Поэтому улучшение работы разума, то есть думания, не ведется как улучшение самой способности думать, а строится как приспособление имеющейся способности к условиям, в которых вы оказались или можете оказаться. Тем самым, мы опять оказываемся в познающей части работы ума.
Это первое, что надо принять: хочешь думать успешней – научись лучше наблюдать и познавать мир, а затем воссоздавать в воображении или игре условия познаваемого мира, куда собрался войти.
Но есть и второе. Оно тоже строится на основе наблюдений за работой разума и его устройством. Разум обеспечивает наше выживание, решая множественные задачи, которые ставит перед нами жизнь. Задачи эти так или иначе создаются на основе восприятия в виде образов задач. А значит, заполняют наше сознание, как некое хранилище. В этом смысле устройство разума пространственно и как-то соответствует Образу мира, в котором мы живем.
В действительности оно гораздо больше соответствует той части Образа мира, которую мы избрали считать путем к своим высшим ценностям. Мазыки называли такие пути Водьмами, а психология – мировоззрениями. Мировоззрение – это та часть Образа мира, которой ты ограничиваешь свое отношение к миру, чтобы не разбрасывать силы и достичь сияющей в конце пути вершины.
Это не значит, что ты при этом не воспринимаешь остальной мир. Ты его видишь, но как тень, потому что он перестает иметь для тебя ценность и значение: все для победы! Именно это и определяет работу разума.
Он отбрасывает все лишнее и собирается на значимом. Например, если ты считаешь своей победой богатство, то начинаешь всюду видеть деньги и перестаешь видеть душу… Душа от этого не пропадает, как не исчезает, к примеру, тело для религиозных фанатиков, и даже очень им вредит в их духовных прорывах. Так и душа сильно вредит тем, кто решил без нее обходиться.
Как вы понимаете, если для вас нет ничего кроме избранного, то ваш образ мира крайне неполноценен, а разум решает задачи так, что они не ведут к счастью. Вам все время что-то или кто-то мешает. Например, душа, тело или близкие. Как если бы ваш разум, подобно одержимому ученому, пытался что-то сделать, сосредоточившись на этом, а его подталкивали под локоть собравшиеся вокруг люди, про которых ты заявил: вас нет! Вы мне мерещитесь!
Решение задач в неполном образе мира всегда ущербно. И если вы хотите увеличить успешность своего разума, необходимо восстановить способность видеть мир полноценно. Именно об этой величайшей помехе лучшим задумкам говорили Брежнев и Горбачев, как о том, что сломало Советский строй: человеческий фактор!
Итак, второе условие успешности думания – это способность замечать помехи думанию, приходящие из-за границ задачи. Нам свойственно ограничивать себя минимально достаточными условиями. И это возможный прием, позволяющий приступить к решению задачи. Он работает, как работает и думание, в знаках или символах. Но минимально достаточные условия – это всегда неполные условия, а потому часто просто недостаточные условия.
Чтобы разум работал успешно, необходимо научиться восстанавливать условия задачи как можно полней. В науке эта часть науки думать называется экспериментальной проверкой.
Но есть и третье условие. Оно тоже вытекает из устройства разума. Разум постоянно решает множество задач, условно говоря, одновременно. В действительности, это задачи существуют одновременно, а разум может работать только последовательно. Поэтому он скачет от задачи к задаче с огромной скоростью. Вот это и является причиной того, что многие из наших задач очень долго остаются нерешенными.
Чтобы повысить успешность думания, необходимо научиться удерживать разум на решаемой задаче как можно дольше. К этому ведут два пути: освобождение и обуздание.
Освобождение разума называлось у мазыков целеустроением. Суть его предельно проста: необходимо уменьшить количество задач, которые одновременно стоят перед разумом. Желательно, чтобы их было семь плюс-минус две. Это количество определяется устройством самого разума, точнее, той части сознания, где разум решает свои задачи. Она называлась мережкой.
Как делается целеустроение, я уже писал в других работах. К сожалению, в быту чрезвычайно сложно свести количество задач к минимуму. Жизнь постоянно подбрасывает новые.
Но даже после того, как количество задач предельно уменьшается, сам принцип работы разума сохраняется, и он продолжает дергаться, убегая от избранной вами задачи. И вот тогда приходится учиться удерживать разум на избранном. Иное название для этого обуздания разума называлось йогой. Конечно, я имею в виду лишь йогу ума или Раджа йогу.
Впрочем, этой «йогой» владели не только в Индии. Сама по себе задача уметь удерживать ум на избранном, собирая и сосредоточивая его, настолько естественна, что странно было бы считать ее монополией лишь одного народа. Все народы рождают время от времени гениев, и каждый из них – пример владения способностью жить одной, но пламенной страстью.
Никакая работа разума невозможна без использования внимания. Поэтому мы все естественно управляем вниманием. Однако большинство из нас недовольны собой в этом отношении. Каким-то образом мы все чуем, что вниманием можно и нужно управлять лучше.
Чтобы решить сложную задачу, нужно собраться и собрать внимание. Точнее, его нужно суметь направить на эту задачу и удерживать на ней до тех пор, пока задача не будет решена. И все это время ничто не должно отвлечь внимание. Это первое условие его собирания, однако, решение задачи этим не исчерпывается.
Не менее важно охватить вниманием все, что может относиться к задаче. И это действительная сложность, потому что к задаче может относиться то, о чем мы даже не подозреваем. Легко удерживать внимание на том, что изначально необходимо для решения задачи. Вернее, удерживать его, может быть, и непросто в действительности. Но ты всегда знаешь, к чему его надо вернуть. Совсем другое дело, если ты даже не понимаешь, что может относиться к делу. А значит, что нужно держать во внимании.
Есть случаи, когда ты просто не можешь знать, что входит в появившуюся задачу. Как выявить все относящееся? В других случаях все становится очевидно после того, как задача решена. И даже более: решив задачу, ты понимаешь, что все было очевидно и по ходу решения.
Как выявить все относящееся к задаче? И как видеть очевидные связи, позволяющие взглянуть на дело шире или под другим углом?
Это вопросы Науки думать. И они далеко не единственные, возникающие у человека, задумавшегося о самосовершенствовании. Но все они так или иначе связаны с тем, как сделать внимание глубже, а разум действенней.
Итак, после долгих усилий и большого количества проб и ошибок ты все же решил свою задачу и теперь, глядя на сделанное, понимаешь, что все необходимое для ее решения было у тебя перед глазами. Ты даже смотрел на ту ниточку, за которую нужно было потянуть, неоднократно, но внимание твое вдруг бросало ее и перебегало на что-то иное. Что это? Может быть, какой-то вид рассеянности?
А что такое рассеянность?
Психологические словари не очень любят это понятие, поэтому оно либо отсутствует в них, либо повторяется определение словаря Л. А. Карпенко, созданное в 1985 году:
«Рассеянность – функциональное или органическое нарушение способности к сосредоточенной, целенаправленной деятельности. Иногда рассеянность возникает при напряженной умственной работе как результат односторонней сосредоточенности. В качестве дефекта произвольного внимания рассеянность может быть обусловлена разнообразными факторами: от утомления и отсутствия соответствующей мотивации до тех или иных клинических расстройств, зачастую связанных с нарушениями мышления».
Определенно, явление, описанное психологами под именем рассеянности, может иметь отношение к нашему случаю. Но столь же определенно, это не ответ. Во-первых, данным определением явно не покрывается все поле нашей задачи. Во-вторых, и это я уже должен добавить от себя, многие психологи писали о рассеянности более подробно, но среди доступных мне текстов не было ни одного, который пошел бы глубже и смог хоть что-то объяснить.
Все они просто еще что-то добавляют к исходному определению. Как, например, определение из «Психологического иллюстрированного словаря» И. М. Кондакова:
«Рассеянность – расстройство внимания, характеризующееся нарушением способности к сосредоточению, сравнительно долгому по времени, на каком-либо объекте. При этом страдает и концентрация внимания, и способность к его перераспределению…».
Все исследования внимания страдают подобными болезнями: с одной стороны, для них ничего не стоит создать два понятия «сосредоточение» и «концентрация» внимания только потому, что существует такая возможность – есть же два слова! и их нисколько не смущает, что это просто одно и то же, но на разных языках. С другой стороны, все они могут сказать, что рассеянность – это нарушение способности к сосредоточению, но никто не исследовал, что такое сосредоточение, и вообще, существует ли такая способность. А если существует, то у того, кто ее носитель?
Все ответы для психологов почему-то очевидны, и это либо субъект, либо человек. Так же очевидно для них и то, что могут быть «клинические расстройства, связанные с нарушением мышления». Что имеется в виду, не так-то просто понять. Очевидно, помещение человека в клинику сильно расстраивает его мышление… В действительности же я не издеваюсь над неточным языком науки, а как раз показываю, что в большинстве их построений не определен носитель свойства, качества или способности.
Сказав «клиническое расстройство», психолог просто перенес ответственность на клинициста: мол, врачи зря лечить не будут, наверное, там и вправду что-то не в порядке. Но что с человеком в действительности, что есть настоящая причина расстройства мышления, о котором идет речь? Помещение в палату? Или же телесная травма, что значит, что и носителем способности мыслить было тело. Или же у человека нарушено вовсе не мышление, а некие способности использовать его в этой телесной жизни?
Очевидно и то, что в данном случае речь идет не о мышлении, а о способности думать. И это точно наш случай.
У меня нет клинических повреждений, но я не решил задачу, хотя и мог. У меня нет расстройства внимания, характеризующегося нарушением способности к сосредоточению, если только не считать, что мы все больные. У меня, так сказать, норма, а норма в этом отношении такова, что обычный человек не хозяин своему вниманию, из-за чего думает хуже, чем мог бы и уж точно хотел!
У меня, так сказать, полное здоровье, и это-то и плохо. Я бы хотел от него вылечиться и думать лучше. А для этого мне надо как-то углубить свое внимание, добиться от него способности задерживаться на важном дольше, чем оно делает это само. Ведь оно не раз видело то место или ту вещь, которая привела бы меня к победе, но бросало ее и перескакивало на другое. Почему оно не смогло задержаться на важном дольше? Настолько дольше, что это дало бы прозрение.
А ведь это единственное, что было нужно в данном случае: задержать внимание на решающем месте чуть дольше, и ответ пришел бы. Просто вспомните какую-то свою задачу или понаблюдайте за собой, когда будете решать такую задачу, которая сходу у вас не решается. И вы обнаружите, что решение пришло после того, как вы пригляделись к нужному чуточку внимательней. Но при этом вы вспомните, что и в ходе раздумий вы неоднократно возвращались к нему.
Значит, общее количество внимания, которое было уделено решающему месту, складывается из всех обращений вашего внимания к нему. Сложите их просто по количеству, и вы поймете, насколько вам надо углубить ваше внимание. Если вы обращали внимание на это место три раза, значит, в три, если десять, значит, в десять.
Это означает, что ваше внимание должно стать в три-десять раз медленней, чем оно есть. Иными словами, если вы будете задерживать внимание на всем, что связано с очередной задачей, в три-десять раз дольше, то думать вы будете дольше, но зато решения находить с первого раза.
Этот ответ сам вызывает вопросы. Например, такой: а каким образом замедлить внимание? Или такой: а разве одного замедления внимания достаточно, чтобы решить задачу? Разве для этого не надо делать какие-то усилия или мысленные действия, которые не относятся ко вниманию?
Обо всем этот стоит поговорить особо.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: