Читать книгу: «Дассария», страница 3

Глава третья

Дассария вёл свои сотни ночью, в светлое дневное время отыскивая и тщательно осматривая следы прошедшей перед ним греческой конницы, той, что сопровождала военнопленных согдийцев. Он догадывался, куда они продвигаются, и очень хорошо знал местность, но, несмотря на это, продолжал отслеживать их путь. К вечеру дозорные сообщили его сотникам о том, что греки встали на ночлег в небольшом урочище. Приблизившись к ним, он скрытно остановился за невысоким холмом и стал наблюдать.

Греческие военачальники, разместив пленных на тесном участке в самом центре зарослей, расставили караулы только у костров на окраинах и больше нигде. У Дассарии уже начало складываться впечатление, что они совершенно уверены в своей силе, не опасаются нападения и, как он полагал, по этой причине не выставляют дозоры. На заре греки, скорее всего, тронутся в путь, слегка повернув на запад. До ближней излучины Яксарта оставался один дневной переход.

Согдийцев было не меньше двух тысяч. Охрана составляла три сотни конных воинов. Дассария пребывал в растерянности. Он впервые не знал, как поступить. Отбить этих пленных можно было попытаться, но что делать с ними дальше, он не мог даже предположить. Не ведал и того, как самому действовать теперь. Спрашивать совета у сотников он не мог, да и смысла в этом не видел, так как те моложе его, и хотя и полны сил и отваги, но не имеют даже житейского опыта, не говоря уже о навыках ведения военных действий. Только в одном Дассария был уверен: прежде чем предпринять какие-либо шаги, следует узнать как можно больше о противнике – его численность, боеспособность, места расположения основных сил, обеспечение провизией, пути сообщений между лагерями и, главное, намерения и планы. Не владея языком врага, бесполезно захватывать его вои нов. Оставалось лишь скрытно продвигаться за этим отрядом и дойти до конечного места его следования. Приняв решение, Дассария велел сотникам выставить сменный парный дозор и определить всех остальных на отдых.

* * *

Цардар, вождь самого северного массагетского племени, младший внук некогда очень могущественного вождя Вилиеста, покинув единственное своё селение, расположенное в самом верхнем течении Яксарта, и оставив там под охраной двух с поло виной тысяч воинов последние полторы тысячи семей, с пятью сотнями двинулся на юго-восток. На четвёртый день похода поутру дозор сообщил о появлении большого конного отряда иноземцев, сопровождающего пленных согдийцев в северо-восточном направлении. Искренне радуясь тому, что наконец-то его дорога пересеклась с врагом, Цардар ускорил ход, разослав дополнительные дозоры по сторонам, дабы не попасть в окружение. Ближе к полудню он уже и сам имел возможность лицезреть противника, взобравшись на небольшой курган. Почти все греческие всадники растянулись двумя колоннами по бокам от идущих нестройными рядами пленных. Вынужденные приноравливаться к неспешному шагу пеших согдийцев, они сдерживали бойких скакунов, изредка выкрикивая угрозы отстававшим измождённым людям. Дождавшись донесений от дозоров и убедившись, что поблизости больше никого не было, Цардар повёл свои сотни на врага.

* * *

Дассарии, приотставшему от греков на расстояние, равное полдневному переходу, доложили, что впереди замечены всадники, судя по всему, осматривающие окрестности. Кто они такие, распознать на большом отдалении дозорным не удалось.

– Правитель, мои лазутчики не смогли рассмотреть конников, но это наверняка греки. Скорее всего, где-то недалеко отсюда находится их ставка, вот они и выставили дальние дозоры, – поделился предположением сотник Дуйя.

– Всё может быть, Дуйя. Для нас лучше бы повстречать родственные отряды, нежели вражьи. Хотя мне не очень верится в такое, особенно здесь, в этих краях, – произнёс Дассария, в очередной раз зорко оглядывая местность. – Ты вот что сделай. Возьми десяток воинов и осторожно разузнай, кто это. Будь бдителен, не попади в западню.

– Слушаюсь, правитель. Не беспокойся за нас. Всё будет сделано как нужно, – склонился тот и, махнув плёткой десятнику, быстро умчался за холм, увлекая за собой воинов.

Дассария с оставшимися саками двинулся дальше. День приближался к середине, когда довольно отчётливо донеслись звуки, очень напоминающие сражение.

«Не может быть, чтобы Дуйя не выдержал и первым напал на греков. Он никогда не позволит такого своеволия. Ослушаться меня он не мог… Выходит, он сам подвергся чьей-то атаке. А это означает только одно – он был прав и там действительно находится враг. Иначе что могло случиться с ним?» – первое, что пронеслось в голове.

Больше не медля, Дассария сильно стеганул скакуна и во весь опор погнал его вперёд, ведя за собой сотни. Очень скоро он увидел летящих навстречу всадников, в которых сразу узнал своих людей. Подскакав, сотник Дуйя сообщил, что на греческий отряд налетела сакская конница.

– Их сотен пять, не меньше, правитель, – утирая с лица пот, возбуждённо закончил он.

– Ты не заметил, чьих племён? – стараясь сдержать охватившую его радость, как можно спокойнее спросил Дассария.

– Нет, правитель, не успел.

– Все за мной! К бою! – обнажив меч и поднявшись в седле, скомандовал Дассария и устремился к месту битвы.

* * *

Воины Цардара, разделённые на две группы, издавая дикий, устрашающий вой, лавинами понеслись мимо пленных, мгновенно упавших на землю, и охватили их с двух сторон, сшибая ближних греческих всадников. Поначалу растерявшиеся, теперь те уже бились без суеты, собравшись в небольшие группы и пытаясь образовать защитные круги. Количеством саки значительно преобладали, и это преимущество стало заметно сказываться по прошествии весьма непродолжительного времени. Почти вдвое меньшему греческому отряду было совершенно немыслимо устоять перед их натиском. Вскоре с иноземцами было покончено.

Разгорячённый Цардар, увидев приближающуюся с юга конницу, решил было развернуться на неё, как вдруг, внимательно вглядевшись, распознал родственных саков, а в переднем из них, к своему удивлению, узнал и самого царя Дассарию. Он тут же вскинул меч и завертел им над головой, призывая все свои сотни к срочному построению, после чего, резко ударив пятками в бока скакуна, направился навстречу верховному правителю. Его воины стали выстраиваться ровными рядами, поднимаясь в сёдлах и пытаясь рассмотреть, к кому устремился их вождь. Вскоре Цардар уже подлетел к остановившемуся правителю, спрыгнул с коня и, опустившись на колено, склонил голову и замер в приветствии. Дассария спокойно спешился, шагнул к нему, взял руками за плечи, поднял, внимательно посмотрел ему в глаза и крепко обнял.

– Цардар, рад встрече с тобой, – произнёс правитель.

– Прости меня, правитель, за тот мой уход. Я ушёл, чтобы не обременять больше тебя, ведь у меня не оставалось ни кормов, ни лошадей. Мне показалось, что я стал в тягость тебе, а объяснить такое невозможно. К тому же я должен был находиться там, где всегда обитало моё племя, и, если доведётся, принять смерть у могил своих предков. Теперь же, хвала небесам, я безмерно рад видеть тебя в жизни и в полном здравии, – проникновенно приветствовал верховного правителя Цардар. – Так же, как я тогда поступил, не имея другого выхода, поступили многие из подданных тебе вождей, но никакой измены при этом не было. Никто и никогда не посягнул бы на остатки твоих запасов, помня о том, что ты и так почти всё разделил между нами. Мы все ушли в установленном нами порядке. Ты не мог знать об этом, ведь все уводили своих людей умирать к родным очагам.

– Я понимаю тебя, вождь Цардар… Но сейчас нужно срочно покинуть это место. Потом поговорим с тобой обо всём и, самое главное, о нашем общем будущем. Сколько людей у тебя осталось? – спросил Дассария.

Цардар поднял руку, и к ним тут же подлетел сотник, спрыгнул с коня и преклонил колено перед верховным правителем.

– Каковы наши потери? – обратился к нему Цардар.

– Полторы сотни, – не поднимая головы, ответил тот.

– Предайте их земле… – начал было отдавать приказ Цардар, но, заметив движение руки верховного правителя, замолчал.

– Встань, – повелел сотнику Дассария. – Погрузите тела воинов на их лошадей. Соберите всё вражеское оружие и снаряжение. Коней отловите всех до единого.

– Повинуюсь, правитель, – сотник отступил на шаг, запрыгнул на скакуна и быстро направился к войскам.

– В моём старом родовом селении находятся полторы тысячи семей под охраной двадцати пяти сотен. Здесь со мной было пять сотен воинов. Это всё, – проводив взглядом сотника, произнёс Цардар.

– Что думаешь делать с этими? – кивнув в сторону лежащих согдийцев, спросил Дассария.

– Правитель, они в твоей воле, – ответил Цардар.

– Отпусти их с миром. У них своя дорога. Пусть дадут им немного воды. Нам нужно уходить подальше от этого места. Недалеко отсюда продвигается конный полутысячный отряд греков. Поторопи своих людей, и следуйте за мной, – запрыгивая на скакуна, распорядился Дассария.

– Да, правитель.

Цардар ловко взлетел в седло, вздыбил коня и помчался к своим сотням.

Глава четвёртая

Младший брат Донгора, вождя самого восточного племени массагетов, второй внук прославленного воителя и вождя Клибера, шестнадцатилетний юноша Бартаз вновь уже третий день находился на охоте. Его верный друг и самый главный добытчик в селении парил высоко в небе, описывая круги и выглядывая очередную жертву. С первыми лучами светила взобравшись на верхушку высокого холма, Бартаз отпустил орла, приставил козырьком ладонь ко лбу и, придерживая скакуна, внимательно следил за огромной птицей, которая плавно кружила над долиной, то поднимаясь ввысь, то низко опускаясь к земле, при редких взмахах едва не касаясь острых камней своими могучими крылами.

– Сегодня в полдень от моего брата прибудут гонцы. Тебе, мой славный Хора, нужно ещё кого-то найти и поймать. Ты единственный наш спаситель. Только на тебя все наши надежды. Прошу тебя, не садись на отдых, ты очень устал и не сможешь больше подняться, но ты ведь у меня сильный, потерпи ещё немного, – шептал пересохшими губами юноша, умоляя птицу взять ещё хоть одного зверя.

Словно и впрямь услышав просьбу своего хозяина, орёл набрал высоту, несколько раз взмахнув большими крыльями, и быстро пошёл на снижение, отдаляясь от него и превращаясь в чуть заметное тёмное пятно.

– Ну вот и хорошо. Ты нашёл кого-то. Пора, – натянув до локтя на левую руку толстую рукавицу из воловьей шкуры и ударив пятками в бока скакуна, юноша ринулся вниз с холма.

Во весь опор, поднимая клубы пыли, он гнал жеребца туда, где Хора уже почти слился с землёй, видимый лишь зорким глазам хозяина. Бартаз рассмотрел жертву. Это был одинокий волк. Поджав хвост, он описывал круги, постоянно озираясь то на птицу, то на её тень, сильно петлял по долине, иногда падал, переворачиваясь, и вновь ускорялся в спасительном беге, стремясь избежать нападения и скрыться в предгорье. Бартаз быстро приближался к ним. Волк был силён и явно намеревался уйти от погони. Хора парил низко над землёй, выгнув вверх кончики крыльев, словно растопырив громадные пальцы. Теперь он уже летел ровно, не поднимаясь ввысь и не снижаясь, держался на одной высоте, выставив вперёд огромные когти. В какой-то миг волк вновь налетел на лощину и кубарем полетел через неё, но вскочить на ноги не успел. Всё это время орёл зорко следил за ним и, заметив падение, точно выбрал момент для атаки, стремительно опустился и тут же вонзил в голову жертве страшное оружие – острые смертоносные когти. Плавно балансируя мощными крыльями, Хора придавливал зверя всем своим весом. Волк яростно пытался вырваться из ужасающего захвата, но огромная птица не давала ему сделать этого. Сильно взрывая землю задними лапами, серый хищник завертелся, чтобы сбросить с себя врага, но довольно быстро обессилел, замер и, судорожно дёрнувшись всем телом, обмяк.

Ощутив неподвижность добычи, Хора собрал крылья, порывисто повёл головой по сторонам, цепким взором отыскивая хозяина, затем крючковатым клювом отщипнул несколько клочков волчьей шерсти, словно убеждаясь в смерти взятого им зверя, и издал тихий, но могучий звук – характерный для него клёкот. Бартаз спрыгнул с коня, подбежал, присел на колено и, выхватив нож, ударил им волка в бок, ближе к сердцу. Птица почти немигающими глазами взглянула на него и, слегка раскрыв крылья, освободила когти, неуклюже, боком перебираясь на подставленную руку.

– Хороший, сильный, самый лучший, – вставая, юноша нежно погладил орла по голове. – Устал мой Хора. Ничего, сейчас я тебя покормлю.

Ощущая тяжесть орлиного тела и его крепкий захват на предплечье, он вновь присел, ловким движением правой руки отсёк от задней лапы волка кусок мяса, нанизал его на остриё ножа и поднёс к клюву верного помощника. Хора взглянул на пищу, несколько раз резкими короткими движениями склонив голову, осмотрел кусок со всех сторон и только после этого отщипнул кровяной комочек и быстро заглотнул его. Накормив птицу, Бартаз усадил её на прикреплённую слева к седлу изогнутую палку, обёрнутую толстой кожей. Затем быстро и умело снял с волка шкуру, разделал тушу на несколько небольших частей и погрузил их в кожаные мешки. Стараясь не тревожить Хору, юноша верхом направился к своему шалашу, что стоял под одиноким деревом у родника. Там он подвязал птицу за ногу тонкой длинной верёвкой, другой конец которой опоясывал ствол дерева, поместил на самый нижний тенистый толстый сук и тут же принёс ей в пригоршне воду. Расседлав коня, стреножил и отпустил его и только после этого сам надолго припал к роднику. Теперь можно было заняться добычей. Бартаз тщательно обмыл водой куски мяса, бережно обернул их в тонкие лоскуты ткани и подвесил на ветви.

Вот уже два года прошло с той поры, как он со своим верным другом орлом стал единственным кормильцем последнего селения родного племени, некогда уведённого его старшим братом – вождём Донгором далеко на восток, в земли, где когда-то обитали тиграхауды. Престарелый наставник давно умер, перед самой кончиной успев подарить ему, своему ученику, маленького орлёнка, названного, по мнению мальчика, довольно странно – Хора. Бартаз, не зная, что означает это слово, расспрашивал сородичей, но никто не смог дать объяснение, и тогда он подумал, что старец попросту не успел договорить имя полностью, но решил не менять кличку, данную птице.

После смерти учителя мальчик, вопреки наказу брата не ходить на охоту без сопровождения, всё же стал отправляться на промысел зверя в одиночку, крепко помня все тонкости его ведения. Очень недовольный упорным непослушанием, старший брат хотел было отнять у Бартаза птицу, дабы пресечь юношеское опасное и, возможно, чреватое последствиями своеволие, но видя, что он возвращается с охоты каждый раз с большой добычей, перестал мешать ему в таком полезном и важном для всех деле, выделив небольшой отряд для скрытной охраны младшего брата.

Шло время, голод всё усиливался, остатки табунов быстро иссякали, а те лошади, что были под сёдлами, обессиливали и становились неспособными нагнать зверя, и тогда вождь Донгор велел отдать Бартазу самого молодого и сильного жеребца, всячески подкармливая этого скакуна всем, чем только было возможно. Вскоре сородичи поняли, что вождь прав в своём решении. Бартаз был удачлив в охоте. Не было случая, чтобы гонцы, направляемые к нему через каждые три дня, возвращались от него с пустыми руками. Он присылал с ними всё, что мог добыть, порой целыми днями не имея во рту ни кусочка еды, но всегда сытно кормя Хора. Все благодарили небеса и юношу за спасительную пищу.

За прошедшие три дня Хора взял уже десятого волка. Помимо этого, им были убиты шесть лис. Такой богатой охоты давно не было. Юноша был очень доволен. Он присел под дерево, задрал голову и долго любовался висящими над ним кусками мяса, радуясь в душе, что в его селении будет опять еда, пусть и не такая и обильная, но всё же постоянная. Погрузившись в добрые мысли, улыбаясь им, стараясь представить, как обрадуются такой добыче женщины, он задремал.

* * *

– Бартаз! Слышишь, Бартаз?! – кто-то тряс его за плечо.

До юноши сквозь сон доносились чьи-то слова, но проснуться он не мог.

– Он опять ничего не ел, – с сожалением прозвучал другой голос.

– Эдак он долго не протянет. Нужно заставить его поесть, пока мы здесь, – вновь послышался голос первого.

– Смотри, столько мяса, а он не притронулся к нему! Вот человек! – восхищённо и уважительно удивлялся второй.

Бартаз, склонившись на бок, спал.

– Ладно, не буди его пока, пусть немного отдохнёт. Намаялся он, видать. Положи его поудобнее. Давай лучше еду ему приготовим да покормим как следует, – предложил первый.

Кто-то осторожно повернул его на спину, аккуратно поправил ему ноги и подложил под голову мягкую шкуру.

– Птицу-то он исправно содержит. Смотри, как она следит за нами. Того и гляди набросится, – второй отошёл и принялся разводить костёр.

– Выгружу корм для его коня и дам немного ему, – произнёс первый.

Звуки вскоре опять куда-то отдалились, растворившись в тишине. Бартаз повернулся на другой бок. Двое воинов, направленных к нему его братом, вождём Донгором, как и было положено им, в строго определённое время, к самому полудню, прибыли с закладными лошадьми. Им следовало забрать всё мясо и к вечеру быть в селении, но то, в каком состоянии они нашли Бартаза, заставило их задержаться. Покидать юношу, не накормив его и, главное, не убедившись, что с ним всё в порядке, они не смели по совести. То, что делал он для всего племени и для них в том числе, было поистине бесценно и невероятно. Никто из сородичей уже не мог представить себе жизни без этого молодого человека и его замечательного питомца. Для каждого из них значение этой удивительной пары было уже настолько велико, что они давно относились к ним как к небесным посланцам-спасителям и воспринимали только свято почитаемым образом и никак иначе.

Один из воинов поджарил на огне пять лисьих рёбрышек. Решив тремя из них накормить Бартаза, они разбудили его. Увидев, что гонцы уже прибыли, юноша слегка смутился. Своим, как ему казалось, неприглядным поведением: не сумел встретить гонцов, так некстати уснув перед их приездом, – он был очень недоволен.

– Ничего, Бартаз, ты просто устал, – уловив в его состоянии смущение, а в поведении неловкость, но радуясь хорошему самочувствию охотника, подбодрил старший. – Тебе нужно поесть. Смотри, что мы приготовили.

– Как там все? Всё ли благополучно? – вскочив на ноги, протирая глаза, спросил юноша.

– Не беспокойся. В селении всё как прежде. Все сородичи очень благодарят тебя. Они просили узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь? – ответил старший.

– Нет, – пожал плечами Бартаз. – У меня всё есть.

Он направился к роднику, ополоснул холодной водой лицо и руки, из пригоршни напился, вернулся и подсел к костру.

– Вижу, на этот раз охота была обильной, – протягивая ему мясо, кивнул в сторону дерева старший воин. Недолго помолчав, он спросил: – Как ты чувствуешь себя? Как твой добрый друг Хора? Здоровы ли вы? Притомились изрядно, наверное?

– Он немного устал, – не имея привычки нахваливать при ком-то своего друга из опасения дурного людского глаза, коротко ответил юноша, покосившись на птицу. Та спокойно сидела на своём месте, зорко оглядывая окрестности.

Второй воин, быстро расправившись с мясной мякотью, с удовольствием посасывал маленькую косточку, слушая их разговор, но не мешал им и посматривал по сторонам. Бартаз поднёс горячее рёбрышко к лицу, долго принюхивался к нему, вдыхая аромат, и лишь после этого стал откусывать дольки мяса, тщательно прожёвывая их, чтобы продлить наслаждение. Заметив, что старший поступает так же, а другому уже нечего есть, он подался к огню, легко выдернул из земли веточку, на которую было нанизано мясо, и протянул воину. Тот, отказываясь от подношения, мотнул головой, но Бартаз не отступился. Взглянув на старшего, воин увидел лёгкий одобрительный кивок и принял угощение, склонив голову в благодарности.

– Кого это занесло сюда? – вдруг произнёс старший, вскочив на ноги и устремив взор в сторону южных гор, что виднелись вдали тёмной линией и тянулись на восток, охватывая долину.

Бартаз и молодой воин так же быстро повскакивали с мест. Поднимая клубы пыли, пока ещё довольно далеко, но явно по направлению к ним продвигалась группа всадников.

– Оттуда могут прийти только чужаки, – прошептал молодой воин, внимательно вглядываясь в появившихся конников.

– Ну-ка, давайте все приготовимся. Бартаз, ты не пойдёшь с нами. Что бы ни случилось, к нам не приближайся. Если нам придётся вступить в схватку, то обязательно и не медля уходи к нашему селению. На этом месте больше не задерживайся, – нахмурив брови, посмотрел в глаза юноши старший и тут же запрыгнул в седло.

Бартаз молча выслушал его, быстро подошёл к дереву и отвязал Хора, но оставил пока на месте и побежал к коню. Второй воин также уже был верхом. Две закладные лошади, изредка похрапывая, по-прежнему стояли в тени дерева с другой его стороны.

Отряд уже скрылся за одним из дальних холмов, что полукругом опоясывали эту местность.

– Встретим их вон там, – указав плёткой на кустарники, видневшиеся на полпути к холму, произнёс старший, стеганул коня и ринулся вперёд, увлекая за собой товарища.

Бартаз подвёл скакуна к дереву, зацепил уздечку за сук и стал спешно снимать с ветвей мясо, укладывая его в кожаные мешки и сразу нагружая ими лошадей. Он уже почти завершил работу, когда услышал отдалённые крики. Оглянувшись, юноша увидел, как сородичи разъехались в разные стороны и неподвижно дожидались приближения чужаков, устрашая их криками и наставив на них заложенные в луки стрелы.

Отряд, состоящий из неполных двух десятков всадников, тут же сбавил ход и вскоре остановился. Бартаз отсюда не мог рассмотреть, кто они такие, но его соплеменники уже поняли, что это вооружённые беглые согдийцы. Недолго постояв, они разделились надвое и, выхватив мечи, ринулись на саков. Мгновенно сразив из луков ближних, тут же заложив ещё по одной стреле и метко выпустив их по врагу, сакские воины, часто оглядываясь, стали уходить от преследователей. Когда те в пылу погони растянулись цепью по долине, саки, помня, что их ослабшие кони не смогут долго бежать в высоком темпе, остановились и развернулись. Они добились чего хотели своим мнимым бегством: враг потерял изначальное преимущество и уже не представлял собой грозную единую силу, и теперь его можно было бить поодиночке. Сразив в короткой сече наскочившего согдийца, старший воин устремился навстречу следующему, но завяз с ним в долгой рубке, поскольку тот был смекалист и ловко уклонялся от ударов, тем самым сумев продержаться до подхода ещё одного воина. Молодой же сак, расправившись подряд с двумя согдийцами, сошёлся с третьим и получил от него сильное ранение в ногу. Истекая кровью, он с трудом продолжал битву, быстро теряя силы и уже явно уступая противнику. Бартаз, нахлёстывая коня, во весь опор помчался на помощь, на скаку снаряжая лук. На половине пути справа из-за ближнего холма неожиданно выскочил небольшой сакский отряд и с гиканьем и жутким воем пронёсся мимо него.

Отделившись от воинов, к Бартазу подлетел десятник, встал на пути, слегка склонил голову и прохрипел:

– Бартаз, занимайся своими делами, таково веление вождя.

Больше ничего не сказав, он вздыбил скакуна, развернул его и исчез в пыли, догоняя воинов. Юноша узнал десятника. Это был Кантар. Растерянно опустив лук, Бартаз долго смотрел вслед, не понимая, откуда взялся отряд, но теперь уже был уверен, что всё вскоре закончится и помощь пришла вовремя. Он направился к роднику, часто поднимаясь в седле и пытаясь издали рассмотреть неподвижно сидящего Хора.

Солнце клонилось к закату. Взобравшись на самую макушку дерева, Бартаз вглядывался вдаль – туда, где шло сражение, но из-за пыли, густо нависавшей над землёй, ничего не мог разобрать. Вскоре почти все звуки, доносившиеся оттуда, утихли, и он увидел продвигающихся в его направлении всадников. Они шли очень медленно, тёмными силуэтами появляясь поодиночке из пыльной завесы, но в сумерках были плохо различимы. Ещё не зная, как завершилось сражение, кто взял верх, Бартаз всё же почувствовал нутром, что эти люди свои, саки.

Он спрыгнул на землю, подбросил охапку хвороста в костёр, зачерпнул в небольшой котелок воды, закрепил над огнём и лишь после этого вновь стал всматриваться в приближающихся людей. Первым шёл десятник Кантар. За ним, отстав на полсотни шагов, какой-то воин вёл за собой четырёх лошадей, на которых поперёк сёдел лежали тела. Чуть сбоку двое воинов гнали лошадей. Ещё пятеро, растянувшись, замыкали шествие.

Подведя своего скакуна ближе к дереву, десятник устало спешился, взглянул на стоявшего в ожидании юношу, но ничего не сказал, а повернулся к подступившему следом воину. Тот сошёл с коня, пару раз низко присел, разминая затёкшие ноги, затем отвязал от седла верёвку и повёл остальных лошадей в сторону родника, где бережно снял с первой тело погибшего воина и уложил его на землю. Подоспевшие воины уже помогали ему, о чём-то тихо переговариваясь.

Опустилась ночь, накрыв долину непроглядной тьмой. Бартаз приблизился к воинам и встал рядом с десятником. В тусклых отблесках пламени в ближнем из лежащих он узнал старшего из гонцов. Подойдя к изголовью, замер. Огненные всполохи, изредка отражаясь в потускневших белках глаз, наполовину прикрытых веками, придавали лицу покойного какой-то жутковатый землистый оттенок, отчего он уже воспринимался совершенно иначе, будто и не был никогда живым. Бартаз, желая избавиться от неприятного ощущения, склонился и прикрыл глаза соплеменнику, едва коснувшись рукой его лица, при этом почувствовал пальцами мёртвую прохладу кожи. Удар, как подумал юноша, нанесли в спину, и поэтому рана не была видна, и лишь тонкая чёрная подсохшая струйка крови, тянувшаяся из уголка сжатых губ, свидетельствовала о её тяжести. Отступив на шаг, он прошёл мимо трёх остальных тел, останавливаясь возле каждого из погибших, и в последнем узнал молодого гонца. Нога его как-то неестественно вывернулась, а на левом бедре кожаные штаны были разорваны ровной линией и сильно измазаны в крови.

Бартаз невольно взглянул в сторону костра и увидел торчащую рядом с ним веточку, на которой так и осталось нанизанным одно лисье рёбрышко. Он прикрыл глаза и судорожно сглотнул подступивший к горлу ком. За прошедшие годы он часто видел кончину сородичей, но сколько ни старался, так и не сумел привыкнуть к утратам. Сейчас, взирая на тело молодого воина, он был поражён до глубины души тем, что смерть выбрала и его. На мгновение перед глазами юноши возник живой облик. Он вспомнил, как угостил этого гонца в последний раз у своего костра. Ему стало очень жаль этого человека.

«Он даже не успел поесть как следует. Теперь он уже не сможет сделать этого никогда. Так быстро его не стало в этом мире. Недолгим оказался его путь под этим вечным небом. Слишком рано он принял смерть и расстался с жизнью. Почему именно он покинул землю? Кому он мог помешать на ней?» – горькая мысль пронеслась у него в голове.

– Обмойте тела погибших воинов. Зуза, Танарис и Фахрид, вы доставите их в селение. Захватите с собой всех отловленных согдийских лошадей. Груз, приготовленный Бартазом, тоже заберите. Его заждались. Поторопитесь. Как только завершите все приготовления, уходите не задерживаясь. Мы остаёмся здесь… Да, вот ещё что. Зуза, ты старший в дороге. Пройди по старому руслу. Не подведи меня, – распорядился десятник.

* * *

Искушённый в военном деле тридцатилетний военачальник Бакриарт, возглавлявший в недалёком прошлом одну из сторожевых сотен в главном городе Согдианы Мараканде, примкнув к восставшим сородичам после прихода македонского царя Александра, уже трижды вступал в сражение с его войсками. Из последнего из них, едва избежав пленения, он успел увести с собой в степь всего половину оставшихся в живых верных воинов. Опасаясь столкновения с саками, он ушёл на восток их земель, ближе к горам, где и остановился со своими людьми на время, чувствуя себя в этом месте более уверенно, так как только здесь мог без особого труда скрыться от любого преследования. Обосновавшись в одной из удобных расщелин у небольшой горной реки, сотник решил во что бы то ни стало собрать вокруг себя те разрозненные группы сородичей, которым удалось спастись от расправы завоевателей, и отсюда попытаться вновь поднять свой народ. Накануне, как обычно, с утра он направил два отряда по полтора десятка воинов вдоль гор на север и в западную, более равнинную местность, дабы они осмотрели окрестности и при возможности поохотились.

Острая нужда в пропитании заставляла почти всех его людей целые дни посвящать поискам дичи. За всё то время, что он находился в этой расщелине, его воинам удалось добыть множество горных баранов, но с недавних пор эти животные, напуганные их появлением, покинули ближнюю сторону гор, отчего охота на них стала занятием изнуряющим и зачастую безрезультатным. На днях закончилось мясо последнего убитого архара. Сегодня же Бакриарт с нетерпением ожидал возвращения своих дальних дозоров в надежде на то, что они будут более удачливы, чем остальные, и появятся с хорошими новостями. Подступали сумерки, но их ещё не было.

* * *

Сегосфен, друг и десятник Бакриарта, прошёл со своим отрядом строго на запад, но никого – ни людей, ни живности – там не обнаружив, повернул на северо-восток. С наступлением ночи, оказавшись в совершенно незнакомой долине, он осторожно продвигался среди холмов, ничего уже не видя и прислушиваясь к царящей всюду тишине. Вдруг он уловил какие-то непонятные звуки и остановил коня, велев всем замереть. Вскоре стал уже отчётливо слышен гулкий отдалённый стук копыт. Чьи-то конники находились на его пути.

«Может, это десятник Манфис со своими людьми продвигается в поисках добычи? Хорошо, если бы это был он. Вместе легче коротать ночи в таком опасном месте», – подумал он, вспомнив, что одновременно с ним его товарищ с отрядом ушёл вверх по предгорью.

Всё же не очень веря в такое и понимая, что Манфис не мог оказаться здесь, он насторожился.

– Эй, вы двое, ко мне, – Сегосфен негромко подозвал ближних воинов. – Ну-ка, пешим ходом разузнайте, кто там идёт. Только тихо. Не попадитесь им на глаза. Они недалеко.

Воины ловко спрыгнули с коней и тут же исчезли в темноте. Время стало тянуться как никогда медленно и томительно. Не сходя на землю, все с тревогой ожидали возвращения лазутчиков. Вскоре они появились и, отдышавшись, сообщили, что несколько саков ведут на запад гружёных и порожних, но осёдланных лошадей.