Читать книгу: «Плац. Том 2»

Шрифт:

ISBN 978-5-0067-3311-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0067-3309-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Плац 2

Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам
А. С. Пушкин

Пролог

Джордж Уильям Бьюкенен перебежал булыжную мостовую перед самой двуколкой и шагнул на тротуар.

– У-фф!

Запоздало учащённо застучало сердце, туго отдавая в виски. Он не сдержал улыбки. Как могло показаться со стороны – просто эмоциональный порыв, который мог стоить ему жизни. Лошадь от внезапно возникшего перед ней человека, громко фыркнула и повела в бок мордой, тараща похожий на огромную маслину глаз. Бьюкенену даже показалось, будто он ощутил щекой упругий воздух, вылетевший с мелкими брызгами из напряжённо округлившихся ноздрей. Странное и со стороны казавшееся спонтанным озорство, тоской навеявшее память о детстве, не соответствовало ни рангу Бьюкенена, ни его возрасту, но было вынужденным. Он будто бы непроизвольно осмотрелся. Нет, никто не заметил его выходки, никто не показывал пальцем и не стоял с открытым ртом, удивлённый прыткостью отчаянного старика. Разве что «ванька», правивший экипажем, отвесил в его адрес крепкое словцо, да трижды осенил себя крестом…

Бьюкенен одёрнул френч, тронул галстук, будто бы проверяя, на месте он или нет, и как ни в чём не бывало, направился по выложенному бетонными плитами тротуару. Навстречу прошла чопорная дама с девочкой. Судя по качеству и стилю одежды, скорее гувернантка с хозяйской дочкой. На женщине была надета какая-то странная, яркая, желтоватая юбка с пошленькой бахромой и зелёная кофточка. На фоне своей подопечной, которая была в кремовом платье с вышитыми узорами она смотрелась безвкусно. Головы обеих украшали шляпки. Провожая их взглядом, он посмотрел вслед так, словно увидел знакомую, но слишком поздно узнал её. Таким образом дипломат ещё раз оглядел улицу позади себя. Ничего, что могло бы его насторожить. Сильно хромая, следом шёл какой-то солдат в шинели, за которым понуро тащилась бродячая собака. Ещё по дороге гремел, треща сизым дымом автомобиль, медленно нагоняя двуколку…

– Санитарная колонна имени наследника цесаревича, – прочёл про себя Бьюкенен надпись, сделанную белой краской, витиеватыми буквами на чёрных дверцах. Он не говорил на русском языке и знал лишь несколько самых распространённых фраз, но запомнил смысл наиболее часто встречающихся вывесок и легко угадывал по буквам названия улиц.

Бьюкенен свернул под арку и оказался в прохладе проезда под домом, сумрак которой густился мелкой мошкой, сыростью и запахом нечистот. Здесь снова пришлось ускориться. Нервы. Какими бы они не были крепкими, не очень разумно устраивать подобные прогулки в таких местах и в такое время. Не терпелось оказаться в безопасности. Нынешний Петроград, это уже далеко не тот город, что был даже годом ранее… Почувствовав, что тотчас чихнёт, Бьюкенен на ходу вынул из кармана платок, встряхнул его, расправляя, и ловко прижал к нижней части лица.

– Апч-хи!

– Простыл, никак, басурманин?! – прогремел под сводами насмешливый голос человека, стоящего у стены. – Это тебе не Париж!

«Простой мужик, а догадался, что я не русский!» – восхитился с досадой Бьюкенен и посмотрел на разоблачителя более внимательно.

Одетый как обычный мастеровой, мужчина дымил папиросой. У его ног стоял новенький, покрытый витиеватой резьбой ящик шарманки, с приспособленным к нему ремнём. Мужчина не был похож на уличного музыканта. Те одеты беднее и взгляд не тот. Может он занимался ремонтом этих инструментов или вообще делал их. Не удивит сейчас таким видом и обыкновенный переодетый жандармский офицер, взявший её в качестве атрибута конспирации. Окрест сплошь заводские казармы для рабочих, бордели, дешёвые трактиры да доходные дома. Район невесть какой благополучный и кишит разных мастей жуликами. За ним пригляд нужен. Вот и снуют здесь, среди прочих, те, кому по долгу службы за порядком следить полагается, или вовсе, наоборот, украл молодец инструмент и теперь ищет, кому за деньги пристроить…

«На дворе двадцатый век, а русские всё ещё развлекают себя примитивной рифмой скрипучих звуков этого инструмента, – подумал Бьюкенен раздражённо. – Будто бы нет синематографа и патефонов. Даже смотреть на это убожество противно! Чего это я вдруг?! – изумился он собственным и предвзятым к России мыслям. – Разве в Европе их нет?! Да куда там, от нас они и пошли!»

Нельзя сказать, что он ненавидел Россию. Просто это не тот мир и заселён он не той породой людей, к которой принадлежит любой англичанин, француз, датчанин или швед… Даже пребывая послом в Японии, Бьюкенен не испытывал тех настроений и чувств, какими обзавёлся в этой стране. Здесь всё вызывало у него странное ощущение, сродни с лёгким и непреходящим отвращением и брезгливостью. Собаки, и те, казалось, лаяли по-другому. Тем не менее, его страна, да и судьба Европы в целом, сейчас, как никогда, зависит от этой территории, заселённой челядью и управляемой простодушным и мягкотелым монархом. Ему, Бьюкенену, приходилось жить в России, пребывая в постоянном, затаённом страхе и напряжении от огромной ответственности. Это ощущение сродни чувству, которое должен испытать каждый, случись, что в его револьвере останется лишь один патрон, когда только выстрелом разрешится спасение близкого ему человека.

Несколько шагов Бьюкенен прошёл, продолжая прижимать платок к нижней части лица. Нет, не от того, что ему было противно вдыхать ароматы Петроградских закоулков. Да и не затем, чтобы скрыть от мужика пышные, седые усы и слегка вытянутый подбородок аристократа. Всё равно тот успел разглядеть. Хваток взгляд у русского мужика, даже если он и не состоит на тайной службе. Сразу понял, кто мимо направляется. Прикрывать же лицо от посторонних глаз себе дороже. Только внимания привлечёшь. Не убрал из опасения, что снова чихнёт, ведь ещё першило в носу и слезились глаза. Эта напасть, вдобавок к которой он обзавёлся ещё и кашлем, началась накануне. Осень пришла северным ветром и моросящим дождём. Оживлённые трудами прислуги, печи посольства не смогли в полной мере прогреть комнаты. Балтийская погода в это время капризна и переменчива, как старая женщина. Впрочем, она не сильно его удивляла, потому как была в этом плане схожа с той, что в Великобритании. Жил Бьюкенен там мало и даже родился в Дании, но считал своей родиной, почитал, горячо любил и служил ей, как говорят русские, живота своего не жалея. Вот и сейчас, почти бегом устремился дальше. Снова стало не хватать воздуха. Ещё бы, далеко не юноша. Как-никак год назад разменял седьмой десяток… Такой темп передвижения по городу – достижение для его возраста. Приступов больше не было, и он убрал платок в карман.

Бьюкенен уже и забыл, когда вот так вот покидал посольство. Серое здание на углу Дворцовой набережной и Миллионной было и местом работы и отдыха, семейным гнездом и убежищем. Даже в стенах дома, где располагался созданный им годом раньше Новый Английский клуб на Большой Морской, среди своих соплеменников, он не чувствовал того душевного спокойствия и умиротворённости, как в посольстве. Поэтому решение назначить встречу за его пределами далось тяжело. До места, которое присмотрел давно и хорошо знал его окрест, Бьюкенен планировал доехать таксомотором французского производства компании «Панар-Левассор». Однако, на половине пути случилось поломка. Некоторое время Бьюкенен, на пару со своим секретарём, наблюдали за тем, как шофёр ковырялся под капотом, суетливо возвращался на своё место и пытался вновь завести мотор. Он был в рыжих кожаных крагах и такого же цвета ботинках, что делало его похожим на краба, а движения смешными и неловкими. Бьюкенен не злился. Привычное дело, когда подобный способ передвижения прерывается несовершенством этого вида транспорта. Бьюкенен оставил таксомотор, отпустил секретаря восвояси и направился дворами и переулками в надежде, что если за ним следят, то он сумеет это определить. За себя Бьюкенен ничуть не беспокоился. Чего бояться дипломату его уровня? Вот только люди, с которыми ему приходилось то и дело общаться, могли оттого пострадать. Не один год взращивая в России плеяду самых разных либерально настроенных граждан, он надеялся на то, что когда-то они преподнесут эту страну в жертву просвещённой Европе. Не исключено, что всё начнётся с того, что все эти Милюковы, Троцкие, Гучковы просто передерутся между собой. А как иначе, если вчера Бьюкенен встречался и давал денег черносотенцам и эсерам, днём раньше консультировал социал-демократов, а сегодня, его слегка хриплый голос будет ласкать слух финского националиста? Бьюкенен считал непозволительной роскошью разбрасываться людьми, которые очень дорого обошлись британской казне. Они не только стоили денег. Всё положил на это англичанин. Весь смысл его пребывания в России сводился к тому, чтобы заложить в её основы инструменты, которые позволят управлять этой страной, подобно послушной марионеткой. Разобщить, поссорить и устроить хаос. Пусть рабочие дерутся с полицией, крестьяне убивают помещиков, украинцы режут евреев, калмыки – русских, армяне – азербайджанцев, а грузины – черкесов, или наоборот… Вот уже и Дума, вместо того, чтобы принимать решения и утверждать законы, погрязла в дрязгах, склоках, интригах и скандалах. Никакого единства. Однако, работы предстоит ещё очень много. Бьюкенену с трудом удаётся влиять на принятие русским царём и его правительством выгодных Британии решений. Несмотря на войну и поражения, следовавшие с середины лета одно за другим, Бьюкенен и его покровители с Даунинг-стрит не верили в успех немцев и ставили на русских. Исторический опыт, когда этот народ умудрился сначала оставить Москву на растерзание Наполеону, а потом захватить Париж, подсказывал, что это далеко не конец, и русского медведя попросту до конца не разозлили. Бьюкенен не винил себя за поражения на фронтах, хотя знал, что именно его работа позволила сделать так, что Россия вступила в войну раньше запланированных ею сроков и не на тех направлениях, которые рассматривались и готовились Генеральным штабом. Неуспех первых месяцев прошёлся по Петрограду нескончаемой вереницей похоронных процессий с вокзалов к полковым церквям, в которых отпевали офицеров. Странным образом это грело его душу. Он не мог никак пересилить себя и начать сострадать этому народу, вступившему в войну ради спасения его страны и Франции…

Бьюкенен вышел из проезда, не сбавляя шаг, пересёк Пудовскую, прошёл подворотней через мрачный колодец двора и оказался в переулке, упирающемся в проспект, где находилась конечная точка его пешей прогулки.

Свернувший с улицы мальчишка ловко приспустил штаны и стал мочиться на кирпичную стену, нисколько не стесняясь шедшего навстречу почтенного господина. Подмышкой мальчишка держал остатки нераспроданных газет и выглядел запыхавшимся. Ещё бы! Работы разносчикам прессы при нынешних временах хватало. Охрипшие, прихрамывая на сбитых ногах, они с утра и до самого вечера носились по улицам, устало цитируя заголовки газет и кратко сообщая последние новости. А их хватало с лихвой, в том числе, опять же, стараниями Бьюкенена. Падок нынешний гражданин на новости, оттого мальчишке не то чтобы перекусить, помочиться отойти подальше с глаз не с руки… Огромных размеров кепка сползла на уши и закрывала брови, из-за чего из-под драного козырька было видно только нос. В ответ на осуждающий взгляд Бьюкенена он скорчил рожицу, но не прекратил делать своего дела. А чего ему бояться? Паренёк крутится в этой части города круглые сутки и знает всех его жителей в лицо, а некоторых по именам и кличкам. Вот и чужака сразу распознал, из чьих будет, подобно мужику с шарманкой. Иностранец скорее забрёл откуда-то из центра. Только что он делал в лабиринтах мрачных дворов и аляповатых дровяных сараюшек?

Паренёк брезгливо сплюнул.

Вскоре Бьюкенен уже расположился в отдельном кабинете уютного, открывшегося перед самой войной ресторана.

– Прошу прощения за опоздание! – зачем-то извинился Отто Сирола, делая характерное ударение на «о». Впрочем, это была обычная формальность для начала разговора. Чувствовалось, что финн лукавит и никакой вины за собой не видит. Он разглядывал дипломата холодным и каким-то неживым взглядом бесцветных глаз. Хитрец словно искал различия во внешности, которые приобрёл его визави с того времени, когда они виделись в последний раз. Это случилось годом ранее, в посольстве. Сирола, мелкий торговец, был прислан в Россию по просьбе Бьюкенена, чтобы обсудить то, как будет действовать националистическое крыло финской оппозиции после вступления России в войну. В тот момент Бьюкенена очень волновал этот вопрос. Тем более, получая информацию из разных источников, он не мог не знать, что генерал-губернатор Курляндии Зейн и военные власти ждут забастовок, актов саботажа на железной дороге и телеграфе. Тогда усилиями Бьюкенена это удалось предотвратить. Хотя, скорее, отложить на более поздний срок. Сейчас тем более, выступления сепаратистов просто не ко времени. Ведь на этом этапе Англии и Франции нужна сильная Россия, без внутренних распрей и междоусобиц.

Жидкие, светлые волосы на голове Отто были грязными и слиплись. Сквозь редкие усики виднелся розовый шрам, деливший верхнюю губу финна пополам.

– Иначе и не могло быть, ведь я сам настоял, чтобы вас проводили ко мне после того, как я здесь расположусь, – напомнил насмешливо Бьюкенен. – Поэтому вы зря извиняетесь.

Сирола расстегнул френч и сел напротив.

– На фронтах меняется положение, – начал Сирола осторожно. – Финские молодые мужчины опасаются мобилизации. Те, у кого есть возможность, покидают страну.

– Принудительный призыв в княжестве может вызвать усиление оппозиционных настроений и сепаратизм, – сказал очевидное Бьюкенен. – Николай Александрович это знает и не пойдёт на такой шаг.

– Поражения русских следуют одно за другим, – сказал очевидное Сирола. – Хотелось бы услышать об этом ваше мнение и совет, как возможно использовать этот факт в достижении нашей цели?

– Вы уже окончательно определились, что должно стать этой самой целью, или ещё изучаете вопрос? – Бьюкенен пристально-насмешливо посмотрел на Сиролу, пытаясь понять, насколько откровенен будет ответ.

– Россия всегда была и навсегда останется врагом человечества и гуманного развития, – заговорил финн с пафосом и уверенно. – Бесполезный народ, незаслуженно занимающий огромные территории. Мы хотим справедливости.

Некоторое время Бьюкенен молчал, разглядывая лицо финна. Ему нравилось, как националист изъясняется. Хотя, по правде сказать, это были не его собственные умозаключения. Их формировал Бьюкенен и его сподвижники, только финн об этом даже не подозревал.

– Я бы не стал на вашем месте спешить и всё хорошенько взвесил, – предостерёг наконец Бьюкенен и снова повторился: – Сейчас не время создавать очаги напряжённости в тылу воюющей русской армии.

– Вы не можете не знать, что многие в Финляндии готовы помогать немцам, – продолжал Сирола. – В свою очередь те не жалеют средств на пропаганду и обещают помочь свержению с финской шеи русского засилья.

– Я настаиваю на том, чтобы вы отложили свои планы на более поздний срок, – сказал, как отрезал Бьюкенен, уверенный, что эти его слова будут услышаны всеми возмутителями спокойствия в Курляндии и они не посмеют ослушаться.

– Снова ждать! – Сирола обиженно, совсем по-детски надул губы. Казалось ещё немного и он расплачется.

Не будь Бьюкенен дипломатом, в этом месте он бы поморщился. Однако, ни один мускул не дрогнул на его лице. Более того, в душе он ликовал. Его радовала ненависть финских националистов к России, однако, в своих устремлениях Сирола опережал время. Сейчас союзникам нужно было от России только одно – пушечное мясо на фронт. Чем больше бессознательных и невежественных русских будет ехать на эту бойню, тем меньше погибнет англичан и французов. Представителей лучшей части человечества. Тех, кто проявил себя в искусстве и кто поднял науку на новый уровень нового, двадцатого века. Случись в Финляндии волнения, и часть сил русской армии будет задействована в ущерб фронту. С другой стороны, финны – это фураж для воюющей армии и продовольствие. Нет, нельзя сейчас допустить хоть какие-то поползновения националистов.

– Смотрите, как развиваются события, – Бьюкенен заговорил уже с нотками металла в голосе: – Как я и предполагал, Россия продолжает сдавать с таким трудом завоёванные позиции. В июне оставлен Перемышль и Львов. За ними последовали Варшава, Ковно, Гродно и Брест-Литовск. Потери армии колоссальны. Не хватает оружия. Дошло до того, что в тылу сидят солдаты и ждут, когда им привезут винтовки убитых.

– В какой-то момент возникли сомнения в способности русских удержать Петроград, – вставил Сирола с тоской в голосе. – Я слышал, будто были приняты меры к подготовке эвакуации Эрмитажа и золотого запаса в Вологду.

– Несмотря на все трудности, русские уже нарастили производство вооружения и боеприпасов, поэтому в ближайшее время мы ждём перелома. Нам нужна победа над Германией, но с теми решениями, которые хотите реализовать вы, война может затянуться, а между тем, наши ресурсы не бесконечны…

– Вы снова не одобряете наших устремлений! – подытожил Сирола за Бьюкенена.

– Я бы не так охарактеризовал наше желание, – Бьюкенен слегка наклонился вперёд: – Мы хотим, чтобы вы просто немного подождали. Вот разделаемся с Германией и я даю вам слово, что не останемся в стороне от ваших устремлений отделиться от России.

Размышляя, сразу нанять извозчика, или ещё немного пройтись по городу, чтобы осмыслить результаты разговора с финном, Бьюкенен вышел на крыльцо ресторана, поблагодарив метрдотеля кивком головы за услужливо открытую дверь. Каждая такая встреча отнимала много сил. Хотелось этого или нет, это была работа сродни той, которую делает кочегар или пекарь. Но если от их ошибок пострадает лишь небольшое количество людей, то любой просчёт дипломата такого уровня как Бьюкенен, может привести к катастрофе для целых государств, или даже континентов. Всегда, после кажущихся иногда мимолётных и ничего не значащих для стороннего обывателя встреч, хотелось немного побыть наедине с собой. Ещё раз прокрутить в голове разговор, подумать над его вариантами и их последствиями. Это даже доставляло ему удовольствие.

Вечерело. Улицы погружались в темноту, постепенно украшаясь разноцветьем квадратов окон и витрин. Уже горели фонари. Было сыро и зябко. Бьюкенен посмотрел по сторонам, надеясь увидеть извозчика.

– Эй, гражданин хороший! – раздался позади него голос.

Бьюкенен хорошо знал, что это значит, и понял, окликнули его, однако виду не подал. В конце концов он ведь не знает русского языка. Однако под ложечкой неприятно засвербело. В следующий момент Бьюкенен вдруг понял, что дело обстоит намного сложнее.

– Не прикидывайтесь, господин посол! – прозвучала следующая просьба на хорошем английском.

Голос принадлежал уже другому человеку. Бьюкенен вдруг вспомнил, что когда он входил в ресторан, двое моложаво выглядевших мужчин за столом у окна как-то нездорово оживились и заволновались. Нет, они не походили на сотрудников охранки, те бы не выдали себя волнением. Просто эти двое узнали посла Великобритании.

Бьюкенен развернулся. Так и есть. Подтянутые, определённо с выправкой военных, мужчины выжидающе смотрели на него.

– С кем имею честь? – спросил Бьюкенен, отругав себя за опрометчивый поступок устроить встречу с финном на стороне. Нужно было просто обойтись письмом с подробными инструкциями. А чтобы его содержание усваивалось лучше, как всегда дополнить его небольшой суммой, взятой из тех, что имеются на агентурные расходы. Ещё он понял, что этот день, с учётом поломки автомобиля, будет насыщенным до предела.

– Вам не обязательно это знать! – заговорил, зло сверкая глазами моложавый брюнет. – Просто от лица русского народа мы хотим вам выразить презрение, вызванное нечистоплотным исполнением Великобританией союзнических обязательств!

Непонятно, что больше разозлило Бьюкенена, этот пафос современных ораторов от разномастных партий, появившийся в речах русских политиков и постепенно охвативший массы, или обвинение, однако он ничем не выдал своего волнения.

– Не могу не спросить вас, а вы имеете для этого полномочия высочайшей особы? – ехидно поинтересовался он.

– Мы имеем право, поскольку наше правительство отчего-то не горит желанием с вас за это спросить! – объяснил тот, что с усиками.

– История расставит на свои места всех участников этой войны! – вторил ему дружок.

– Позвольте, – заговорил Бьюкенен, выставив вперёд руки. – Давайте прекратим этот бессмысленный разговор здесь и найдём…

– Мы не желаем с вами дискутировать, а просто хотим сказать, что изъятие русских военных заказов в пользу английской армии в разгар войны это кража и предательство! – заявил тот, что с усиками.

– Союзники не ведут войну, пытаясь извлечь выгоду, – вторил ему другой. – Вы трижды вынуждаете нас платить вам за патроны, которые потом ещё и не поставляете…

– Так вот вы о чём! – протянул Бьюкенен. Собираясь с мыслями, он сделал вид будто успокоился. На самом деле ему этот разговор был некстати. Конечно, он ничего не значит для Бьюкенена. Это мнение двух завсегдатаев ресторана, привыкших обсуждать политику в свободное от дел время. На самом деле они, как и большинство русских, не приносят пользу своей стране. Но, тем не менее, их мнение это мнение общества, а оно на фоне перекосов и русофобии не в пользу англичан. Ещё бы, чего стоит в разгар войны требование американского банкира Якова Шиффа, не предоставлять России кредиты и бойкотировать русские ценные бумаги. Когда в прессе появились описания того, как издеваются немцы на оккупированных территориях в той же Бельгии, Шифф вдруг заявил, будто это сущая мелочь, по сравнению с тем, что делают в своей стране русские с евреями. В конце концов договорились до того, что так необходимые для войны Англии и Франции кредиты будут выдаваться Шиффом только при условии письменных гарантий не давать денег русским. Той же позиции придерживались и другие финансовые воротилы. Барух, Рокфеллеры, Морган… В свою очередь, вице президент Федеральной резервной системы США Пол Варбург был вынужден идти у них на поводу. Негодование русских можно было понять, ведь войной и отказом в помощи их просто делали слабее, причём не скрывая этого. А ведь они могли попросту и не вступать в войну, а лишь вняли мольбам и просьбам того же Бьюкенена и его коллеги из Франции Палеолога…

– Мы хотим, чтобы вы передали своему правительству, что русский народ не будет терпеть такого отношения к себе! – выпалил усатый.

Судя по всему, на этом его пыл иссяк. Ища поддержки, он посмотрел на своего дружка так, как смотрят дети, которые ждут подсказки, когда забывают какой-то стишок. Но дружок молчал. Он с затаённым страхом смотрел на посла.

– Вынужден откланяться, и заверяю вас, что донесу ваши пожелания до тех, кому они адресованы, – обещал с сарказмом Бьюкенен, вконец успокоившись. Ну, конечно, он снова встретил на своём пути обычных болтунов, у которых дальше слов дела не идут. Таких в России превеликое множество. Они обсуждают думу, царя, старца, пристроившегося при царице, строят планы того, как бы сами поступили, будь у них возможность на что-то влиять, а потом напиваются и расходятся по домам до следующего вечера.