Читать книгу: «Богатырь», страница 4

Шрифт:

Глава 7

Моров. Шалые людишки

Зима пришла и обосновалась по-настоящему.

Водный путь сменился накатанным зимником. На охотничьих луках поменяли тетивы – чтоб не боялись морозов. Хотя морозов особых и не было. Возок, на котором Илья перемещался по Морову, сменили на санки. Но санками Илья пользовался редко. Моровские умельцы собрали новые ходунки и поставили их на лыжи. Внутри вместо кожаных штанишек – просторный меховой мешок. Матушка, приехав, особо предупреждала, чтоб не застудил ноги, а то отрезать придется.

Иной раз Илья думал: лучше бы отрезать. Толку от них. Но никак не расстаться с надеждой, что когда-нибудь оживут. Тем более что и матушка обнадежила: ухудшения нет. Девку Лиску, что следила за ногами Ильи, похвалила. Сказала: хорошо следит, правильно мнет-гладит, умащает. Хотя что ж хорошего? Не ноги теперь у Ильи, а палки тонкие, мертвые. Выученная Богуславом у синдца наука не помогала. Сколько ни представлял Илья, как его ноги оживают, толку не было. Зато копить силу в плечах и руках – получалось. Немного похоже на то, что дед Рёрех называл «Перун в тебя входит». Теперь Илья тоже мог рвать руками ремни. Руками он много чего мог. Батя Илье лук новый привез. Сильнее прежнего. Хвалил Илью батя. За то, что старается. А Илья себя не неволил. Ему в радость силушку тешить. И ловкость упражнять. Они с батей даже немного на мечах побились: Илья, понятное дело, в ходунках был. Но и клинком рубил, и щитом отбивал крепко. Ясно, что до истинного воя далеко. Без ног-то. Но вроде уже и не совсем калека. А уж как лук Илья возьмет, так и вовсе воин. Может, меткостью себе, прежнему, целому, и уступит, а вот силой – ничуть. Стрелы его хорошо бьют. На ста шагах ни одна бронь не остановит, на пятидесяти – ни один щит. Со щитом – проверяли. Разбивает не только легкий нурманский, но и византийский всадничий, если стрелой с правильным наконечником бить.

А еще Лиска в Илью влюбилась.

Красивая девка – Лиска. Румяная, грудастая, коса рыжая, толстая, если распустить – ниже тугого зада. Прозвищем – Лиска, а по статям – кобылка крепкая. Не идет – играет. Наверняка охотников оседлать такую – немало. А вот – угораздило!

Илья удивлялся: как его любить можно? Еще понятно, если б издали влюбилась. Верхом Илья-то и сейчас хорош. Плечи широки, грудь кольчужным серебром облита, конь боевой… Княжич.

Но Лиска Илью в слабости видела, да еще в какой. И что проку от Ильи в мужском деле – никакого, знала. А девке ласки мужской хотелось. Налилась. Кабы не приставила ее матушка за Ильей ходить, давно б замуж вышла. Ласкала Лиска Илью, будто украдкой. То ладошкой по груди проведет, то по животу. Иной раз и уд заденет… И красным зальется. И с чего бы? Раньше, когда Илья под себя ходил по слабости безмерной, она ж за ним и ухаживала.

Влюбилась.

У Ильи девки, понятно, уже случались. До того, как покалечило. Не то чтобы он был до них большой охотник… Но доводилось, и не раз, сладкое попробовать. По нему не особо скучал. Воинских утех куда жальче. Лиске трогать себя Илья не запрещал. Пусть. Ему – без разницы.

Зимник – это хорошо. По зимнику гости в Моров стали наезжать чаще. И работа строительная пошла веселей. Церковь под крышу подняли, терем достроили.

А вот батя заезжать перестал. Илья от людей слыхал: трудности у него в Киеве. Что врагов у бати много, это понятно. Чем сильней человек, чем удачливей, – тем больше вокруг обиженных. Но друзей у сильного человека всё равно больше. Друзья у бати по большей части – воины-воеводы, а враги – купцы, которых он выгоды лишил, да бояре-мытники, у коих с батей споры вечные. Еще говорили: с великим князем у бати не всё хорошо. Разладилось. И виновным в том разладе был боярин Блуд. Блуд этот в батиных недругах еще при Ярополке был, но уже тогда Владимиру служил втайне. И сидеть бы Блуду от Владимира ошую⁸, да перестарался. По его указке нурманы Ярополка зарезали. У Владимира на глазах да без его воли. Владимир тогда осерчал и прогнал Блуда прочь. А сейчас – простил. Когда Добрыня с Путятой новгородцев покрестили, Владимир поставил Блуда в Новгороде княжьим наместником. Батя великому князю прямо сказал: кто однажды предал – снова предаст.

Поссорились, в общем. Ох обрадовались батины враги, начали козни строить, хулу на него говорить. И отступились многие от князь-воеводы Серегея. Из зависти к богатству его, к силе его рода и славе его. К тому, что торгует он с теми же ромеями не по договору, а свободно. Слухи поносные распускали.

Это тревожило.

Но когда Илья поделился своими тревогами с Кулибой, тот лишь рукой махнул: пустое, мол. Змея из-под колоды на тура шипит – и пусть. А рискнет пасть разинуть – сгибнет под копытом.

В Киеве князь-воевода сам разберется. Не впервой, чай. Кулибу другое беспокоило. На дороге, что от Морова на заход вела, шалые людишки озоровать начали. Второй караван уже «потерялся».

А тут с утра вестник прибежал. Нашли караваны. Первый – в трех поприщах от Морова, второй подальше – в шести.

Людей побили, в возы побросали и – в овраг всё. Груз из возов, понятно, исчез. Это с первым так. А со вторым – иначе. Там тоже возы в стрелище от дороги спрятали, а вот людей не всех нашли. Только охрану да самого купца. Остальных же – жену его с двумя дочерьми, брата младшего и тринадцать челядников – с собой забрали. Их искать теперь бессмысленно. Много времени прошло, никаких следов не осталось.

Сотник батин Развай прискакал с гридью, но и ему тоже непонятно, что делать. Чтоб леса здешние прошерстить – и тысячи воев маловато.

Кулиба в Киев сбегал – за указанием.

– Дорогу надо держать крепче! – заявил ему князь-воевода. – Дать тебе еще людей?

– Не надо, батько, – отказался бывший полоцкий сотник, а ныне воевода Моровский. – Они небось добро припрятали, людей подальше отогнали, а сами по селищам разбрелись: мол, мы мирные охотники. Как узнаешь, если видаков не осталось?

– Тебе видней, – не стал спорить князь-воевода.

– Дела в Киеве, – сказал Кулиба. – Он разберется, но пока ему не до нас. А наше дело – разбой прекратить.

Это верно. Вовсю подзуживают бояре великого князя против бати. Уже донесли, что в Моровском княжестве купцов губят. И князь-воевода Серегей ничего с этим поделать не может.

– Но ты не боись, Илюха! – обнадёжил Кулиба. – Ворогов много, но и друзей в Киеве у батьки – хватает. Тот же воевода Претич. Ну и другие варяги тоже. Стрый Владимира, Добрыня, всегда к нашему батьке расположен был, а Владимир его слушает. Да и сам наш батько и не из таких передряг выбирался. Сдюжим!

Успокоил. Отчасти. Но особенно обидно – ничем Илья-калека бате помочь не может.

И не догадывался тогда Илья, что беда с Горы киевской не к бате придет, а постучит прямо в моровские ворота.

Глава 8

Моров. Враг у ворот

Беду Илья увидал случайно. Не увидал даже – угадал.

А началось с того, что плотники достроили вышку. И позвали княжича проверить.

Вообще-то работу должен был принимать Кулиба, но сотника в Морове не было. К нему прибежал посыл: нашли еще один разграбленный обоз. Пропавший только вчера. Обрадованный Кулиба тут же умчался со всей дружиной, надеясь сыскать татей по-горячему.

Если старшина плотников надеялся, что Илья примет работу, лишь взглянув на нее снизу, то надеялся зря.

– Давай-ка за мной, – сказал ему Илья и полез наверх. На руках. И куда быстрей, чем плотник.

Так и есть. Не доделали сверху. Бортики поставили хлипкие. Из хорошего лука стрелой насквозь прошьет. И продуха на крыше не оставили. Да что там продух – даже лист железный на пол не постелили. Вместо него прямо в середке настила прорезали люк. И лари для припасов боевых и сигнальных где?

– Об этом уговора не было! – заявил старшина, не без опаски глядя на Илью, усевшегося на ограждение. Не свалился бы безногий княжич?

– Какой еще уговор? – удивился Илья. – Ты ж не новичок! Вышки в Диком Поле ставил?

– Ставил, – согласился старшина.

– А эта почему не такая?

– А зачем? – искренне удивился старшина. – Чай, копченые не набежат. Кому дымом сигналить?

– А вот это не твое дело, – отрезал Илья, глянув на старшину сверху вниз. – Сделаете всё, как следует. Приму лично!

– Так ведь…

– Что? – удивился Илья. – Не знаешь, как следует?

– Так это… – Старшина глядел на княжича. Эко с ним жизнь обошлась. В тринадцать лет золотопоясным гриднем стал! А теперь калека безногий. Да, он – княжич, сын самого воеводы Серегея, но ведь сыном-то он и раньше был, а стрела злая – прошлым летом нашла. Беда, однако. Был грозный воин – осталась половинка. Для такого, как этот, – и вовсе беда. Впору пожалеть…

Но – не жалеется как-то. Потому что не выглядит Илья, сын Серегеев, по старому прозвищу Годун, – негодящим. Вот, сидит на оградке слабенькой (что ж старшине самому себя обманывать, слабенькой, хлипкой), ноги мертвые висят, как бурдючки пустые, под ними – двенадцать полных саженей пустоты. Обломится оградка – ухнет в нее княжич… Или не ухнет? Рука, что за столб держится… У иного нога тоньше. Да только не думает княжич о пустоте, а думает о том, чтобы вышка хороша была для дела воинского.

– Так это… Мы, ить, и за работу поменьше взяли, чем в Диком Поле, хоть сама – повыше будет.

Ясно, повыше. В Диком Поле – ковыль, а здесь – деревья. Чтоб далеко глядеть, надо высоко сидеть. Княжич засмеялся.

– В Диком Поле хорошее дерево издалека везут, – сказал он, – а тут – рядышком. За то и скидка вам… – Вдруг княжич оборвал речь и лицо у него стало… ну таким, что плотник даже испугался. Когда у гридня такое лицо – может и зарубить. С чего только осерчал?

Тут старшина понял, что глядит княжич не на него, а на реку, вернее, на шедший по Десне зимник.

Старшина тоже поглядел… Увидел много-много конных и пеших… Сани там вроде? Купцы, что ли, идут? Или отряд воинский?

Илья увидел больше. И зрение у него было острей, и глаз воинский, опытный. А увидел он такое – впору пожалеть, что нет на вышке припаса для тревожного дыма.

Отряд воинский в два десятка копий и пешцев – под сотню. Это и староста видел. Но Илья заметил след, темный и широкий, говоривший о том, что вышел воинский отряд прямо из леса, а главное – Илья видел не только санный поезд, но и то, что на него напали: и тела на снегу, и даже кровь – красное на белом.

Илья рывком развернул тело, ухватившись второй рукой за оградку. Та пискнула так жалобно, что староста не выдержал и ухватил княжича за пояс, на что тот внимания не обратил.

– Ярош! – грозным воинским рёвом грянул Илья.

– Я тут, господин! – Староста моровский выскочил на подворье, задрал голову.

– Ворог на реке! – крикнул Илья. – Затворяй острог! Собирай всех, купцов с постоялого двора всех сюда! Живо!

Приказал и повернулся к плотнику:

– И твоих сюда. И тех, что церковь достраивают – тоже.

– А может, лучше в лес? – возразил старшина плотников, вспомнив, что дружины воинской в остроге нынче нет. – Спрячемся там…

– Дурень. – Илья не осерчал – на дураков сердиться и обижаться глупо. – Это ж не копченые. В лесу тебя по следу найдут быстрей, чем кукушка прокукует. Сюда всех. И батюшку Димитрия не забудьте. Всё! Белкой – вниз!

А сам продолжал смотреть на реку.

А там кипели недобрые дела. Людей побитых волокли в лес. Одни волокли, другие снежком присыпали следы, утаптывали…

Вскоре на холме, где заместо капища поставили церковь, загудело било. Не колокол. Колокол еще не привезли.

Илья увидел, как ползет людская гусеница с холма к острогу. И еще одна – с постоялого двора. Оттуда – не только люди. Череда саней с грузом. Купец свое тащит, да и Ярош наверняка распорядился: что подороже – под защиту настоящих стен.

Недобрые люди замели следы разбоя и уходили в лес. Но где-то с десяток пешцов осталось, усаживались на сани. Тронулись. Всадники – с ними. Любит Бог Илью: не поднялся бы на вышку, не углядел разбой – взяли бы врасплох. С виду же – обычный поезд из Киева. Таких иной раз по два на дню приходит.

Что ж, пора спускаться. Илья растер ладони, сполз на настил, свесил в люк ноги, ухватился за первую перекладину. Всего их – восемьдесят две. Путь недолгий.

– Детей и жен – в терем, – распоряжался Ярош. – Ты, ты и ты – на стену. Туда.

Названные полезли на забороло⁹. У одного шлем съехал на глаза, другой зацепился щитом и едва не ухнул вниз. Илья распорядился открыть оружейную и выдать тем, кто покрепче, бронь и воинскую снасть, да что толку? Корову хоть как оседлай – в бой не поскачешь.

Как назло, в селе нынче – ни одного охотника. Те хоть из луков бить умеют.

Из обороняющихся управляться с оружием худо-бедно умели только четверо: купец Дюжа, его сын, Илья да Ярош. Остальные скорей сами на копье наденутся, чем ворога насадят. Еще плотники. Эти хоть с топорами управляться привычны. Хотя враг – не бревно. Бревно от железа уворачиваться не станет и ответки не даст.

Купцу с сыном и пятью челядинами Илья велел речную сторону острога держать. Себя назначил беречь ворота. Остальных Ярош вдоль стены выстроил, велев особо не высовываться.

Эх! Было б у Ильи хотя бы с десяток отроков! Припаса в остроге довольно. Стрел – сотни, смолы – пуды. Снасть всякая оборонная – в достатке.

Нету отроков. Придется – с этими.

И за помощью послать некого. Хотел Яроша отправить, да тот отказался наотрез. Прочим доверия нет. Смерды да холопы. Ладно, ковш смолы и смерд вылить сможет.

Убедившись, что по подворью никто попусту не шастает, смола в двух котлах греется, а живые пугала в шлемах торчат на забороле, Илья выбрался из ходунков и тоже полез на стену. Ярош – за ним. С двумя щитами на спине, огромным пуком стрел и собственным луком в налуче. У Ильи лук тоже в сборе и наготове. Добрый лук. Боевой. Держитесь, вороги!

Одного не учел Илья: чтоб стрелять, надо подняться над стеной. А подняться-то ему не на чем. Но в щель меж зубцами глядеть – это да, можно. Вот Илья и глядел.

Видел, как с опушки на поле высыпала вражья сила. Порадовался: тоже не воины. Лесовики. Хотя против пахаря и охотник-лесовик – великий воин, и много их, большая сотня, не меньше. И не все там – лесовики. Но есть и другие. Всадники, которые по зимнику прискакали. Эти сначала на постоялый двор кинулись, но там не задержались. И не к крепости поспешили (понятно, что ждут, раз ворота закрыты, а понеслись вскачь наверх, к церкви, где все еще гудело-звенело било. Отец Димитрий не пожелал за стены уйти. Остался. Илью сие не удивило: монахи смерти не боятся. Умереть за Христа для них – наивысшая радость.

Илья этого не понимал. Умереть – дело нехитрое, но кто ж тогда своих защитит? В то, что с неба за молитву помощь придет, не очень-то верилось. Илья так мыслил: в смерть тоже сбежать можно. И мысль эта для него – не праздная. Сам недавно о том же думал. Но понял: трусость это. Как посреди боя друзей-родных бросить и удрать.

Хотя отцу Димитрию что? У него родни нет. Он Богу служит. Может, и впрямь ему с той стороны до Господа дозваться легче и помощи Морову попросить?

Илье так нельзя. Илья – сын князя моровского. Ему о людях заботиться следует. Вот сейчас и позаботится.

– Эх, в Киев никого не послали, – вздохнул Ярош.

– Так некого, – отозвался Илья. А сам подумал: «Дурак! Надо было у отца голубей новых взять. Зима зимой, а всё же…»

Илья разглядывал ворогов. Ишь, грудятся, будто табун конный. Близко не подходят. Толком и не разглядеть – какого роду-племени.

– Скажи, Ярош, что за люд там, снаружи? Тоже твои, радимичи?

Бывший военный вождь мотнул кудрями:

– Радимичи, но не мои. Мои нынче за кровью не ходят. Чужих кто-то навел. Может, лехиты мутят?

– Может.

Илья оперся руками, приподнялся над заборолом. На холме, испуская черные клубы, горела церковь. Било давно заглохло. Отца Димитрия скорей всего убили.

В зубец ударила стрела. На излете. Илья и бровью не повел, а Ярош забеспокоился:

– Спрятался бы ты, княжич! Достанут!

Илья послушно осел. Не от страха. Ему ли, калеке, смерти бояться? Но во всем остроге он – единственный воин. Остальные – смерды, холопы да девки. Ну и вольных с десяток. И купец со своими.

– Что делать будем, княжич? – спросил Ярош. – Сдадимся? Ни одного доброго воя среди нас нет.

И смутился.

Илья ведь, хоть и калека ныне, а гриднем был.

Ага. Был.

– Полвоя у нас точно есть, – он усмехнулся. – И как крепости оборонять, меня, было дело, учили. Так что вели-ка, Ярош, смолу нести. Смолой ворога попотчевать – для этого гриднем быть не обязательно. Знаю, друже, что истинным воям наши люди – не чета. Так и с той стороны – такие же. Не робей, Ярош! Отобьемся. Не отдадимся на поругание!

Такие – да не такие. Вон, всадники уже с холма спускаются. И в седлах сидят крепко. Хотя стремена отпущены не по-степному. Нурманы?

Еще одна стрела пропела над головой. В кого целили? В небо?

Однако вороги на опушке времени не теряли. Звенели топорами вовсю.

Илья глянул меж зубцами. Увидел с десяток лучников шагах в ста пятидесяти, укрывшихся за большими стоячими щитами. Стреляли редко. Не подстрелить – попугать. Со стен не отвечали. Вот и Ярош тоже не стрелял. Лук у него неплох. Но – для охоты. Сотня шагов для такого – уже далеко.

На краю поля вертелись конные и десятка два злодеев ладили осадные лестницы. Из дерева, приготовленного для домостроя. Последнее Илью особенно обидело. А не поучить ли разбойников вежеству?

Илья взялся за лук. Без ног над заборолом не подняться, но есть одна мысль.

– Ярош, – сказал он. – Ты ногами моими будешь. Скомандую: поднимаешь меня над заборолом, потом держишь крепко, считаешь до пяти и опускаешь. Только считай небыстро, понял?

– Ох, убьют тебя, Годун. – Забывшись, Ярош назвал княжича старым именем.

– Ты не каркай, ты делай! – прикрикнул Илья и подхватил пучок стрел. – Поднимай!

Ярош, крякнув, воздел Илью над зубцами.

Скрипнув, ушла за ухо тетива, унося в «стремени» хвостовик стрелки. Как в добрые старые времена, когда Илья на своих двоих стоял. Даже лучше, потому что силушки в руках прибавилось. Трехпудового натяга тетива подавалась удивительно легко. Ну, полетела смертушка!

Илья раздергивал лук в полную силу, глазом выбирая цели среди беспечных обнаглевших лучников за щитами, кидал стрелу, тут же клал новую… Шесть их запело в воздухе, и лишь первая успела найти цель, когда Ярош опустил Илью. Поторопился радимич. Не досчитал до пяти.

– Уж и раздобрел ты, княжич, – пробормотал Ярош.

Илья с удовольствием повел налитыми силой плечами.

По воплям и по тому, что на его выстрелы вороги ответили с опозданием, Илья понял, что его стрелы зря не пропали. И вновь убедился, что подступили к крепости не бойцы, а смерды. Бойцы б живо сообразили, что стрелок – один. И не стали бы от него прятаться, а ответили бы сразу. А смерды – что? Смерды умирать не приучены. Смерд, когда видит, что соратника подбили, не о мести думает, а о том, чтоб следующим в Ирий не улететь.

Смерды – это хорошо. Это радует. Тем более, если Ярош прав и смерды – чужие. Своих-то дурней зря губить не хочется. Кто потом оброк понесет?

Хотя что оброк? На складах добра – со смердов и за пять лет не соберешь. Ну да не о добре речь. Продержаться бы. Может, Кулиба вернется…

Илья ухватился за зубец, подтянулся немного, глянул в щель, высматривая всадников… Самого важного сразу углядел: руками размахивает, а вокруг – человек двадцать конных и пеших собралось. Слушают, надо думать. Ну да болтать любой горазд, да не у всякого из-под шапки меховой маковка шлема воинского выглядывает и на груди панцирь поблескивает.

– Ярош, готовься! – Илья выцепил из тула три стрелки из лучших, легкие, с правильно закрученным пером и узкими гранеными наконечниками. – До пяти, помнишь? Вздевай!

Стрелы ушли – как сокол в небо. И опять Ярош до пяти не досчитал, хотя вражьи лучники проснулись только на восьми.

Илья приник к щели… Эх! Главного – не достал. Или конь его переступил, или сам почуял. Сдвинулся. И – спасся.

Хотя стрелы Ильи даром не пропали. Один из всадников выпал из седла, у второго конь вздыбился и повалился прямо на пеших. Те шарахнулись в стороны. Но не наутек. Должно быть, не поняли, откуда смерть летит. А вот главный их – понял. Рванул галопом к краю поля, за предел дальнего выстрела.

Вражьи лучники наконец-то заметили, откуда по ним бьют. Над частоколом запели стрелы. Упираясь руками, Илья проворно сместился по заборолу на пяток саженей. Ярош, пригибаясь, – за ним.

– Подними-ка меня еще разок!

– Ох, княжич…

Но повиновался.

Вражьи лучники стреляли бегло и неумело. Поднимались над щитами чуть не по грудь. Илья метнул аж четыре среза, пока его наконец заметили. Ярош спрятал Илью за частокол одновременно с первым воплем. Мог бы и не прятать, потому что вороги попрятались сами. Но двоих он точно положил, а третьему в шапку попало, и не понятно: упал или сам присел.

Напугал Илья вражеских стрелков. Больше не высовывались. Били навесом – в белый свет. Стрелы сыпались, не долетая до частокола. Или, перелетая, падали на подворье. Тем, кто на забороле, можно было не опасаться. Но Ярош всё же накрыл себя и Илью щитами.

– Отходят, – пробормотал Илья, глядя в щелку меж зубцов.

Смерды на стене тоже увидели. Заорали радостно. Решили, что отбились.

Илья, однако, не обольщался.

Отошли, но не ушли. Звон топоров не смолкал.

– Закончат – на штурм пойдут, – сказал он Ярошу.

– Пойду насчет смолы распоряжусь, – сказал моровский староста.

– Еще глянь, что со стороны Десны, – велел Илья.

Трудно безногому обороной командовать.

Со смолой все оказалось хорошо. Грелась.

И со стороны Десны никого. Все – со стороны ворот.

– Ярош, – окликнул старосту Илья, – раз сам не хочешь, пошли кого-нибудь, кто на лыжах хорош, по зимнику. В Киев.

– Это можно, – кивнул староста. – Есть у меня такой на примете.