Читать книгу: «Врата тайны», страница 3

5
Возможность касаться сердец других людей

Отель оказался лучше, чем я думала. Очень простой и чистый, он все же не был безликим туристическим местом. Удивительно тихий, хотя и находился в самом центре города. Стойку администратора освещала мягкая, не бьющая по глазам лампа. Меннан проворно выхватил у меня паспорт и направился к портье. Я не пошла вслед за ним, а принялась разглядывать холл отеля. В углу в широких креслах сидели два молодых человека. Они с интересом пялились на меня с того момента, как я вошла. Такие настойчивые, голодные мужские взгляды чрезвычайно раздражали меня всегда, их обладателей можно было встретить как в Лондоне, так и в любом другом городе мира.

Я отвернулась и смотрела в окно на уже полностью поглощенную ночным мраком улицу. Прямо за асфальтированной дорогой, проходившей перед отелем, стояла подсвечиваемая в темноте старая мечеть. Рядом с ней был устроен шадырван³. Видела ли я его раньше? К нему ли мы ходили с отцом? Шадырван из моих воспоминаний был очень похож на этот. Мы пили из него воду в полуденное время. Я хорошо помню, что рядом с каждым желтым краном висело по жестяной кружке. Мне стало не по себе, когда я представила, сколько губ уже касались этой посуды. Я набирала воду в ладони и пила из них. Отец же совершенно не задумывался о том, были кружки грязными или чистыми. Он просто взял одну и пил из нее большими глотками. Интересно, тот ли это шадырван? Я хотела уже спросить Меннана, но тут услышала: «Кимья… Госпожа Кимья…»

Я все еще смотрела на подсвеченный тусклыми огнями шадырван. На меня накатило то же волнение, что я испытывала в самолете. Что происходит? Я обернулась туда, откуда шел голос, и увидела, что это портье зовет меня с улыбкой.

– Госпожа Кимья… Госпожа Кимья, подойдите, пожалуйста.

Интересно, откуда он узнал мое второе имя? Меннан вывел меня из замешательства.

– Госпожа Карен… Госпожа Карен… – позвал он меня. – Распишитесь, пожалуйста, на регистрационной карточке.

Я наконец-то поняла, откуда он узнал мое второе имя. У него же был мой паспорт! Я подошла к стойке.

– Где расписываться?

– Вот здесь, пожалуйста, – портье протянул бумагу и показал, где мне надо поставить подпись. – Простите меня за любопытство, но тут вот написано, что вас зовут Карен Кимья Гринвуд…

– Да! – ответила я, не поднимая головы.

Наверное, это прозвучало немного грубо. Портье словно немного смутился, но интереса своего не умерил, а продолжил:

– Я про ваше второе имя говорю, Кимья… Оно же не очень английское… Ваши родители турки?

Привычка быть вежливой, к сожалению, не позволила мне спросить, какое ему до этого вообще дело, и поэтому я просто постаралась закончить разговор:

– Нет, я чистокровная англичанка.

Меннан заметил, что мне не очень нравится настырность портье, и стал кидать на паренька гневные взгляды, но тот, как ни в чем не бывало, улыбнулся мне и забрал подписанный бланк.

– Спасибо, мисс Карен, – сказал он, специально сделав ударение на «Карен», и протянул мне ключи: – Вы будете жить в номере сто тридцать один. Его окна выходят прямо на мечеть султана Селима, а с балкона вы можете увидеть мавзолей Мевляны.

Мавзолей Мевляны ⁴… Да, мы были там с отцом. Похожее на церковь здание с множеством куполов, окруженное странными могильными камнями с надписями арабицей. Наверное, портье много мог бы мне о нем рассказать, но я совершенно не хотела ничего спрашивать у этого излишне любопытного молодого человека. Да и больше всего хотелось сейчас подняться в комнату и поскорее принять горячий душ.

Однако у Меннана на мой счет были другие планы.

– Где вы хотите поужинать? У нас много хороших ресторанов, где готовят блюда местной кухни.

Очевидно, он пытался показать мне свое гостеприимство. Отказать было бы грубо, но мне совершенно не хотелось в полузнакомом городе ужинать вместе с совсем неизвестным мне человеком.

– А нельзя поесть прямо в отеле?

Круглое, как луна, лицо Меннана на секунду помрачнело, но он не был намерен сдаваться:

– Вы зачем так говорите? Из-за алкоголя, да?

Я опешила, но он быстро разобрал выражение недоумения на моем лице и поспешил пояснить:

– Вам, скорее всего, сказали, что у нас в Конье в ресторанах не подают алкоголь. Во многих, но не во всех. Там, куда мы пойдем, с алкоголем никаких проблем нет. К тому же там вас за это никто не осудит.

Я не смогла сдержаться и рассмеялась. Внезапно во мне возникла симпатия к Меннану.

– Да нет, дело совсем не в алкоголе! Я очень устала. Скорее всего, просто поем в номере. Очень хочется отдохнуть, завтра будет долгий день, надо к нему приготовиться.

– Понятно, – он мягко качнул головой. – Да, вам следует отдохнуть… А завтра увидите, как у нас принято принимать гостей.

– Хорошо, значит, завтра вечером. А теперь я, пожалуй, поднимусь к себе.

Я протянула ему руку.

– Спасибо вам за помощь, Меннан-бей.

Пожимая мне руку, он спрятал глаза и покраснел, как юная девица:

– Ну что вы, мисс Карен, это моя работа. Доброй ночи…

– Доброй ночи!

Оставив Меннана в холле, я пошла вслед за коридорным, который уже тащил мой чемодан к лифту. И в тот момент, когда я подошла к лифту, зазвонил телефон. Как только я увидела на экране, от кого звонок, сердце тут же застучало чаще. Это был Найджел. Я забыла обо всем: открытой двери лифта, ожидающем меня коридорном, Меннане, решившем оставаться в холле до тех пор, пока я не поднимусь к себе наверх.

– Найджел… Алло, Найджел, котенок!

Найджел же, судя по голосу, был, как обычно, весел и уверен в себе:

– Привет, зая… Как там в Турции?

Я хотела рассказать ему сразу же обо всем, что со мной случилось, обо всем, о чем сегодня думала и что чувствовала. Но я поймала на себе взгляды коридорного и Меннана и решила немного с этим погодить.

– Все хорошо, – сказала я быстро, – можешь повисеть секундочку? – Обратилась к коридорному: – Отнесите чемодан ко мне в номер, я поднимусь по лестнице.

Коридорный уехал, а я помахала рукой Меннану и пошла вверх по ступенькам.

– Найджел, я так рада, что ты мне позвонил!

Голос его утратил легкомысленность:

– Карен, ты в порядке?

Я всхлипнула. Еле сдержалась, чтобы не заплакать. Почувствовала себя совершенно запутавшейся. Хотя Найджел ни капли не был ответственен за мою поездку сюда, мне хотелось прокричать в трубку: «Как? Зачем ты вообще меня сюда отпустил?» Господи, что со мной… Разве мне есть в чем его упрекать? Ко мне никто не приставал, никто меня не оскорблял, я не оказалась одна в совершенно незнакомом городе. Но нет, я была одержима беспокойством! Оно проникло мне в мозг, в сердце, в матку. Более того, это произошло не в Конье, а еще в Лондоне, даже до того, как я села в самолет.

Найджел не дождался моего ответа и переспросил:

– Карен, что происходит? У тебя все хорошо?

– Да, да, все в порядке, – сказала я, утирая рукавом с лица слезы, – все хорошо, я в отеле. Милое местечко…

Найджел не поверил моим словам – дрожащий голос выдавал меня.

– Ты какая-то расстроенная.

– Я не знаю, Найджел…

Чтобы он не понял, что я плачу, прикрыла микрофон и шмыгнула носом.

– Да, наверное, немножко расстроена.

– Что случилось? В пути что-то произошло?

– Да нет, ничего плохого не случилось. Все в порядке на самом деле.

– Дорога утомила?

– Да нет, дорога как дорога…

У меня уже не было сил сдерживаться:

– Не знаю, что-то сильно меня беспокоит.

Бодрость Найджела испарилась:

– Что с тобой?

Я расстроилась из-за того, что испортила ему настроение.

– Да неважно, пройдет скоро… Ты прав, это, наверное, из-за нервов в пути…

Тревога не покидала Найджела:

– Ты не заболела там?

Я поняла, что он подразумевает под словом «заболела». Найджел подумал, что возникла какая-то проблема с моей беременностью. Мы уже говорили о ней два дня назад в джаз-клубе в Сохо. Тогда мы и решили, что стоит сделать аборт. Вернее, так решил Найджел… Мы не должны тратить лучшие годы нашей жизни на ребенка. Мы хорошо зарабатываем, со здоровьем все в порядке, мы пока еще молоды и безумно влюблены друг в друга. Да и столько еще мест в мире, где мы еще не были, куда только собираемся поехать… Ребенок будет нам мешать. Наверное, он был прав, но мне было уже сильно за тридцать. Часики безжалостно тикали. Может быть, это был последний шанс завести ребенка. Найджел сразу заметил, что я сомневаюсь, но не придал этому значения. Он был совершенно уверен в принятом решении. И я подчинилась. «Хорошо, – сказала я, – сделаем аборт». Найджел хотел разобраться со всем как можно быстрее: «Давай завтра же обратимся в клинику?» Но это было невозможно, так как через два дня мне надо было улетать в Турцию. Он слегка расстроился, но все же улыбнулся, показав ряд белоснежных зубов, так шедших к его черной коже. «Не беспокойся, за неделю ничего страшного не случится. Мы все уладим, как только ты вернешься». Он наполнил бокалы своим любимым чилийским вином. Будто забыв, что минуту назад принял решение избавиться от зарождавшегося внутри меня человечка, он предложил выпить за жизнь. За жизнь, в которой важнее всего было личное счастье. Пока он пил вино, с лица его медленно сходило нервное выражение, которое замещало чувство покоя.

Но вот сейчас голос его, отдаленный от меня на тысячи километров, звучал обеспокоенно.

– Карен, ты же ничего от меня не скрываешь?

Ну что, мне соврать ему, что ли? Нет, мне нравилось, что он переживает обо мне, но расстраивать его не хотелось.

– Да нет же, все хорошо. Я нормально себя чувствую. Мне, конечно, не очень нравится быть одной в чужой стране. Но это, в конце концов, моя работа… Ладно, давай закончим с этим… Как прошла операция? Ты говорил, она будет сложной.

Из голоса Найджела тут же ушло волнение:

– Да, было сложно, да и длилась она гораздо дольше, чем я рассчитывал. Больному семьдесят лет. Заменяли митральный клапан. Это было очень опасно, но операция прошла хорошо. Думаю, мы справились. Конечно, надо еще немного подождать, чтобы полностью убедиться…

Я слушала его с уважением, ведь он делал такую сложную работу, но при этом мог говорить о ней такими простыми словами.

– Знаешь, – сказала я ему, – иногда я тебя страшно ревную.

– Что? Почему? – не понял он.

– Ты делаешь удивительные вещи, спасаешь жизни.

Найджел снова развеселился, к нему вернулось игривое настроение.

– Я просто делаю свою работу. Как и ты.

Я замотала головой так, словно Найджел был прямо передо мной.

– Ну нет, я просто обслуживаю денежные интересы других людей. А ты фактически воскрешаешь больных.

С другой стороны трубки донесся его смех:

– Ну, не преувеличивай, я же не святой. В итоге-то я, как и все, работаю ради денег. – В его голосе зазвучали шутливые нотки: – Единственная моя привилегия – это возможность касаться сердец других людей. Но я предпочел бы не копаться в залитых кровью внутренностях незнакомых людей, а трогать этими руками твое великолепное тело.

Я почувствовала, что покраснела. Такое случалось только с Найджелом. С прошлыми своими молодыми людьми я могла быть до крайности развязной и не смущаться даже самых вульгарных пошлостей, но с Найджелом все было по-другому.

– Да, с этим ты справляешься хорошо, – наконец смогла выговорить я.

Повисло недолгое молчание. Ни я, ни Найджел ничего не говорили. Я разглядывала светло-розовые обои отеля, на которых через равные расстояния были изображены фиолетовые тюльпаны, но сейчас мне хотелось видеть только лицо своего любимого человека. Я хотела, чтобы он был рядом со мной. Прижаться к его груди, как кошка, заснуть на ней в полном покое.

Найджел словно понял мои желания и с грустью прошептал в трубку:

– Эх, была бы ты сейчас со мной рядом. Я так соскучился…

Коротко и печально сорвалось с моих губ:

– Да, я тоже.

Когда я уже была почти готова заплакать, Найджел сделал попытку развеселить меня:

– А как там, в Турции? Видела что-нибудь интересное? Встретила уже какого-нибудь шейха, который хочет затащить тебя в свой гарем?

Я невольно улыбнулась. В таком же ироничном духе ответила:

– Дурак, это же не арабские страны, тут нет ни гаремов, ни шейхов.

Перед моими глазами возник тот высокий бородатый мужчина в черном. Нет, я не постаралась тут же выкинуть его из головы, наоборот, решила включить рассказ о нем в наш шуточный разговор.

– Но тут один мужчина подарил мне очень красивое кольцо.

– Взятка?!

– Нет, он никак не связан с фирмой, я о нем ничего не знаю. Очень таинственный.

– Таинственный? Да он, гляжу, тебя впечатлил…

Его голос резко стал серьезным, будто он меня ревновал. Я уже была готова в это поверить, когда он со смехом добавил:

– Ты же не бросишь меня ради этого таинственного господина?

– А почему бы нет? – сказала я очень строго. – Может быть, у меня с ним жизнь в интересную сторону изменится… Станет вся такая экзотическая, таинственная, притягательная…

– Смотри ты, притягательная! Сейчас же покупаю билет на ближайший рейс!

Я не справилась с резко возникшей грустью и не смогла продолжать шутить.

– Ах, если бы ты так сделал…

– Мне бы тоже этого страшно хотелось, – и его голос поменялся. – Но я не могу, завтра утром снова операция.

Я грустно пробормотала:

– Опять будешь касаться чьих-то сердец…

Он так же печально мне ответил:

– Да… Но мое всегда будет отдано тебе.

Я прошептала, пытаясь придать голосу шуточный тон:

– А мое – тебе. Ты же знаешь, иначе оно биться не может.

6
Голубая дверь в стене

Растянувшись в темноте на отельных простынях, я пустыми глазами смотрела в пространство. Мне не хотелось ни разглядывать с балкона опустевший проспект, ни пройтись по комнате, ни включить телевизор. Хотя когда я только входила в номер, мне казалось, что вся тяжесть рухнула с моих плеч. Я бросилась под душ, полная радости от разговора с Найджелом, а когда вышла, почувствовала, что проголодалась, и с интересом изучила меню ресторана при отеле, лежавшее в изголовье кровати. Перелистывая страницы, обнаружила сюрприз – знакомое название.

Фирменное конийское блюдо – суп из бамии. Моего отца вряд ли можно было считать хорошим поваром, у него не было особого интереса к готовке. Но, когда дело касалось бамии, все менялось. Этот суп был самой крепкой ниточкой, привязывавшей его к родному городу. Настолько, что если он встречал кого-то из Коньи в Лондоне, то просил по возвращении отправить ему пачку некрупной сушеной бамии.

Сколько лет я не ела этот суп? Больше двадцати. Я даже не могла точно вспомнить его вкус, но не забыла, как мы растирали насаженные на ниточку стручки бамии в посудине, похожей на решето. Я всегда хотела заниматься именно этим, но у меня не получалось: я давила слишком сильно, а так делать нельзя, поэтому меня обычно отправляли мыть помидоры. Однажды я спросила отца: «Папа, а где ты научился готовить этот суп?» Отец погладил меня по щеке и ответил: «В дервишеской обители». – «Это как? Вас в обители учили супы готовить?» Папа улыбнулся: «Нет, нас там учили не только этому, но и тайнам жизни». – «Папа, а что это за место – обитель?» – «Это место, которое воспитывает, улучшает и очищает человека». Я не очень понимала, что папа подразумевал под «очищает», но уже представляла, что это как-то связано с суфизмом ⁵.

Впрочем, мне никогда не было интересно ни движение хиппи, к которому в юности принадлежала мама, ни суфизм, с которым неразрывно был связан всю жизнь отец. Когда Найджел спрашивал у меня что-то о суфиях, я сразу меняла тему. Мне не хотелось говорить ни о чем, связанном с отцом. Однако сейчас, в этом центрально-анатолийском городке, ночью, в гостиничном номере, я почему-то думала именно о папе и заказала себе его любимую еду.

В итоге я так и не поняла, был ли местный суп из бамии похож на тот, что готовил мой отец. Но мне понравилось. Да и салат был неплох, если не считать встречавшегося в нем острого перца.

После еды я открыла ноутбук, собравшись наконец-то поработать. На электронную почту пришли и дополнительное соглашение, и статьи из турецких газет.

Вначале я ознакомилась с соглашением, которое прислал Саймон. Да, в нем был важный пункт, который играл на руку «Икониум туризму». Если мы не сможем найти весомых доказательств, что поджог был совершен предумышленно, то страховая компания обязана будет без малейших вычетов выплатить всю сумму компенсации. Было бы неплохо перед встречей с представителями «Икониума» заново пробежаться по всем пунктам и освежить контракт в голове.

Так, а что там с новостями? Я прочитала первый материал под заголовком «Не несчастный случай, а убийство». Журналист утверждал, что руководство отеля «Рубин» не следовало надлежащему противопожарному регламенту, и заявлял, что из-за этого произошедшее стоит считать убийством. Журналисты других газет разделяли эту точку зрения. Но у них не было никаких доказательств – если б были, то они бы о них рассказали. Мне предстояло выяснять все самой.

Затем я просмотрела страховой полис. Согласно ему, все платежи были произведены вовремя. «Икониум туризм» все делал идеально. Словно компания заранее готовилась к тому, что с ней может произойти что-то плохое. Вероятно, это-то и насторожило Саймона. Идеальный клиент всегда внушает подозрение.

В отчете пожарной службы говорилось, что возгорание произошло из-за неисправности проводки. Прокуратура решила не возбуждать дело.

Саймон, конечно, мог и ошибаться. Может быть, в «Икониум туризме» сидели честные люди, которые буква к букве исполняли все положения договора. Но мой начальник никогда не верил в самый очевидный из возможных вариантов. И ему, безусловно, не хотелось выписывать чек на такую большую сумму.

Что до меня, то я старалась делать свою работу хорошо, а важнее всего для меня была правда. Если пожар действительно произошел случайно, то хорошо, давайте выплатим «Икониуму» три миллиона фунтов стерлингов. Но интуиция подсказывала мне, что все не так уж и просто. И я все еще продолжала задаваться вопросом, зачем я здесь. Он давил на меня на физическом уровне, рождался где-то на уровне живота. Я почувствовала, что меня слегка подташнивает… Интересно, это из-за беременности? Я встала, прислушалась к себе: нет, бежать в туалет меня все-таки не тянуло, но стоило бы лечь. Я погасила свет, а ноутбук оставила на столике…

Вот с тех пор и лежу в кровати. Почему я не могу избавиться от своих проблем? Какая-то монотонная депрессия… Я поступила неправильно, мне не надо было сюда ехать, не надо было покидать Лондон. Я могла бы найти хорошую причину и отказаться от предложения Саймона. Почему я так не сделала? Возможно, мне хотелось еще раз увидеть город отца, заново прожить дни из собственного детства… Или это все заблуждения, и тянуло меня сюда что-то совсем другое? Я посмотрела на живот. Он совсем не походил на живот беременной женщины. Но если я приму решение – если мы примем решение, то так будет… И тут я поняла, что оказалась здесь совсем не из-за отца. Именно в Конью я попала случайно. Предложи мне Саймон поехать в Каир, я бы отправилась и туда. Потому что мне нужно было очутиться подальше от Найджела. Это желание родилось где-то в моем глубоком подсознании: убежать от Найджела, остаться одной, не позволить ему влиять на мои мысли. Да, моя подавленность никак не была связана с отцом и с городом, где он родился. Ее причиной был Найджел. Найджел, который не хотел растущего внутри меня ребенка.

Все началось, когда я узнала, что беременна. Как только мне это сказали, я уже поняла, что хочу родить ребенка. Странно, но я считала, что Найджел будет одного со мной мнения. Я тут же набрала номер его телефона и радостно все рассказала. Но голос его был холоден, как лед: «Понятно. Нам надо встретиться и все обсудить». Встретились, обсудили. Вернее, он обсудил. «Нет, этого не будет», – такими были его слова. А мне хотелось, чтобы было. «Этот ребенок очень важен для меня, этот ребенок очень важен для нас обоих. Отношения же – это не только про поездки в разные страны мира. Это не только про совместное прослушивание хорошей музыки, не только про мясо по-французски под чилийское вино. И не только про подарки на четырнадцатое февраля, про ужины на годовщину в дорогих пабах, про секс пять раз в неделю. Отношения – это про двух разных людей, которые совместно и осознанно хотят дать начало новой жизни. У нас не получилось создать такие отношения. Мы должны съехаться. Мы должны вырастить этого ребенка вместе, мы должны стать настоящей семьей», – я хотела сказать ему все это тогда, но не смогла. Почему? Боялась ли я его потерять? Нет, не думаю. Потому что еще в юности на собственном горьком опыте поняла, что самый простой способ потерять мужчину – это всегда с ним соглашаться. Если ты в отношениях стараешься думать, как твой молодой человек, чувствовать, ровно как он, вести себя похоже на него, то сразу перестаешь быть ему интересна. Этот закон распространяется как на мужчин, так и на женщин. Как можно любить и ценить кого-то, кого тебе неинтересно разгадывать, в ком скучно разбираться? Любовь, если можно так выразиться, заключается в том, чтобы открыть в другом то, чего нет в тебе самом. Попробовать это сделать, по крайней мере… Почему я не возразила Найджелу? Вероятно, из-за того, что сама не была уверена. Одна половина меня хотела выносить ребенка, но другая считала это дурацким поступком. Сейчас я не понимаю, что мне делать. Я запуталась. И я не готова признаться в этом даже самой себе, но я боюсь. Не рожать боюсь, а боюсь того, что не смогу полюбить своего ребенка, не смогу стать хорошей матерью. Если даже папа, который любил меня до безумия, смог в один день собрать вещи и уйти, то как я могу быть уверена в самой себе? Ну вот, снова мы вернулись к отцу…

И тут я увидела голубую дверь в стене. Или мне показалось? Я протерла глаза. Нет, она все еще оставалась на месте, в стене действительно была дверь. Это же невозможно! Я замерла в волнении… Но, к сожалению, быстро поняла, в чем дело: это зеркало в деревянной оправе отражало свет от экрана моего ноутбука на стену. Странно, но я расстроилась, когда поняла, что голубая дверь – всего лишь игра отражений. В детстве мне очень нравились мамины истории про храбрых рыцарей, воюющих с ведьмами, и отцовские восточные сказки, полные чудес. Папа рассказывал про тридцать храбрых птиц, которые летели к горе Каф ⁶ через семь долин мудрости, про шехзаде без головы, который спас свой народ от дивов и вернул свою голову, про войну людей из царства ума с магами из царства мечты… Все эти сказки были населены невероятными героями, полны тайн, чудес и таких необыкновенных событий, которые могли бы сделать наш мир лучше, интересней и осмысленней… И которые, увы, невозможны в реальности. В любом случае я расстроилась… Вот бы эта дверь была реальной! Вот бы, подобно сказочным героям, попасть через нее в иной, волшебный мир, где меня не достанут все мои горести и печали. Но нет, я была слишком взрослой, чтобы верить в такие фантастические вещи.

Как и мама, я считала, что герои и мерзавцы есть и в нашей жизни. Зло и добро так или иначе существуют. Вот отец полагал совершенно иначе. Однажды он упомянул дервиша ⁷, который одновременно совершал намаз и в Конье, и в Багдаде, и в Мекке. Когда я сказала ему, что такие вещи нереальны и находятся за гранью логики, он с улыбкой возразил, что чудеса неподвластны человеческому разуму. Больше мы с ним про это не говорили, но в моей детской голове возникло предположение, что если бы это было возможно, то папа бы жил одновременно в Конье и Лондоне.

Я улыбнулась сама себе – вот, опять думаю об отце. Может быть, Найджел прав. Когда мы вышли из джаз-клуба, он сказал, что эта поездка будет для меня невероятным шансом проработать мои отношения с отцом, воспоминания о нем. Мы стояли тогда на набережной, отбрасывая на воду длинные тени. Найджел посмотрел мне в глаза: «Или просто разобраться с этим». Наверное, теперь мне следовало разобраться и с Найджелом… Наверное – потому что пока не решила, с кого мне стоит начать – с отца или с Найджела.

С такими мыслями я подошла к ноутбуку. За то время, что он проработал, он порядком нагрелся, и я его выключила. Некоторое время тупо смотрела в пространство, пока неожиданно не ощутила свежесть. Прилетевшую из степи, пахнущую сухой травой и геранью свежесть. Поддавшись порыву, я повернулась лицом в сторону сквозняка. Я стояла напротив открытой балконной двери, ветерок, раздувавший прежде только легкий тюль, теперь обвевал все мое тело. Шагнула ближе – так я лучше чувствовала ветер. Глаза мои закрылись… И вдруг я услышала: «Кимья, Кимья-ханум…»

Я вздрогнула. В комнате кто-то был? Я в страхе осмотрелась по сторонам. Нет, никого… Но я была совершенно уверена, что слышала голос.

«Кимья, Кимья-ханум…» Уже третий раз за сегодня, третий раз кто-то меня зовет этим именем! Или это все сон? Ну да, а сплю я стоя и с открытыми глазами… Вспомнилось, что вчера вечером, перед тем как заняться сексом, мы с Найджелом выпили вина. Ходят слухи, что в вино кладут наркотики. Но нет, дорогая, разве эффект от такого небольшого количества длился бы так долго? Может, опять почудилось? И тут я снова услышала: «Кимья, Кимья-ханум…»

Это был неразборчивый шепот – непонятно, зов ли, просьба о помощи или радость встречи. Да, он появился здесь одновременно с этим приятным ветерком. Я быстро обернулась. Решительно приблизилась к открытой двери балкона, отдернула тюль и вышла наружу. На маленьком балконе никого не было. И ничего, за исключением маленькой табуретки в углу. Я посмотрела на перегородки, отделявшие мой балкон от соседних. Нет, если бы там кто-то что-то шептал, я бы в своем номере ничего не услышала. Хорошо, но откуда тогда донесся этот голос? Я посмотрела с балкона на пустую площадь, на подсвеченную тусклым светом мечеть султана Селима. Старая мечеть выглядела очень грустно при свете желтых ламп. Торчавший же из-за мечети мавзолей Мевляны сиял внушающим надежду яшмовым цветом.

Ветер усилился, мои волосы развевались под его порывами. Пока я убирала их в пучок, видела, как раскачиваются ветки на деревьях. Шелест листьев на ветру окончательно меня успокоил. Возможно, никто и не произносил моего имени, а я просто услышала его в этом шелесте… Но когда мой взгляд вернулся к мавзолею Мевляны, я увидела его. Он стоял у угла мечети, перед шадырваном. Длинная борода, черная одежда – это был тот самый человек, который дал мне кольцо в парке. Хотя он стоял далеко от меня и света было очевидно недостаточно, я смогла разглядеть его подведенные сурьмой глаза, различила, как приоткрылись его губы, и услышала: «Кимья… Кимья-ханум…»

У меня сердце ушло в пятки, голова закружилась. Если бы я не ухватилась за ограду балкона, то упала бы вниз. С трудом успокоилась, выпрямилась, взглянула вниз. Его уже не было. Я внимательно осмотрела все, но площадь была абсолютно пуста. Как и в первую нашу встречу, он бесследно исчез. «Что вообще происходит?! – воскликнула я с расстройством. – Кто он? Почему следит за мной?

Зачем он дал мне кольцо?» Я бросила полный непонимания взгляд на мавзолей Мевляны. А вдруг кольцо пропало? А вдруг мне его никто и не давал? А если все это просто галлюцинация? С испугом, почти переходящим в панику, я вернулась в комнату. Куда я засунула это кольцо?! Включила свет, стала рыться в сумке.

Нет, это не была галлюцинация – вот кольцо, прямо под паспортом. Я взяла его, принялась рассматривать. Тонкая работа. По серебру – тонкая гравировка: тюльпаны, розы, нарциссы, плющ. Я коснулась темно-коричневого камня. Он был теплым, как кровь, поверхность будто слегка запотела. Я протерла камень о пижаму, но этот влажный налет никуда не делся. «Интересно, что в нем такого особенного?» – пробормотала я. Никто, конечно, не дал мне ответа, но я внезапно почувствовала, что передо мной кто-то есть. Я со страхом подняла глаза – и увидела только собственное отражение: из зеркала на меня смотрела растрепанная, нервная, уставшая женщина. Это выглядело очень грустно… Мне оставалось только признать: «Я устала. Все просто из-за того, что я устала».