ущемление прав русского народа и даже узурпация, вперемешку с русофобией.

Роман Павлович: – Странно, почему вы, историки и лингвисты, забыли обычное русское слово «хомут». Видно, я что-то недопонимаю. Как бы там не было, ваш Хомутов – стопроцентный Сусанин и старается, как можно больше людей не только зависти в тупик, но и столкнуть их лбами… со своим дворянским происхождением (немного кичась своими энциклопедическими познаниями). На Руси издавна медведя называли по-всякому: сергач, ведмедь, горбач, мишка… Да как только ни называли!

Раиса Федотовна: – Пустые разговоры. Сейчас нам надо думать только о Феденьке.

Роман Павлович идёт всё к той же гитаре. Берёт её в руки садится, перебирает пальцами струны и… солирует:

– Самый добрый в мире

Иванов Порфирий.

Только мой рассудок

Счастья не познал.

Я иду по свету –

Ни одной монеты,

И пустой желудок –

Весь мой капитал.

Туфли прохудились, нет обновы,

И пиджак порвался на беду.

Жить мне по системе Иванова,

Если я работы не найду.

Иванова очень уважаю,

Не служил он в жизни суете.

Песней я его не обижаю,

Песенка моя о нищете.

Есть жена-пьянчуга,

Нищета-подруга,

Дети как упрёки,

Детки – мал, мала.

Я трудолюбивый,

Только не счастливый.

Я не одинокий,

Нищим нет числа.

Туфли прохудились, нет обновы,

И пиджак порвался на беду.

Жить мне по системе Иванова,

Если я работы не найду.

Иванова очень уважаю,

Не служил он в жизни суете.

Песней я его не обижаю,

Песенка моя о нищете.

Не курю, не пью я,

Но живу тоскуя.

В Иванова верю,

На него молюсь.

Птицей стать не ветке,

Хочется мне, детки.

А пока за дверью –

Нищета и грусть.

Туфли прохудились, нет обновы,

И пиджак порвался на беду.

Жить мне по системе Иванова,

Если я работы не найду.

Иванова очень уважаю,

Не служил он в жизни суете.

Песней я его не обижаю,

Песенка моя о нищете.

И снова подаёт голос телефон.

Раиса Федотовна (берёт трубку, со вздохом): – Алё! Не поняла. Повторите пожалуйста (долгая пауза, на лица гримаса ужаса). Какой кошмар!

Телефонная трубка выпадает из рук Раисы Федотовны. Она, покачиваясь идёт к тахте. Теряя сознание, падает на неё, гитара остаётся в ногах. К ней поспешно подбегает

Роман Павлович (взволнованно): – Раинька, что с тобой? (прикладывает ухо к её груди). Слава богу! Живая. Полежи немного. Придёшь в себя – расскажешь, что и как. Я готов ко всему! А пока всем нам надо отдохнуть! Но даже это никого не спасёт, потому что каждый миг нас ведут к пропасти страшные и коварные Сусанины!

Конец первого действия

Действие второе

Та же комната, та же обстановка, ничто не течет и не изменяется.

Роман Павлович, в гордом одиночестве, сидит на тахте с гитарой, что-то бренчит, потом берёт два-три «свежих» аккорда начинает петь:

– Любовь сильней пожара,

Женились мы всерьёз.

Нас дедушка твой старый

На пасеку привёз.

Он, пасечник бедовый,

Заверил нас почти,

Что месяц мы медовый

Там сможем провести.

Жили мы с тобой под мухой,

Месяц сладким был у нас.

Угощались медовухой

Днём и ночью, каждый час.

Нас шатало и мотало,

Белый свет казался мал.

Ты меня не узнавала,

Я тебя не узнавал.

Мы деда уважали,

От пьянства нет вреда.

Ты от меня с бомжами

Сбегала иногда.

А дед, как тень, маяча,

Шатался по двору

И говорил он плача,

Что служит в ЦРУ.

Жили мы с тобой под мухой,

Месяц сладким был у нас.

Угощались медовухой

Днём и ночью, каждый час.

Нас шатало и мотало,

Белый свет казался мал.

Ты меня не узнавала,

Я тебя не узнавал.

Не то, что бы я спился,

Но малость впал в грехи.

Мой разум помутился –

Я стал писать стихи.

Мы поженились летом,

Расстались, но и пусть.

Теперь я стал поэтом,

И даже издаюсь.

Жили мы с тобой под мухой,

Месяц сладким был у нас.

Угощались медовухой

Днём и ночью, каждый час.

Нас шатало и мотало,

Белый свет казался мал.

Ты меня не узнавала,

Я тебя не узнавал.

Явственно слышится звук вращающегося ключа в дверном замке. Шумно открывается дверь.

Раиса Федотовна (входит в гостиную, на сей раз в строгом платье-костюме, с недовольством): – А ты всё поёшь?

Роман Павлович (откладывает гитару в сторону): – А что мне плясать прикажешь? (философски, но спокойно): – Малые детки – малые бедки, а большие оглоеды – большие и беды.

Раиса Фёдотовна (с сарказмом): – Стихотворец ты мой! Наверняка за эти фрагменты из фольклора, народного творчества ты потребуешь водки!

Роман Павлович: – Не помешало бы…после такого.

Раиса Фёдотовна: – Народ сочинил эту прибаутку – пусть он и пьёт! И так уже основная часть населения спилась, к чертям собачьим! А чего не пить? Сусанины-Кошельковские своё пиво на телеэкране рекламируют, причём, внагляк. Этот спиртовой раствор ещё и пивом называют. Надо же! Такой противотанковой гадости они ещё и название придумали! Оборзели! А ты губу не раскатывай. Пить не будешь!

Роман Павлович: – У меня, Рая, чуть сердце не разорвалось… от случившегося.

Раиса Фёдотовна: – А я уже, считай, мёртвая. Всё я делаю, только я одна! А ты, Роман Павлович, за моей спиной, как дитя малое. Всего боишься. Даже в морг на опознание трупа нашего мальчика я вперёд пошла. А ты… бросил меня там! Идиот! Срочно домой поехал. Почему меня не подождал… в трудную минуту?

Роман Павлович (растеряно): – Да потому что!.. Надоело слушать твои нотации и оскорбления. Вот и всё! (возмущённо). Чего ты всё горлопанишь? Я же тебе сказал: держаться надо. Тому же Павлику Морозову гораздо тяжелей было, чем нам с тобой.

Раиса Фёдотовна: – Причём здесь Павлик Морозов, когда нас вежливо по телефону из полиции попросили приехать на опознание трупа…(подражает голосу сотрудницы милиции) «вашего мальчика».

Роман Павлович: – Так мы же, почти сразу, и поехали. Всё…по плану.

Раиса Фёдотовна: – Мы что… с тобой это планировали?

Роман Павлович: – Но ведь труп-то оказался не Федькин, язви тебя, в душу мать! Зачем мне там было торчать?

Раиса Фёдотовна: – Зато я теперь – труп, и уже таковым навсегда и останусь… даже в следующей жизни.

Роман Павлович: – Чем ты не довольна? Мы приехали и посмотрели… Ни он. Что в этом плохого?

Раиса Фёдотовна: – Этот бомж… хоть в морге лежит. А наш мальчик (плачет) где-то в лесу под сосной… распластался и… не дышит. Как бездомная собака, там валяется!

Роман Павлович: – Да! Валяется… только не под сосной, а, где-нибудь, на хате, у своих друганов, и пьяный в задницу! Я-то своего сынка знаю. Слава богу, если это не так, как я говорю.

Раиса Фёдотовна: – Пусть уж лучше будет так: пьяный, обкуренный, грязный, но… живой.

Роман Павлович (берёт её за руки): – Успокойся! Прошу тебя. Может быть, не так всё и плохо. Он не такой уж и глупый, чтобы верить какому-то Ваньке Сусанину. Если он его в самую глушь поведёт, то Федя ему твёрдо ответит, как Ленин: «Мы пойдём другим путём!» (напевает). «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!».

Раиса Фёдотовна: – Вот и сделали былью эту… жуткую сказку. Уже нет на свете ни одной страшилки, какая бы в России ни стала былью.

Роман Павлович: – Нет. Я утверждаю, что добрых сказок гораздо больше (ласково, как ребёнку). Ну, помнишь сказку про Машеньку? Конечно, помнишь! Эту самую Машеньку подружки взяли в лес по ягоды или по… грибы. Неважно. И вот эти скверные подружки, юные Сусанинки, завели её в глухую чащу и бросили. С подлянкой были девочки и с явным врождённым Синдромом Сусанина. Генотип вещь серьёзная! А Маша поаукала малость, но и мозгами стала раскидывать. Переночевала у трёх медведей, поужинала там на шару, поспала, отдохнула хорошо, как в отеле пятизвёздочном, посмотрела телеви… Нет. Совсем не то говорю. Телевидения, слава богу, тогда в России не наблюдалось. Потому и дураков, и сумасшедших зарегистрировано сейчас гораздо больше, чем раньше…

Раиса Фёдотовна: – О чём ты, Рома? Какая такая Машенька?

Роман Павлович: – Я о том, что она нашла выход из экстремальной ситуации и ещё по полной программе кинула трёх медведей. Прикинь! Ни одного, а целых трёх. А чем наш Федя хуже Машеньки?

Раиса Фёдотовна: – Достал ты меня своими медведями! У тебя уже в речах не логика, а сплошная берлогика. Ты забыл мне сказать, что Сусанинское движение корнями идёт из глубокой древности и отражено даже в сказках и легендах Дохристианской Руси.

Роман Павлович: – Сейчас я попытаюсь позвонить Феде по мобильному телефону (шарит во внутреннем кармане пиджака). Ага, нашёл.

Раиса Фёдотовна: – Нет, уж лучше я (достаёт мобильник из сумочки, набирает номер, прикладывает телефон к уху). Молчит. Упорно молчит! (кладёт мобильник назад, в сердцах). Да что это за жизнь такая!

Роман Павлович: – Но если он явится домой без грибов…

Раиса Фёдотовна: – Ты сам уже похож на мухомор!

Роман Павлович: – А ты бледнолицую поганку!

Раиса Федотовна: - (в бешенстве вскакивает): – Я… на поганку?! А твои эти шлюшки…Вали, Лизы, Люси… Они добрые феи, да? Да они только потому уже давно перестали стоять вдоль автотрассы Москва – Питер, что шофёры принимали их за дорожные знаки!

Роман Павлович: – Преувеличиваешь! И успокойся! (уже потише). Я тоже могу многое сказать, но молчу, потому что…

Раиса Федотовна (в сердцах): – Плюну на всё и тоже, как и ты, буду беззаботно петь!

Решительно идёт к гитаре. Роман Павлович молча перебирается на кресло. Она играет и поёт:

– От обиды муж мой спятил,

Жить со мной не захотел

Объявил он мне, что дятел,

В лес дремучий улетел.

Перед миром всем ославил,

Жизнь пошла на перекось.

На кого меня оставил?

Дома, что ли, не жилось?

Ты слети с макушки дуба.

Ну, за что такая месть?

Если я тебе не люба,

Значит, дятел ты и есть.

Не стучи свою морзянку,

Без тебя в тоске хожу.

А ругалась я за пьянку.

Больше слова не скажу.

Старый дробовик найду я

И пойду я в лес, на стук.

Жизнь мою ты, молодую,

Погубил пернатый друг.

Лучше был бы ты калека,

Вечно ползал во хмелю.

Превращайся в человека,

А иначе – застрелю!

Ты слети с макушки дуба.

Ну, за что такая месть?

Если я тебе не люба,

Значит, дятел ты и есть.

Не стучи свою морзянку,

Без тебя в тоске хожу.

А ругалась я за пьянку.

Больше слова не скажу.

Отобрал ружьё лесничий,

Проводил меня домой.

Я люблю твой образ птичий.

Пусть ты дятел, но родной.

В человека превращайся,

Всё прошу я, так и быть,

И ко мне ты возвращайся.

Выпить есть и закусить.

Ты слети с макушки дуба.

Ну, за что такая месть?

Если я тебе не люба,

Значит, дятел ты и есть.

Не стучи свою морзянку,

Без тебя в тоске хожу.

А ругалась я за пьянку.

Больше слова не скажу.

Её песня завершается очередным телефонным звонком.

Роман Павлович (снимает трубку, прикладывает к уху, нервно): – Ну, кто там ещё? Альпинист Петя Скалов? Вы ни туда попали! Здесь не клуб скалолазов и даже не гора Эверест! А-а! Вы тоже ищете моего сына, грибника Федю? И где вы ведёте поиски? В Саянских горах? Но ведь он не в Сибири… Он находится ближе к Ленинградской области, точнее, сейчас должен быть, в Новгородской (пауза). Не понимаю. Вы, на всякий случай, решили штурмовать Саяны. Не понял. Вы полагаете, что он там, на какой-нибудь вершине, в гольцах? Если вы уже в горах, Петя, то спускайтесь вниз. Вам срочно необходимо долгое лечение в психиатрической больнице. А-а! Вы в нормальном разуме. Ещё бы! Губа не дура! Вам моя жена, Раиса Федотовна, оплатила весь маршрут? И вы ещё просите денег? Ну, молодец! Завёл ты нас, Сусанин, в финансовый кризис. Тебе лучше не возвращаться в Москву. Я тебе обещаю сделать прямой массаж лица. Ты мне ещё угрожаешь? Наглец! (швыряет трубку). Ты, Рая, получается, содержишь всю эту двуногую дрянь! Он нашего Федю в Восточных Саянах ищет! Молодец!

Раиса Фёдотовна (пожимает плечами): – А я причём?

Роман Павлович: – Ты никогда ни причём! Я здесь ноль… без палочки!

Раиса Фёдотовна: – Да! Почти что без… палочки.

Роман Павлович: – Не надо! Другим нравлюсь… А у меня вопрос. Может быть, ты последние деньги послала ещё и американскому президенту США для ликвидации их экономического кризиса, который они сделали и… нашим?

Раиса Фёдотовна: – Как ты мне надоел, гнусный и тупой мужик! Нет, не послала. Потому я этого не сделала, что денег уже нет и в ближайшем будущем… не ожидается. А для того, чтобы спасти собственного сына, я и тебя продам в рабство… малазийским пиратам. Пусть тебя сам премьер министр выкупает, если ты ему нужен… специалист по синдромам.

Роман Павлович: – Ты, по-моему, уже говоришь… лишнее! Вот тебя бы я продал, но только никто не купит. Мне, дорогая моя, приплачивать придётся, чтобы тебя взяли… хоть на время. Неужели и ты вступила в какую-нибудь… новую Партию Дураков (решительно идёт к гитаре).Ну-ка, уступи солисту место!

Раиса Федотовна встаёт и уходит на кухню.

Роман Павлович, почти не обращая внимания на нервное состояние жены, спокойно, аккомпанирует себе и поёт:

– Собираю я деньги с прохожих

На космический дальний полёт.

Пусть дурак космонавтам поможет,

Только умный деньжата сгребёт.

Продаю я воздушные замки,

Кучи акций, тряся кошельки.

Пусть выходят в желаньях за рамки

Дорогие мои дураки.

Мне в нашей жизни тесно,

Живу я интересно.