Теория адекватности. Поиск оснований. Часть I

Ограниченность миров и итоговые рассуждения без ответа

Конечно же, реальный мир не представлен в виде предмета – это всегда только акт мышления, это всегда только понятие, понятие, мыслимое в качестве акта, или – это особая «конструкция мышления». Мир не может быть предоставлен в виде факта, и, возможно, в этой невозможности его опредметчивания заключается свобода мышления о мире, всегда творения чего-то неопределенного? То есть свобода «Я» и заключена в свободном акте творения любого мира, а после его – интерпретации, перерассказывания, воздействия через такой мир на включение, подключение других к такому миру.

И любой конструируемый мир позволяет как-то «определять» существующее включение, но никакой «мир» не может игнорировать «включение».

Возможно, действительно-происходящее – это «вещь в себе», которую невозможно игнорировать, но общение с этим наше «Я» может осуществлять только через некую «систему миров», которая и является свободной системой конструирования и актом нашего творения целостности.

Возможно, «миры» могут существовать в качестве текста, рассказа, традиции, образов, воспоминаний,… и действительного присутствия… И это что угодно, но это ни в коем случае не примитивная ложь. Ложь – это не только то, что нельзя проверить эмпирически, тут сложные отношения с эмпирическим. Разве мои воспоминания еще существуют (происходят)? Они существуют, но как воспоминания, то есть с точки зрения эмпирической данности (науки) – это ложь (отсутствие), а с точки зрения моих состояний они наличествуют. И так со всем, с любым, что существует «в том мире», с государством, с человеком вообще, с человечеством, с игрой… Они там «есть»! И Киты, которые поддерживают землю, и крокодилы-тотемы, и всякие ночные страхи… И все там живет, в том мире, но это истина или…? А что тогда ИСТИНА? Или можно говорить только о научной истине, а все остальное – это нечто иное, не ложь и не истина¹⁰, возможно, неправильные высказывания? Но как такие высказывания сделать истинными, возможно, нужно их каким-то образом переработать?¹¹ Но всем известен итог таких переработок¹², при этом сведение такого к «относительности» – это тоже очередное слабое решение.

Метамышление: бесполезность и наличность

Возможно, метамышление – это не эзотерическое мышление, не противоречивое, не примитивное, не…, оно тоже непротиворечиво в своем разворачивании. Оно не выдумывает надуманные сущности, тонкие материи или энергии, которые воздействуют на очередную природу, вызывая при этом изменения в экспериментах, что противоречит закону сохранения энергии. Такое мышление не сочиняет излишних существ, которые стоят за сознанием, и таким образом двигают телом человека.

И все примитивные представления о метамышлении – это слабые мысли обывателей. А далее такое примитивное мышление впадает в научный примитивизм, сущностью которого является определизм определений¹³, классифицизм классификаций, аналитизм аналитизма, в итоге все разлагается на части, затем на части частей, а затем бисер, а после бисер Гессе. В итоге – вырождение и деструкция мышления. А истинность такого сводится к конвенционализму…, забывая в итоге об изначальных призывах к доказательности, непротиворечивости, экспериментализму, обоснованности, и об основательности всех тезисов, положений, постулатов оснований. Потому что в итоге, при поиске «оснований всего», окажется, что основания лежат «там», и являются таковыми, что определить их невозможно.

И метаконструкт не совсем схематичен, не совсем рационален, не совсем абстрактен и ни в коем случае не абсурден. Он дружит с фактами, но по-своему. Он опирается на традицию многовековых поисков ответов в границах свободного мышления. Его приложение – это явленный разум, и только там находится его поле поисков и экспериментов.

И чем метафизические конструкции отличаются от научного выделенного мышления? Если по форме ничем, то что тогда, но так ли это? Или, возможно, действительное выделенное мышление не собирается становиться «последним учением о мире», а занимается только конкретной выделенной областью? И в таком смысле выделенное мышление достигает успехов, находясь в границах постоянного взаимодействия с конкретным обозначенным происходящим. И такое происходящее постоянно подтверждает или опровергает какие-то выводы о нем, а метафизические конструкции не пытаются двигаться по такому пути (это решение Канта).

Конечно же, на изучение ранее произведенных конструкций, их особенностей, частей можно потратить все отведенное время. Можно даже предложить другие конструкции, но в итоге окажется, что снова туман… Возможно, Кант считал, что прояснения проблемы – это понимание того, что все метафизические поиски – это бесполезность, так как у активности нет никаких инструментов для того, чтобы схватить и понять «вещь в себе». Но при этом, как, предположительно, считал Кант, желание понять целостность или сами метастремления – это извечная черта самой активности. И тут, конечно же, может быть мысль о том, что метафизика в качестве позитивной конструкции – бесполезна…

И всегда можно отрицать необходимость глобальных объяснительных состояний, но без этих «состояний определения себя во всем» – наше присутствие становится обесцвеченным и тусклым, но это не означает, что объяснительные состояния – это только иллюзия, и все, возможно, сложнее. Критический разум Канта – это только схематизм разума, интересный, красочный изыск, но это только «мысль о том», а что на самом деле? И, возможно, за всем этим существует еще что-то, что-то загадочное, что может оказаться ни первым, ни вторым, и даже не бесконечными атрибутами субстанции Спинозы, а чем-то совершенно иным.

И стоит помнить, что все может быть инструментом для чего-то, все… и слово, и народы, и финансовая система, теория войны, план операции, мое тело…, и метафизика в том числе. Но каждое из этого становится инструментом по-разному и для разного. И всегда можно отрицать полезность метафизики в качестве физики или в качестве способа производить предметы быта, но в таком смысле, конечно же, метафизика бесполезна…

2.1. Невозможность обнаружить основания в присутствующем (сущем). Бесполезность науки в вопросах поиска оснований

Человек размышляет о различных «взаимоотношениях, зависимостях и связях», он обдумывает «нюансы таких зависимостей и связей», на основании таких осмыслений могут предполагаться новые выводы, и решения после, а в последующем – еще что-то в виде чего угодно, например актов, практики. Но не часто возникает вопрос о том, почему наличествует возможность думать обо всем этом, о чем можно думать¹⁴. И чем является «тотальное все это», а это: и условия, и возможности, и основания, и… «звездное небо». И это не только все это представленное бытие, тут все несколько сложнее.

И можно как те, кто занят сущим или наукой, сказать, что хватит, установлено, что все эти связи просто «есть», и тут важно обдумывание только того, какие они есть, как они есть, что они есть и что из этого, и далее…

Но почему присутствуют «именно эти», а не другие, и то, что за этим всем можно предполагать, «основание всего этого»? И почему такое основание может предполагаться в качестве трансцеденции, в качестве запредельности, какого-то «там»?

Но все такое «мышление» для ученого – это нечто пустое…, потому что «обращение к таким поискам» – не приводит в итоге ни к чему, и на месте таких размышлений возникает только негативная метафизика Плотина или схоластика, а после пустые метафизические системы. И тут Кант очередной раз обрушит здание такой метафизики и объяснит, что тот, «кто тут», не обладает инструментарием для того, чтобы его «конкретная система» могла воспроизвести неопределимое «не то».

Да, но тот, «кто тут», не «только тут», и он, возможно, загадочным образом «связан с тем», то есть он и «сущность, но и существование» (Жильсон). Но в любом случае, его включенность в присутствующее не позволяет ему «оторваться от этого тут». Хотя по поводу этого тоже могут быть возражения…, тут и сны, и, возможно, что-то другое¹⁵, устная традиция, а за ней и «акты отключения-медитации»… И опыт таких актов наличествует, и сам процесс жизни, как указывали экзистенциалисты, как это ни странно звучит, но это именно «такой акт, предаваемый забвению». И единственно, что «открытие акта»¹⁶ – может быть объявлено недействительным, безумным, отрицательным, ненаучным, запретным… А после, для окончательного забвения бытия, нужно будет непробужденного окунуть в текучее, в какое-то времяпровождение… Что позволит в итоге устранить его ВИ…

Но «это тут», для того, кто есть двойственность (тройственность, неадекватность, неустановленность), всегда присутствует в виде очередной «вещи в себе». И поэтому понять «это тут» без приходящего оттуда он никак не может, и такое особым образом вскрыл Платон, а после и другие…

И из такой слабости и невозможности явленным образом понять, «что же это?», – возникает ощущение бесполезности сильного мышления, то есть:

– С одной стороны, непознаваемая «вещь в себе» или вечное неизменяемое становление, которое невозможно остановить, услышать без мысли, то есть нечто противоположное духу…, которое для духа непознаваемо в обычном значении.

– Познаваемая только через связи, которые «взяты оттуда», «привносятся оттуда», и работа с этими связями – это и есть «наука о сущности», которая тоже никогда не предполагает непосредственного общения с сущностью, с тем, «что есть».

– А с третьей стороны, присутствует «нечто то», «загадочное то», откуда родом этот присутствующий конкретный акт, но знание об этом не может быть таким же, как «наука о сущем». Поэтому всякая негативная¹⁷ метафизика, пытающаяся копировать «науку о сущем» – это ничто, негатив…

И проблема любой науки – это «положение» исследователя, который не может остановить себя и стать «вещью в себе», он наблюдает присутствующее на остановке, но это присутствующее постоянно отсутствует на остановке в момент наблюдения, а вместо него предоставлены только связи (тени), которые тоже не даны как вещь…, как и сам исследователь. Он дан себе, как и остальное, только в качестве явления (только отражение или тень), и остальное для него – это тоже только явленное (апперцепция или блики на стене)… И «надевание» «на вещь в себе» различных присущих тому «кто-есть для себя как-явление»¹⁸ (что описал Кант) – это только то, что остается в итоге, только «какое-то вот это»…

В итоге разложения этого всего – могут воспроизводиться выводы, что все «разговоры про то или не то» – это иллюзии, глупости… И в том, кто присутствует в качестве существования, тоже может отрицаться всякое «оттуда»¹⁹, то есть его двойственность (странность) может признаваться в качестве иллюзии сознания. При этом «то, что тут» можно запретить²⁰ воспринимать как «вещь в себе» и предполагать, что у активного «есть» возможность напрямую взаимодействовать с этим²¹… И такое положение вещей как бы доказывает, что разные «предметы» – это «уже не вещь в себе», а «вещная структура», сверхданность, для которой человек с его существованием – это иллюзия, очередная вещь, но наделенная «знанием о том, что она есть» = со-знанием. И осталось только выяснить, что есть вот это «знание о себе»²², и тогда все станет понятно. И в таком сверхсвязанном мире нет никаких особых «тут» и «там», или «великого не то», из которого происходит черпание всего этого понятого затем в качестве известного.

Но и эта «вещь в себе», данная как явление, может быть воспринята как иллюзия, туман, сон, недействительное… Так как у подключенного всегда присутствует возможность отключиться от этого всего, а точнее, он все равно будет отключен. И в итоге «практики отключения» разное может быть воспринято как иллюзия, и само отключение, и подключение, и…

Предположение позитивных оснований

Как происходит обнаружение отсутствия оснований? Допустим, человек (математик, психолог, физик, обыватель, политик) думает о всевозможных взаимоотношениях, зависимостях и связях, он обдумывает, он живет в этом, он пытается разрешить это, происходящее с ним… Но он почему-то не задумывается над тем, а почему эти связи есть, почему есть это все, происходящее с ним и без него, и почему присутствует и возможность о них думать, и возможность этого наличия для мысли. То есть почему существует эта тотальность, позволяющая все это мыслить? Или некие основания всего, какое-то нечто, на что опирается все происходящее, нечто, от чего все это отталкивается, нечто, от чего можно начинать разговор, нечто, из-за которого происходящее присутствие приобретает адекватность… И это не какое-то «мышление» (Декарта) – это что-то посильнее, нежели очередное мышление, но что это? Абсурд Кьеркегора?

Обнаружение «отсутствия оснований» может привести к утверждению того, что основания – это первоначала, слово «быть»²³, «чистая математика»²⁴, «идеальная симметрия всего»²⁵, но насколько такое может быть началом? Возможно, «отсутствие оснований» требует изобретения априорностей, особых начал, того, с чего можно все начинать. И как тут не вспомнить о таком у Декарта, Локка, Спинозы, Юма, Канта… У Декарта «мышление – первое основание», то есть среди всего, что «проскакивает», только это «мышление-бытие» можно определить как нечто понятное, присутствующее, основание…

И можно предположить, что основания физики – это метафизика, так же как и математика – это тоже мета…, но чем такие «мета» отличаются от размышлений Ямвлиха «о богах» и другого подобного? И вера позитивистов, верующих в «метаточку до некоего метавзрыва» – это тоже утверждение первого основания, и это тоже сплошная негативная метафизика. И все такое очень схоже, но где-то должен быть критерий различия. Такие слабые критерии должны быть, а точнее, в качестве такого будут утверждаться некие верификации, соответствие опыту, непротиворечивость, преобразования.

И везде в таких положительных утверждениях будет присутствовать определенный схематизм, абстракционизм оттуда…(откуда родом математика), который может предлагаться как фактор какого-то развития…

Абстрактное «развитие» в качестве основания

Допустим, словом, которое может предполагаться в качестве позитивного основания – может быть понятие «развитие». «Развитие» в позитивном языке рационалистов предполагает «того, кто будет развиваться», и можно осубъекчивать что угодно и говорить, что мир, вселенная, природа, человек, общество, динозавры… развиваются… И тут могут быть выявлены различные факторы определенного развития, например: некие трудности, стремления, борьба за выживание, и…²⁶

Согласимся с позитивной верой в то, что позитивное человечество развивается, но куда и зачем? При этом, возможно, в каком-то смысле все же некие условные общества времен раннего варварства отличаются от сегодняшних, и это обязательно доказывает, что особое развитие (движение, происходящее) – все же есть. И вот если выявить всеобщие закономерности²⁷, позитивные схемы происходящего, то безумие исчезнет, и все можно будет объяснить, и все происходящее тогда можно будет свести к этому, как к некому абсолютному знаменателю: к биологизму, выживанию сильнейшего, естественному отбору, или диалектическому противоречию, или…?

И тут опять вопрос: а вот такой выделенный абстрактный теоретический человек – он развивается? Известен тезис о том, что «нет ничего неизменнее человеческой натуры»²⁸, но при этом оказывается, что существует развитие конкретного общества? Итак, абстрактный человек развивается или нет? А общественные, биологические, исторические теории развития Локка, Гоббса…, Маркса, Дарвина, Дюркгейма, Тойнби, Ясперса, Шпенглера… – это только какие-то голые построения? И что на самом деле является действительным фактором и причиной развития всех этих абстракций?

Позитивная свобода

Словом, которое может являться позитивным основанием и фактором «веры в развитие», может стать слово «свобода», какое-то либерти, либерализм, или свобода – это фактор развития, это особая «свобода как…».

Итак, «развитие» происходит потому, что существует «свобода как…» (стремление к свободе), и «свобода как…» является стремлением-целью, или негативной конкретностью, или тем, к чему рифмуется «развитие».

А все, что не стремится к «свободе как…» – это тотальное зло, и все, что мешает свободе или «развитию» – это нечто тотально отрицательное.

В итоге «мысль о свободе», об освобождении, преодолении пут эксплуатации, закрепощения человека, революции после, может стать чем-то значительным, чем-то запредельным.

И стремление к конкретной свободе может обрастать разным, может становиться началом чего-то значительного… И «такая свобода» может стать основанием чего-то происходящего…

Проблема включенности

Возможно, после очередного «акта исключения»²⁹[29] нужно говорить об обратном, или о «включении».

Условно можно выделять разное, и можно выделить и другое что-то, назовем это словом «включенность». Такая включенность присутствует вместе с мышлением, она присутствует в качестве мышления, за мышлением, после мышления, до мышления, то есть до любого акта мышления…

Предположим, что вместе с актами мышления все же присутствует нечто, что нельзя описать через «систему миров», и для такого можно предложить представление о «включении».

Что такое «включенность»? Чем является такая «включенность»? Это нечто бессознательное? Является ли «включение» «вещью в себе»? Можно ли его понять непосредственно без «конструирования системы миров»?

Структура включения, загадочная структура включения, например феноменология Гуссерля, именно об этом, о том, как присутствует это включение, присутствие, нечто сложно определимое, но определенно наличествующее.

Из чего присутствует это присутствие, что в нем есть, какие части, куда оно происходит, как оно происходит, что в нем присутствует всеобщего, что в нем есть определимого, а что неопределимого…?

Присутствующий замечает свою включенность, свои всеобщие пласты такого присутствия, различные оттенки, характеристики и свойства, различные нюансы включения, различные форматы присутствия, всю совокупную множественность происходящего включения и отдельные ее части… И такое можно замечать, понимать, объяснять, определять, раскрывать ее содержание. Но чем является это присутствие в своем последнем определении?

Существует мысль, что мы существуем отдельно от реальности, и о том, что мир, который окружает³⁰ нас, – это что-то внешнее, а мы – индивидуальность вне этого мира, то есть какая-то автономная замкнутая единица. Но что на самом деле? Что?

Существует мнение, что мы обладаем автономным сознанием, но, как известно, те, кто оставлен в одиночестве на каких-то островах, через время сходят с ума³¹, потому что наше сознание не является замкнутым, наш интеллект существует только как часть другого Сознания, коллективного сознания, бессознательного, какого-то запредельного тут… Но как это можно понять, какие нужно провести эксперименты, чтобы разобрать такое?

Странное допущение, что сознание – это автономный объект! Вещь! Которая существует изолированно, невключенно в присутствующее. А может ли быть, что сознания в качестве автономии – нет, а существует только разлитая присутствующая включенность?

Человек – это индивидуальность, которая существует, как ему хочется и можется? Но разве человек не включен в происходящее? А эта включенность не предполагает отсутствия возможности быть этой индивидуальностью в формате отрицания включения? То есть индивидуальность – это поза, впечатление, аргумент, краткое состояние ума, а с другой стороны, всегда присутствует включенность. И это включенность не только сюда, в это онтопроисходящее, но и туда, откуда родом мышление (дух в качестве связи).

И те, кто хотят освободиться из этого тут, исчезают «физически», противореча «тому, что тут». Но, с другой стороны, отрицая свою включенность «туда, откуда родом дух», где оно возникает и где пребывает, такой индивидуалист сходит с ума, он трогается после (как бы) отключения, превращается в странное существо, а затем тоже погибает и для «тут». При этом ни то, ни другое отключение не происходит на самом деле после желания отключиться, оно все равно продолжает присутствовать…

Итак, индивидуальность в качестве «акта мысли» или в виде «состояния ума» – это присутствие для ума, но это не более чем такой «акт мысли». А с другой стороны, присутствует тотальное включение в происходящее, и «присутствие в тут» коррелируется с той свободой, которая предоставлена «включением в туда», и наоборот – это работает так же. Но а где же тут «индивидуальность», индивидуальность как цель? А может быть, цель – это то, что присутствие – это акт мысли, который присутствует, несмотря ни на что? Но, одновременно, присутствие – это всегда включенность.

Возможно, включенные являются не просто частью этого мира – они и есть такой мир, и не только «этот» мир, но и «тот» мир тоже³², а вместе с этим и другие миры³³. Такое сложно осознать, а также и осознать, как такое положение вещей может быть. И, предположительно, присутствует возможность организовать сумму интеллектуальных экспериментов, для того чтобы «понять» такое как-то по-разному. Но «эксперименты» не доказывают ничего, а только «показывают» тому, кто их проводит, что такое присутствует, но не в качестве вещи, а в качестве мысли… (Гуссерль). И такое – это не просто, например, то, что мы существуем именно в данное историческое время в историческом контексте. Данный исторический контекст – это очередная мысль. Необходимо представить себе всю целостность присутствующего только «мира» и увидеть себя только в качестве «ничто в этом ничто», и таким же «нечто в таком бесконечном что». В качестве того, что уже произошло, уже исчезло, не возникло, не было и было всегда… В таком контексте необходимо вспомнить о «вечном повторении», о том, что то, что «сбылось еще сбывается», но и «сбылось в этом уже сбывающемся». И всегда необходимо удерживать мысль о том, что даже когда мы что-то «видим как понятое», за ним или в нем – всегда присутствует «все остальное» какое-то «тотальное непонятное».

– Можно упрощать «включение», например, сводить его к грамматической структуре или еще чему-нибудь, к духу, но все это упрощения. Возможно, включение – это целостный вход, и завершается ли он вместе с конкретным включением? И поддается ли он вещественному анализу? И такое «включение» можно, например, доктринировать или теоретизировать, но все это такое – производит в итоге только мертвую схему.

– Можно предположить, что каким-то образом можно выделить определенные уникальные, но и обязательно универсальные свойства любого включения.

– Можно предположить, что существует абстрактное включение, и такое включение – это точка входа в реальность для любого активного. Точка встречи чего-то активного и чего-то, куда это активное включается.

– Можно предположить, что мысли о включении или точке входа в-сюда – это, так сказать, бесполезная абстракция, но и такие мысли могут быть.

Каждое включение обладает «определенной уникальностью». И каждое конкретное включение обладает «конкретным характером». И, возможно, такой «характер» – это сумма различных «уникальных» свойств включения. И такое нельзя понять «рационально» через разложение, причем разложением на что? И такое частное воспринимаемое «свойство присутствия» достаточно ограниченно можно описать с помощью слова «квали». Но и к такому слову выдвигается множество вопросов, так как это тоже определенный примитив, упрощение, которое непреодолимо не вскрывает «то, что происходит».

«Запах» включения – это различное понятное только включенному, это могут быть, условные свойства, например: особенности языка, традиции, свойства самого включения, его исторические качества, понятные только включенному. И, предположительно, существуют те, кто тонко чувствует «свойства», их оттенки и умеет их определенным образом описывать³⁴ – это писатели, поэты, художники. И эти «странные свойства включения» для каждого включенного обладают спецификой, но можно предположить существование «общих свойств», понятных тем, кто включен именно в эту конкретность. И художественный роман XIX века, повествующий, об античных греках, передает не ощущения греков, а особые состояния автора XIX века.

Возможно, что те, кто терял или менял включение, частично исключал себя, а затем возвращался во что-то – явно чувствовали разницу состояний до и после. А также резко чувствовали присутствие определенного «запаха», но, правда, через время после привыкания чувствование исчезает. Такое также можно понять как точку входа, а включение – как конкретный исторический мир, или включение в особый культурный мир, или включение в, так сказать, конкретную политическую реальность и другое. В итоге можно придумать классификацию включений, от самой бытовой включенности до каких-то сложных форм, которые связаны и с субъектией, или, возможно, с чем-то более значительным.

Но проблема в том, что нет никакого абстрактного включения, всегда существует только конкретное включение для конкретно-включенного. Невозможность изъять некоторые характеристики, которые позволяют выделить какую-то абстрактность, то есть условные время-сейчас, пространство-сейчас и другие-сейчас – они всегда конкретны для каждого активного.

Всегда возникает вопрос о жесткости включения – или включение не является жестким, и на дню можно по многу раз переключаться? Включение всегда происходит в какую-то субъективизацию. И такой субъективизацией может быть что угодно. Включение – это всегда процесс, это всегда дорога, всегда путешествие. Включение – это всегда цель. Включение – это всегда желание получить понятный результат. Включение – это всегда почему, зачем, и все остальное…

Тело наше, и от него нельзя уйти, уйти от его боли, от происходящего сейчас с ним, но другие – это то, что вокруг – это все другое не мое? Но могу ли я вырваться из того, что происходит вокруг? Моя самость – это не только мое тело – это также и то, где я присутствую. Это, так сказать, «историческое время», которое не есть абстракция – это жесткая данность моего включения. Точка моего присутствия тут и сейчас. Отрицание этого возможно, но от такого включение не изменяется.

Можно сколько угодно отрицать включение, но оно «есть»³⁵. Пребывая во включении, человек задумывается, а что ему делать с происходящим, как ему быть в происходящем, как ему смириться с происходящим? Он не может его изменить в тотальном смысле. Он устает от происходящего. Происходящее не предполагает разрешения… Происходящее несправедливо, оно не приносит счастья. Жизнь приносит страдание… Жизнь – это страдание. Идущие за тобой тоже будут страдать. И почему-то присутствующее устроено именно так, что оно несправедливо с точки зрения однородности, неизменности, идеальности. Все это присутствующее – оно неодинаково, неидеально… Все люди разные, у них все разное, они по-разному расположены в этом мире. Во всем присутствует эксплуатация, болезни, старость…

И сам особый способ включения может быть понят по-разному, и, например, различные такие «способы включения» очень конкретно показаны в «Маленьком принце». Кто-то беспробудно пьет, не желая замечать бесполезное включение. Кто-то каким-то образом мается, кто-то в каком-то полузабытьи, кто-то давно тронулся, но продолжает имитировать адекватность, отвечая на вопросы «правильно». А кто-то не желает даже замечать какие-то намеки на присутствующее включение, и крутит свою планету в автоматическом состоянии, считая, что это его «кручение» – нечто очень важное, и такое важное (но никому не нужное) – обязательно позволяет находиться в здравости, но…

Как вырваться из всего этого? А нужно ли? Можно ли ожидать какого-то разрешения этой бесперспективной ситуации включения? Как избавиться от этого присутствующего неадекватного? Или, возможно, его можно изменить каким-то сильным образом так, чтобы это не было тем, чем оно является на самом деле? А если изменить себя (всех), свое состояние, то тогда и присутствующее станет совершенно другим?

И тут, возможно, нужна «сильная мысль о спасении от такого». Возможно, нужен спаситель, сильное учение о спасении, сам путь к спасению, способ спасения? Но от чего в итоге нужно спасаться? От включенности? Но в итоге тот же Экзюпери не дает «положительного» ответа…