Это было похоже на резкий перелом в жизни. Глоток свежего воздуха. Словно я был заперт в каюте тонущего корабля, но смог пробить себе путь на волю. Пробная версия сценария уже написана и даже одобрена фрау Ларсен, чему я несказанно рад. Началась работа над фильмом: подбор актеров, выбор мест съемки, подготовка костюмов и декораций. Вместе с этим мне все меньше дела до учебы, до фильма, до всего.

Поиск идеального сочетание с сонастройкой, которым я занимаюсь совместно с Этель, полностью мной завладел. При этом, с каждым днем во мне растет страх, что я сам поверю в свой обман, в мою несуществующую религию. Как было бы хорошо, если бы она была истина! Тогда мне бы уже ничего было бы не нужно. Я бы просто достиг вознесения. Вместе с Этель. Мы бы ушли, я не знаю, куда. Но там было бы куда лучше, чем здесь.

С чувством страха во мне соседствует и другое чувство. Чувство, которое я усилено подавляю день ото дня. Оно расцветает к ночи, пускает в меня шипы, выворачивает душу наизнанку. И это чувство – чувство вины. Я бегу от него всё дальше, погружаясь глубже в омут, мной же созданный. Есть ли у меня путь назад? Не знаю. Пока что у меня есть силы только на то, чтобы идти вперед.

Первой нашей попыткой была заброшенная церковь к северу от Города. Церковь была заброшена еще в моем детстве. Тогда мы любили бегать по развалинам древнего храма, лазать по балкам, которые могли в любой момент обвалиться. Странно, в детстве мы не думали об опасностях, да с нами особо ничего не случалось. Царапины, ссадины и ушибы, редкие переломы. Всё это ничто со сломами в нашей душе, что происходят во взрослой жизни. Сейчас мы только и думаем, что о своей безопасности, при этом всё сильнее страдая. Очередная ирония в их бесконечной череде.

Мы принесли с собой проигрыватель и поставили его прямо на алтарь. Раньше тут звучало хоровое пение, теперь тут звучит техно. Другие бы назвали это богохульством, но мы с Этель давно уже отринули всех богов, кроме танца. Я знал, что никакой сонастройки не получится, но не знал, как это объяснить. Вместо придумывания отмазки, я полностью отдался танцам с Этель. Я вот думаю, плохо, что я её обманываю, но впервые с момента нашей встречи я вижу огонь в её глазах. Это прекрасное хрупкое существо вновь ощутило на себе дыхание жизни. Видя это, я сам стал немного счастливее.

В итоге оправдание придумывать и не пришлось. Оно само пришло к нам. Внезапно двери заброшенной церкви распахнулись, и на пороге появилось двое полицейских. Они застали нас прямо посреди танца, прервали наш ритм. Тем самым они и помещали сонастройке.

– Молодые люди, – начал один из них, – вы не находите, что существуют более подходящие места для танцев? Например, клубы.

– Простите офицер, но клубы не обладают нужной нам атмосферой. Мы разве помещали тут кому-нибудь? Желтый городок тут куда ближе Города. Неужели на нас пожаловались психически больные?

– Жаль, что клубы не удовлетворяют вашим потребностям, но вам все же придется покинуть это место. Мало того, что вы, как выразились бы многие люди, оскверняете святыню, так вы еще и себя опасности подвергаете. Это здание в любой момент может разрушится.

– Да бросьте, офицер. Давайте лучше к нам, – Сказал я в шутку, – готов поспорить, вы хороший танцор.

– Явно не здесь. Ладно. Хватит шуток. Пора уходить.

Я пожал плечами и повернулся к Этель. Мы собрали вещи и ушли. Какое-то время мы молча шли по ночным холмам в сторону сияющего Города. Снег начал постепенно сходить, начиналась весна. Воздух был наполнен особым морозом. Это была не сковывающая зимняя стужа, это был мокрый легкий мороз.

– Мы попробуем прийти сюда снова? – спросила меня Этель на обратном пути.

– Нет. Если нам в заброшенной церкви смогли помещать, значит это место уже на подходит для нашей цели. Мы должны поискать другое место. Со временем, мы найдем то, что нам нужно, я обещаю тебе, Этель.

– Я верю тебе, пророк, – с этими словами Этель обняла меня, – спасибо тебе.

В тогда-то и случилось непоправимое. Я почувствовал, будто что-то во мне оборвалось, или, наоборот, появилось. Странное чувство начало прорастать во мне. Но оно не было мне незнакомо. И это приводило меня в ужас. С каждым днём я все больше понимал, что растет во мне с ужасной скоростью. Оно пробиралось в каждую клетку, меняя её подобно вирусу. Росло в заброшенных домах и заводах, разрасталось, пока мы танцевали в горной долине. Сонастройка с небесами не приближалась, зато приближалось что-то другое. Нечто, чего я очень боялся.

Первый приступ случился во время занятий в институте. Я сижу на паре, но не могу слушать, что мне говорит преподаватель. Да я и преподавателя толком не вижу. Перед глазами лишь Этель. Мысли только о ней. Я словно очутился в чудесном весеннем саду, вокруг деревья с распускающимися листьями, сквозь кроны деревьев проникают теплые лучи солнца. Мы с Этель идем рядом. Видны какие-то древние постройки, поросшие мхом. Конечно, это было не на самом деле, не было галлюцинацией, но образ этот так сверкал в моем воображении!

Внезапно грезы прервались, я снова оказался в аудитории. За окном крупными хлопьями падал снег. Все прошлые победы солнца оказались напрасными, мир снова был окутан белым покрывалом. Под ним же оказались погребены мои грезы. Грезы об Этель. Нет, нельзя. Хватит. Я знаю к чему ведут эти грёзы, это дорога без возврата. Она всегда приводит к краху. Надежды всё равно нет. Я уже смирился. Убил в себе способность чувствовать это. Но подобно монстру из старых романов, оно восстало вновь.

Я буквально выбежал из аудитории. Мои внутренности начали сворачиваться по золотому сечению. Ак будто между моими клетками поместились клетки другого человека. Одно тело, до отказа забитое двумя людьми, вот как оно ощущалось. Холод по позвоночнику, нож, приставленный к горлу. Выколотые глаза, связанные руки. Я готов вот-вот разорваться на части, разлететься на ошметки. Неужели я снова влюбился?

По пути я чуть не сталкиваюсь с Кларой.

– Фред, что с тобой, все в порядке? – спрашивает она испуганно.

– Да, всё отлично. Как никогда, -отвечаю я, пролетая мимо.

Умываю лицо холодной водой. Смотрю на себя в зеркале. Нет, так больше нельзя. Я занимаюсь лишь обманом этого прекрасного потерянного человека. Мне нельзя в неё влюбляться. Какая тут любовь? Она только-только начала отходить от прошлого. Нет. Не могу. Этому нет места в моем будущем сценарии. Я начал это чтобы поймать идеальный сюжет. Встал на кривую дорожку, опустился до пророчеств и эзотерики. В этой истории нет места для любви. Это чувство все еще можно похоронить в себе. Распилить по кускам, отнести в самые темные дали своей души и просто закопать там. Без креста, без памятника.

Холод приводит меня в чувство. Всегда приводил. Он выстраивает мысли, делает сознание собранным. Я не ношу слишком теплую одежду, предпочитая холод, хотя не так давно я чуть не умер от холода. Видимо, старею, уже не так легко его переношу. Мне говорят, что я могу подорвать здоровье, одеваясь так легко, но какое мне до этого дело? Я хочу дышать свободно, хочу думать свободно. Это для меня дороже.

День окончился. Клара, Аттерсон и я идем по коридорам Нортштадта, обсуждая наши сценарии.

– Мне тут сказали, – начала Клара, обращаясь ко мне, – что к первым наброскам твоего сценария появились вопросы. Говорят, что он уж больно странный.

– Ну, – пожимаю плечами, – мы живем в эпоху, когда странное не отделить от гениального.

– Высокого ты мнения о своем сценарии, – подкалывает меня Аттерсон, – не думаешь, что тебя могут закрыть за излишнюю жестокость? А, ну еще за “неправильные идеи”

– Никаких идей в сценарии у меня нет. Автор ничего не имел в виду, понимаете? Они себе сами напридумывают того, на что можно обидеться. Мы живем в тот век, когда само наличие смысла уже бессмысленно. Эх, надо было ставить экранизацию книги какой-нибудь, как вы сделали. Нет, мне надо придумать что-то своё!

– В этом весь Шольц! – восклицает Аттерсон.

– В любом случае, проблемы будем решать по мере поступления. Съемки уже начались. Первые минуты материала отсняты. Отступать нам некуда, – подбадриваю я своих друзей-коллег.

Двери института распахиваются, я вдыхаю морозный воздух полной грудью. В тот же момент я слышу голос рядом со мной.

– Привет, Фред, – голос, буквально вбивающий меня в землю. Тело пронзают сотни иголок, позвоночник начинает вибрировать. Что она здесь делает? Её же тут быть не должно. Я назначил встречу на шесть вечера.

– И тебе привет, Этель, – говорю я ей, набираясь сил, – что ты здесь делаешь?

– Я знаю, что встреча у нас только через пару часов, но я не хотела ждать. Мне было слишком холодно и одиноко. Я узнала, где ты учишься и решила прийти за тобой, пророк. Пойдем?

– Да, конечно. Пошли, Этель, – неуверенно отвечаю ей я, затем оборачиваюсь к озадаченным друзьям, – Ну ладно, пока ребята, увидимся.

Мы с Этель Мейер уходим на северо-запад, к окраинам Города. Мне удается расслышать позади себя вопрос Клары: “А это еще кто такая?”. Они, кажется, очень озадачены. Я бы хотел пойти с ними, но не могу бросить Этель, заставлять её больше ждать. Черт возьми, я не хотел, чтобы моя учебная жизнь пересекалась с моей… скажем так, “ночной” жизнью. Словно выдумка и реальность соприкоснулись. И я, кажется, перестаю понимать, где что.

– Куда мы пойдем на этот раз? – слышу я рядом с собой вопрос Этель.

– В давно заброшенное место. Я слышал о нём от друзей. Большое красное здание. Знаешь такое? Говорят, это место проклято. Я же скажу иначе. Это место чистейшей эмоциональной силы. Столько страданий, устремлений и надежд в одном месте! Возможно, там мы и найдем путь на небо.

– Я слышала о нём. Говорят, там много людей пропало без вести. Призраки, мистические твари, ползающие граффити…

– Предлагаю проверить, – говорю я в шутку.

Пытаюсь смотреть на дорогу, дома. Но как бы сильно я не отводил взгляд от Этель, в конце концов он все равно оказывался на ней. Во мне всё бушует. Каждый позвонок словно начал вертеться вокруг своей оси. Так хочется просто снова обнять её, просто снова держать её в своих руках. Эта жажда сжигает меня изнутри. Давай, прямо сейчас, обними её, поцелуй. Вы оба – два потерянных создания, все, чего вам нужно – нежность. Не могу, это разрушит образ, разрушит всё.

Мы идём по мосту через реку Сонг, которая разделяет так называемое “Кольцо благополучия” Города от западных, бедных районов. Там, за мостом освещены только несколько улиц, всё остальное погружено во мрак. Уже стемнело за то время, пока мы шли от Нортштадта к мосту. Опять началась метель. Снег пролетает сквозь свет фонарей и окрашивается в золотой. Словно с неба падают частицы солнца.

– Постой, – вдруг говорит Этель, – посмотри, как красиво.

Свет от города отражается облаками на горизонте, у моря, создавая прекрасную картину. Сейчас, с высоты моста все кажется таким маленьким, таким спокойным и родным. Теплый свет фонарей контрастирует с кусачим холодом. Я смотрю на то, как колышутся воды незамерзающей реки, это наполняет моё сердце спокойствием на какой-то короткий момент. Этель закурила сигарету и в задумчивости уставилась куда-то вдаль.

– Знаешь, что это за мост, Фред? – вдруг говорит она.

– Неужели…

Нет, я же не мог привести её на тот самый мост. Мост, где с ней сделали это…

– Ага, – говорит она как будто без эмоций, – сейчас я вспоминаю это, будто это и не со мной было. С кем-то другим. В другой жизни. Как странно. Неужели я и не Этель Мейер вовсе? Или та глупая, бедная девчушка была не мной? Но если я не она, а она не я, т почему я всё еще чувствую прошедшую боль? Или там, под мостом, произошла моя первая маленькая смерть. Что тогда я успел сделать в жизни. Словно была рождена только для того, чтобы пострадать и умереть. Странное предназначение. Никчемное.

– Это не так. Никто из нас не предназначен лишь для страданий, – говорю ей я, а сам про себя думаю, что её слова – мои слова, но я должен её успокоить. Не могу видеть, как она начинает прикусывать губу, а её глаза наполняются слезами, – подумай, быть может, мы были рождены, чтобы встретить друг друга, чтобы достичь рая. Что люди понимают о целях в жизни? Заработать денег, славу – всё это чушь. Наш путь тернист и далёк, но мы идем к звездам. И это стоит того. Свет стоит того, чтобы идти сквозь тьму.

– Ты прав, как же ты прав, пророк, – говорит она, а по щекам начинают бежать слезы, размазывающие тушь по лицу, – просто так странно осознавать, что путь этот открылся мне после ада. Спасибо, пророк. Кажется, я теперь всё понимаю. Да, точно. Ты же видишь это?

– Вижу что?

– Мы так старались найти место для сонастройки, но чуть не прошли его. Вот она, лестница к небесам. Никогда бы не подумала, что нужно спуститься вниз, чтобы вознестись. Но теперь это очевидно, – по её лицу расползается странная улыбка, – Мы находимся очень высоко над водой, внизу – бездна, на кромке которой колышутся тёмные воды. Вокруг нас падает золото, что, достигнув воды, растает. Здесь, наверху, мы живем нашими ненавистными жизнями. Я вижу это в твоих глазах, ты тоже её ненавидишь, Шольц! А вот он – выход.

Она махнула рукой куда-то за перила моста.

– Танцуя на твёрдой земле, мы не вознесемся, но если мы полетим…

Этель вплотную подошла к перилам и начала перелезать через них. Сердце моё сжимается. Она собирается прыгать. Инстинктивно подскакиваю к ней и хватаю за руку.

– Этель, что с тобой? Не надо! Не делай этого, это не выход.

– Конечно, это не выход. Это вход! – при этих словах она хватает меня за руки и начинает тащить за собой.

Она полностью перестала держаться на мосту, пытаясь затащить меня за собой. Я пытаюсь встать в более устойчивую позицию, но вместо это проскальзываю ногами по льду и на скорости ударяюсь коленной чашечкой об прутья перегородки. Разряд боли проносится по телу, я на секунду теряю хватку. Еще немного, и я бы выпустил Этель. Что делать? Мысленно проклинаю себя за то, что никогда не уделял внимание спорту. От напряжения по телу словно начинают бегать насекомые.

– Мы будем танцевать, падая в свете фонарей. Вот она, высшая точка техно-инферно. Нас закружит с ветром, мы будет плясать в буре.

Это я довёл её до такого. Боже, я это моя вина. Я должен держать её. Только не отпустить, только не ослабить хватку. Спасти её от моего безумия. Мимо проезжают машины. Почему никто не остановится? Никто не поможет. Некоторые из них даже сигналят, когда проезжают мимо. Они что, издеваются? Вдруг одна машина останавливается рядом. Неужели мне помогут?

– Вы что здесь делаете? – спрашивает мужчина в деловом костюме, – а ну быстро пошли отсюда.

– Тогда помогите, она сейчас упадет.

– А что ты на меня переводишь, засранец, я вам сказал убираться отсюда, дальше – не мое дело.

– Ты издеваешься что ли, придурок?

– Как ты меня назвал? – сердито сказал он.

– Почему ты не прыгаешь со мной, пророк? Не бойся, прыгай вниз. Я верю тебе, поверь и ты мне! Это наш путь, не ты ли говорил об этом, – кричит снизу Этель Мейер.

– Нет, Этель. Ты просто умрешь, если спрыгнешь, – кричу я ей, а потом поворачиваюсь к вышедшему мужику, – либо помогай, либо затаскивай свою задницу обратно в машину.

– А чего этого бояться? – продолжает Этель, – Ты все равно когда-нибудь умрешь. Но разве это будет смерть? Ты же сам вещал мне про вознесение? Или ты врал мне?

– Я не врал тебе и дело не в страхе, – кричу я ей, а потом снова обращаюсь к ублюдку, вышедшему из машины, – Так, проваливай отсюда, потому что, когда я спасу Этель, а я сделаю это, я тебе устрою ад на земле. Не веришь мне? Хочешь проверить, сукин сын?

Мужик фыркает и садится в машину, после чего уезжает. Ну, хоть не столкнул. Вдруг прут ограды проскальзывает по коленной чашечке, и теперь я упираюсь в него своей промежностью. Повезло, что это произошло медленно, иначе, от боли я мог бы разжать руки. И все равно напряжение неописуемое, что моральное, что физическое. Чувствую, что по щекам моим от боли начинают течь слёзы. По горлу словно обухом топора ударили, а легкие готовы вот-вот разорваться.

– Ты ошибаешься, Этель. Но я прощаю тебе это, ибо путь наш обманчив Он сложен, очень сложен, но ведет к свету. Отдав жизнь, ты ничего не добьёшься. Рая достичь невозможно, не ценя свою жизнь, разбрасываясь ею!

Я смотрю её в лицо, с него сошла улыбка. Гляжу в её глубокие глаза, всегда полные печали. Они словно закутаны какой-то пеленой. Не дай мне тебя отпустить, Этель! Не дай мне потерять хватку! Я не брошу тебя. Никогда не брошу. Лучше самому потерять разум, ослепнуть от бредовых идей, которые зародились в глупом споре. Я довел тебя до такого, значит мне и нести ответственность.

– Ты прав, – вдруг кричит она, – Господи, что я делаю?! Что я делаю?

– Все будет хорошо, я вытяну тебя, но и ты должна мне помочь в этом!

Из всех сил тяну её наверх. После нескольких неловких попыток, Этель зацепляется ногой за край моста. Последний рывок, тяну на себя, перетягивая Этель за перила. Валюсь на землю, а сверху на меня падает Этель.

– Прости, прости меня, – всхлипывает она, – я не знаю, что на меня нашло. Словно это и не я. Да, это та, другая Этель, плохая, жалкая, брошенная, никчемная. Но я не буду такой, обещаю. Я больше не буду той Этель, не буду слабой. Я обещаю. Не покидай меня, прошу. Прости меня, – он захлебывается в рыданиях.

– Всё хорошо, – говорю я, обнимая её, – все хорошо. Послушай, по секрету, я тоже когда-то был самоубийцей. Но оставил это в прошлом. Какая бы горечь не переполняла меня теперь. О, поверь, она бывает очень сильной. Но я не сверну со своего пути. Знаешь почему, Этель? Посмотри наверх. Тучи рассеялась, взгляни на эти звезды. Мы стремимся не к темноте загробного мира, но к свету звёзд. В пасмурную погоду небо кажется нам черным, беспросветным, но за этой пеленой скрывается бесконечный свет вселенной. Разве это не мило, существа, чьё предназначение – копаться в грязи, стремятся к звёздам. Это грустно, но не так как то, что жители поднебесья всё больше стремятся зарыться в грязь. Я предпочту продираться сквозь грязь и корни к свету. Это наша красота, это наш путь.

– Как прекрасно. Кажется, я несколько лет не поднимала голову к небесам. Обычно они так обжигают глаза.

– Сегодня мы стали еще на шаг ближе к цели. Не стоит нам идти ни в какое “Большое красное здание”. От глупого перебора мест мы не приблизимся к цели. Но мы уже сделали шаг вперед. Просто взгляни на красоту вселенной. Мы открыли ей свои сердца. Звёзды водят по небу бесконечный прекрасный танец, мы же его повторим. А пока… Предлагаю встать с холодного асфальта и прогуляться по городу. Я знаю несколько красивых парков…

***

Ночь – поганое одинокое время. Никого рядом нет. Не с кем даже поговорить. Да, можно поговорить с самим собой, но и он хамит. Несколько минут назад я вернулся домой после того, как проводил Этель до её квартиры. Мы гуляли долго, до самой ночи. По пути домой, мои ноги заявили о себе, в особенности, ушибленное колено. Я шел, думая только о том, как бы побыстрее оказаться дома. Но вот я здесь, на едине со своими мыслями. Произошедшее сегодня никак не выходит из головы.

Если бы я не смог её удержать, если бы не смог вытянуть… Я довел Этель до такого состояния. Из одной крайности перевел в другую. Из-за своей дурацкой игры, из-за того тупого спора, я превратил её в фанатика. Я разрушаю жизнь другого человека. Я взял разбитого человека и сделал все только хуже. Если что-то пойдет не так, если с Этель снова случится припадок?

Я виноват. Это моя вина. Не могу спать, не могу дышать. Так душно от своих мыслей. Они словно скользкие руки оплетают меня, ползут по мне, подбираются к горлу и душат его. Молча сижу на кровати в темноте, встаю раскрываю окно нараспашку и впускаю внутрь поток холодного воздуха, но он не помогает. Даже холод не помогает.

Передо мной по стенам плывут картины возможных событий. Я вижу, как Этель падает с моста в ледяную воду, идет ко дну, задыхается, а я с ней же. Дерево на улице бросает тень на стену, и я вижу себя, повешенного на этом дереве. А тень от снега как падающие капли крови. Темной холодной крови. Это моя награда. В конце пути меня ждет смерть или вещь, куда хуже смерти – одиночество. Всегда ждало.

Но я бы мог влюбить Этель в себя. Она могла бы стать моей, раз я стал обладать над ней моральной властью. И кем я стану тогда? Это все равно, что изнасилование, но с прелюдией в виде продолжительного психологического насилия. Я не могу так с ней поступить. Она мне нравится, бесконечно нравится. Даже больше, вероятно, она единственный человек, который может понять меня. А я – единственный человек, который понимает её. И это еще один аргумент против этой паршивой мысли, что пришла мне только что.

Черт, да как я вообще мог подумать об этом. Я хватаюсь руками за голову и падаю на колени. Темнота бежит по телу ордой пауков.

– Как всё к этому пришло, как я вообще стал таким?

– Ты сам выбрал этот путь для себя!

Озираюсь. Чей это голос? Тут ведь никого нет. Тут никого никогда не было.

– Да, ты с превеликим удовольствием выбрал для себя этот путь. Всю жизнь пытался усидеть на всех стульях. Пытался выделится, не быть таким как все. Прикрывался мечтой, но на самом деле, ты просто хотел быть выше других, не так ли? Зачем же теперь удивляться, что остался одиноким, что тебя никто не понимает. Ты выстроил каменную стену между собой и людьми.

– Неправда. Все те люди, что перестали со мной общаться… это они, они построили стену.

– Так думаешь? А как же Клара, Ульрик, Конрад? Они же хотят с тобой общаться, они никогда и слова плохого в твою сторону не сказали, они любят тебя. Так зачем же ты удаляешься от них. Укрываешься покрывалом вымышленных страданий, вымышленной истории. Ты бросаешь их. Ублюдок.

Что-то со всей силы ударяет меня в живот, выбивая весь воздух из легких.

– Ты привык видеть только черное. Ты красишь свою жизнь в этот цвет. Черт побери, да ты только черную одежду и носишь. Красишь небеса в черный, людей, машины. Знаешь почему? Ты любишь страдать. Это снимает с тебя ответственность за твою жизнь. Ты давно читал? Помнится, в школе ты читал очень много. Знаешь, на чем основана культура Экзайленда, нашей страны? Она основана на страдании. Оу, а ты был слишком приличным учеником. Ты хорошо освоил главную парадигму. Выстроил свою личность по архетипу лживых вымышленных персонажей.

– Я тот, кто я есть, я не списывал себя с других, я индивидуален, – слабым голосом отвечаю я себе.

– Да… Таких нытиков и страдальцев еще поискать. Ты мастер рефлексировать по каждому моменту в жизни. Вот только рефлексия эта бесполезна. Из-за неё ты слишком зациклен на самом себе. Не замечаешь ничего вокруг. Ты жалок. Размазня. Пока другие живут полной жизнью, ты ищешь себе новые причины для страдания.

– Почему я себя так ненавижу…

– Себя? Я? Это не только ты. Это стены, которые ты пропитал несбывшимися мечтами, заброшенными начинаниями и безответной любовью. Я – это Город, истоптанный твоими ногами.

Мое тело начинает плавиться на сквозняке.

– Я ночь и звёзды, которых тебе никогда не достичь. Я – вечность, что ждет тебя за порогом. Я живу в зеркале, в твоей тени, с другой стороны твоих зрачков, в твоем позвоночнике. Я родился с тобой, но не исчезну после твоей смерти. Я даже в могиле буду тебя доканывать.

– Тогда исчезни!

Я вскакиваю и начинают колотить по стенам своими кулаками, бить себя в ответ. Чувствую кровь на ободранных пальцах.

– Мы с тобой каждую ночь будем вместе. Я – твоя извечная супруга. Я – тоска.

Дикий звон обрушивает меня на пол. Я жадно хватаю ртом воздух. Кто-то из соседей стучит по трубе. Я мешаю кому-то спать. Я что, вслух кричал все это. Надо же. Даже сейчас, в момент крайнего одиночества и душевного напряжения, нашелся кто-то, кому я смог помешать, кто бы хотел, чтобы я делся куда-то подальше.

Мне всегда говорили, что меня слишком много. Но как меня может быть слишком много? Я ведь один. Родился на короткий миг, а затем умру. У меня нет иллюзий, загробной жизни не будет, будет только пустота. Мой разум, моя личность растворится в этой бесконечной пустоте. Вот я был. Вот меня нет. Как человека может быть слишком много? Не могу спать в этих стенах, не хочу в них жить. Одеваюсь и иду в темноту дворов. Надо развеяться. Кажется, единственный способ заглушить голос тоски – музыка и алкоголь. Благо, я знаю, где много и того, и другого.