Геннадий Сорокин

стрельбу, бери правее, меня случайно не зацепи. Он неспешно, осматриваясь по сторонам, пошел на другую сторону поляны. Рация осталась у меня, но мне было не до эфира. Я снял ветровку, скинул рядом с собой кобуру, пистолет затолкал за пояс джинсов. «Ну что же, начнем! – отчаянно и решительно по-думал я. – Действие первое: защищаем голову раненого от грязи». Я сдернул с себя рубашку, приподнял голову Меркушина, подсунул под нее колено. Краем рубахи очистил, как мог, голову раненого от грязи. Орудуя двумя руками, я обмотал голову Меркушина рубахой, рукава завязал ему под подбородком. Получился уродливый чепец, защищающий голову Лени со всех сторон. «Отлично! Работа – блеск! – мысленно похвалил я себя. – Теперь как нам выбираться отсюда? Носилок нет, куска брезента нет, как нести раненого –

возрасте совершенно излишне. Молодую ветреную студенточку в пятидесятилетнем мужчине может заинтересовать или его кошелек,

чем: в один «прекрасный» день я говорю: «Андрей Николаевич, давайте взорвем автомобиль

замуж пойду». Первым пришел Олег, а через неделю Виктор. Я объявила им свое решение, и Олег перешел жить к нам. Сразу тебе объясню: Виктор не стал скандалить, сплетни распускать или в драку лезть. Он принял мое решение, пожелал

собираюсь. Кто его знает, как у меня в дальнейшем с Маринкой сложится? Одно понятно, если ее отец получит судимость, то наш брак станет невозможным. Вернее, я смогу на ней жениться, но из милиции меня тут же уволят». Ночью мне снилась Наталья. Мы с ней уединились в ее спальне, она скинула с себя одежду, распустила косу. Неожиданно

Собачку звали Тотоша. Она была такая маленькая, что ее не боялись даже голуби. Когда Тотоша, забавно гавкая, подбегала к сизарям, те делали вид, что не замечают ее. Но стоило Тотоше потерять бдительность и приблизиться к птицам вплотную, как голуби набрасывались на нее всей стаей и клевали собачонку до тех пор, пока она с жалобным визгом не убегала под защиту хозяйки. Тотоша была девочкой, то есть собачкой женского рода. Назвать такую кроху «сукой» или даже «сучкой» язык не поворачивался. Почему хозяйка Тотоши дала собачке мужское имя, я не знаю. Голуби в нашем дворе боялись хозяйки Тотоши, старухи Милены. При ее приближении они, как по команде, срывались с места и разлетались кто куда. – Андрей, – нашептывала мне пенсионерка Маркелова с первого этажа, – правду тебе говорю: у Милены черное сердце, вот голуби и боятся ее. – Не слушай ты эту старую перечницу! – опровергал Маркелову дядя Вася, крепко пьющий мужик, мой сосед по этажу. – Слышал я от одного знающего человека, что голуби чуют того, кто хоть раз в жизни ел голубиное мясо. Старуха Милена в войну под немцами была, голодала, вот голуби и боятся ее. Ты, Андрей, попробуй поймай голубя, съешь его, и тебя сизари начнут бояться. – Спасибо, дядя Вася! – со смехом отвечал я. – У меня зарплаты на нормальную еду хватает. Старуха Милена жила на первом этаже нашего общежития. Меня она старалась не замечать и здоровалась, только если мы сталкивались на входе или в коридоре общежития. Одевалась Милена непритязательно: длинная однотонная юбка,

полковник. – Никто про зарплату не спрашивает, а он на весь город вылез!»