Дорога на фронт

Он посмотрел на бойцов, валившихся с ног от усталости, и благоразумно подумал: – «Пусть отдохнут хоть немного. Не то начнётся атака, а у них не останется сил, чтобы винтовку поднять».

Затем, его мысль двинулась дальше: – «Как же эти траншеи содержались в порядке до вчерашнего дня?» – задумался парень. Он посмотрел на скромное кладбище, где лежали десятки зенитчиков. Окинул пристальным взглядом продолжительный ряд свежих холмиков и сам себе же ответил: – «Скорее всего, раньше здесь находилось значительно больше народу».

Тут он заметил пожилого солдата. Он шёл со стороны пустыря, где устроились прожектористы. Мужчина с побледневшим лицом смотрел на позиции батареи зениток. Глаза человека наполнял сильный страх.

Он видел четыре орудия, иссечённые пулями, серую степь, хорошо перепаханную большими воронками, а так же, израненных красноармейцев, безучастно лежащих на голой земле. Все они были замотаны в пропитанные кровью бинты.

– «Видно, старик не бывал под обстрелом, а только, издалека слышал мощные взрывы». – усмехнулся лейтенант про себя: – «Как они, интересно, сюда все попали? Такие непуганые?

Скорее всего, приехали из Казахстана. Причём, ещё до того, как фашисты взялись бомбить переправу. Ну, а потом, сидели в глубоком тылу, пока линия фронта сама не добралась до них».

– «Хотя, чего это я на него ополчился?» – остановил лейтенант пустопорожние мысли: – «Боец принёс на позицию водку, обещанную сердечным соседом, а я над ним насмехаюсь. Тоже мне, ветеран отыскался. Сам, лишь сегодняшним утром, явился сюда».

Приняв подарок из рук вестового, Яков велел сказать капитану: – Большое спасибо! – и без промедления отпустил старика. Нечего ему здесь ошиваться. Пусть поскорее уходит, не то фашисты опять рвануться в атаку.

Он проводил завистливым взглядом, спешившего «в тыл» человека. Позвал сержанта того отделения, что прибыл в разгар рукопашной и устало спросил, как устроились его подчинённые. Пока командир отвечал, зенитчик принюхался к дыханию своего собеседника.

Отметив, что от бойца не пахнет спиртным, Яков кивнул на немецкую флягу, висевшую на поясе пехотинца, и приказал: – Снимите бакелитовый колпачок, закрывающий пробку.

Удивлённый мужчина исполнил странный приказ. Лейтенант указал на двенадцатилитровую ёмкость, стоявшую возле ноги, и строгим тоном продолжил: – Возьмите этот небольшой термосок. Пройдите по позициям моей батареи и налейте бойцам по порции водки. Судя по виду стаканчика, – он кивнул на непривычную ёмкость, что находилась в руке МВДешника, и спокойно закончил: – в него помещается, не более ста пятидесяти граммов.

Тем, кто уже крепко принял на грудь, ничего не давать, а то, чего доброго, ещё опьянеют. Если потребуется, обработать глубокую рану, плесните столько, сколько нужно для этого.

Пусть, хотя бы, польют «сучком» на бинты. Вдруг он поможет остановить течение крови? Да и дополнительная дезинфекция, лишней не будет. То, что останется, принесёте ко мне. Я нахожусь в той землянке. – лейтенант указал на «дом офицеров» и коротко бросил: – Выполняйте команду!

Проводив взглядом спину сержанта, Яков направился к длинной низине. Опустив гудящую, как колокол, голову он поплёлся к строению, отведённому ему, для жилья.

Немного качаясь, зенитчик вошёл в помещение. Зачерпнул кружкой воду из армейского термоса, стоявшего возле двери, и небольшими глотками выпил тёплую невкусную жидкость.

Ощутив, что сильная жажда чуть притупилась, парень устало вздохнул. Сделал два шага вперёд и медленно сел на жёсткие нары. Он медленно снял тяжёлую каску и положил на «табурет», торчавший возле «стола». Рядом бросил пилотку, промокшую насквозь от горячего пота.

Яков прислушался к состоянию всего организма и осторожно ощупал свой лоб. Кожа под пальцами была очень горячей и влажной. Череп болел намного сильнее, чем прежде. Перед глазами мелькали какие-то искры и тени.

Его легонько подташнивало. Хоть после завтрака прошло много времени, есть лейтенанту совсем не хотелось. Желания хлопнуть рюмочку водки, у него совсем не возникло.

Лейтенант двинулся так осторожно, словно у него на макушке, стояла хрустальная ваза. Яков улёгся на усталую спину. Опустил свинцовые веки и тотчас лишился сознания.

Как это ни странно, но сквозь неожиданный обморок, он каким-то мистическим образом, ощущал почти всё, что творилось вокруг. По крайней мере, ему так казалось.

Спустя полчаса, в дверь постучали. Не услышав ответа хозяина, снаружи открыли щелястую створку. В помещенье вошёл сержант пехотинцев. Осматриваясь в полумраке землянки, он чуть потоптался возле порога, увидел, что командир лежит, как убитый, и двинулся дальше.

Стараясь не очень шуметь, МВДешник прошёл к свободной лежанке и осторожно поставил на пол двенадцатилитровую ёмкость с оставшейся водкой. Затем повернулся и, крадучись, направился к выходу. Его силуэт тотчас исчез в сиянии солнца, висевшего над иссушенной степью. Узкая дверца тихо закрылась.

Ранение в голову

Раздались до боли знакомые крики двух наблюдателей: – Воздух! Курс 40! Двенадцать самолётов на западе! – кричали они в один голос. Благословенная тишина батареи разорвалось с отчётливым треском. Яков мгновенно очнулся от тяжёлого сна.

– Опять! – простонал он вполголоса. Зенитчик спустил сапоги на утоптанный пол и, помогая телу руками, с огромным трудом принял «положение сидя». Несколько долгих секунд, лейтенант ориентировался в полутёмном пространстве. Он очень старался сфокусировать рассеянный блуждающий взгляд.

Его зрение, помутнённое сильной контузией, наконец-то, пришло в состояние нормы. Предметы перестали двоиться и уже не дрожали в застоявшемся воздухе тесной землянки. Действуя весьма осторожно, парень поднялся на нетвёрдые ноги. Он слегка пошатнулся и, опёршись рукою на ящик, встал вертикально.

Якову вспомнился текст из толстого медицинского справочника, который он когда-то читал в далёком Баку. Лейтенант тихо сказал про себя: – «Э-э братец, да у тебя, кажется, сотрясение мозга? Хорошо бы тебе полежать пять-шесть дней в тишине и покое, ан нет, приходится идти воевать!»

Снаружи уже раздавались команды наводчиков. Командиру батареи зениток нельзя было отсиживаться в тесной землянке дольше, чем его подчинённым. Ещё, чего доброго, примут за труса. Он потрогал свой череп дрожащей рукой. Осторожно надел на макушку пилотку, а сверху пристроил тяжёлую каску.

Принял, насколько было возможно, вид бодрячка и вышел наружу из небольшого жилища. Яков привычно взглянул на часы и со злостью подумал: – «Двадцать один, десять минут. Каждые четыре часа, атаки фашистов, пропади они пропадом!»

Стараясь не сильно качаться во время ходьбы, парень добрался до узкой траншеи, соединяющей второе и третье орудие. Он посмотрел на позиции и облегчением понял, что здесь, кое-что изменилось в лучшую сторону.

Пока он лежал без сознания, приезжали ремонтники из штаба полка. Мастера немного почистили изношенные пальбою стволы. Заменили разбитую пушку на относительно новую и, кое-как подшаманили все остальные. Снарядов тоже имелось в достатке.

Лейтенант не стал возмущаться. Мол, почему, не разбудили своего офицера? Справились сами, без Якова, вот и прекрасно. Теперь самое главное отбиться от фрицев. Он устремил рассеянный взгляд на самолёты фашистов. Собрал волю в кулак и с трудом разогнал слабый туман, клубившийся перед глазами.

В гудящем от травмы, мозгу заработал мыслительный арифмометр. Зенитчик прикинул расстояние до ближайших стервятников. Понял, что пора бить по врагу и отдал команду: – Беглый огонь!

Всё остальное, оказалось повтором той свистопляски, что случилось в тринадцать и семнадцать часов. Над головой возникла непрерывная карусель самолётов с крестами чёрного цвета. Их сопровождал оглушительный вой ныряющих сверху «лаптёжников».

Послышался грохот выстрелов мощных орудий, взрывы бомб, треск бортовых пулемётов и яростный свист множества кусочков металла. Воздух наполнила ядовитая вонь от сожжённой взрывчатки, и тучи серой земли, поднятой ударной волной к багровому вечернему небу.

Подносчики метались от штабелей ящиков к тяжёлым лафетам и подносили снаряд за снарядом. Наводчики вертели рукоятки зениток с удивительной скоростью. Заряжающие вгоняли тяжёлые «чушки» в стволы, закрывали клиновые затворы и по команде стреляли по фрицам.

Время от времени, в кого-то из пушкарей попадала тяжёлая пуля или осколок от разорвавшейся бомбы. Боец тут же валился с платформы. Свободное место занимали товарищи, бывшие рядом. Перебинтованные наблюдатели оттаскивали раненых в сторону, и делали там перевязки на скорую руку.

Яков стоял посреди кромешного ада. Зенитчик громко командовал. Парень пытался хотя бы немного корректировать беглый огонь. Краем глаза он видел, что самолёты фашистов напали на обоих соседей, которые расположились с разных сторон.

Они отбивались с той же удивительной яростью, что и его батарея: – «Значит, не стоит от них ожидать хоть какой-нибудь помощи. Придётся справляться самим!» – сказал себе офицер. Послышался крик, долетевший с четвёртой позиции: – Правый наводчик убит!

Лейтенант помчался к орудию, что внезапно умолкло. Он сел в неудобное кресло и, вместе с левым наводчиком, начал выцеливать фашистских стервятников. Картина ужасного боя резко уменьшилась. Она сжалась до небольшого кусочка багрового неба, висевшего над головой.

Теперь ему было некогда глянуть, что происходило справа и слева? Самое главное, поймать воющий «юнкерс» в прицел. Услышать лязг стального затвора, раздавшийся чуть за плечом. Отдать команду: – Огонь! – и стерпеть грохот выстрела, ударивший в уши. Затем, всё повторить великое множество раз. И так до конца налёта фашистов.

То там, то здесь, слышался вой сбитого «юнкерса», летящего вниз для встречи с советской землёй. Душу зенитчика наполняла сильная гордость за свою батарею: – «Ещё одного гада, мы сбили сегодня!»

Вдруг, Яков понял, что над ним только чистое небо, в котором нет «пикировщиков». Теперь можно слезть с железного кресла. Размять онемевшую шею и посмотреть на пыльную степь, усеянную большими воронками.

Но радость от окончанья налёта продолжалась недолго. Едва стих грохочущий бой, на парня опять навалилась усталость и боль. Яков с трудом повернулся и увидел молодого сержанта. Он был из тех пехотинцев, что пришли на позицию в конце рукопашной атаки фашистов.

Красноармеец сидел слева от казённика третьей зенитки и выглядел слегка ошарашенным. Видно, не ожидал от себя столь активного роста. От подносчика боеприпасов, прямо в наводчики.

Отметив, что сам легко ранен в левую руку, Яков позвал сержанта к себе и назначил его заместителем всей батареи. Не внимая отказам, опешившего МВДешника, лейтенант в двух словах рассказал ему всё, что узнал о позиции, когда прибыл сюда.

После чего, послал проследить за перевязкой солдат и наведением порядка вокруг. Собрав все последние силы в кулак, командир потащился в расположение прожектористов.

Опять связался со штабом и сообщил дежурившему там офицеру о завершившемся бое, о четырёх повреждённых и двух сбитых фашистских машинах. Кроме того, он доложил о потери ещё одной трети от всех пушкарей.

Не возражая ни единого слова, зенитчик прослушал заклинанья о том, что нужно держаться на вверенном ему рубеже. Ничего не спросив, он, молча, бросил тяжёлую трубку.

– «А что тут ещё говорить?» – размышлял он устало: – «Сил на то, чтобы просить подкрепление, у меня больше нет. Как обстоят дела на нашей позиции, в штабе давно уже знают.

Смогут прислать десяток бойцов, технику и снаряды с патронами, простоим здесь какое-то время. Нет, значит, сделаем всё, что сумеем и погибнем здесь смертью героев».

Подивившись неожиданным мыслям, парень подумал о том, что весьма изменился за последние сутки. Теперь он своим фатализмом стал во всём походить на майора Степана Сергеевича, с которым плыл из Баку в Сталинград.

Простившись с начальником прожектористов, Яков медленно выбрался из душной землянки. На лице пожилого мужчины застыла печать изумления. Ведь у него на глазах молодой лейтенант, не нюхавший пороха, в течение дня, стал ветераном, прошедшим через ужасную кровавую бойню. Теперь у него и седина на висках.

Едва двигая гудящие ноги, зенитчик вернулся к своей батарее. Он спустился в низину и увидел пару «полуторок». С ними приехал и тот старшина, что привёз его утром сюда.

На грузовиках прикатили ещё двенадцать солдат. В этот раз, прибыли люди из разных частей. Это был сводный отряд на подобье того, что собрал Степан Сергеич Дроздов по пути к речке Сухая Мечётка.

Судя по цвету петлиц и знакам-эмблемам, висевших на них, здесь оказались кавалеристы, связисты, пехота и даже моряк Черноморского флота, невесть каким образом, оказавшийся в Сталинградской степи.

К радости Якова, среди них отыскалось два пушкаря. Лейтенант объяснил двум коллегам, особенности зенитных орудий и распределил всех людей по расчётам. После чего, проследил, как старшина раздал бойцам водку с едой, съёл полный черпак варёной перловки и внезапно почувствовал, что ему очень плохо.

– «Если я куда-то не лягу, то очень скоро, просто рухну на землю». – сказал он себе. Лейтенант еле поднялся с какого-то ящика, на котором сидел и, находясь в полусне, как автомат, дошёл до землянки. Он опустился на жёсткую койку и, в тоже мгновенье, провалился во мрак.

Новый налёт начался в шесть утра, сразу после рассвета. Яков едва разлепил опухшие веки. Доковылял до своей батареи, где отдал привычный приказ: – Беглый огонь!

Что было дальше, прошло, как бы мимо него. Нет, он не стоял деревянным столбом. Лейтенант зорко следил за обстановкой, сложившейся рядом и продолжал отдавать боевые команды. Затем, он заменил убитого пулей наводчика, на третьем орудии.

Под его руководством, пушка сделала несколько выстрелов в летящих фашистов. Чуть погодя, где-то поблизости, грохнула полутонная бомба. Острый осколок, пробил прочный шлем над ухом зенитчика. Горячий обломок рассёк тонкую кожу и завяз в голове, чуть не дойдя до поверхности мозга.

Получив крепкий удар, Яков ощутил себя так, словно в правый висок вонзился острый клинок. Лейтенант тут же лишился сознания и рухнул лицом на лафет. Большой козырёк «халхинголки» врезался в прочный настил колёсной платформы.

Ремешок старой каски немедленно лопнул. Защитный убор обломил кусочек железа, застрявший в костях, слетел на пыльную землю и покатился по ней, как металлический тазик.

Из разрезанных тканей бурно хлынула кровь и залила глаза офицера. Упавшего ничком командира оттащили в сторонку. На свободное место сел новый наводчик. Орудие продолжало стрелять по проклятым фашистам.

К неподвижному лейтенанту подполз чумазый солдат с ногой, искалеченной взрывом. Увидев, что кровь продолжает идти, боец сразу понял, что начальник пока что не умер. Из сумки с красным крестом он вынул упаковку с бинтом. Зубами порвал бумагу пакета и стал перевязывать молодого зенитчика.

Замотав череп раненого, красноармеец уложил его на спину и без сил повалился на землю. Им оставалось лишь ждать, когда прекратится атака фашистов и выжившие артиллеристы, отнесут их в землянку. Хоть это и неподалеку отсюда, но там, в крайней мере, реже падают бомбы, а над головой не свистят сотни вражеских пуль.

Когда и как закончился бой, Яков точно не знал. Сознание парня иногда поднималось из тёмных пучин забытья. Оно осторожно всплывало к зыбкой туманной поверхности. За ней виднелись размытые контуры безжалостного тварного мира.

Ментальная сущность зенитчика следила за суетою солдат возле стреляющих пушек. Она отмечала яркие вспышки разрывов и самолёты со свастикой, мелькавшие в небе.

Время от времени, до лейтенанта едва доносились какие-то звуки. Они почему-то, все были удивительно дробными, как многоголосое эхо в глубоком ущелье. Затем, зыбкие картины действительности скрывались за радужной плёнкой и всё, опять исчезало.

Вдруг, его резко подняли чьи-то грубые руки. Появилась невероятная боль, Поддерживая гудящую голову парня, его куда-то несли, а потом, уложили на жёсткое неудобное ложе.

По лицу потекла тёплая прозрачная жидкость. Что-то попало в запёкшийся рот. Чтобы не захлебнуться в потоке, пришлось напрягать последние силы, и быстро глотать невкусную воду.

Наконец, контуженный Яков остался один. Вокруг была тишина, нарушаемая очень привычным гулом бомбёжки. Она отдалялась всё дальше и дальше. Наконец, лейтенанту стало очень спокойно…

– Кто здесь устроил этот бардак? – рокотал чей-то уверенный раскатистый голос: – Почему, у четырёх зенитных орудий всего двенадцать бойцов? Они что, до сих пор ещё дрыхнут? Как могли допустить, что осыпались стенки окопов? Где командир батареи?

Дверь в небольшую землянку широко распахнулась. К жёсткой лежанке с трудом подбежали два тяжело дышавших бойца. Они разглядели, что Яков пытается встать и бросились ему помогать.

Действуя весьма осторожно, солдаты подняли лейтенанта с постели. Надели на забинтованную голову парня пилотку, побелевшую от проступившего пота. Подхватили командира под руки и, держа почти на весу, устремились наружу.

Оказавшись на ярком свету, зенитчик на время ослеп. Из глаз потекли обильные слёзы. Утихшая было боль в голове, вспыхнула с удивительной силой. Механически двигая ватные ноги, Яков кое-как продвигался на звук грозного рыка.

Парень не мог уяснить, что же сейчас происходит? Мысли дробились и путались. В ушах громко стучало. Капли холодного пота тёкли по пылающему от температуры лицу.

Кое-как сфокусировав зрение, Яков увидел перед собой спины пяти офицеров. За ними маячила большая фигура, одетая в форму с лампасами. Скорее всего, она издавала громкие крики.

Державшие лейтенанта под руки, солдаты остановились, как вкопанные. Они убедились, что командир самостоятельно держится в вертикальной позиции. Отступили назад, но не ушли далеко. Бойцы встали так, чтобы успеть подхватить командира, если он вдруг начнёт, валиться на землю.

Сообразив, что его привели для доклада начальству, Яков аккуратно поднял правую руку к пилотке. Парень чуть покачнулся, но немыслимым чудом, удержался на месте.

Он проглотил плотный ком, застрявший в ссохшемся горле, и, сильно растягивая слова, хрипло сказал: – Командир третьей батареи зенитчиков прибыл по вашему распоряжению.

Услышав сзади невнятную речь, генерал обернулся. Свита тотчас расступилась. Пред глазами высокой комиссии оказался худой лейтенант, еле стоящий на дрожащих ногах.

Выглядел он просто ужасно. Морда небрита несколько дней. Постоянно и сильно потел. Сквозь смуглую кожу, проступил нездоровый румянец. Пьяный настолько, что даже качался.

Форма достаточно новая, но так сильно измята и настолько грязна, словно он очень долго валялся в пыли. Вместо уставной фуражки простая пилотка солдата, выгоревшая от солнца почти добела. Голова кое-как забинтована. Из-под тонких слоёв серой марли дико торчат тёмные волосы с проседью.

Генерал хотел повторить свой вопрос насчёт безобразия, что царило вокруг, но сначала, решил кое-что уточнить: – Давно здесь находитесь лейтенант? – рыкнул он низким раскатистым басом.

– Сутки назад принял под своё руководство четыре орудия и шестнадцать красноармейцев. – сообщил начальнику Яков. Он немного пришёл в себя от тяжёлого сна и стал выражаться гораздо понятнее.

– За истекший период, батарея отразила пять мощных воздушных атак. Сбила девять и повредила не меньше тринадцати самолётов фашистов. Отбросила мотопехоту. В ходе боя, сожгла восемь танков, шесть бронетранспортёров врага и семь грузовиков. Уничтожила до роты живой силы противника.

Услышав впечатляющий список успехов, генерал немного смягчился, и спросил тоном ниже: – За последние сутки, к вам было послано два взвода пехоты. Почему до сих пор не поставлено охраненье вокруг?

Совершенно спокойный зенитчик, неожиданно вспомнил, что выходя из землянки, он чётко услышал, как генерал назвал цифру двенадцать. Прибавил к ней двух бойцов, которые его сюда привели, и с печалью отметил, что это все люди, которые могут сейчас стоять на ногах.

Он опустил руку от солдатской пилотки и, чуть покачнувшись, поспешил доложить: – В данный момент, четырнадцать пехотинцев обслуживают четыре орудия. Прочие пятьдесят шесть человек и ВСЕ НАШИ ЗЕНИТЧИКИ, – он сделал ударение на последних словах: – находятся там. Парень показал на скромное кладбище, лежащее в сотне метров к востоку.

Вместе с многочисленной свитой, полководец непроизвольно взглянул в указанном ему направлении. Генерал думал увидеть землянки, в которых самым бессовестным образом, дрыхли бойцы.

Его острый взгляд наткнулся на длинный ряд могильных досок, сооружённых из ящиков для перевозки снарядов. Они торчали из маленьких холмиков недавно насыпанной почвы и ярко сияли своей новизной.

– За истекшие сутки, – продолжал монотонно докладывать Яков: – ранило и убило много бойцов. Вследствие этого, состав орудийных расчетов сменился, как минимум, трижды. Для удержания данной позиции требуется срочное пополнение, состоящее из шестнадцати артиллеристов и взвода пехоты.

Генерал с осужденьем смотрел на зенитчика, который посмел дать ему конкретные цифры того, что нужно батарее для боя. Насупленный взгляд скользнул по усталому донельзя человеку. Но вместо того, чтоб приструнить солдафона-окопника, начальник вдруг тихо спросил: – Как ваша фамилия?

– Лейтенант Малинин! – доложил седой доходяга и покачнулся, как пьяный.

– Яков, ты что ли? – выдавил из себя генерал.

Парень собрал свою волю в кулак и разогнал плотный туман, застилавший глаза. Он присмотрелся к грозному лицу полководца. Напряг засбоившую память и, наконец-то узнал в нём бывшего комиссара войскового училища. Того самого, что закончил месяц назад.

– Так точно! – вздохнул молодой лейтенант и едва слышно добавил: – Здравствуйте, Пётр Андреевич.

Лишь после сказанных слов, генерал совсем убедился, что перед ним стоял его недавний курсант. Один из лучших студентов старшего потока училища, который он вёл до отъезда на фронт в мае 42-го.

Генерал повернулся к притихшей вдруг свите. Ткнул пальцем в ближайшего офицера с артиллерийскими знаками в чёрных петлицах и приказал: – Товарищ капитан, примите у лейтенанта батарею зенитных орудий.

Штабной порученец аж вздрогнул от таких неожиданных слов. Причём, его тряхнуло так сильно, будто в тело ударила фашистская пуля. Офицер побледнел, как свежевыпавший снег и с трудом произнёс: – Слушаюсь!

– Контуженого командира и всех тяжелораненых красноармейцев немедленно отправить в санбат. – закончил говорить проверяющий. Словно стараясь запомнить окружавшую местность, он пристально глянул на плохо устроенные позиции батареи зениток. Открыл было рот, чтобы что-то сказать по поводу отсутствия брустверов у оплывших окопов, но промолчал.

Генерал коротко бросил: – Поехали дальше! – и направился к «эмке» чёрного цвета, густо припорошенной пылью. Привычно устроился на переднем сидении рядом с шофером и со злостью захлопнул узкую дверцу. О чём тут ещё говорить, если бойцы и так на пределе физических сил, а других ему взять решительно негде? Тут и угроза расстрела ничему не поможет.

На заднем диване машины устроились два адъютанта. Прочая часть пышной свиты бросилась к «ГАЗ-64». У советского «джипа» были крупные, лупоглазые фары, большие колёса и полукруглые вырезы вместо передних дверей.

Офицеры набились в открытый салон, вмещающий шесть человек, и быстро расселись на продольных скамейках, расположенных сзади. Машины тронулись с места и помчались на север, в сторону посёлка Спартаковка.

Через пару минут, подъехали две, знакомые лейтенанту «полуторки». В их кузовах лежали ящики с боеприпасами, медикаментами и армейские термосы с остывшей едой.

Зенитчики, державшиеся ещё на ногах, оставили возле орудий двух наблюдателей. Они спустились в низину и, без лишних слов, принялись за разгрузку машин.

Растерянный капитан стоял в стороне от солдат и совершенно не знал, что же ему делать теперь? Яков подошёл к офицеру, и хотел было представить бойцам нового командира их батареи.

Зенитчик вдруг пошатнулся и начал валиться затылком назад. Не отходивший от парня, сержант удивительно вовремя подхватил его под руку и удержал от падения. Подвёл к ближайшему ящику и, словно больному ребёнку, помог опуститься на доски.

Лейтенант посидел неподвижно какое-то время. Немного привёл себя в норму и тихо сказал: – Познакомьтесь. – он указал на сержанта, стоявшего рядом: – Мой заместитель. Он введёт вас в курс дел на данной позиции, а я, извините, что-то себя плохо чувствую. – Яков сполз на серую землю, вытянулся, и устало затих.