Святые ночи. Страшные вечера

Охотников в нашей стране не хватало, и все в основном находились на службе в Москве или Питере, периодически разъезжая по провинциям. В преддверии крупных разгулов служителей темных сил их заваливало работой по уши, так что глубинки справлялись, как могли. Наш город же вообще всегда сторонились.

Глухонск – небольшой узенький городок на несколько десятков тысяч населения, принимающий оживленный вид во время празднеств, продолжавшихся весьма недолго, а затем погружающийся в сонную жизнь, как и все провинциальные городки. Располагается город между двух рек: Волги и Мологи. За городом раскинулся густой лес с непроходимыми болотами, многочисленными мелкими озерами и ручейками. Подле леса стояла та самая Лысая гора, хотя, по сути, то и не гора, но место шабаша ведьм отпугивало как охотников, так и простых служителей нашего правительства. Особенно после гибели последних Глухонских охотников, которые по совместительству были моими родителями. Смерти странной и неоднозначной. И, пускай это произошло давно, но воспоминания до сих пор будоражат умы следователей отдела сверхъестественных случаев и фантазию обычных граждан, ставя черную метку на всем городе.

Может, поэтому, как бы город ни старался угнаться за бешеным темпом цивилизации, отставал он достаточно сильно. В нашем городе наравне с интернетом соседствовали суеверия, амулеты и ритуалы переплетались с электрошокерами и газовыми баллончиками, ведьмам верили больше телевизионных новостей и вместе с новомодными сказками детям передавались древние обряды. И скорее всего, несмотря на близкое соседство с многочисленными водоемами, лесами да болотами, заселенными всяческой нечистью, несмотря на близость ведьминой горы и обилие множества бесов, городок жил тихо-мирно, стараясь соблюдать все обряды и задабривать всех духов.

В столице же, да и в крупных городах, где людьми правила наука и технический прогресс, давно уже забыли про обряды, не верили в духов, да и бесами пугали лишь провинившихся детей, вот там-то нечистые силы и разгуливались всласть, нагружая немногочисленных охотников неподъемной работой.

– И зачем ты все-таки здесь поселилась? Жуткое же место, – вернулся к своей обычной теме Андрей Леонидович, наблюдая, как я запираю большим ржавым ключом высокую дверь.

– Почему же жуткое? – нежно погладила я стену разрушающейся церкви. – Старенькое, но ничего, восстановлю. Обязательно восстановлю!

– Ты уже сколько лет восстанавливаешь, да все в пустую. А жуткое, так потому что старое кладбище, здесь только призраки с духами могут жить. А может, и ты призрак? – ткнув в меня пальцем колбаской, проворчал следователь.

– Всего год. А кладбище древнее – ни один упырь не поднимется, духи и те уже давно и безвозвратно ушли, а место это намоленное, пропитанное верой и святостью – ни один бес за километр не подойдет, ни одна нечисть в гости не попросится, да и живые сторонятся. Идеальное убежище, – скрипнув ржавой калиткой, улыбнулась я.

– И что, правда никто не суется?

– Правда, даже обереги приходится самой разносить. Дети, правда, порой прибегают, побалуются и убегают. Но детей я, так уж и быть, потерплю. Да вот и вы в гости забредаете, нежданно-негаданно.

– Что же это нежданно-негаданно?! Я же предупреждал. Все звонил и звонил. А потом написал, чтобы ты была готова и я заеду в обед.

– А сейчас вообще сколько времени? – я посмотрела в светлеющее серое небо, смутно подозревая, что время явно не обеденное.

– Полседьмого.

– Как рано вы обедаете, господин следователь, – хмыкнула я, забираясь в служебный автомобиль, который уже давно перекочевал в полное личное пользование следователя. – С вашей-то службой.

– Так снова ж нашли. Вот и вызвали. Я и решил сразу тебя забрать. Там на месте посмотришь, может, что увидишь значимое.

– А вы уверены, что это по той части? Может, просто маньяк какой-то завелся. Или мимо проезжал.

– Да нет, точно. Да и опер со мной согласен, хотя специфический тип. Но хоть в чем-то мы сошлись.

– Отлично, а этот специфический тип в курсе, что вы меня везете?

– Я ему говорил. Он возмущался, конечно, но я главный. Я решаю. Никуда не денется. Хотя вы оба, – неопределенно махнул следователь рукой у виска, – Может, и сработаетесь. Хотя, – бросив на меня изучающий взгляд, пришел он к выводу, – Не сработаетесь. Только геморрой от вас. Но дело такое, придется мне вас потерпеть.

– М-да уж, веселье начинается. А вообще странно, до солнцестояния еще половина недели. Бесы да духи должны были только через несколько дней вылезти, а они вон уже на каждом шагу.

В солнцестояние открываются границы между мирами на тринадцать дней и ночей. В этот период в мир живых приходит все больше нечисти и бесов, норовящих погулеванить, нарушить обыденный порядок вещей. Поднимаются покойники, которых не поминали и охотятся на мирное население. Да и вообще вся темная братия рвется в наш мир. В это время всегда много забот, у всех и везде. Но в Глухонске люди верующие. Здесь редкость, чтобы в коляды приходило нечто столь злое. Обычно ограничивалось мелким хулиганьем, с которым, если не справлялись мы со следователем, люди соседствовали, запивая ромашковыми отварами сильные аптечные успокоительные. До коляды же все обычно замирало, нечисть пряталась, набираясь сил, притупляя людскую бдительность.

– Да это точно. К нам уже неделю как ходить стали. Закидывают отдел бог знает, чем. Нам как будто без них заняться нечем! А этих вот с запозданием отдали.

– А когда первое убийство было? – задумалась я.

– Первую девушки нашли в понедельник, убили ее в полночь. Оставили прямо там, где и убили, на улице, даже в подворотню не затянули. Девка была из этих, ну занималась она не хорошим. Вот полиция сначала и решила, что может это ее какой-нибудь любовничек того – самого. А то что странно все там, так кому же разбираться охота? Тем более конец года, сама понимаешь!

– Не понимаю, – честно призналась я. – Какая разница, когда убивают, разве не главное найти виновного?

– Ну это мы с тобой так думаем. А кому охота, чтобы у них висяк был?

– Странно, но ладно. А вторая?

– Вторая была убита ночью с четверга на пятницу. Тоже в полночь. Ее нашли в сквере, посреди тротуара лежала. Паники навела на прохожих. Там-то уже и понеслось, что нечисть напала. Нас сразу и вызвали. Молодая такая, красивая. Ей бы жить, да жить. А тут, эх, – махнул Андрей Леонидович рукой. – Родители сразу прибежали. Так плакали! Так убивались!

– Тяжело.

– Тяжело, – согласился он. – И вот теперь третья. Свидетелей ни в одном из случаев нет. Хотя дома вокруг. Ну хоть что-то же кто-то должен был заметить или услышать. Не молча же они. Такой ужас!

– Может все-таки маньяк? – я хотела надеяться на лучшее, а в нашем случае маньяк – это лучшее.

– Да нет. Маньяк как никак, но человек. А это вообще бесчеловечно. Девушек ничего не связывало. Разные круги общения. Нигде не пересекались. Разве что проживали они в одном районе. Да в нем же и были убиты, несчастные.

– Это в каком?

– Южном.

– О, вы точно заблуждаетесь. Наверняка не по той части. Самый спокойный район. Да там ни кладбищ, ни мест силы. Пошкодничать-то могли, но убивать. Да нет, некому там.

– Может быть, но ты все же посмотри, а потом, это, уже решать будем, может, и пирогом отделаюсь, а может, и на оклад тебя придется ставить.

– Но я не охотник. Чем я-то смогу помочь?

– Да, но ты посмотри, – хмуро следя за дорогой, отрезал Андрей Леонидович. – Может, поймешь, что за тварь такая-то к нам пришла. А убивать тебе и не придется. Не волнуйся. Вообще, хоть дома сиди, только информацию подкидывай.

– Дома, ловлю на слове. – улыбнулась я, такой вариант мне очень нравился.

– Ты, это, главное помоги найти этого нелюдя.

Так уж и быть, посмотрю. Мало ли. Ни в чем нельзя быть уверенным. И хотя я не охотник, но периодически помогала полиции, из-за отсутствия охотников, имея, конечно же, и свои корыстные мотивы. Внутренний голос мне подсказывал, что нужно туда поехать. Интуиция вопила о том, что это мне необходимо. Что странно, обычно они молчали, прячась по закоулкам моей черепной коробки.

Единственное мое отличие от других людей- я вижу бесов, из-за чего многое про них изучила, разбираясь в их разнообразии. Люди не видят нечисть, если она не показывается им, да и многие из нечистых скрываются под человеческой личиной, так что невозможно узнать, что добрая старушка из соседнего подъезда, которая постоянно здоровается и интересуется вашими делами, по ночам гоняет на метле, подметая небо или же, наоборот, наметая тучи. Или любимый детский доктор – полудница. А обрюзгший водитель автобуса, в котором вы ездите каждый день, – самый настоящий волокита, который превращается в красавца парня и посещает любимую жену в ваше отсутствие.

Перекресток, потом еще один, я могла бы рассказать об этом городе все. Дома давно отсырели, просырели насквозь, их кирпичная кладка отдает могильным холодом. Небо за окном движущейся машины хмурилось, затемняя и так серое утро.

Расчищенный с проезжей части снег грязными сугробами лежал на тротуаре, оставляя медленно бредущим людям лишь тонкую тропку. Прохожие лениво шли, взбивая смесь из снега, песка и воды, разбрасывая это месиво в разные стороны, брызгая на других прохожих. Люди давно перестали замечать этот внешний мир, они бегут, хмуро уткнувшись в свои бытовые мысли. Их души уже не рвутся наружу, они пригрелись внутри, растолстели, обленились. Теперь им все равно. Дальность редко появляющегося солнца, авитаминоз, грязь, слякоть и серые стены города, часто окутанные туманами, – делали свое дело, вгоняя людей в апатию, запирая их внутри себя.

Сверху начали сыпаться противные, частые и мелкие капельки из нагнанной тучи. Дворники на лобовом стекле нудно размазывали серую воду, усиливая ощущение тщетности.

Проезжая мимо центральной площади, я заметила, что город уже украсили к предстоящим праздникам. В центре водрузили большую искусственную ель, навесив на нее яркие игрушки, терявшие свой цвет в окружающей серости. Детские карусели, расставленные по всей площади, в это время еще пустовали, уныло смотря на проезжающие мимо машины.

Несмотря на всю серость и бедность Глухонска, я любила этот небольшой грустный город, с его маленькими теплыми магазинчиками, с приветливыми доверчивыми людьми, с пестрыми детьми и маленькими проказничающими бесами.

Вечером, когда люди, выдохнув спокойно о завершении рабочего времени, пойдут по домам, дети заполнят звонким щебетанием улочки и карусели, а яркие лампочки, перекликаясь с фонарями, осветят этот город, – все изменится. Глухонск встряхнется, приосанится и помолодеет. А пока рокочущий двигателем «уазик» проносит меня сквозь серость и тоску, навстречу чему-то ужасному. Я поежилась, вспоминая свои прошлые встречи с нечистью, и поплотнее закуталась в белую шубу из шерсти искусственной овцы.

Мы остановились на одной из улочек, с двух сторон которой нависали обшарпанные дома, следящие за нами пустующими окнами. Узкий тротуар, на котором сложно разминуться двум прохожим. Однополосная дорога, сейчас заставленная машинами полиции и скорой помощи. Говорят, улицы наполняют город жизнью. Улицы объединяют людей в городе, соединяют между собой жилье, магазины, школы и другие места. Но также улицы объединяют не только объекты, но и процессы, сопровождают отношения людей. Здесь же и не пахло жизнью. Хотелось пронестись вперед, пытаясь прорваться сквозь неприятное однообразие улицы, чтобы оказаться в другом ее конце, убраться из этой душной тесноты.

Пыхтя и краснея, Андрей Леонидович выбрался из машины и прошел к дворовой арке, огороженной желтыми лентами и немногочисленными ротозеями, толкающимися и спорящими, желающими разглядеть, что там интересного внутри. У скорой курило два санитара, со скукой рассматривая задержавшихся прохожих и затаптывая десятки окурков, валяющихся у них под ногами.

Мельком поздоровавшись со стоящими рядом полицейскими, Андрей Леонидович сделал мне приглашающий жест рукой, заманивая в арку, встретившую ночную смерть.

Я помедлила, чтобы оглядеть место поподробнее, но ничего примечательного не заметила. Два самых обычных жилых дома спального района в пять этажей, объединенных аркой, пропускающий внутрь двора. Ни магазинов, ни банкоматов, где могли бы быть камеры, не наблюдалось. Напротив точно такой же дом, с такой же аркой. Окна первых двух этажей были разномастно зарешечены, напоминая о временах, когда люди были хуже нелюдей. Из одного окна любопытно выглядывал большой пушистый кот, зорко следя за всеми.

Помахав приветливо коту, я поздоровалась и с высоким хмурым мужчиной в длинной плотной шинели, который стоял рядом с Андреем Леонидовичем, возвышаясь над ним на две головы. Видимо, это и есть тот самый оперуполномоченный из столицы. Его выделяли блестящие даже в эту сумрачную погоду дорогие ботинки и отутюженные брюки. На его хмуром лице сошлись в привычное положение брови, выделяя заломленную годами морщинку. На вид я бы дала ему немного больше тридцати. Ничем не выделяющееся лицо, с прямым носом и тонкими сжатыми губами, не было обременено пошлой, модной в наше время, растительностью. Густые темные волосы то ли растрепаны, то ли уложены в живописном беспорядке. Глаза чернее ночи свидетельствовали о том, что он не свободен. Эти глаза выдавали связь с темнотой, с нечистой силой. Это должно было бы меня насторожить, но не в моих правилах лезть в душу людям. Каждый выбирает свою дорогу, не мне решать.

Переключившись на дело, я смело вошла в арку, где меня тут же сбил характерный запах. Запах мочи, сырости и плесени. Умопомрачительная смесь глухонских арок, а главное, стабильная, что летом, что зимой.

Я увидела ее сразу, миниатюрная блондинка на грязном мокром асфальте. Девушка лежала на спине, раскинув руки в стороны, на обесцвеченном лице застыла гримаса ужаса, пустые глазницы зияли черными впадинами. Рядом с телом была брошенная сумочка, из которой выпало содержимое: связка ключей, помада, мелочь. Рядом с телом лежал разбитый телефон. Пуховик, разорванный в лохмотья, валялся клочьями вокруг тела, а проломленная грудная клетка зияла белесыми ребрами. Такое ощущение, что грудина проломлена изнутри, как будто кто-то выбрался из заточения, раскурочив ребра-прутья. Что странно, вокруг не наблюдалось ни одной капли крови. Тело девушки тоже было обескровлено.

Мир, как часто бывало, вдруг потерял свой шум и цвет. Я больше не замечала ничего вокруг, кроме неподвижной девушки, раскинувшейся в неудобной позе. Я присела на корточки возле изуродованного тела, поближе рассматривая труп. Молодая, скорее всего, красивая при жизни. Бледное, как чистый снег, лицо. Посиневшие пухлые губки, явно работа косметолога, растянуты в предсмертном оскале. Дорогая одежда, золотые украшения – все говорило о статусе девушки. И о том, что цель убийства точно не ограбление. Белые локоны слиплись от грязи и утопали в луже. Было печально видеть ее такой здесь, в окружении нечистот.

Глазные яблоки отсутствовали, но вокруг глазниц я не обнаружила никаких следов ни ран, ни крови. Скорее всего, удалили после смерти, когда тело уже было обескровлено. Глаза забирали аккуратно, фетиш?

Я внимательно осмотрела шею девушки, следов укусов нет. Вурдалаки и упыри, вопреки всем представлениям, созданным кинофильмами и фэнтези-литературой, не милые романтичные создания по образу и подобию человека. Серые с полуразложившейся плотью и вылезшие из забытых могил мертвецы – они мало чем походили на людей. Они могли пить кровь не только из артерий и вен шеи жертв, прикладываясь к ним в красивой позе, но и вгрызаясь гнилыми зубами в саму плоть, поглощая сердце. Но при таком способе кровь все же была бы вокруг тела, а брызгами бы оросило все своды этой узкой арки.

Странное убийство. Такое ощущение, что из девушки сначала неведомым способом откачали кровь, а затем уже раскурочили грудь и забрали глаза.

Грудная клетка представляла из себя самую интересную картину. Я наклонилась еще ниже, всматриваясь в холодное разорванное нутро девушки. Несмотря на то, что грудная клетка была явно разломлена не просто так, все органы, хоть и потрепанные, были на месте. Что, опять-таки, вызывало подозрение. Упырь, добравшись до сердца, точно бы не бросил его, самое сладкое место человеческой плоти. Даже разворотив свежие могилы, нечисть такого типа обязательно добирается до сердца почившего человека. А тут все раскрыто – бери и ешь, но сердце на месте.

Окинув еще раз девушку взглядом, стараясь не прикасаться к ней, рассчитывая, что более подробное описание, мне передаст Андрей Леонидович от судмедэксперта после вскрытия, и не найдя больше никаких новых следов или ран, я выпрямилась и стала изучать стены арки взглядом. Красный кирпич, разрисованный плохим граффити и прокрашенный потеками веками проливавшейся мочи, был обшарпан, потрескан или вовсе выкорчеван, но свежих следов разрушения нет, крови нет, следов когтей тоже нет.

Я поморщила нос, посильнее принюхиваясь. Запах тлена и разложившегося трупа долго оставались в местах пиршеств упырей – здесь же, кроме резкого запаха мочи, ничего не сохранилось.

Пожав своим мыслям плечами, я вышла из арки в колодец двора, рассматривая и его. Тротуары были затоптаны ногами любопытных людей и представителей полиции, не оставляя и малюсенького шанса на то, чтобы найти следы убийцы на снежном настиле. Снова ничего примечательного. Даже беса мелкого нигде не затерялось, ни среди ног сплетничающих жильцов, ни в окнах их домов.

К смерти я старалась относиться равнодушно, предпочитая думать, что это очередной этап. В этот раз меня тоже не волновала смерть этой девушки, но интересовал вопрос: кто или что могло это сделать. Человек бы точно не в состоянии такое сотворить, даже самый свихнувшийся маньяк не смог бы придумать способа так обескровить жертву. Значит, остается только нежить. Но какая сущность? Я таких еще не знала. Внутри уже крутились шестеренки, желая разобраться, отодвигая на дальнюю полку все остальные проблемы. Не зря все-таки я приехала.

***

Я торчал здесь уже второй час, следя за работой полицейских вместо шляющегося непонятно где главного следователя. Криминалисты приехали уже после того, как особо умные служители правопорядка затоптали практически все следы. Долговязый участковый так вообще тормошил тело до прибытия группы. Прибывший на место одним из первых, он решил переместить тело или привести его в более приятный вид, чтобы, видите ли, не наводить страх и панику у мимо проходящих людей. Идиот. Нарушил все, что только можно нарушить. Как его вообще можно было брать на службу?!

Меня раздражало все. Меня раздражал этот очкастый участковый, блеющий что-то несуразное в свое оправдание, нервно теребя огромными лапищами потертую папку. Меня раздражали криминалисты, которые зачастую пропускали весомые улики, еще оставшиеся после их наплыва. Меня раздражал этот отстающий от мира город. Меня раздражал следователь Кочмарин, который должен быть здесь уже два часа назад.

Я собирался подольше поспать в это серое воскресное утро, чтобы похмелье побыстрее отпустило. Желательно вообще весь день. Законный выходной, который я хотел провести за просмотром телика в обогреваемой квартире. Но планам не суждено было сбыться. Вместо этого я продрог и должен выслушивать этого мямлю участкового. Вспомнить бы хоть, как его зовут.

Когда мое терпение уже практически перевалило за черту, наконец-то подъехал старший следователь Кочмарин. По обычаю потный и красный, он вывалился из служебной машины. На кончике языка уже вертелось все то, что я думаю о нем и обо всех этих умельцах. Поэтому, решив не откладывать и вывалить всю злость на него, а заодно и размяться, я направился к нему.

Черт. Он что, с головой не дружит? Притащил какую-то девчонку, совсем еще ребенка. Полтора метра с кепкой, в сваленной меховой шубе на несколько размеров больше. Из рукавов, свесившись на резинке, покачиваются плюшевые варежки в виде акул. На тощих ногах тяжелые полуботинки, явно не подходящие снежному концу декабря. Из-под капюшона выглядывает бледное глуповатое лицо. Маленький носик морщится от запаха, доносившегося из подворотни.

Привел на опознание, скорее всего. Додумался. Кто в здравом уме приводит родственников на место преступления, тем более детей? Еще истерики мне тут не хватало. Я давно уже убедился, что в этом городе работать не умеет никто. Но не до такой же степени!

– Доброе утро, Марк, – увидев меня, радостно поздоровался Кочмарин.

– Какое к черту доброе? Ты что вообще творишь? – переходя рамки дозволенного, не разделил я его настроения. – Кого ты притащил?

– Это Ясина. Про которую я говорил.

– Кто? – я совершенно забыл, что он мне говорил, да и не особо слушал.

Я следил за тем, как девушка остановилась в паре шагов от нас, внимательно рассматривая улицу и дома, пробежавшись взглядом по окнам, кому-то помахала приветливо рукой. И с пугающим спокойствием шагнула в арку. Даже мне потребовалось больше времени, чтобы сделать этот шаг, хотя я знал, что ожидать.

– Ну я же говорил. Ясина, специалист по бесам и нечисти, она месяц назад помогла нам найти и поймать, этого, игошу. Там вообще такая жуткая история была. В многоэтажке по Ленина, ну та что свечка, единственная в нашем городе. Так вот, это, там люди начали жаловаться на шум по ночам, вой. А источника звука найти не могли, но и спать он им мешал. А потом вообще, дети начали умирать, представляешь? Вот так вот мать утром идет будить ребенка в садик или школу, а он лежит уже все, того-этого, бледный, холодный и только красные следы от пальцев на шее, – тараторил Кочмарин, идя следом за мной.

– И? – я слушал его вполуха.

Девушка, зайдя в арку, скинула капюшон, из-под которого рассыпались волосы, покрашенные в седой цвет. Очередная дурость подростков, которую я не понимал. Я аккуратно обошел ее по кругу, чтобы видеть, что она будет делать. И поразился. Передо мной стоял уже не ребенок.

И так худоватое лицо еще больше заострилось. Темные впадины под глазами контрастировали с практически желтыми лучащимися зрачками. Лицо потеряло свое глуповато-детское выражение, вмиг сделавшись серьезным. Зорким взглядом она изучала кирпичную кладку арки и асфальт вокруг тела сантиметр за сантиметром, с таким вниманием, которому бы позавидовали все столичные криминалисты. Не то что эти.

– Так вот это, мы тогда кучу времени потратили. Всех жильцов дома опросили. Уже даже решили, что мамаши с ума посходили и сами детей своих убивать начали, – продолжал следователь. – И я решил позвонить ей. Ну так это, на всякий случай. Ты же знаешь, проблема у нас со специалистами. До тебя так вообще никого не было. А я это. Хоть и в отделе расследования сверхъестественного, я-то никакой не охотник, вообще не сталкивался. Сделали козлом отпущения, чтоб им пусто было.

Девушка подошла к трупу. Я вздохнул, подкатывая глаза, думая, что и она сейчас будет его тормошить и вертеть без перчаток. Или что еще хуже. И хотя криминалисты уже закончили свою работу, а судмедэксперт все описал – меня это продолжало бесить.

Я предвкушал отвращение, обморок, истерику. Хоть что-то. Но девчонка меня разочаровала. Она осторожно подошла к телу, быстро проскользила по нему взглядом, останавливаясь на несколько мгновений на местах, понятных ей одной. Присев на корточки, девушка задумалась, осматривая глазные впадины, а потом надолго зависла над разорванной грудью трупа, наклоняясь все ниже и ниже. Казалось, что локон волос, выскочивший из-за уха, вот-вот пропадет в глубине раны. Но и этого не случилось.

Хмыкнув каким-то своим выводам, она поднялась и принюхалась. Теперь она не морщила нос от вони. Я видел, как шевелятся ее ноздри, пытаясь вобрать в себя побольше тошнотворных ароматов. Помотав головой, она вышла из арки во внутренний дворик, продолжая изучать и его.

– А Ясину я знаю давно, она моей теще помогала, вроде с домовым надоедливым. Да и это, жена моя к ней раньше обращалась, когда Лизочка моя заболела сильно. Врачи крест ставили. А Ясина мою дочку выходила, на ноги поставила. Разговоров о ней много, многие ее знают, по-разному относятся, по-разному отзываются. Кто-то вообще сторонится и говорит, что она сама нечисть. Вон как глаза порой загораются, ужас, аж мурашки бегают. Но мне-то она дочь вылечила. Так вот ее я и, это, позвал. Так, посмотреть. А она сразу сказала, что то не мамашки, что то игоша. И вот с ее помощью мы игошу эту поймали да и вытравили из нашего города. Стремная эта игоша. Знаешь, как выглядит?

– Как? – на автомате спросил я, следя как девушка возвращается к нам. Лицо ее снова поменялось. Интеллекта на нем не отражалось от слова совсем.

Уставший вид, сложенные бантиком розовые губки. Она была ребенком, лишь ребенком, который на краткий миг превратился в хищную девушку или все-таки нечисть.

– Дите это. Года три на вид. Замотанный в какие-то лохмотья. Рук, ног нет. Ходить не мог, только ползал, как змея. Башка такая большая, а во рту сотня маленьких острых зубов. А глаза огромные, черные-пречерные.

– Не сотня, – улыбнулась, подошедшая девушка. – Откуда у ребенка сотня-то? Их там максимум десяток. Я Ясина, – она протянула мне маленькую ладошку для пожатия.

Я молча проигнорировал ее жест и отвернулся к следователю, который даже не осмотрел место. Все время прожужжал мне на ухо.

– Вы место преступления осмотрели? – бросил я ему. – Можем уже расходиться? А то уже собрали толпу.

– Да-да, конечно, – спохватился Кочмарин. – Я сейчас. Я все это…

– Встретимся у Саввушкина. – закончил я разговор и направился в сторону своей машины.

– Ничего, ничего, Яся. Это Марк Всеволодович. Тот самый специалист, о котором я говорил, – услышал я последнее, перед тем как выйти из арки. – Он так-то нормальный, просто утро. Да и это вот все.

Бюро судебно-медицинской экспертизы находилось практически в центре города, затерявшись в многочисленных проулках. Одноэтажное серое здание, огороженное решетчатым забором. Я помедлил перед тем как войти внутрь. Не любил я такие места, нагнетающие тоску, пропитанные печалью.

В морге я чувствовал себя неуютно. И не важно, какой морг, красивый обустроенный, как в столице, или же обшарпанный, с коричневой клеткой плитки на полу, как этот. Давило все. Формалиновый запах, пропитавший блеклые стены, тусклый свет гудящих ламп, холодные лица работников.

Судмедэксперт Саввушкин, сотрудничающий с ОСС, был обнаружен нами в кабинете, он сидел за своим столом, практически неподвижно, закопавшись в бумагах. Я не мог оторваться от его длинного тонкого пальца, скользящего по тексту, который тот изучал. Мы сидели в кабинете уже примерно полчаса, ожидая, пока судмедэксперт выделит нам время. Тот же похоже над нами издевался, за то, что мы его дернули на работу в выходной.

Кочмарин и сюда притащил свою девку. Та сидела на продавленном кресле, подогнув под себя ноги, и с нескрываемым любопытством читала какую-то книгу по анатомии, которую самовольно вытащила из шкафа. Следователь вообще, похоже, задремал.

– Так-с, – наконец-то, произнес эксперт, откладывая в сторону изучаемые листки бумаги. – Вы мне постановление принесли, Андрей Леонидович?

– А? Что? – выбираясь из царства Морфея, спросил следователь.

– Постановление! – стуча крючковатым пальцем по деревянному столу, напомнил Саввушкин.

– А, да. Петр Иванович, вы это, поймите. Воскресенье же.

– У меня тоже воскресенье, – парировал эксперт, – Так, чтобы завтра с самого утра постановление было, – выдохнул Саввушкин, откидываясь на спинку стула. – Значит, вы по поводу второй юной леди? Ничем порадовать не могу. Умерла от обескровливания. Каким образом и куда делась абсолютно вся кровь, сказать не могу. Зияющая рана на груди. Грудь проломили так же, как и в прошлый раз, посмертно, как и удалили глаза. Глазной нерв перерезан острым предметом, возможно даже скальпелем. Органы все на месте. Других ран и ссадин нет. Отчет получите завтра. Вопросы?

– А насилие? – подала голос Ясина, не отрываясь от книги.

– Насилия нет. Девушка не девственница, но следов насилия нет, – отрицательно покачал головой эксперт.

– А сердце ее? – продолжила Ясина.

– Девушка, – поправил очки Саввушкин, – если бы у меня были сомнения по этому поводу – я бы сообщил.

– Извините, – наконец-то подняв голову, она взглянула на судмедэксперта. – А как была разорвана грудная клетка?

– Как и в прошлый раз.

– Мне не рассказывали.

– Я не могу ничего добавить. Я с таким не встречался. Кажется, на этот вопрос предстоит ответить вам.

– Но предположения у вас есть?

– Грудинная кость вырвана, оторвана по грудино-реберным суставам с обеих сторон. Прошу отметить – не удалена, не вырезана, а именно вырвана. Предположительно руками или лапами с длинными и невероятно сильными пальцами, – подумав, ответил эксперт. – Если, конечно, такое возможно.

– Спасибо, – поблагодарила Ясина и занырнула обратно в книгу. – Я все.

У меня вопросов не было. Я уже знал, кого нужно искать и что делать. От остального у меня болела голова. Особенно от этой девки. У Кочмарина отсутствовали вопросы, исключительно потому что он не отличался знаниями в расследовании таких дел, но хорошо писал отчеты. Кабинетный следователь. Хоть что-то. Зачем он только приволок эту седовласую.

Мы молча вышли из морга под промозглый ветер. Я поднял воротник шинели, пытаясь спрятаться от колючего снега. После кабинета и коридоров морга воздух центра города казался свежим и чистым.

– Что думаете? – спросил Кочмарин.

– Тут и думать нечего, – проговорил я, – Упырь. Буду искать.

– А ты что думаешь? – обратился он к Ясине.

– Не упырь. – произнесла она, рассматривая меня снизу вверх. – Укусов нет, органы на месте. Маловероятно.

– Кочмарин, что она здесь делает? – окинув ее презрительным взглядом, обратился я к следователю.

– Я же это, рассказывал. Ясина – наш внештатный специалист.

– Нам не нужен никакой специалист, ни штатный, ни внештатный! – разозлился я. – Нам бы не помешал хороший охотник. Или она и есть охотник?

– Нет. Но она может помочь!

– Ну и в чем может быть ее помощь?

– Это не обсуждается. Вы будете работать вместе, – заупрямился Кочмарин. – Ясина очень ценный кадр, кладезь знаний. Нам без нее никуда.

– Кладезь знаний? Ну скажи-ка мне, ценный кадр, что за нечисть может разорвать грудную клетку и выпить кровь?

– Упырь. – произнесла она, испуганно взглянув на меня.

– Вот. А я что сказал? – обратился я к Кочмарину. – И зачем она мне? Или она супербоец ММА?

Кочмарин лишь переводил взгляд с меня на нее, периодически открывая рот, чтобы что-то вставить, но не мог ничего предложить. Его гениальный план по внедрению бесполезной шушеры терпел крушение. Как начальник он не мог с этим смериться. Но и придумать целесообразность ее присутствия не получалось.