Индиго

Это не было чем-то унизительным, я получала удовольствие от его наслаждения и довела бы дело до логического конца, но Алан остановил меня. Стащив остатки одежды с моего тела, опрокинул на спину и накрыл собой. Раздвинув ноги, я приподняла бедра навстречу его вторжению. Он вошел, не церемонясь, сильно и до упора, рвано дыша сквозь стиснутые зубы. Застонав от ощущения наполненности, в избытке чувств я вцепилась ногтями в его ягодицы, требуя еще больше, и получила больше, но не больше того, что могла выдержать.

Мы выдохлись одновременно спустя пару часов или больше. Никто из нас не считал. Музыка давно стихла, и гости наверняка разошлись. Алан снова курил, рассеянно поглаживая свободной рукой мою спину. Я лежала, прижавшись к его плечу, и считала взмахи мужских несправедливо длинных ресниц, думая только о том, что переспала с самым красивым в мире парнем, и если он захочет, то я сделаю это еще раз и еще, пока ему не надоест.

– Держи, синеглазка, – сказал он, передав мне сигарету и наконец обратив на меня нечитаемый взгляд.

Я затянулась и сильно закашлялась. Алан хрипло рассмеялся, заметив, что курить я не умею, но зато трахаюсь суперски. Наверное, это был комплимент, хотя я не уверена. Точнее… уверена, что никакой это не комплимент.

Прости, что я так подробно все тебе рассказываю, но мне просто не с кем поделиться бушующими во мне эмоциями. Я знаю, о чем ты думаешь, Эни, читая эти строки. Я не настолько глупа и наивна, чтобы не осознавать, что меня тупо поимели, как и двух моих подружек. Именно для этих целей нас и позвали на вечеринку. Свежая кровь. Молоденькие дурочки для жаждущих разнообразия парней. Но мы с Аланом не попали в статистику, став исключением, хотя, вероятно, со стороны все выглядело гораздо примитивнее. Ты можешь решить, что ему просто понравился «суперский» секс со мной, но он мог иметь его и так. Я бы не сумела отказать, даже если бы очень сильно захотела…

Эни, ты вряд ли представляешь, каково это – испытывать желание такой силы. Оно переворачивает все твои принципы, разбивая напрочь представление о себе. Стыд, гордость, чувство собственного достоинства – все стерлось, и когда эйфория схлынула, я пришла в ужас, осознав, что именно со мной произошло.

Два следующих дня я не появлялась на занятиях, заливая слезами подушку в комнате общаги. Бекки и Гвен как могли пытались меня вразумить, убеждая в том, что глупо так сильно переживать из-за одноразового секса. Они после вечеринки ощущали себя вполне комфортно и, посмеиваясь, шепотом делились подробностями своих «подвигов». Для моих подруг случившееся было приключением, не более, и моя затянувшаяся истерика к концу второго дня начала их откровенно раздражать. Бекки решила добить меня, сообщив, что видела, как Алан обнимался с какой-то девчонкой в столовой, а после занятий уехал вместе с ней. Наверняка к нему домой, чтобы делать то же самое, что он делал два дня назад со мной.

«Он даже имени твоего не запомнил, а ты трагедию вселенского масштаба устроила. Нашла из-за чего сходить с ума. Ну было и было, все уже об этом забыли», – поддержала Гвен.

И ты знаешь, Эни, меня их слова отрезвили. Не потому что сделали какое-то открытие. Нет, просто резко отпустило. Я встала с кровати, приняла душ и даже заставила себя выйти из общежития на прогулку.

Несколько часов я бродила по улицам, не думая ни о чем, пока не выбилась из сил, до мозолей стоптав ноги. Возвращаясь назад, я почти не удивилась, когда увидела Алана Флеминга, сидящего на ступенях с зажатой в пальцах сигаретой. Он что-то сосредоточенно писал карандашом в открытом на коленях блокноте и не сразу заметил мое приближение. Конечно, было бы лучше, чтобы Алан принес цветы. Синие ирисы. Мои любимые, но откуда ему знать, если мы практически не говорили.

Я подошла вплотную, выхватила из его руки сигарету и бросила в урну. Подняв голову, Алан посмотрел мне в лицо и непринужденно улыбнулся.

– Привет, Мири, – сказал он и, вырвав из блокнота листок, протянул мне.

Там было написано:

«Мои родители в длительной экспедиции на Тянь-Шане. Я давно привык жить один, но с тобой мне будет веселее. Готова временно переехать ко мне, Мириам Бенсон?»

– Насколько временно? – уточнила я, смяв бумажку и сунув в карман.

– Полгода минимум, а там посмотрим, – пожав плечами, ответил Алан.

Я сказала «да», Эни. Другой вариант ответа даже не рассматривался. Ни мной, ни Аланом.

Сегодня ровно семь дней нашей совместной жизни – временной или нет, мы не загадываем, но одно я могу сказать с уверенностью, Эни. Это были самые счастливые семь дней за всю мою жизнь…»

Дойдя до середины пятой страницы, я складываю листок и убираю в пухлый конверт. Меня совершенно не шокировали и не удивили откровенность Мириам и обилие интимных подробностей, с которыми она описывала наш первый секс. Ее нельзя было назвать скромницей. Мири всегда выражалась достаточно прямолинейно, порой даже грубо, озвучивая свои мысли именно такими, какими они рождались в ее голове.

Какое-то время я продолжаю держать конверт в руке, разрываясь между соблазном дочитать письмо и желанием сжечь. В конечном итоге бросаю на кипу остальных, в беспорядке раскиданных на полу под кроватью.

Меня охватывает злость, прежде всего на самого себя, за то, что не сдержался. Не стоило заглядывать внутрь. Знал же изначально, что ни к чему хорошему это не приведет, а только сильнее разбередит незажившие раны.

Уставившись в потолок, я слежу за пляской теней, отбрасываемых покачивающимися за окном деревьями, стараясь не думать, не сопоставлять, не оглядываться. На этих страницах нет ничего, чего бы я не знал или забыл. Я не кривил душой, озвучив Аннабель причину, по которой не хочу брать эти чертовы письма.

Зачем начинать сначала, если уже познал, какая тьма ждет в конце?

Глава 5

– Полный отстой. – Выделив несколько абзацев, я с раздражением жму Del, уничтожая результат нескольких часов своей пытки.

Откинувшись на спинку кресла, откатываюсь от стола и замираю без движения. На смену полному опустошению приходит бессильная злость, и я уже знаю, что не напишу сегодня ни слова. Пустота, долбаная пустота, которую я отчаянно пытаюсь заполнить, но ничего не выходит.

– Черт, – издаю глухой стон, осознавая бессмысленность своей агонии и четко понимая ее последствия.

За окном еще светло и, наверное, по-летнему душно. Я не знаю наверняка, потому что не выходил из съемной квартиры уже двое суток, пытаясь выдать хоть что-то стоящее, хотя бы чертов пролог, хотя бы одну страницу или даже абзац. Что-то, от чего бы я мог оттолкнуться, ощутить связь, бросить якорь, но нет. Нет.

В комнате стоит тяжелая прокуренная тишина, в приоткрытое окно врывается ветер, сметая крупицы сигаретного пепла с темной столешницы, а я с такой ненавистью смотрю на экран, словно это он повинен в том, что мой мозг не способен создать ни одной путной строчки.

Я пытаюсь прислушаться к себе, поймать то, что когда-то само текло сквозь кончики пальцев, выстраиваясь в ровные правильные предложения, наполненные смыслом, жизнью, живыми эмоциями и образами.

Когда-то я не знал, что такое тишина, не понимал ее, не чувствовал. В моей голове каждую секунду времени плодились истории, жаждущие оказаться запечатленными на страницах новой книги Алана Флеминга. Я едва успевал ловить и записывать, клавиатура дымилась, адреналин кипел в венах, а время то останавливалось, то начинало лететь вскачь. Я мог не есть, не спать – лишь бы успеть, лишь бы ничего не упустить. А сейчас… Сейчас я должен признать, что копилка идей иссякла, выдохлась или, наоборот, переполнилась.

Реальность напоминает о себе, врываясь в мои упаднические мысли пронзительным рингтоном телефона. Протянув руку за смартфоном, я отвечаю, даже не взглянув на экран. Я меняю номер раз в несколько месяцев по ряду объективных причин. Журналисты, частные детективы, назойливые фанаты, мои или Мириам, каким-то образом находят лазейки, чтобы напомнить о себе и испоганить мне настроение.

– Да! – рявкаю в трубку, дергая из пачки очередную сигарету. Взгляд возвращается к экрану, к чистому, не запятнанному ни одной строчкой листу. Сглотнув горечь, осевшую во рту, устало прикрываю веки, пытаясь вспомнить, когда я в последний раз спал.

– Я не вовремя? – после недолгой заминки отвечает женский голос на другом конце.

– Эни? – Потерев обросший щетиной подбородок, лениво затягиваюсь и ощущаю мгновенный прилив энергии. – Я ждал твоего звонка еще вчера.

– Я… была занята, – неуверенно произносит Аннабель. – Личные дела…

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке, – заверяет мисс Одли. – Документы готовы, я могу выслать их для предварительного ознакомления на электронную почту.

– Не стоит тратить на это время. – Встав из-за стола, я прохожу к окну и распахиваю его шире.

Зажав сигарету в зубах, опираюсь ладонями на подоконник, безошибочно находя взглядом брюнетку, разговаривающую по телефону на балконе соседнего дома. Прислонившись к перилам спиной, она смотрит куда-то в сторону, прижимая к щеке смартфон.

– Давай сократим процесс, – предлагаю прищурившись.

Объект моего наблюдения разворачивается лицом, и я быстро отступаю назад, скрываясь в квартире. Кажется, мне повезло, и она не заметила.

– Предпочитаю, чтобы все договоренности были оформлены официально, прежде чем мы приступим, – слышу категоричный ответ.

Улыбнувшись, я снова сажусь за стол. Затушив сигарету в переполненной пепельнице, открываю верхний ящик и беру оттуда толстую книгу в твердом переплете. Пальцы бережно скользят по выпуклому рельефу иероглифа на обложке и выбитых в верхней части золоченых букв. Я не заглядывал внутрь целую вечность, но помню почти наизусть каждую строчку.

– Я подпишу договор при встрече, – озвучиваю оптимальное решение. – Мне хватит пары минут, чтобы вникнуть даже в абзацы, напечатанные мелким шрифтом.

– Хорошо, – без энтузиазма соглашается Аннабель. Ее напряжение ощущается на расстоянии. – Когда ты готов приступить?

– Сейчас, если, конечно, ты готова, – быстро отвечаю я, открывая первую страницу книги. Сверху, прямо над аннотацией, красивым почерком выведено послание автора, заверенное личной подписью. В моих руках настоящее сокровище. Последний коллекционный экземпляр «Индиго» с именным автографом Мириам Флеминг, и я собираюсь подарить его Аннабель Одли.

– Давай через час, – после небольшой заминки просит Эни.

– Отлично. Я за тобой заеду или встретимся на месте? – уточняю из вежливости.

– У меня нет машины, – смущенно отзывается Анна.

– Без проблем, поедем на моей. Диктуй адрес.

* * *

Я паркую свой Grand Cherokee перед домом Аннабель Одли за пять минут до назначенного времени. Интуиция подсказывает, что девушка спустится раньше, а заставлять даму ждать – это не комильфо. Я выхожу из машины, чтобы покурить, но успеваю сделать всего пару затяжек.

Анна буквально выскакивает из дома, взъерошенная и жутко злая, следом вальяжной походкой победителя появляется дымчато-серый кот. Оглянувшись назад, девушка что-то угрожающе шипит в его адрес, встречая полнейший игнор от пушистого вояки, равнодушно прошествовавшего мимо и скрывшегося в ближайших кустах.

Мое внимание возвращается к Анне и ее не особо презентабельному виду. Минимальный макияж, растрепанные волосы без намека на укладку, черные классические джинсы, кроссовки на толстой подошве, темно-синий расстегнутый безразмерный бомбер, наброшенный поверх трикотажной кофточки невзрачного серого цвета. Создается впечатление, что она намеренно одевается максимально обыденно, чтобы я не заподозрил девушку в желании мне понравиться. Видимо, мои слова про охотницу за богатыми вдовцами задели ее за живое. Либо сработала защитная реакция, и таким образом она защищается от моих поползновений и намеков про химические реакции между нами. Развитый инстинкт самосохранения – это, конечно, хорошо, но вряд ли он убережет ее от неминуемого перехода нашего сотрудничества в горизонтальную плоскость. Я был интересен Аннабель задолго до того, как она осмелилась заговорить со мной. Мне даже любопытно, как Анна представляла меня, о чем думала, какие делала выводы, читая откровенные письма Мириам. Почему-то я уверен, что некоторые особо пикантные моменты она перечитывала по нескольку раз, краснея от смущения. Может быть, даже в своих фантазиях представляла себя на месте кузины, переживая самые эротические ощущения в своей непримечательной жизни.

– Здравствуй, Алан. Ты снова меня опередил. – Застыв на секунду, Аннабель озадаченно хмурится, как пару дней назад в баре.

– Привет. – Я расплываюсь в широкой улыбке. – Кот с характером попался?

– Лучше не спрашивай, – бормочет Аннабель и, поправив волосы, идет в мою сторону. Я галантно открываю для нее дверь и, обогнув автомобиль, сажусь за руль.

– Хорошая машина, – вскользь замечает Анна. – Глухая тонировка для конспирации?

– Так точно, – ухмыляюсь я, не спеша заводить двигатель.

– Мы же не торопимся? – внезапно спрашивает Аннабель, на что я неопределенно пожимаю плечами. – Давай подпишем документы, а потом поедем?

– Как скажешь, – соглашаюсь я.

Повернув голову, смотрю на пассажирку, нервно копающуюся в объемной кожаной сумке. Терпеливо жду, пока она достанет пластиковую папку с договорами. Протянув их мне, Анна снова ныряет в свой рабочий «саквояж» в поисках письменных принадлежностей.

– У меня есть, – пряча улыбку, говорю я, достав из нагрудного кармана своего кожаного пиджака шариковую ручку.

– Отлично, – кивает Анна, заправляя за уши вьющиеся локоны.

Выдохнув, девушка закрывает сумку и отворачивается к окну, чтобы не мешать мне изучать документы. На самом деле я их просто листаю и подписываю почти не глядя. Уверен на сто процентов, что никаких подводных камней от Аннабель Одли ждать не стоит. Как сотрудник она наверняка педантичная и ответственная до мозга костей.

– Так что не так с котом? – чтобы как-то заполнить тишину в салоне, любопытствую я.

– Этот блохастый мудак нассал в мои любимые кроссовки и разодрал кучу одежды, – раздраженно выдает Анна. – Решил показать, кто в доме хозяин. Словно я претендую на его коврик или миску с вискасом.

– Тяжелый случай, – понимающе ухмыляюсь я. – Он просто ревнует.

– Отец его избаловал, – фыркает Аннабель. – Они столько лет жили с Рокки вдвоем, а тут я появилась и огребаю теперь из-за кошачьей ревности. Бред же полный. Будь моя воля, усыпила бы.

– Не усыпила бы, – уверенно возражаю я. – В тебе сейчас злость говорит. – Улыбнувшись, возвращаю Анне подписанные экземпляры. – Готово.

– Спасибо. – Бегло глянув документы, девушка убирает их в сумку.

– Теперь мы можем ехать? – уточняю, дождавшись, когда девушка закончит суетиться. Наши взгляды пересекаются, и я замечаю, что Аннабель нервничает, словно не решаясь мне что-то сказать. – Какие-то проблемы, Эни?

– Ты недостаточно внимательно посмотрел документы. – Моя пассажирка отводит взгляд в сторону. – Я не все объекты недвижимости внесла в список.

– Не все? – озадаченно переспрашиваю я. – Почему?

– Я не буду делать оценку особняка и часовни Бенсонов, – с нажимом отвечает Аннабель. Я смотрю на красивые кисти ее рук и длинные пальцы, напряженно впившиеся в сумку. Поднимаю взгляд к бледному лицу, на котором синим пламенем мерцают выразительные глаза.

– Наслушалась страшилок о призраках? – подтруниваю я.

– Дело не в этом. – Она отрицательно качает головой. – Наймешь для оценки этих объектов кого-то другого. Если не устраивает, можем разойтись в разные стороны прямо сейчас.

– Ого, ультиматумы пошли в ход, – ухмыляюсь я, поворачивая ключ в замке зажигания. – Начнем с конюшни. Ты не против?

Анна согласно кивает, и машина плавно трогается с места.

– Когда ты была на ферме в последний раз? – выруливая на трассу, нахожу я подходящую тему для разговора. Ехать предстоит не меньше часа, и перспектива провести это время в молчании меня, мягко говоря, не радует.

– В шестнадцать лет, – уставившись в окно, неохотно отвечает Аннабель. – Отец привозил меня к Бенсонам в летние каникулы. Не каждый год, но довольно часто.

– Тебе нравилось?

– Что именно?

– Гостить на ферме.

– Там было красиво, но я ездила только ради Мириам, – скупо сообщает Аннабель.

– Ты немногословна, – замечаю я.

– А ты утверждал, что жена была с тобой откровенна, – парирует мисс Одли.

– Но я спрашиваю не о Мириам, а о тебе и твоих воспоминаниях. Мне хочется понять, почему моя жена ни словом не обмолвилась о кузине. Я посмотрел адреса на письмах. Почти все они отправлены из Нью-Йорка. Каждый месяц она писала тебе из нашего дома, а я понятия не имел о твоем существовании. Ты ей отвечала? – интересуюсь я, бросив на Аннабель быстрый взгляд.

Она нервно дергает ремешок сумки, не спеша с ответом. Мы оба молчим какое-то время. Анна опускает стекло, пуская в салон поток прохладного воздуха с крупицами дорожной пыли.

– Я не отвечала, – голос девушки почти неслышен из-за свиста ветра. – И не вскрывала ее письма… до недавнего времени. Я прочла их, когда узнала о решении суда.

– Почему?

Анна шумно выдыхает и, повернув голову, встречается со мной взглядом.

– Хотела забыть о прошлом и обо всем, что связано с Бенсонами. Они были странной семейкой, – скривив губы, признается Аннабель.

– И Мириам?

– Да, – коротко кивает Анна. – Но я рада, что ей удалось вырваться и найти свое место в Нью-Йорке, подальше от отца и его окружения.

– В том письме, что я успел прочитать, Мири писала, что о чем-то очень сильно сожалеет. Вы поссорились? – предполагаю единственный вариант, имеющий шанс на существование.

– Нет, – отрицательно мотает головой Аннабель, снова отворачиваясь к окну. Опустив голову, она задумчиво смотрит на свои руки. – Если бы тебе было действительно известно, что происходило на ферме, ты бы не задавал мне подобных вопросов. Поэтому давай закроем тему, Алан.

– Ты только разожгла мое любопытство, Эни, – протестую я.

– Умерь его. Так будет лучше, – категорично отрезает Анна.

– Для кого?

– Для тебя – в первую очередь.

– Зачем тогда ты затеяла всю эту историю с передачей писем, если собиралась умалчивать ваши с Мириам секреты?

Аннабель морщится, словно съела что-то кислое, или это ее так скривило от моего обоснованного упрека?

– В ее письмах нет ни слова о прошлом. Только о тебе и вашей совместной жизни, – Аннабель ловко уходит от прямого ответа, но дает почву для новых вопросов.

– А что было не так с нашей совместной жизнью?

– Ты мне скажи, Алан, – с вызовом бросает Анна.

Боковым зрением я чувствую на своем лице ее прямой изучающий взгляд. Он меня не нервирует и не раздражает. Я пережил десятки допросов и ни разу не сорвался.

– Наш брак, как любой другой, переживал разные времена, хорошие и плохие. Но мы решали наши сложности вместе.

– Прочитай письма, Алан, и ты поймешь, почему я к тебе пришла, – осторожно произносит Анна.

– Я и так это знаю, Эни. – Удерживая руль одной рукой, поворачиваю голову и уверенно смотрю в синие глаза девушки. Она спешно отводит взгляд в сторону, нацепив фальшиво-равнодушную маску. – У тебя не хватает смелости сказать прямо, но я подожду. Терпения у меня хоть отбавляй, – с улыбкой говорю я, переключая внимание на дорогу.

Остаток пути мы едем в гробовом молчании. В какой-то момент, не выдержав напряжения, Аннабель протягивает руку и включает радио. Салон автомобиля тут же засоряет противный голосок очередной поп-дивы. Чтобы вконец не озвереть, я начинаю курить, опустив окно со своей стороны. Судя по кислому выражению лица неразговорчивой пассажирки, она страдает от сигаретного дыма почти так же, как я от слезливых глупых песенок, одна за другой льющихся из динамиков. Музыка, за исключением классики, мешает мне думать, и если мне хочется себя чем-то отвлечь в дороге, то я надеваю наушники и слушаю аудиокниги. Мозг должен работать, даже расслабляясь.

– Почти приехали, – сообщаю, заметив указатель. Аннабель не утруждает себя ответом, увлеченно уткнувшись в телефон.

Через пару миль мы въезжаем в небольшой городок и еще столько же движемся по главной дороге. Мимо пролетают разбросанные по обе стороны неказистые дома с аккуратными двориками, заправки и магазины, старое здание школы и придорожное кафе, несколько заброшенных бараков, пивной бар и торговый центр с рекламными вывесками. Людей на улицах почти нет, за исключением редких прохожих и собачников, выгуливающих своих питомцев.

Пять минут, и мы оказываемся за пределами города. Пейзаж снова становится унылым и однообразным. Когда автомобиль сворачивает на грунтовую дорогу, ведущую прямиком к ферме Бенсонов, Аннабель наконец выныривает из своего гаджета. Даже не глядя в ее сторону, я ощущаю исходящую от нее нервозность и напряжение.

– Эни, тебе нехорошо? – вежливо беспокоюсь я, бросив на девушку внимательный взгляд.

– Немного укачало, – кивает побелевшая как мел Анна.

– У многих людей при чтении книги или зависании в гаджете во время поездки на автомобиле развивается кинетоз, – серьезным тоном озвучиваю возможные причины ее состояния и заодно пытаюсь отвлечь от неприятных мыслей.

– Это что еще такое? – рассеянно осведомляется Аннабель, едва взглянув на меня.

– Расстройство психического спектра, возникающее вследствие несоответствия информации органов чувств и вестибулярного аппарата, – коротко объясняю суть.

– Теперь ты меня напугал, – невесело усмехнувшись, бормочет Аннабель.

– Со мной бывает то же самое, – признаюсь с непринужденной улыбкой. – На случай, если проходится работать в дороге, я принимаю пару таблеток драмины, и все в порядке.

– Боже, стой! – внезапно кричит Анна, напугав меня до чертиков. – Останови машину! Сейчас же, Алан!

Задыхаясь от паники, она хватает меня за руку, оцарапав кожу ногтями. Я резко сбрасываю скорость и торможу в паре метров от таблички, обозначающей начало частных владений Бенсонов.

Прежде чем я успеваю спросить, какого хрена происходит, Анна выскакивает из машины и, отбежав подальше, сгибается пополам, словно от приступа боли. Девушку трясет, как в ознобе, и шатает из стороны в сторону, будто пьяную. Я выхожу следом, осторожно приближаюсь со спины. Распрямившись, она обхватывает себя руками, продолжая дрожать и раскачиваться.

– Я могу как-то помочь, Анна? – интересуюсь с искренним беспокойством. Трогать не решаюсь, так как реакция может быть самой непредсказуемой.

– Дай мне минуту, – сдавленно хрипит она. – Подожди в машине.

– Если я…

– Уходи, твою мать! – яростно рявкает Аннабель, пресекая все мои благородные порывы.

Решив, что в подобной ситуации лучше с ней не спорить и оставить в покое, я разворачиваюсь и иду к машине. Привалившись к капоту, закуриваю сигарету, наблюдая за хрупкой фигуркой в безразмерном безобразном бомбере, вздрагивающей от каждого порыва ветра.

Ее отпускает так же внезапно, как и накрыло. В какой-то момент Анна расправляет плечи и, перестав трястись как осиновый лист, все еще нетвердой походкой возвращается к автомобилю. На меня упорно не смотрит, возможно, стыдясь своей истерики, зато я успеваю заметить мокрые от слез щеки и искусанные бледные губы.

Ни слова не сказав, Аннабель садится на переднее сиденье и обессиленно откидывается на спинку. Вдавив затылок в подголовник, она опускает подрагивающие ресницы, тяжело дыша сквозь зубы.

– Хочешь воды? – заботливо предлагаю я, достав бутылку минералки из бардачка. Анна отказывается, отрицательно качнув головой.

Я включаю чертово радио, завожу двигатель и разворачиваю автомобиль в обратную сторону.