Читать книгу: «Инкубатор», страница 3

Кравцов внимательно выслушал сбивчивый рассказ Вадима и после небольшой паузы сказал:

– Да ты просто герой… И Михалыч молодец, что «тачку» тебе дал. Надо будет ему другую купить, лучше прежней.

Герой. Нет, Вадим не чувствовал себя героем. В данный момент он вообще никак себя не чувствовал. То есть были, конечно, отдельные разрозненные ощущения, но они упорно не желали складываться в одно целое. В голове сплошной хаос, ничуть не меньше того, что господствовал во вселенной незадолго до Сотворения Мира. И, положа руку на сердце, надо признать, что подлинно героическими у Вадима сегодня можно считать всего две-три секунды, когда он, вместо того, чтобы тихонечко смыться, принял решение ввязаться в схватку с куда более сильным противником. Затем все шло на автопилоте. Его действиями руководил не разум, а инстинкт самосохранения и (вот парадокс!) рефлексы сторожевого пса, охраняющего добро хозяина, многократно усиленные упорными тренировками. А когда все закончилось, разум отказывался воспринимать реальность происшедшего. И не мудрено. Все годы службы Вадиму доводилось стрелять только по мишеням.. Жизнь текла спокойно, размеренно и даже немного тягуче, словно пищеварение у коровы. И мир вокруг был устойчив, как пирамида Хеопса. Сегодняшнее нападение в корне меняло сложившуюся ситуацию. Нет, это не было случайной вылазкой одуревших от близости несметных сокровищ дилетантов, а являлось прелюдией к грядущей какофонии грабежей, убийств, взрывов. Вадим буквально физически ощущал, что вскоре у него будет возможность сколько угодно практиковаться в стрельбе по живым мишеням. И уже знал, что готов к такому повороту событий.

– Само приползло. Ну разве что пришлось чуть-чуть помочь, – Дьяконов торжествующе поглядывал на Третьего Нефтяного Барона, который смущенно топтался у входа в комнату. Что ж, поначалу все предатели чувствуют себя неловко.

– Да ты не робей, Аркадий Петрович, если нужна моя помощь – говори, не стесняйся, чем могу – помогу.

– Не то, чтобы помощь, а скорее дельный совет. Вы же знаете, от затеи Хомутова сильнее всех пострадал я, – Аркадий Петрович Бугров неожиданно даже для самого себя стал обращаться к Железному Королю на «вы», словно признавая этим его безоговорочное лидерство. – И так в этом году терплю одни убытки, а тут новая беда. И какая! Вы в курсе?

Дьяконов согласно кивнул головой. Еще бы ему не быть в курсе. Ведь это он через надежного человека передал уркам план завода с резервным хранилищем, в котором находилось несколько миллионов тонн нефти. Расчет был прост: Бугров наполовину отошел от своего лидера и, понеся в результате начатой Хомутовым войны невосполнимые потери, должен был, по логике событий, окончательно перейти в лагерь противников. Похоже, так оно и случилось.

– Еще одного такого удара я не перенесу. Как вы думаете, нельзя ли остановить это безобразие?

– Ты знаешь, Аркадий Петрович, мы с тобой одинаково мыслим. Правда, я к тому же еще и действую. Нашел возможность переговорить с паханами, передал их условия Хомутову. Но Егор Афанасьевич уперся рогом. Не согласен ни на какие компромиссы. Как говорится, за войну до победного конца, или мир без аннексий и контрибуций. А оно нам надо? Короче, есть у меня один планчик, но требуется твоя помощь.

Дьяконов умышленно сделал паузу. Третий Нефтяной Барон недоумевающе посмотрел на него.

– Понимаешь, нужно отдать уркам Юрия. Как только Хомутов узнает, в чьих лапах оказался его любимый сыночек, он мигом станет сговорчивее. А ведь ты в курсе, где сейчас околачивается Юрий, не так ли?

– А почему не Василия? – выдавил из себя фальцетом Третий Нефтяной Барон.

Василий был старшим, но явно неудавшимся сыном Хомутова. Он не унаследовал отцовской хватки, жестокости, решительности. Будто спеша исправит свою ошибку, природа щедро оделила этими качествами младшего – Юрия. Именно поэтому Дьяконов решил, что наследником Хомутова должен стать Василий. Но Бугрову об этом говорить пока рановато.

– Василий – паршивая овца. Не думаю, чтобы папаша даже пальцем шевельнул ради его спасения. Наоборот, будет рад, если его пристукнут ненароком и таким образом решат все вопросы по наследству. А вот ради Юрика он в лепешку расшибется. Можно будет не только конфликт уладить, но и кое-какие проблемы решить.

– Это в смысле вашего проекта? – робко поинтересовался Третий Нефтяной Барон.

– Это в смысле нашей общей власти над миром! – отчеканил Железный Король. – Мы предложим людям товар, от которого большинство из них будет не в силах отказаться. А кто обладает монополией на такой товар, то и правит миром. Я надеюсь не надо объяснять – почему? Нет? Ну и отлично. Так где же Юрий свет Егорович?

– Он сейчас на даче начальника КББ Северо-Западного округа. На самой даче его не достать, полно охраны. Но он довольно часто выезжает охотиться. Вот тогда и можно его схватить.

– Ну и отлично! – несмотря на многолетнее общение, Дьяконов сейчас не мог ответить на довольно простой вопрос: дурак Бугров или прикидывается? Неужели он не понимает, что с сыном Хомутова не будут церемониться. Пристрелят – и все дела. – Теперь, Аркадий Петрович, можешь быть спокоен, больше никаких посягательств на твое имущество не предвидится.

Он встал, протянул руку, давая понять, что разговор окончен. Бугров руку пожал, потянулся прочь, и вдруг обронил на ходу:

– А все-таки жаль Егора. Впрочем, он сам виноват. Хоть иногда, но к чужому мнению прислушиваться надо.

– Нет, он не дурак, просто сволочь еще та. Хотя в нашем деле без этого далеко не уйдешь. – Дьяконов мягко тронул кнопку селектора. – Любушка, солнышко, гость явился?

– Ждет, Арсений Викторович, – голосок был чист и свеж, словно легкий ветерок с моря.

– Уже дождался. Будь добра, проводи его ко мне. – Дьяконов глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

Встреча обещала быть непростой. Недавно его люди сумели выйти на Котла – одного из самых авторитетных российских паханов. Заметим, что Железный Король терпеть не мог, когда бывшую уголовную шушеру величали мафией, а ее вожаков – «крестными отцами». Слишком мало времени прошло (в историческом плане, разумеется), с тех пор, как они повылазили из лагерей, камер и подворотен и стали открыто грабить простой народ. Да и ухватки их, несмотря на то, что миновало уже столько лет, остались прежними. Хорош «крестный отец», который на званном обеде ковыряется в носу, да так энергично, словно хочет провести себе лоботомию неизвестным медицине способом, или другой, во время торжественного приема меланхолично почесывающийся ниже спины.

Так вот, люди Дьяконова добились от Котла согласия посетить резиденцию Железного Короля, чтобы обсудить возникшие разногласия. Вернее, Арсений Викторович собирался убедить пахана, что никаких разногласий у них нет, а есть общий враг, с которым нужно покончить объединенными силами и как можно скорее.

– Здорово, хозяин, – Котел протянул Арсению Викторовичу свою кургузую лапу, расплылся в многообещающей улыбке.

Было, было в нем какое-то неуловимое сходство с одним из давно вымерших динозавров. Может быть, игуанодоном, а скорее всего тиранозавром: такая же, ощущаемая даже на расстоянии, неконтролируемая злоба, на удивление короткие передние конечности и безобразно маленькая для огромного туловища голова, наводящая на мысль о том, что у Котла, как это было принято у динозавров, где-то в области крестца расположен второй, главный мозг.

– Ну, здравствуй. Очень рад, что ты так быстро откликнулся на мою просьбу о встрече.

– А что еще оставалось делать, когда твои костоломы наставили свои пушки? Ума не приложу, как они сумели до меня добраться. Может откроешь секрет?

– Я? – Арсений Викторович удивленно посмотрел на Котла, всем своим видом давая понять, что такие мелочи его не касаются. – Надеюсь, они вели себя достаточно вежливо.

– Со мной-то да, но пока до меня добрались, четверых быков на тот свет отправили.

– Работа такая. Да я тебе ущерб возмещу, если сумеем понять друг друга. Видишь ли, пока дело не зашло слишком далеко, надо уладить одно недоразумение. Постреляли, пожгли – и хватит.

– Нечего было волну гнать. К вам человек обратился с просьбой, а вы, вместо того, чтобы помочь ему, стали форс давить, издеваться. Мы таких всегда мочили, и будем мочить. – Котел возбужденно засипел.

– Сначала разобраться надо, а потом мочить. Ты в курсе, кто конкретно отказал Саиду?

– Вроде, Хомут. А какая разница? У вас же давно одна кодла.

– А вот тут ты не прав. Дело в том, что Хомутов отказал Хайдарову даже не спросив нас, по собственной инициативе. Скажу больше – в последнее время у нас с Хомутовым возникли серьезные разногласия. Настолько серьезные, что я готов помочь вашим людям убрать его сына.

– Ишь ты, и у вас разборки. Кто бы мог подумать… А почему сына, а не самого папашу?

– До папаши вам не добраться. Им мы займемся сами, когда придет время.

Котел надолго задумался. В предложении Железного Короля имелся какой-то подвох, искусно скрытая ловушка, и пахан усердно пытался обнаружить ее и, если удастся, загнать туда своего противника.

– Странно это, – наконец заявил он. – Почему бы вам самим не замочить сынишку?

– Не доверяешь? – Дьяконов едва заметно улыбнулся. – И правильно делаешь. Если бы ты прямо сейчас согласился с моим предложением, я бы решил, что ты задумал нас пробросить. А теперь слушай сюда. Когда вы войну с нами начали, вам, считай, ничего не обломилось. В мой банк полезли, а там химзащита сработала, шесть жлобов копыта отбросили. К Сидорову сунулись, а он десантную роту успел вызвать. То, что от ваших людей осталось, даже в фильме ужасов показать страшно. О Хомутове молчу – вы к нему и близко подобраться не сумели.

– А Бугор! – Котел, явно гордился этим наглядным свидетельством стратегических талантов корешей.

– Да, Бугров, конечно, особый случай. Ты вот что, поинтересуйся у своих приятелей, может они расскажут, как пришел к ним незнакомый человечек и принес бумажку. А в той бумажке и план завода, и посты охраны, и пути подхода, и даже время, когда удобнее всего начинать заварушку. А от себя могу добавить: тот, кто послал этого человечка, отлично понимал, что Хомутов вам не по зубам, зато Бугров – не только его компаньон, но и лучший приятель. И еще. Этот человечек попросил, чтобы о его существовании знали только самые надежные люди. Мало ли, вдруг снова пригодится.

Вновь зависло молчание. Дьяконов понимал: авторитету нужно время, чтобы как следует усвоить информацию.

– Я пошепчусь с кем надо, – подвел итог услышанному Котел. – Но все равно не понимаю, почему бы вам самим не замочить обоих?

– Во-первых, хватит с нас того, что мы берем на себя старшего. Во-вторых, вы начали эту войну, вам и карты в руки. И, в-третьих, ликвидировать надо Юрия. Ни в коем случае не трогайте Василия.

– А какая разница?

– Василий – хороший человек, мягкий, отзывчивый, не злопамятный. Когда станет у руля, будет прислушиваться к нашим пожеланиям. А Юрий – весь в своего родителя, такой же осел упрямый. Чего с ним церемониться!

– Сделаем, без вопросов. Был Юрик – станет жмурик, – Котел загоготал, как гусь, радуясь собственной шутке.

– Ну, кретин! – оценил его остроумие Арсений Викторович. Мысленно, разумеется. А вслух сказал. – Надеюсь, после сегодняшнего разговора мы с друзьями можем не опасаться новых нападений?

– Я своих ребят попридержу, а остальные вряд ли. Вот если пришьете Хомута – тогда другое дело, можно будет мириться. Правда, люди недовольны, говорят, зазнались вы, нет от вас никакой поддержки.

– Это все Хомутов. Он не только вас – нас в последнее время стал пробрасывать. Совсем к старости мозгами тронулся, ведет себя, как удельный князь. Ну, ничего, мы ему с вашей помощью рога-то пообломаем, – говорил Дьяконов, одновременно думая, что есть несколько способов убедить Хомутова, что его сына убили уголовники, но самый лучший – когда Юрия прикончат сами уголовники. Возможно, жажда мести заставит Егора Афанасьевича на время забыть о собственной безопасности.

Личный адвокат Шлицев был предельно краток:

– Я подтверждаю, что этот человек является законным наследником Удо Шлица. А его поразительная осведомленность о личной жизни вашей семьи подтверждает, что он был близким другом покойного, хотя вы пытаетесь это отрицать.

Выступление представителя арбитражной коллегии оказалось еще короче. Он просто утвердительно кивнул головой.

– Ничего не понимаю, – сын Удо ошарашенно окидывал взглядом собравшихся. – Нет, я не спорю, мы почти два часа засыпали его вопросами, иногда даже переходя грань приличия, и получили безукоризненные, исчерпывающие ответы. Но готов поклясться чем угодно, что я ни разу в жизни не видел этого человека.

– Да что тут думать. Они похитили отца, выпытали у него все до мельчайших подробностей о нашей жизни, после чего заставили написать это завещание, – высказала предположение дочь покойного.

– Осмелюсь напомнить, что завещание было написано господином Шлицем в этом доме, где, насколько я понимаю, он был надежно защищен от всякого насилия, – замурлыкал адвокат, словно кот, обожравшийся сметаной.

Несмотря на знаменитую фразу одного римского императора, он явственно чуял запах денег. Огромных денег, которые осядут на его банковском счете во время грядущей битвы за наследство умершего миллиардера.

– Мама, ну почему ты все время молчишь? Разве в том, что отец достиг такого благополучия, совсем нет твоей заслуги? Я не понимаю, как можно безропотно уступать какому-то проходимцу.

И тут, ни на кого не глядя, фрау Шлиц тихо, но очень твердо сказала:

– Пожалуйста, оставьте нас с молодым человеком.

Просьба была настолько неожиданной, что никто даже не шевельнулся. Тогда женщина встала, подошла к двери, распахнула ее настежь и еще раз, уже громче повторила: «Прошу вас».

После того, как все вышли, она закрыла дверь, подошла к столу, и, посмотрев в чужое лицо, спросила:

– Удо, а как же я?

Незнакомец вздрогнул, словно от внезапного удара. Прошла минута, прежде чем раздался его дрожащий голос.

– Как ты догадалась, Илона?

– Не знаю. Видимо, мы слишком много лет провели вместе, чтобы ты мог спрятаться от меня. Даже в чужом теле. Но ты не ответил на мой вопрос: как ты собираешься поступить со старухой-женой?

Удо неловко заерзал на стуле. Сейчас он испытывал к Илоне смешанное чувство нежности и отвращения. Воспоминания рисовали идиллические картины давно минувших лет, но взгляд постоянно натыкался на морщинистую кожу, пожухлые глаза, изуродованные временем черты лица. Когда Шлиц находился в старом теле, все это казалось совершенно нормальным, но сейчас свежие гормоны и тонус двадцатилетнего тела возобладал над восьмидесятилетним сознанием, заставляя предъявлять куда более серьезные требования к представительницам прекрасного пола. Такая Илона его совсем не устраивала.

– Тебе подберут новое тело. Ты станешь прекрасней, чем в молодости, – наконец выговорил Шлиц.

– И по чьему же вкусу будут подбирать это тело. Моему, твоему или кого-то еще?

– Илона, милая Илона, ты сейчас не в том состоянии, чтобы обсуждать эти вопросы. Тебе надо прийти в себя, хорошенько все обдумать, и тогда мы продолжим разговор и вместе примем решение.

– А дети? Ты забыл о своих детях. Рано или поздно им придется сказать правду, и вряд ли она им понравиться.

– Ты хочешь сказать, что мертвый отец для них лучше, чем живой?

– Я хочу сказать, что у тебя есть внуки, у которых когда-нибудь появятся свои внуки, и каждый из них будет зависеть от тебя, твоих денег и ни разу за всю жизнь не ощутит той свободы, которая и делает человека человеком.

– Зато я знаю, как вести дела, поэтому моим предприятиям не будет грозить разорение, а детям и внукам – нищета. Если же кто-нибудь из них решит начать свой бизнес – возражать не стану, наоборот, помогу и советом, и деньгами. К тому же, надеюсь, мои наследники поостерегутся бездумно размножаться, потому что даже при моих капиталах бессмертия на всех может и не хватить. Считаю, каждая пара должна будет ограничиться одним ребенком.

Илона хотела возразить, но передумала. Уж она-то знала: если ее муж что-то решил – спорить бесполезно.

А Удо, покончив с делами семейными, тоном, не терпящим возражений, приказал:

– Позвонишь Кречмеру. Под любым предлогом уговори его в ближайшие дни приехать сюда.

– Все, Матвеич, мы отчаливаем, – Юрий Хомутов обратился к своему собеседнику с легким оттенком пренебрежения, хотя тот был заметно старше и носил погоны с двумя генеральскими звездами…

– У меня дела серьезные назревают, – сообщил ему неделю назад отец. – Чтоб под ногами не путался, съездишь к одному моему другу.

Да какой к черту друг, если господин генерал, разговаривая с отцом по телефону, вытягивается в струнку, будто на том конце провода, как минимум, начальник Генштаба. Так, холуй, правда, обладающий немалой властью. Наверняка, благодаря его, Юрия, родителю.

Хомутов-младший нырнул в армейский джип, где уже находились оба его телохранителя, шофер и офицер по особым поручениям.

– Поехали, – хлопнул он по водительскому плечу. – Не то косолапый, чего доброго, смоется в Финляндию.

Несмотря на показную браваду, настроение у Юрия вот уже неделю оставляло желать много лучшего. Никогда в течение последних семи-восьми лет, отец не отстранял его от дел. Вот Василия – да, того на пушечный выстрел не подпускал к участию в управлении отцовской империей. Как иногда в сердцах бросал сам Егор Афанасьевич, у его старшего сына с детства хорошо получалось только одно дело – ковыряться в носу. Все же остальные начинания Василия неизменно заканчивались крахом. В свои пятьдесят с хвостиком старший сын номинально являлся владельцем одного из множества отцовских заводов, но в действительности им руководил поставленный лично Первым Нефтяным Бароном управляющий. Так что у Василия хватало времени на общение с молодой красавицей-женой и очень полюбившееся ему в последнее время разведение аквариумных рыбок.

И в течение одного часа – да какого часа, пятнадцати минут – все кардинально изменилось. Отец срочно затребовал к себе старшего сына, а младшему велел немедленно сматываться к черту на кулички. В опалу, как решил поначалу Юрий. Несколько дней он силился понять, чем же навлек на себя немилость отца, и лишь все больше терялся в догадках. Да, возглавляемые им компании принесли заметно меньше прибыли, даже по сравнению с прошлым годом, но такова общая тенденция, и отец об этом прекрасно знал. У других, непосредственно подчиненных родителю, управляющих дела шли так же, хотя ими до сих пор гордился один из лучших университетов мира, и за каждым из них давно закрепилось прозвище «гений менеджмента». Юрию, честно говоря, было далековато до их знаний и способностей, но они распоряжались чужим добром, а он своим. Отсюда и результат. И в личной жизни, к чему отец относился весьма строго, имея привычку без спросу совать нос в самый неподходящий момент, все было чин-чинарем. Так чем же старый хрыч недоволен?

Но уже через несколько дней, сопоставив некоторые, вырвавшиеся сгоряча фразы окружающих с происшедшими до его отъезда событиями, Юрий все понял. Оказывается, стычки с уголовниками не были случайными, как уверял отец, а являлись эпизодами разгоравшейся войны. Опасаясь, что азарт младшего сына перевесит доводы разума, и он ввяжется в опасную авантюру, Хомутов-старший предусмотрительно отослал его подальше от заварившейся кровавой каши, а заодно, укладывая одним выстрелом двух зайцев, обезопасил и Василия, вместе с которым Юрий не мог ужиться и дня, поселив его вместо младшенького в своем надежно защищенном дворце.

Война с уголовниками. Знавший всю подноготную отцовской империи, Юрий отлично понимал, насколько она не ко времени. Человеческие жертвы – ладно. На то и война, как говорится, сам Бог велел, тем более что близких Юрия среди пострадавших наверняка не окажется. Слишком могучие силы их охраняют, чтобы всякая обколотая шушера могла хотя бы мечтать об убийстве любого из клана Хомутовых. Но деньги, деньги. Закончившийся год принес в пять раз меньше дохода по сравнению с самым прибыльным за время существования империи. Этот начался чуть лучше, но ни о каком существенном подъеме говорить не приходилось. Это как если бы больной на немного пришел в сознание, но только для того, чтобы прохрипеть из последних сил:

– Если б вы знали, мужики, до чего мне хреново!

Конечно, властолюбивый Юрий, начавший всерьез опасаться, что повредившийся на старости лет умом отец передаст наследство в дырявые руки бестолкового Василия, несколько успокоился. Война – явление временное, а вот лишение наследства престарелым отцом – это навсегда. Но и особого облегчения Юрий не испытывал. Кто знает, может все окажется гораздо серьезнее, чем он думает, и ему достанутся лишь развалины отцовской империи?

Зарывшись передними колесами в курчавый мох, джип протестующе фыркнул и замер. Двое мужиков, нервно куривших на полянке, тотчас очутились рядом с машиной. Чувствовалось, что они уже устали ждать

– Как успехи, братья-славяне? – поинтересовался Юрий, закидывая за спину снайперский карабин.

– Так это, наши собачки уже больше часа топтыгина по лесу гоняют. Поторопиться надо, а то как бы он в конец не осерчал. Пеструху уже насмерть порвал. Здоровенный, черт, – сказал один из поджидавших, среднего роста мужчина, чем-то неуловимо похожий на сказочного лешего из детского мультфильма.

Второй, высокий и широкоплечий, молчал, застыв по стойке «смирно». Еще один подарочек товарища генерала.

– А не уйдет косолапый? – загораясь охотничьим азартом, встревожено спросил Юрий.

– Сомнительно, конечно. Собачки свое дело знают, не упустят. Да и Антон вместе с ними, – отвечал «леший». – Только идемте скорее, не то он всех псов перекалечит. Шустрый, черт – спасу нет.

Казалось, медведь заранее поведал «лешему», каким путем он собирается уходить от преследователей. Не прошло и пятнадцати минут, как они стали отчетливо различать доносившийся издали звонкий лай. Еще немного, и можно будет внимательно рассмотреть хозяина леса сквозь оптический прицел снайперского карабина. Но тут в их стремительном продвижении вперед произошел сбой. В едва заметной ложбинке, у высоченной сосны лежала собака. Острая морда, хвост колечком – настоящая охотничья лайка, способная выследить и задержать любого зверя, от белки до матерого лося. Юрий не заметил ни рваных ран на теле, ни лужи крови рядом. На мгновение у него, даже, мелькнула нелепая мысль, что собака устала и решила маленько вздремнуть в укромном месте. Но уж в слишком неестественной позе замерло тело лайки.

– Иртыш, Иртыш! – «леший» рухнул на колени и принялся водить шершавой ладонью по густой собачьей шерсти. – Эх, какой был пес, – глухо сказал он, не оборачиваясь, чтобы никто не увидел скатившихся по лицу слез.

– А, может, он еще жив? – брякнул по невежеству Юрий. – Ведь ни крови, ни ран.

– Хребет он ему проломил, – с трудом выдавил «леший», медленно поднимаясь. – Знаешь, какая в медвежьей лапе силища! Быка с ног валит, а тут собака. Что она ему – тьфу, ерунда. Махнул и не заметил.

– Возьми, – приказал Юрий одному из охранников, указав взглядом на тело мертвого пса.

Тот повиновался, хотя и буркнул в полголоса, что тем самым лишается возможности полноценно исполнять свои обязанности. «Леший» взглянул на Хомутова, но не с благодарностью, а скорее констатируя факт: мол, понимает человек, что собака погибла по его вине и хоть как-то пытается расплатиться.

С расстояния в пятьдесят метров медведь не казался особо большим и грозным. Тем более, что находился в положении, унизительном для хозяина леса. Приткнувшись задом к огромному корневищу вывернутого ураганом дерева, он из последних сил отражал атаки своры злых и увертливых псов. Чувствовалось, что зверь и собаки уже порядком утомлены затянувшимся преследованием. Но лайки почуяли, что к ним прибыло подкрепление, и это придало собакам храбрости. А храбрость на фоне усталости – штука опасная, она ведет к переоценке своих сил не только у людей. Одна из лаек попыталась цапнуть топтыгина за самое больное место – нос, но промахнулась на считанные миллиметры. В ответ стремительно мелькнула мохнатая когтистая лапа, и отчаянный пес, истошно взвизгнув, отлетел прочь с разорванным боком. Это и привело в чувство Юрия, забывшего, что ему надо стрелять, а не любоваться захватывающим поединком хозяина леса с лучшими друзьями человека.

– Мужики, небось, матерят меня сейчас и в хвост, и в гриву, – подумал он, старательно выцеливая левую лопатку медведя.

Пустые хлопоты. Желанная цель появилась лишь на доли секунды, и ее тут же заслонили головы обступивших косолапого собак. Безрезультатно помучившись какое-то время, Юрий решил бить в голову. Легко сказать. Он знал, что мощная лобная кость защищает мозг топтыгина почище бронежилета. Конечно, будь у него оружие калибром побольше, не было бы проблем. Но в таком случае вообще не имело смысла охотиться. За него дичь выслеживали, загоняли под пули. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь «слонобой» лишил его радости ювелирно точного выстрела. Юрий дождался момента, когда медведь развернул голову и поймал в прицел точку чуть ниже уха.

Перекрывая лай собак и рычание топтыгина, отрывисто хлестанула автоматная очередь. Пули шли кучно, все в то место, где находился Юрий. Но мгновением раньше один из телохранителей, уловив тренированным взглядом подозрительное движение, метнулся к хозяину и отшвырнул его в сторону. На то, чтобы уйти самому из смертельно опасного места ему уже не хватило времени. Пули вошли точно в цель. Правда, она была другой. Вместо Хомутова слепой свинец оборвал жизнь телохранителя.

Отброшенный в сторону, Юрий еще не успел опомниться, а сильные руки уже ткнули его носом в землю, и прямо над ухом раздался звенящий шепот уцелевшего охранника:

– Лежать!

Нападавших было много, не меньше десятка. Но они сами себя поставили в невыгодное положение. Логично рассудив, что одному человеку будет легче подкрасться незамеченным и ликвидировать Хомутова, они тем самым лишили себя возможности начисто выкосить не ожидавших нападения охотников дружным огнем. Пока неизвестные, перебегая от дерева к дереву, брали охотников в клещи, телохранитель выхватил переговорное устройство, вызвал подкрепление и начал азартно палить в неприятеля из короткоствольного автомата. Оба офицера и Антон активно поддержали его. К сожалению «леший» не сумел отреагировать на опасность так же четко, как кадровые офицеры и его младший товарищ, и был сражен очередью из автомата. Но и один из нападавших распрощался с жизнью после точного выстрела охранника.

Юрий Хомутов все лежал, уткнувшись лицом во влажный, отдающий грибным запахом мох. Замечательный карабин с лазерным целеуказателем, из которого подстрелить человека гораздо легче, чем медведя, без толку валялся рядом с ним. В ужасе Юрий забыл о нем. Каждая клеточка его молодого, полного сил тела была парализована страхом. В голове, будто там включили старую заезженную пластинку, крутилось одно:

– Неужели конец, Господи, неужели конец?

Это он точно подметил. Десятку автоматов нападавших они могли противопоставить всего три да старенькое ружьишко Антона. А свора сильных, вертких лаек была обучена только охоте на дикого зверя. Медведь, насмерть перепуганный выстрелами, прорвал живое кольцо и с невероятной для такого грузного животного скоростью устремился прочь от опасного места. Часть собак, наиболее азартных и с ярко выраженным охотничьим инстинктом, устремилась за ним. Остальные растерянно сновали поблизости, не зная, куда податься. В конце концов они собрались у тел своих хозяев и принялись жалобно скулить. Да, Антона подстрелили в тот момент, когда он перезаряжал оружие. Еще раньше погиб офицер по особым поручениям. Но и нападавшие к этому времени успели потерять трех человек. Нефтяной Барон умел подбирать телохранителей.

Эх, если бы Юрий пересилил себя и взялся за оружие. Учитывая скорое появление отряда быстрого реагирования, их шансы на спасение заметно увеличивались. Но мгновенное превращение из уверенного в своих силах и безопасности охотника в жалкую, беспомощную дичь как-то разом и напрочь отбили у него даже мысли о сопротивлении. Инстинкт самосохранения, заставляющий храбреца и в безвыходном положении отчаянно драться за собственную жизнь, вызвал у Юрия диаметрально противоположную реакцию. Он уподобился жуку-навознику, который при появлении хищника мгновенно цепенеет, притворяясь мертвым. Юрий лежал, когда расстрелявший все боеприпасы телохранитель попытался добраться до оружия своего напарника, от которого его, увы, отделяло семь метров открытого пространства, он лежал, когда зашедший с тыла автоматчик выстрелил в спину последнему из его защитников. Он лежал, когда в наступившей тишине совсем рядом с ним громко хрустнула ветка. Сильные руки оторвали Юрия от земли, и чей-то скрипучий голос с удовлетворением засвидетельствовал:

– Он самый, сучонок.

И только сейчас, когда это было совершенно бессмысленно, Юрий ожил. Неимоверным усилием он вырвался из ухвативших его рук и бросился бежать. Автоматная очередь резанула по ногам, превращая в фарш мясо, разрывая артерии и дробя кость. Юрий упал и закричал от обрушившейся на него чудовищной боли. Кто-то неторопливо подошел, прицелился в голову и, вместо контрольного выстрела, прогрохотала контрольная очередь. Словно убийца хотел сказать: для такой выдающейся жертвы все должно быть сделано по высшему разряду.

Если кто-то полагает, что чувства, охватывающие человека, открывшего закон всемирного тяготения или Америку, принципиально отличаются от эмоций, которые испытывает преступник при виде убитого конкурента, то он глубоко ошибается. Счастье – оно и у киллера счастье. Только первооткрывателя одновременно грызут сомнения – а не ошибается ли он, в то время как счастье преступника лишено подобных изъянов. Он ведь точно знает, что мертвые не имеют дурной привычки оживать и вновь пакостить своим врагам.

Поэтому Железный Король напоминал безмерно счастливого деда, узнавшего, что у его невестки родился сын, а не злобного старикашку, радующегося трагической гибели молодого человека. На лице Арсения Викторовича сияла такая улыбка, что хотелось ему посоветовать немедленно съесть лимон и запить его уксусом. Прошло минут пять после известия об убийстве Юрия Хомутова, и, лишь тогда к Дьяконову вернулась способность логически мыслить. Он сел за стол, из-за которого совсем недавно выскочил с удивительной для его возраста прытью и торжествующим возгласом «Вот оно!», и принялся чертить на листе бумаги кружочки, черточки, загогулинки. Так ему легче думалось. Только для этого и лежали на столе ручка с бумагой.